Тонкие струйки дымков тянулись к нему, показавшись из-за отлогого до середины, а потом вздымающегося ввысь склона горы.
Я придержал Огонька за уздцы. Погладил по шее, принялся вытаскивать из вьюка, при его седле, новые магазины, чтобы пополнить свой боезапас.
В неширокое ущелье, между двумя горами, виденными нами еще из кишлака, мы въехали примерно десять минут назад. Путь к ним занял у нас не меньше часа.
Мы шли по следу конников, которые проходили мимо Пурвакшана.
Альфа быстро взяла след по отпечаткам копыт, и, меняя собак, мы добрались до ущелья. Дорога оказалась далеко не очевидной. Судя по тому, куда нас повел Булат, душманы в определенный момент сошли с наезженной дороги и повели коней по каменистой местности. Потом они поднялись на небольшой пригорок. Там оказалась скрытая тропа, ведущая как раз в это ущелье.
Наливкин увидел в небе дымы, приказал остановиться и спешиться. Скрытая тропа, которой пошли душманы, тянулась дальше, сквозь ущелье, петляя среди гор и скал.
— Дальше идти нельзя, — сказал тогда Наливкин, — можно наткнуться на конный разъезд и обнаружить себя.
Тогда капитан «Каскада» собирался провести разведку. Группе предстояло взойти на отлогий и невысокий склон горы, за которой, как он думал, и сидели душманы. А потом разведать обстановку с безопасного расстояния. Дальше работать по ситуации.
В группу разведчиков Наливкин взял меня и лейтенанта Маслова. Нарыву, Шарипову и Малинину пришлось остаться с лошадями и девчонкой, которую мы взяли с собой. Мы определили примерное место, где они укроются. Это оказалась пещера, которую нашел Малинин, когда поднимался на гору, чтобы выйти на связь с Новобадом.
Роясь в седельной сумке, я глянул на девчонку. Несмотря на то что остальные парни пытались добродушно поговорить с ней, она совершенно не шла на контакт. А вот еду у нас брала охотно.
Я доложил новый рожок, добытый из вьюка при седле в свой подсумок, а потом взял еще один. Им заменил другой, почти отстрелянный магазин. Когда почувствовал на своей спине чужой взгляд, то обернулся.
На меня глядела девчонка. Она сидела у большого камня, вросшего в длинную каменную гряду, которая переходила в почти отвесную скалу, бывшая частью склона горы, под которой мы остановились.
Девочка, укутавшаяся в свою попону, словно в одеяло, смотрела на меня совершенно не моргая. А потом, внезапно что-то мне сказала.
— Я бы ответил, — проговорил я, — если б понимал, о чем ты говоришь, девочка.
— Она сказала тебе спасибо, — перевел вдруг Ефим Маслов, вытаскивая из вьюка своей лошади патроны для СВД.
Все это время лейтенант держал свою кобылу рядом, по правый бок Огонька.
— Тогда передайте ей, что не за что, товарищ лейтенант, — улыбнулся я.
Маслов передал. Тогда девочка что-то у него спросила, и Ефим, кивнув, ответив ей.
— Что она говорит?
— Спросила, пришли ли мы за шуравик, которого увели разбойники. Я ответил, что да. Мы пришли именно за ним.
Когда девочка снова заговорила, лицо Маслова потемнело от ее слов. Он глянул на меня. Я вопросительно кивнул, что такое, мол.
— Она просит нас, чтобы мы отыскали и ее маму тоже, — сказал Маслов.
Я улыбнулся девчушке. Придержал жеребца за уздцы. Погладил, чтобы успокоить его. А потом пошел к девчонке. Опустился рядом. В этот раз она совершенно не выглядела испуганной. Все еще шокированной — да. Но не испуганной.
— Я обещаю, что найду твою маму, — сказал я.
Девочка не должна была понять моих слов. Не должна, но, кажется, поняла. Вдруг она достала из-за пазухи какую-то безделицу — крошечную деревянную фигурку на шнурке. Девочка носила ее на шее, словно амулет.
Она сняла фигурку и протянула ее мне.
Я покрутил маленькую, вырезанную из кусочка дерева игрушку. Она изображала грубо сделанную коровку.
Девочка что-то проговорила.
— Она просит, — сказал лейтенант Маслов, который следил за нами с девчонкой, — чтобы ты показал это ее маме и сказал ей, что девочка жива.
— Товарищ лейтенант, спросите, как звать эту девочку? — Попросил я.
Маслов спросил.
— Тахмира, — тихо ответила девочка.
Закатившееся за далекий горизонт солнце, окрасило небо в кроваво-красный цвет.
Наливкин оторвался от своего бинокля.
— Намаз у них начинается, — проговорил он, — вон, смотри. Высыпали все на площадь.
Когда мы поднялись по склону, а потом стали спускаться на его обратную сторону, нам открылся лагерь врага.
Внизу, у подножья скал, стояли руины древнего караван-сарая. Видимо, когда-то в древности, он стоял на широкой горной дороге. Но афганские горы капризны. Наверное, что-то случилось, и по этой дороге перестали ходить. Караван-сарай опустил, да так и остался запечатанным тут, в горах. А потом стал пристанищем для моджахедов.
Сейчас его руины представляли собой квадрат из полуразрушенных, изъеденных ветром стен с площадью и какими-то фундаментами внутри.
И в стенах, и за их пределами, были расставлены палатки и небольшие хижины. Тут и там душманы, шевелившиеся между своих жилищ, словно пестрые насекомые. Жгли тут костры, готовили пищу. Отдыхали.
Вдруг моджахеды собрались и вышли на небольшое открытое место в стенах и принялись готовиться к вечерней молитве.
Мы сидели в валунах, которыми был усеян весь голый и обветренный склон коры. Сидели и наблюдали.
— Не вижу, где могли бы держать пленных, — сказал капитан, и протянул Маслову бинокль.
Лейтенант взял, уставился в окуляры.
— Ямы нигде не видать. Хитро они спрятали пленников. Внутри караван-сарая, вряд ли стали бы рыть такую. Там везде древние фундаменты. Но и за стенами ни черта нету.
Мы понимали, что в каменных жилищах пленных не стали бы держать. Добротных построек в караван-сарае была совсем немного. Их наверняка забрали себе наиболее уважаемые душманы.
— Разрешите, товарищ лейтенант? — Спросил я.
Маслов протянул мне бинокль. Я стал наблюдать.
Большинство душманья высыпало на площадь. Она расстелили там коврики, стали на них, чтобы приступить к молитве.
А вот места, где бы у душманья могло располагаться узилище, если оно, конечно, было, я не заметил. Зато заметил нескольких рабов, трудившихся у восточной стены караван-сарая. Там они вычерпывали большую выгребную яму, своими плетеными черпаками.
— Что делать будем, товарищ капитан? — Спросил Маслов у Наливкина.
Тот не ответил сразу. Мрачно задумался, не отводя взгляда от базы душманов, что развернулась внизу, под нами.
— Заходить рискованно, — проговорил Наливкин, — их там не меньше пяти десятков сидит. Да и, светло еще.
— Аисты идут у нас по пятам. Долго выжидать не получится, — заметил Наливкин.
— Аисты идут не только за нами, — сказал я, прикинуть. — У кишлака стреляли. Возможно, что Чохатлор наткнулся на разъезд этих.
— Это только домыслы, товарищ сержант, — проговорил Наливкин.
— Нас мало. Кроме того, мы спрятались, — возразил я, — Аисты, скорее всего, просто потеряют наш след. Мимо пройдут. Вон там, смотрите.
Я указал вниз. На старую дорогу. Сейчас она белела, усеянная каменной крошкой. И отличить ее от общего пейзажа было непросто. Дорога тянулась прямо к караван-сараю, проходя мимо него. А дальше, и вовсе будто бы исчезала совсем. Она сужалась, переходя в едва заметную тропу, уходящую куда-то в горы.
Видимо, когда-то здесь активно ходили караваны. Теперь же, дорога была заброшенной.
Можно предположить, что об этом месте мало кто догадывался. Сарай стоял удобно. Отличная база для группировки духов. Знай о нем банда покрупнее, давно бы выбила отсюда этих душманов и сама забрала такое лакомое место. Но этого до сих пор не произошло.
Тем не менее разъезд, за которым мы шли, поехал не по тянущейся внизу дороге. Он пошел горной тропой, с обратной стороны. Видимо, они понимали, что за ними хвост, и просто перестраховались, чтобы не привести бандитов основным путем. Конный разъезд душманов не мог знать, что по их следу идем мы.
— Дорога. И что? — Спросил Наливкин.
Тогда я изложил свои мысли, относительно дороги и душманского разъезда:
— Возможно, те всадники были не единственные, а лишь те, которым удалось уйти от Аистов.
— Думаешь, «Чохатлор» вел перестрелку с оставшейся частью разъезда? — Нахмурился Наливкин.
— Да. И, вполне возможно, они узнают, как сюда добраться. А потом нападут. В конце концов, им нужен советский разведчик. Да и мы тоже нужны. Одноглазый командир «Чохатлора» убежден, что мы тоже будем здесь.
— Если вы правы, товарищ сержант, — кисловато начал лейтенант Маслов и кивнул вниз, — то духи поступают очень опрометчиво, раз уж молятся, вместо того, чтобы готовиться к бою.
Я не ответил, заметив на дороге движение.
— Так, это уже интересно, — проговорил Наливкин, наблюдая в бинокль, который Ефим ему вернул.
Впрочем, и без бинокля можно было рассмотреть, что происходит.
По широкой дороге к караван-сараю мчались четыре лошади и всего три конника. Вернее, три живых конника.
Последний, привязанный к седлу, осел на гриву. Его конь скакал на привязи. Нес своего смертельно раненного, а может быть, и убитого наездника вслед за первыми тремя.
— Они из боя. Смотрите, — сказал Маслов.
— А вы, товарищ Селихов, проницательны, — ухмыльнулся мне Наливкин.
Конники, тем временем, просто ворвались в караван-сарай. Там тут же началась суета и беготня. Вечерняя молитва закончилась так же быстро, как и началась. Банда принялась готовиться к бою.
— У меня есть идея, товарищ капитан, — сказал я. — Она рискованная, но может сработать.
— Время играет против нас, — вдохнул Наливкин и задумался. Потом, погодя немного, продолжил: — Ждать подкрепления мы не можем. Какой у тебя план, Селихов?
— Спустимся ниже, — сказал я. — Станем наблюдать. Когда завяжется бой с аистами, под шумок проникнем в караван-сарай и попытаемся отыскать пленных.
— А если не завяжется? — Ефим глянул на меня и приподнял бровь, — если Аисты их не найдут?
— Тогда у нас больше вариантов, — пожал я плечами. — Можем вызвать подмогу и дождаться темноты. Но что-то мне подсказывает, что «Аисты» придут.
Видя, как бандиты готовятся к бою, закрывают главные ворота и занимают стрелковые позиции, Наливкин сказал:
— Да. «Аисты» придут. Значит так. Слушай мою ко…
Он недоговорил. Все потому, что раздался свист мины.
— Обстрел, — бросил Маслов. — Караван-сарай обстреливают…
Свист нарастал слишком быстро и оказался громче, чем должен был быть.
— Сука… — Выдохнул Наливкин, тоже смекнув, что к чему.
— В укрытие! — Крикнул я.
В следующий момент, едва мы успели залечь, рядом с нашей позицией раздался взрыв.