Пограничник. Том 5: Охота на "Черный аист"

Глава 24

— Встать, — сурово бросил я Душману и кивнул автоматом.

Лицо духа вытянулось. В глазах читалась смесь недоумения и страха.

Потом он что-то залепетал на Пушту.

— Он говорит, — тут же перевел Ефим Маслов, — что не может встать из-за раны в ноге.

— Ну что ж, — сказал я хмуро, — тогда передайте ему, товарищ лейтенант, что если он не поднимется на ноги, то придется застрелить его прямо тут, у этого камня. А если уж встанет, у него будет время еще чуть-чуть прожить.

Маслов глянул на меня как-то недовольно.

Идея с казнью пленного не понравилась никому. Ведь о нашей небольшой хитрости знали только я, особист и капитан Наливкин.

Глушко, после перепалки капитанов даже поспешил к Наливкину, стал спрашивать его, всерьез ли капитан собирается убить душмана. Капитан не подвел. Придерживаясь плана, он убедительно сообщил Глушко, что именно такой приказ он и отдал.

Глушко спорить не стал. Только наградил меня, человека, назначенного палачом пленного, холодным взглядом.

Ефим все же заговорил с пленником. Тем не менее глаза душмана заблестели от страха уже давно. Он стал умоляюще глядеть на нас, лепетать что-то указывая на раненую ногу.

— Говорит, что не может подняться, — пожал плечами Ефим, а потом поджал губы, снова зыркнул на меня.

— Ну что ж, тогда, товарищи лейтенанты, я прошу вас отойти и отвернуться. А то вымажетесь еще.

Братья-лейтенанты переглянулись и молча попятились. Стали смотреть один куда-то вверх, другой в сторону.

Я нацелил автомат пленнику в голову. Тот стиснул зубы так, что скрипнуло. Жалобно приподнял темные, густые брови. Когда я щелкнул предохранителем, он вздрогнул. Принялся глубоко дышать от страха. Кажется, паника стискивала пленному горло.

Я молча упер приклад АК в плечо, сделал вид, что приготовился стрелять. А потом душман все же не выдержал: он задрал руки, взмолился на Пушту.

— Он говорит, что попытается встать, — повременив несколько мгновений, перевел Ефим.

Я опустил ствол чуть-чуть вниз. Снова кивнул автоматом, поднимайся, мол.

Дух медленно поджал под себя здоровую ногу. Оперишься о невысокий валун, у которого сидел, принялся с трудом подниматься, держа раненую ногу в вытянутом положении.

Как ни странно, встал он с большей легкостью, чем ожидалось. Покачиваясь на непослушных ногах, выпрямился.

— Ну теперь двигай, — я кивнул автоматом влево.

Пленный, прихрамывая, направился, куда ему было приказано. Я с Шариповым пошли следом. Остальные каскадовцы проводили нас осуждающими взглядами.

Да уж. Война началась только недавно. Пока еще советские солдаты вели себя благородно. По-рыцарски, стараясь обходиться с пленными по совести. Однако очень скоро Афган заставит солдат и офицеров пересмотреть свои принципы. Духи никогда не щадили наших воинов. В будущем, советские солдаты станут отплачивать им той же монетой.

Прежде чем мы зашли за невысокое деревце, растущие у скалы, чтобы скрыться от посторонних глаз, я почувствовал на себе чужой взгляд. Обернулся. Это смотрел Наливкин. Капитан едва заметно кивнул мне и скрестил руки на груди.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом он отвернулся и принялся раздавать своему личному составу приказы.

Когда мы скрылись за деревом, подвели душмана лицом к скале. Он обернулся глянул на нас. Дух, кажется, пребывал в настоящем ужасе. Видимо, он действительно верил, что сейчас мы его пристрелим. Это хорошо.

— Руки за голову, — скомандовал я, прилаживая автомат к плечу.

В этот раз «душман» от страха даже забыл сделать вид, что не понимает русского языка. Он просто подчинился приказу и отвернулся.

— Ну все, — сказал с некоторой издевкой я, — последнее слово имеется?

Я действительно взял его на мушку и прицелился в затылок.

Казалось, время потянулось необычайно медленно. Все звуки вокруг: шум ветра, гулявшего в скалах, крик хищной птицы, кружившей где-то в небе над нами, приглушенные разговоры каскадовцев — все это потеряло резкость. Стало приглушенным, доносившимся будто из-под воды.

— Нет, стойте, — вдруг выдохнул душман. Его голос дрожал, — прошу, не убивайте…

Он обернулся, глянул на меня перепуганным взглядом.

— Оба-на, — ухмыльнулся особист, — а ты у нас, значит, по-русски шпаришь.

— Я… Я специальный агент Саид Абади. ISI, пакистанская разведка. Нахожусь тут, выполняя важную миссию. Я…

Вот значит как… Пакистанская разведка. Ну что ж. Этого следовало ожидать. Где «Аисты», там и их хозяева. Сомнений не было. Эти сукины дети охотятся за Искандаровым. Хотят получить советского разведчика себе в руки.

Шарипов нахмурился. Глянул на меня, но тут же сориентировался и сделал холодное, безразличное лицо.

«Внезапный» шпион говорил довольно чисто, с едва уловимым акцентом.

— Я… У меня есть ценные сведения. Я готов поделиться ими в обмен на жизнь.

— Поздновато для ценных сведений, — проговорил Шарипов, придерживаясь нашего плана, — уж извиняй, но деваться тебя некуда. Очень уж мы торопимся. А ты, тем более раненный, нам как собаке пятая нога. Сержант Селихов, исполняйте приказ.

— Есть, — сказал я.

— Стойте! Н-ненадо! — Вскрикнул шпион чуть не петухом, — не убивайте! Вы… Вы ведь ищете пропавшего советского разведчика? Ведь так? Его?

— Закрой рот. Помри как мужчина, — безразличным и монотонным голосом проговорил Шарипов.

— Я знаю… Знаю, где он находится! — Поторопился ответить Абади, — мы работаем совместно с «Чохатлором». Ищем вашего шпиона уже давно. Пытались получить его в свои руки с того самого момента, когда он оказался захваченным одним из сыновей Захид-Хана Юсуфзы. Рустам Искандаров владеет сведениями о сети местных информаторов, которая была выстроена им в Кабуле еще до войны. Нам нужны эти сведения. Но… Но я… — Он сглотнул, — я готов рассказать, где он находится в эту самую минуту. А время уходит. Банда, в чьих руках он очутился, не знают, кто он такой. Не понимают его ценности. Потому для них он просто шурави. Если вы не поторопитесь, он может не дожить до следующего дня…

— Ты брешешь, — пожал плечами Шарипов.

— Нет! Клянусь! Я не вру! — Закричал шпион, назвавшийся Саидом Абади, — я клянусь! Мы допросили пленных, перед тем, как командир «Чохатлора» казнил их! Сейчас, по словам тех моджахедов, Искандарова держат в кишлаке под названием «Пурвакшан», примерно в тринадцати километрах на восток отсюда! Я… Я знаю те места… Я могу показать дорогу, если мне гарантируют жизнь!

Мы с Шариповым переглянулись.

По тону и поведению этого Абади, я слышал, что он не врал. Шпион слишком боялся, чтобы врать. А вот взгляд особиста выражал явное недоверие. Или, как минимум, сомнения.

— Ты врешь, падла, — сказал он наконец шпиону, — по голосу слышу, врешь. Плетешь, чтобы тебя не прикончили. За жизнь цепляешься.

— Ничего не мешает вам… — он сглотнул, — меня прикончить прямо сейчас. Я рассказал вам все, что знал. Эта информация поможет вам выиграть время и не жертвовать жизнями ваших бойцов. Разве это недостаточная цена за мою собственную жизнь?

— У тебя есть доказательства твоим словам? — Спросил Шарипов.

Абади от страха неприятно скривил губы. Показал зубы в гримасе абсолютного отчаяния. Потом опустил взгляд и отвернулся.

— Нет. Доказательств у меня нет. Лишь слова.

Шарипов поджал губы. Засопел. Насупившись, наградил меня недоверчивым взглядом. Я едва заметно покачал головой.

Повременив немного, особист, не отрывая от меня своего взгляда, скомандовал шпиону:

— Обернись. Лицом ко мне. Быстро.

Абади удивленно обернулся. На миг опустил руки, что все это время держал за головой.

— Руки! — Приказал ему я.

Агент вздрогнул и быстро схватился за затылок.

— Иди, — скомандовал ему Шарипов, кивнув назад. — Живей!

— Вы… Вы меня не убьете?

— Живей, говорю!

Абади испуганно покосился на меня. Потом облизал иссохшие от волнения губы. Медленно потопал прочь, туда, куда особист приказал ему идти.

Когда он проходил мимо нас, я окликнул его:

— Эй.

Тот снова как-то затравленно вздрогнул. Уставился на меня.

— Мы не головорезы, — сказал я с ухмылкой. — Мы не такие, как этот твой одноглазый приятель. Думаешь, мы действительно собирались пристрелить ценного языка?

В глазах шпиона отразилось изумление, неподдельное и искреннее. Он даже открыл было рот, чтобы сказать что-то, но, видимо, не смог подобрать слов. Осознание, что мы просто развели его, как ребенка, медленно приходило к пакистанскому специальному агенту.

— Спасибо за информацию, специальный агент Саид Абади, — ухмыльнулся я. — Живи пока. Ты нам еще пригодишься.

— Командир, у тебя кровь, — проговорил Абу, придерживая своего гнедого жеребца.

Нафтали зло зыркнул на него. Потянулся и потрогал свежее огнестрельное ранение на спине. Несмотря на то что раной наспех занялись и перевязали, она кровоточила.

Командир «Черного аиста» осмотрел пальцы. На них поблескивала кровь.

— Ты ранен, — сказал Абу, — в седле тебе не место. Вернемся в лагерь. Шурави ушли. Но мы еще успеем встретить их на обратном пути.

Больше двадцати всадников вернулись к хижине через полтора часа после того, как шурави обстреляли их из укрытия.

Но было уже поздно.

В нешироком дворе, в пределах полуразвалившегося дувала, «Аисты» нашли только мертвых. Советы покинули эти места.

— Сейчас нам лучше вернуться, — продолжил Абу, — и…

Он затих, когда Нафтали обернулся и зло уставился на него.

— Ты трусливая крыса, Абу, — с призрением бросил Нафтали.

Главный «Аист» натянул поводья. Заставил своего коня повернуться к остальным конным моджахеддин, ждущим за спиной своего командира.

— Я знаю, куда они ушли! — Крикнул Нафтали громко, — я знаю, что им нужно! Эти собаки схватили Абади! А значит, они поняли, где следует искать шпиона шурави! Но мы их опередим! Аллаху Акбар!

— Аллаху Акбар! — Вразнобой отозвались Аисты.

— За мной, мои воины! — Нафтали пришпорил коня, и тот непослушно заплясал под ним, — мы найдем их и отрежем им головы!

Ефим опустился на корточки.

— Свежее, — проговорил он, внимательно осматривая несколько конских яблок, лежавших на песочно-желтоватой земле, — они ушли совсем недавно.

Наливкин, придерживая своего коня за уздцы, засопел.

— Видимо, Пурвакшан тоже временная стоянка, — сказал Шарипов, оставшийся верхом.

Кишлак Пурвакшан стоял у подножья гор. Он представлял собой беспорядочное и многоярусное нагромождение неказистых глинобитных домиков-коробочек, тянувшихся от нахоженной неширокой дороги, до середины скалы, к которой кишлак прильнул, словно дитя к груди матери.

Кишлак был невелик. К его самой высокой точке вели несколько извилистых дорожек, а на вершине расположилась заброшенная, разрушенная усадьба. По большому счету от нее остались лишь облупленные стены да каменный забор, бравший свое начало от самой усадьбы и, завернув, упиравшийся в скалу.

Видимо, когда-то это селение принадлежало богатому баю, но те времена давно прошли. Теперь же, кишлак казался обезлюдевшим, а домишки, изъеденные временем, заброшенными.

Прежде чем войти в Пурвакшан, мы около получаса следили за поселением с расстояния. Только когда убедились, что оно пустует, Наливкин отдал приказ заходить.

Осматривать каждый, примерно из двух десяток домишек ни времени, ни средств у нас не было. Но в те, что стояли у дороги, мы все же заглянули. В трех приземистых хижинах обнаружился все еще теплый очаг. Видимо, печи, что топились «по черному» разводили на ночь, чтобы приготовить пищу. В одном из домиков и вовсе обнаружилась брошенная попона, на которой, по всей видимости, спал кто-то из душманов, и почему-то оставил у очага. Попона казалась совсем новой. То, что ее бросили здесь, виделось мне очень странным делом.

— В горы, видать, ушли, — проговорил Ефим, поправляя панаму, чтобы закрыть глаза от солнца — возможно, вон в те.

Он указал на вершины, что нависли над ущельем, в котором расположился кишлак. Росшие буквально в нескольких километрах от этого места, вершины казались огромными каменными гигантами.

— Логично, — кивнул капитан, — но рисковать нельзя. Аисты наверняка идут за нами. Если пойдем не туда, все пропало.

— Аисты могли последовать и за второй группой, — проговорил Шарипов.

Нарыв, сидя в седле, обеспокоенно посмотрел на меня. Погладил нервную Альфу по холке, чтобы немного успокоить суку.

Наливкин, перед уходом от хижины, где была перестрелка, распорядился разделить группу. Андрей Маслов, Глушко и Звада остались с освобожденными солдатиками и пленным Нафтали. Они последовали в обратный путь, навстречу отделению со второй заставы Новобада, которое должно было подобрать их. Остальные двинулись к кишлаку Пурвакшан.

Наливкин обернулся к особисту.

— Вряд ли. Аисты тоже знают, где искать. И искать они будут в этом кишлаке.

— Ну… — Ефим Маслов поднялся, — если даже за нами хвост, они отстают как минимум на два часа. Не меньше.

— Значит, нету времени распотякивать, — Сказал Наливкин.

Шарипов вздохнул.

— Значит, что мы имеем? Безлюдный кишлак. Причем заброшенный давно…

— Ушли, — вклинился Наливкин, — Кияризы, что тут есть, пересохли. Воды не стало, и афганцы пошли по миру. Банда облюбовала это место и сделала его своей стоянкой. Видимо, заглядывают сюда время от времени. Так… Спускайте своих собак, товарищи хвосты. Будем брать след. Посмотрим, куда нас выведут псы.

Наливкин приказал идти по конскому запаху. Начинать решили с Альфы.

Мы с Нарывом отправились в домишко, где нашли попону.

Дом был пуст: только земляной пол да очаг у почерневшей от огня стены. В потолке две дыры: небольшое окошко и дымоход. Внутри пахло сухими землей и пылью.

Хлопковую, желтую попону с нехитрым орнаментом, сложили вдвое и постелили почти у печи.

Для начала Нарыв взял несколько запаховых проб при помощи своего «Шершня», который привез с собой с заставы. Не меньше десяти минут у него ушло, чтобы «обнюхать» прибором, по сути являвшимся небольшим насосом, брошенную попону.

«Шершнем» предполагалось как бы «откачивать» запах с предмета или следа, чтобы он остался на фильтре с активированным углем. Далее, фильтр помещался в стеклянную колбу и, по необходимости, давался собаке, чтобы та могла взять след. Так предполагалось сделать, если поиски затянутся и Альфу сменит Буля.

Спрятав отобранные пробы, Нарыв приказал Альфе:

— Нюхай!

Собака тут же принялись обнюхивать попону. Залаяла, когда взяла след.

— Ищи!

Собака заволновалась и, взятая на длинный поводок, потащила Нарыва вон из домика. Я вышел следом.

Ко всеобщему удивлению, собака потянула Славу не к горам, как все думали, а совершенно в противоположную сторону.

Альфа мчалась вдоль дороги, натягивала длинный поводок, а Нарыв бежал следом, силясь поспеть за собакой. Я помчался за ним.

— Ждать здесь! — Крикнул Наливкин остальным каскадовцам и особисту, а потом побежал за нами.

Шарипов же, подчиняться капитану спецназа не стал и просто прицепился следом за Наливкиным.

— Что? Куда она нас тащит? Не тот след? Они в другую сторону ушли? Но там им делать нечего! Мы что, где-то ошиблись⁈ — Кричал изумленный Наливкин.

Альфа протащила Нарыва метров пятьдесят, заставила подняться выше, по неширокой извилистой улочке между домишками, а потом свернула направо за последним из них.

Остановилась недалеко от обрыва, у норы колодца, обнесенной полуразрушенной каменной кладкой. А потом сунула морду внутрь, завиляла хвостом, залаяла. Стала возбужденно поглядывать на Нарыва.

Мы застыли у колодца. Нраыв нахмурился, сматывая поводок.

— Что такое? — Догнал нас Наливкин. — Что за черт?

Шарипов тоже оказался тут как тут, но Наливкин, казалось, не обратил на особиста никакого внимания. Весь интерес его был прикован к колодцу, на который указала возбужденная собака.

— След ведет сюда, — немного удивившийся своим же словам, сказал Нарыв.

— След должен быть конский! Че, конь в колодец прыгнул⁈

— Там кто-то есть, — проговорил я и обернулся к Наливкину. — Товарищ капитан, разрешите проверить.