Пограничник. Том 5: Охота на "Черный аист"

Глава 5

— В футбол? — Удивился Таран, — поигрывал. А что такое?

Тогда я вкратце изложил ему свою мысль, и Таран ухмыльнулся. Начал уже мечтательнее:

— Когда было у нас поспокойнее, — начал он, — мы с парнями частенько мяч гоняли. Даже, было дело, устраивали соревнования между заставами.

Начальник заставы поднял взгляд к синему, очень чистому небу. Добавил:

— На десять банок сгущенки. Но сейчас я не игрок, Саша. После ранения-то.

— А я вам лично играть и не предлагаю. Мы с парнями все сделаем.

— Они согласились? — Кивнул он на Малюгу и Канджиева, лениво ковырявших землю, которой мы засыпали воронку.

— Узнают, в чем дело — согласятся. Кому понравится работать, когда за забором мячик гоняют? Парни не упустят танкистов наших уму-разуму поучить.

Таран задумался. Проговорил:

— Танкисты — ребята мурые. Эти тоже не упустят шанса покрасоваться перед нами. А вот Жуков может не согласиться на такой дружеским матч. Из одной только вредности не согласиться.

— Ну а это, товарищ старший лейтенант, уже ваша забота, — проговорил я, — тут вам придется как-то его уболтать.

Таран прыснул, покачал головой.

— Выдумал ты, конечно… Ну давай попробуем, почему нет? Наряды Пуганьков выпустил, время у нас есть до обеда. Да и парням, после всего пережитого, нужно отвлечься. Так что добро. Пойду тогда к Жукову.

— Давайте. А я пошел парней агитировать, — сказал я и направился к Малюге с Канджиевым.

Погранцы сразу согласились играть в футбол, как только услышали мою идею.

Малюга загорелся этим буквально тут же. Сказал мне:

— Я в школе на футбол ходил! Стоял в защите!

А вот у Алими Канджиева моя идея вызвала робкое недоумение.

— Не, эт, братцы, без меня, — смутился Алим.

— Ты че, футбол не любишь, что ли? — Осведомился у него Малюга.

— Да… Не то что не люблю. Как-то ни раз не играл, — опустил Канджиев взгляд, — да и, если честно, не видал, как в него играют. Ну, что б по-настоящему.

Пришлось в спешном порядке набирать команду из тех, кто был более менее свободен. Вот только рвались все. Каждый хотел оставить тяжелую работу на заставе и отправится в команду. Да только, когда прапорщик Черепанов заметил непонятную ему суету, тут же направился разобраться, в чем дело.

— Селихов, че не работаем, ты че тут крутишь-мутишь? — Спросил он строго, когда я болтал с парнями у конюшни.

Когда я и ему рассказал о своей идеи, о том, что играть будем с одобрения Тарана, а сам начальник пошел уговаривать на игру Жукова, Черепанов задумался.

— М-да… Надо бы этих умников-танкистов поучить уму-разуму. Но поучить так, чтобы это не отразилось на работе заставы.

— Ну уж перекур в часик мы ребятам можем сделать, — сказал я, улыбнувшись, — пусть посмотрят игру.

Черепанов нахмурился.

— Если Таран разрешит. У нас конюшня некрытая до сих пор стоит.

— Разрешит, — улыбнулся я.

— Какой ты во всем уверенный, — хмыкнул старшина. — Ну лады.

Предполагалось, что играть будем пять на пять. Больше десяти игроков не вместятся на площадке. Больно тесно. Да и так места для игры нам будет не так чтобы много.

Тем не менее пошел подбор команды. Старались мы брать тех, у кого был футбольный опыт. У меня был. Правда, только в рамках дворовых игр с пацанами, но получалось у меня неплохо.

Кроме того, мы взяли еще Малюгу, вызвавшегося быть вратарем. Взяли Синицына, хвалившегося, что он неплохой нападающий. Взяли Славу Нарыва, рассказавшего, что в школе он тоже любил играть в футбол. Последним участником нашей команды стал Сагдиев.

— Я, дома, в Ташкенте, за сборную нашей ДЮСШ играл. И неплохо, скажу вам, товарищи, играл! — Выпятил он грудь гордо.

Однако желающих было слишком много. Тем не менее абы кого брать нельзя. Цена проигрыша была высока.

Я собирался предложить танкистам следующие условия: игра пять на пять. Два тайма по пятнадцать минут. Если побеждают танкисты — Таран больше не пристает к танкистам Жукова и не заставляет их работать на заставе. Вообще. Но если мы… Если мы, тогда Жуков не выделывается, и его танкисты поступают под полное руководство Тарана, если дело идет о заставском хозяйстве. В таком случае капитан Жуков терял всякое право обмолвится хоть словом, если Тарану не будет хватать рабочих рук. Танкисты должны беспрекословно, без всякого нытья и отмазок выполнять ту работу, которую даст им начальник заставы.

По мне, так вполне справедливые условия. И я был уверен, что самоуверенные танкисты не включат заднюю.

В общем, с небольшими спорами и пререканиями со стороны погранцов, тоже желающих попасть в «сборную» Шамабада, мы все же сформировали команду.

— Ну че, братцы, — сказал я, когда мы, наконец, закончили с подбором, — пойдем к танкистам?

— Ниже! Голову ниже! — Смеялся Симонов, стоя перед мячом.

У забора, словно бы приготовившись к расстрелу, стоял экипаж сержанта Жени Фролова. Да только выстроились четыре танкиста не лицами к Симонову, а задницами. Они нагнулись, руками уперлись в бетон секции.

— Ни то по тыкве заряжу! — Веселился Симонов, — будете знать!

— Ты давай не языком трепать, — недовольно проговорил Фролов, — а бить!

— Да подожди ты! Дай насладиться, так сказать, моментом!

Парни из экипажа Симонова, что окружили его и ждали, когда их командир ударит по мячу, рассмеялись.

— Ниче-ниче, Серега, — обернулся Фролов, — ты тоже тут будешь стоять! Уж я тогда развернусь!

— Голову! — Крикнул Симонов, разбежался и врезал по мячу.

Услышав звук удара, все парни Фролова скуксились, сжались, ожидая, кому же прилетит. Мяч пошел немного вкось и попал наводчику Смолняку чуть повыше задницы. Хлопнуло. Смольняк скривился буквой зю. Один из танкистов побежал за мячиком, который улетел куда-то в сторону опорника.

Симонов со своими грянули смехом.

— Ну давай, Игорек, — Вскинув подбородок, сказал Симонов, — твой черед.

Игорь Фистенко вышел вперед, ожидая мяча.

— Только ты в Женьку цель! В Женьку! — Подначивал его Сергей.

Мы впятером зашли на спланированную площадку, каменную от втоптанного гравия, которая обычно служила вертолетной, но сегодня на ней играли в футбол танкисты.

Когда мы появились на площадке, танкисты принялись недоуменно переглядываться. Даже те, что готовили свои задницы у стены, оборачивались к нам, чтобы посмотреть, в чем же дело.

— Ну, как игра идет? — Спросил я, глянув Симонову в глаза.

Лицо Симонова потемнело. Он едва заметно скривился, а потом бросил:

— Идет.

При этом сказал он это слово так, будто во рту у него был какой-то мерзкий привкус, от которого старший сержант поскорее хотел избавиться.

После нашей драки с Симоновым старший сержант как-то старался меня избегать. С остальными танкистами у меня были нормальные, вполне себе обычные отношения. А вот Симонов затаил на меня злобу.

Теперь он не решался цепляться ко мне в открытую, но всегда поглядывал с неприязнью. Очень часто, если мы встречались, я чувствовал на себя его колкие взгляды. Правда, я не обращал на Симонова никакого внимания. А еще замечал, что такое равнодушие с моей стороны его очень бесит.

— А мы вот, пока вы тут играете, перекрываем крышу на конюшне, — подбоченился я.

— Ага. Работа идет полным ходом, — поддакнул мне Нарыв. — Да только рук рабочих не хватает.

Нарыв окинул оба экипажа оценивающим взглядом. Добавил:

— А тут восемь лишних пар, как никак.

Я заметил, что некоторые танкисты смутились. Стали прятать от нас взгляды. Видно было, что им стало немного не по себе, когда погранцы с Шамабада выставили им такие претензии. А вот во взгляде Симонова — солдата, самого старшего по званию среди всех танкистов, если не брать во внимание старшину Лябуха, не было и намека на какую-то робость.

— Ну правильно, — пожал плечами Симонов, — работайте-работайте. А то над моей койкой до сих пор стекло в форточке все никак не поменяют после обстрела. Сквозит.

— Сам бы и поменял, — нахмурился Нарыв и даже сделал шаг вперед, к Симонову.

Я остановил Славу. Глянул в его глаза, в которых читалась явная раздражительность и даже злость. Тогда я просто едва заметно покачал головой: «Не надо, мол. Только все испортишь».

Слава Нарыв выдохнул, вернулся на место и стал по мое правое плечо.

— Ну слушай, Сережа, — начал я, вместо Нарыва, — раз уж тебя не устраивает дыра в твоей форточке, так и ночевал бы в танке.

Симинов помрачнел еще сильнее. На скулах его заиграли желваки. Видно было, что он хочет сказать мне что-то резкое, но опасается.

— Селихов, ты че от меня хочешь? — Вместо колкого ответа спросил он.

Я хмыкнул и обратился теперь не к нему лично, а к обоим экипажам.

— Пусть, вы на этой нашей заставе не навсегда, вы только приданы Шамабаду, но сейчас она и ваш дом тоже. А дом наш потрепало. Восстановить его надо. А вы только из-под палки на это готовые. Так не пойдет.

— Знаем, плавали, — отмахнулся Симонов, — мы такие речи от вашего начзаставы каждый раз слышим. Да только ему невдомек, что у нас другой круг ответственности. Танки — вот наша главная забота. Ведь вспомните, где б вы были, если б не наш танковый взвод?

Симонов развел руками, заозирался по сторонам, ища поддержки среди других танкистов. К слову, нашел он ее быстро:

— Да!

— Точно-точно!

— Не обессудьте, парни, нам танки надо обслуживать!

— Во-во, — покивал Симонов, — лично я. Я сам сегодня все утро в дерьме, в мазуте лазил. В масле. Лазил, что б вам, на вашем Шамабаде жилось поспокойнее. Чтобы если будет вам тяжко, то прийти на выручку. А если мы все, вместо наших прямых обязанностей, будем по гвоздям колотить, да в земле возиться, это ж что тогда будет? Танк же — он машина нежная. Как девушка. Много внимания к себе требует.

Симонов рассмеялся. Остальные танкисты подхватили его настроение, и их звонкий солдатский смех тоже разлетелся по округе.

— Так что, братцы, каждому свое, — проговорил Симонов, отсмеявшись, — вы у нас Границу сторожите, заставу содержите, а мы вам взамен подмогнем, если станет жарко. По мне, так это справедливо. Капитан Жуков, кстати, тоже так думает.

— Вот только мы так не думаем, — скрестил я руки на груди.

— Ну, могу вам только посочувствовать.

Симонов отвернулся, обратился к Игорю, перед которым уже поставили мяч:

— Ну, давай, Игорек, бей!

— Таран тоже не считает это справедливым, — проговорил я, когда Игорь хотел было уже врезать, но остановился.

Симонов глянул на меня с раздражительностью во взгляде, приподнял бровь.

— Он так и будет к вам цепляться, и вы это знаете, — продолжил я, — потому, предлагаю спор.

— Спор? — Удивился Симонов.

Танкисты принялись недоуменно переглядываться.

— Дружеский матч в футбол. Пять на пять. Два тайма по пятнадцать минут, — сказал я, — если вы победите, то Таран оставит вас в покое. Копошитесь в своих танках сколько влезет.

— О как, — Сережа Симонов ухмыльнулся, подбоченился. — Че? Прям сам Таран на такое согласен?

— Но если мы победим, — сказал я, проигнорировав его слова, — то будете вести заставское хозяйство наравне со всеми и не выпендриваться.

— И если проиграете, пусть только кто из вас попробует и дальше отлынивать, — не удержался разозлившийся Нарыв, — мы вас так чмырить будем, что никто из всего отряда с вами рядом и посрать не сядет. Так что соглашайтесь, пока Саша вам дает возможность все по справедливости решить.

Симонов задумчиво нахмурился, засопел. Потом неприятно усмехнулся.

— Ну-ну. А много ли среди вас футболистов, раз уж вы такие в себе уверенные? У меня вот, первый юношеский разряд по футболу. Женя! — Обратился он к Фролову, — а у тебя?

— Второй!

— Во! Кто еще в футбол играет, ребят? Поднимите-ка руки! — Стал озираться Симонов.

Еще пятеро из танкистов откликнулись, подняли руки.

— Ну че? — Кивнул Симонов, — не зассали с нами играть?

— А ты не зассал? — Я ухмыльнулся самой своей мерзкой ухмылкой, которую только мог изобразить, — потому что пока что такое чувство у меня, что из всех тут присутствующих ссышь именно ты. Поэтому и красуешься.

— Селихов, — Симонов самодовольно приподнял подбородок, — я не то что тебя одного, я вас троих обведу с ходу и даже не вспотею.

— Смотри, не вспотей оттого, что так шустро языком мелешь, — не повел я и бровью.

— Не веришь, — Симонов выпятил грудь, — ну не верь. Твое право. Все равно Жуков на такие глупости не пойдет, если уж нам придется в ущерб танкам горбатиться на заставе. Не потерпит такого наш Капитан.

— Таран пошел к нему договариваться, — сказал я.

— Он, наверное, уже в канцелярии сидит, с отворотом-поворотом от Жукова в зубах, — рассмеялся Симонов.

— Да? — Малюга тоже разозлился, — а ты глянь вон туда.

Гена кивнул назад. Симонов вытянул шею, чтобы посмотреть, что ж там происходит. Танкисты подобрались к нему поближе, чтобы тоже осведомиться. Даже экипаж Фрундина, торчавший у стены, покинул свое позорное место и подошел к остальным танкистом. Все дружно они уставились на офицеров, топавших к нам.

Таран с Жуковым, между тем, вышли из-за угла забора. О чем-то переговариваясь, потопали к площадке.

Симонов нахмурился.

— Отворот-поворот, говоришь? — Хмыкнул я ему.

Когда офицеры приблизились, Жуков тут же пошел к танкистам, заставил их встать в кружок. О чем-то заговорил.

— Я смотрю, ты собрал уже команду, — сказал мне Таран, осматривая наш «состав».

— Тех, кто более менее в футбол играет.

— А сам то ты тоже играть будешь?

— Да.

— А как же ранение? — Таран с сомнением глянул мне в глаза.

— Мне в руки стреляли, а не в ноги, — отмахнулся я. — Сдюжу. Я больше удивлен, что товарищ капитан согласился, что б танкисты против нас сыграли.

— М-да… — Таран вздохнул. — В этом вопросе он оказался гораздо сговорчивое, чем я ожидал. В своих парнях он уверен. Хотя все равно мне пришлось заинтересовать его лично.

— Это чем же? — Удивился Нарыв.

Таран вздохнул.

— Кроме нашей договоренности, мы с ним ставки сделали. На десять литров домашнего вина.

— У вас есть десять литров вина? — Улыбнулся я начальнику заставы.

— Нет, — признался Таран, — потому, попытайтесь не проиграть, товарищ сержант. Иначе мне придется его где-то доставать.

Матч быстро перерос в целое небольшое событие на заставе. Свободные погранцы прибежали посмотреть на нашу игру. Привел их Черепанов. По большей части они расположились на земле, у правой стороны поля.

К ним даже присоединился экипаж офицерского танка. Офицеры принесли с собой стулья и табуреты, и у них получилась едва не настоящая трибуна.

К слову, офицерские жены, Тарана и Пуганькова тоже присутствовали. Еще бы. Хоть какое-то развлечение на заставе.

Если Ира Таран сидела скромно и постоянно старалась унять ягозящуюся на ее коленах дочурку старлея, то Светлана, супруга Пуганькова, вела себя несколько иначе.

Она уселась рядом с мужем, но, казалось, совершенно не замечала своего лейтенанта. Взгляд ее был прикован к одному человеку — Сергею Симонову.

Танкист, видимо, это прекрасно понимал и тоже время от времени, хитровато поглядывал на жену Пуганькова. Они кокетливо перекидывались взглядами, считая, видимо, что этого никто не замечает.

Однако Пуганьков явно замечал. Оттого сделался он мрачным, словно грозовая туча. Лицо его потемнело, и он то и дело награждал свою супругу недовольными взглядами, которые Светлана то ли не замечала, то ли просто не хотела замечать.

«Пуганьков-Пуганьков… — думалось мне, когда я занял свое место на „поле“, — оборонить Шамабад ты смог, а жену свою на место поставить все никак не можешь… М-да…»

Мы уже распределились по сторонам, соорудили примитивные ворота из четырех блочин, поставленных с обеих сторон «поля». Офицеры, Таран и Жуков, о чем-то спорили на его середине, у мяча.

К слову, танкисты согласились на матч только при одном условии, которое выдвинул Симонов. Победившие, кроме всего прочего, пробьют проигравшим по жопе. В общем, все как полагается. Не поведя и бровью, я принял его условие.

— Чего не начинаем? — недовольно спросил Синицын, стоя вместе со мной впереди, на позиции «нападающего».

На вопрос его я не ответил. Да и не собирался, в общем-то. Тем временем Таран пошел к нам.

— Заминка у нас, — проговорил он мне, — не можем с Жуковым решить, кто будет судить матч.

— А че его судить? — Удивился Синицын, — кто больше за отведенное время забьет, тот и победил!

— Не, так не пойдет, — покачал головой Таран. — Если уж проводить такое соревнование, то хотя бы по каким-то правилам. А за правилами надо следить. Жуков уперся, что будет он.

Жуков, сказавший что-то танкистам, пошел к нам.

— Время идет, товарищ старший лейтенант, — заявил он, приблизившись, а потом с некоторой неприязнью глянул на меня, — я готов исполнять обязанности судьи.

— Я уже говорил вам, товарищ капитан, — вздохнул Таран, — что так дело не пойдет. Я считаю, что вы будете предвзяты.

— А вы нет? — Нахмурился Жуков, — вы сами втянули меня в это мероприятие. Справедливо будет, если уступите мне право быть судьей и организовывать матч.

По тону капитана я понял, что он относится ко всему происходящему в высшей степени серьезно.

— Вынужден вам отказать, товарищ капитан, — сказал Таран твердо, — вы заинтересованная сторона. Справедливого судейства тут не выйдет.

— А кто тут не заинтересованная? — Жуков недовольно надул ноздри, — разве что наши дорогие женщины. Но я не думаю, что они смогут обеспечить справедливый матч.

— Так будьте оба судьями, — вклинился Синицын, — в чем проблема?

— В том, товарищ Синицын, — строго сказал ему Жуков, — что матч может превратиться в вечный спор судьи с судьей. А спорить я уже устал.

— Вы правы, — проговорил я, — Лишние споры нам тут не нужны. Потому я могу решить хотя бы ваш спор. И тогда мы начнем игру.

Жуков, прищурившись, зыркнул на меня, ничего не сказал.

— Как решить? — Заинтересовался Таран.

— Товарищ старший лейтенант, у вас спички есть?

Таран похлопал по карманам кителя. Жуков тоже. Капитан нашел спички быстрее, придержал их в руках.

— Что вы имеете в виду, Селихов? — Спросил он.

— Жребий. Чья спичка будет длинная, тот и станет судьей.

Офицеры переглянулись. Помедлив пару мгновений, Жуков протянул мне коробок.

Я отвернулся, достал пару спичек и одной из них обломил ножку. Под недоуменные взгляды погранцов и танкистов вернулся к офицерам.

— Ну что? — Протянул я руку, показав офицером только спичечные головки, — кто из вас первым тянет?