Пограничник. Том 5: Охота на "Черный аист"

Глава 8

Вася помялся несколько мгновений. Пошарил нерешительным взглядом у себя под сапогами.

— Саша! Ну че там⁈ — Крикнул Синицын от калитки.

— Сейчас! — Отозвался я, а потом вопросительно глянул на Васю. Добавил: — Да не стесняйся, брат. Знаешь же, что я всегда тебе помогу, если что.

— Знаю, — очень горько выдохнул Вася. — Знаю, Саш, что поможешь. А вот я вам не помог, когда надо было…

Я догадался, о чем болит душа Васи Уткина. А еще понял, что это будет не такой уж быстрый разговор.

Я молча покивал Васе, а потом добавил:

— Мне надо будет с тобой поговорить, Вась. Давай перед отбоем, в ленинской комнате.

— У тебя что-то случилось? — Тут же нахмурился Вася.

— Случилось, — слукавил я, — помощь твоя нужна. Сейчас говорить не могу, только из наряда. Но вечером давай поболтаем с тобой.

Уткин сделал задумчивое лицо.

— Ну… Ты же знаешь, если что, я, как пионер. Всегда готов.

— Знаю, Вася.

Маленькая моя хитрость сработала. Конечно, я знал, что Вася может поговорить со мной по душам, если захочет. Но вот если упрется, из него клещами ничего не вытянешь. А тут, думается мне, упрется.

Я уже догадывался, что у него за беда. За эти месяцы нашей с ним службы я узнал Васю хорошо. Уткин был из тех, простых и добрых людей, что никогда не откажут в помощи другу, но с большим трудом принимают чужую помощь.

Чего только стоил тот случай, когда Уткин просил меня написать за него письмецо его подружке. Да он тогда чуть не лопнул от смущения. Бедолага буквально через колено себя ломал. И я это видел.

А тут все серьезней.

Мне казалось, что Васю мучает чувство вины. Серьезное. Однако совершенно беспочвенное. А нет ничего хуже, если человек себя за просто так, без всякой причины, в чем-то винит. Тогда он может наделать много глупостей. Навредить и себе, и другим.

А учитывая, что мы тут все, не на свежем воздухе «отдыхаем», а стережем Границу, любая глупость может выйти нам боком. Случай с Климом Вавиловым — прямое подтверждение моим мыслям.

Понравилась девчонка, а из-за этого сколько людей поплатилось, кровью, потом и здоровьем. Потому и с Васей рисковать я не стал. Вместо этого решил заманить его на серьезный разговор, под предлогом того, что мне нужна его помощь. Уж тогда-то я Васе вправлю мозги. Облегчу ему душу.

— Ну, — улыбнулся я Уткину, — тогда пойдем на заставу? Парни тебя очень рады будут видеть.

Мы потопали к воротам, и по дороге, Вася вдруг сказал:

— Ой! А я ведь совсем забыл! Я ж тебе что-то привез! Пойдем скорее к моей сумке!

Вася ускорил шаг и подобрал свой, валявшийся у дороги баул. На весу стал в нем рыться.

— Вот! — Похвалился он, достав и протянув мне небольшого размера наполненный чем-то кожаный чехольчик.

— Что это? — Улыбнулся я.

— А ты глянь, — Вася тоже разулыбался. — Эт я, когда в Душанбе был, на базаре познакомился с одним приезжим уйгуром. Мужик оказался что надо. Вот я у него тебе гостинец и прикупил.

Отказаться — значило обидеть Васю. Ну и обижать я не стал. Вместо этого принял подарок.

Чехольчик оказался на удивление увесистым. Я попытался вытряхнуть из него содержимое, но не смог. Пришлось доставать пальцами. Наконец, я извлек небольшой складной нож явно ручной работы.

— Вот те на, — удивился я.

— Нравится? — Спросил Вася, с какой-то надеждой, заглядывая мне в глаза.

Перочинный нож оказался довольно крупным. Черная, на латунной раме рукоять с накладками из рога, формой напоминала сапожок, украшенный вязью в растительных мотивах.

Когда я открыл лезвие за ногтевой зацеп, оно оказалось аккуратным, со вздернутым острием и было полировано прямо-таки в зеркало.

— Нравится, — кивнул я, — спасибо, Вася.

— Мужик по-русски балакал плохо, но кое-как все ж разговаривать мог, — сказал довольный Уткин, — он мне даже рассказывал, что это нож не простой. Национальный. Как-то он называется… Забыл… Калам… Калым…

— Каламтарош, — сказал я, узнав форму и исполнение.

— Во! Точно, — обрадовался Вася, — он их сам, вручную делает. Продает. Ну я парочку и прикупил у него.

— Буду пользоваться, — сказал я, возвращая ножик в чехол и пряча в карман кителя, — отличный гостинец. Спасибо.

— Кстати! — Вспомнил вдруг Вася, — а ты Генку Малюгу не видал? Я ему тоже привез. Он не в наряде? А то мне подарить не терпится.

— В наряде, — покивал я. — У Красных камней, на левом фланге.

— Эх, жалко, — Вася вздохнул. — Ну, видать, придется потерпеть.

— Ничего. — Сказал я, — должен скоро вернуться. Ну лады. Пойдем, а то парни заждались уже.

Мы с Васей направились к воротам, где меня уже нетерпеливо ждал остальной наряд.

— А я слыхал, тебе вручили награду новую, — мечтательно проговорил Вася, — мне ребята писали.

— Вручили, — кивнул я.

— Ну поздравляю, — улыбнулся Уткин искренне, — Я про тебя Настеньке написал. Хвастался ей, какой у меня друг. Она ответила, чтобы я не переживал. Что я тоже когда-нибудь обязательно заработаю медаль. А я, Саша, скажу тебе, что и не переживаю. Если даже и не заработаю, все равно буду знать, что служил, как надо. Мне этого хватит.

— Заработаешь, Вася, — проговорил я. — Обязательно заработаешь.

— Что ты такое несешь, Миша? — Возмутилась Света и встряхнула светлыми волосами, — что это за намеки⁈

Мрачный Пуганьков, сидя на табурете у небольшого обеденного столика, засопел. Подался вперед, положив локти на колени и опустив голову.

— Это не намеки, Света, — вздохнул он. Потом нерешительно замолчал.

— А что это тогда? — Девушка подбоченилась, — Что значит твое «Не выходи из квартиры». Что значит, не выходи⁈

— Мне не нравится, что на тебя солдаты смотрят.

— Это с чего это ты взял⁈ Кто смотрит⁈

— Ну…

— Миша! Ты целыми днями на службе! — Задрала Света носик, — я тут сижу одна, в четырех стенах! Никуда не сходить, не погулять! Молодость у меня вся проходит, а я на этой заставе на собак да коней любуюсь! Ты хочешь, чтобы я вообще нос на улицу не высовывала⁈ Так, что ли⁈

Пуганьков потемнел лицом, поднял на нее взгляд.

— Ты сама согласилась сюда ехать. Я тебя силком не тащил.

— Согласилась! Согласилась! — Взбеленилась Света, — ради тебя, дурака, согласилась! А могла бы и дома остаться!

— Света… — Поморщился Пуганьков, — ну не начинай.

— Это ты начинаешь! Понял⁈ Че ты вообще от меня хочешь⁈ Что б я тут зачахла⁈

— Да просто… — он вздохнул. — Просто мне кажется, что ты меня разлюбила.

— Я тебя разлюбила⁈ Ты себя слышишь⁈ Я ради тебя городскую жизнь поменяла на все… — Она окинула руками их скромненькую комнатку, — На все это! Из-за тебя! Работу в театре бросила тоже из-за тебя! А ты вот так? Вот это твоя благодарность⁈

— Света… Ну ты же сама хотела приехать… Говорила про пограничную романтику…

— Что Света⁈ Какая романтика⁈ Это я из-за тебя! — Она уперла руки в свою стройную, тоненькую талию, — Так может быть, это ты меня разлюбил⁈ На свою службу меня меняешь! Бросаешь тут одну, в четырех стенах! Сначала не выходи, потом паранджу надень! Так, да? Эх! — Света театрально коснулась виска, — Дура! Дура я, что за офицера пошла! А думала-то…

Светлана отвернулась, всплакнула. В этот раз такой трюк дался ей без особого труда. Все же эмоции переполняли девушку по-настоящему. Она медленно понимала, что муж начинает что-то подозревать. А потому, следуя великой мудрости: лучшая защита — это нападение, принялась давить Пуганькова первой.

— Ну… Ну ладно тебе… — Пуганьков встал. — Света, ну не плачь…

Он подошел было к ней, чтобы обнять, но девушка отмахнулась:

— Не трогай ты меня! Не ожидала я от тебя таких требований! Хочешь, чтобы я тут одна кисла⁈

— Да че ты⁈ — Испугался Пуганьков, — я так не хочу! И в мыслях не было! Я просто переживаю…

— Учти! — Разозлилась Света и погрозила ему пальцем, — я из порядочной семьи! Я живой человек! Свободный! Если ты не доверяешь мне, тогда грош цена такой любви!

— Свет… Я доверяю… — Сдался Пуганьков. — Да я… Я просто, видимо, устал. Переутомился… Чудится всякое…

Он потянулся к жене, чтобы снова обнять, но Света его отпихнула.

— Не трогай меня сейчас! Господи! — Она подняла очи горе, — мой собственный муж мне не доверяет! Думает, что я приехала сюда, что б на меня чужие мужики смотрели!

— Я… Я доверяю…

— Все! — отрезала девушка, — не хочу с тобой больше разговаривать! Мне нужно подышать свежим воздухом. Я ушла…

Она несколько мгновений пошарила взглядом по комнатке, заметила таз с бельем, что помогла ей постирать по наивному добрая женушка Тарана. Таз стоял тут уже несколько часов, и Света все ленилась его вынести, чтобы развесить белье.

— Белье, вот, повешу!

— Тебе помочь? — Робко спросил Пуганьков.

— Без сопливых справлюсь!

Света схватила с пола алюминиевый тазик, напряглась и подняла его.

— Давай все ж помогу… — Потянулся к ней Пуганьков.

— Убери руки! Пусть тебе будет стыдно, что твоя жена тяжести сама таскает!

С этими словами Света вышла из комнаты, оставив растерянного Пуганькова одного.

Донеся тяжелую ношу едва до угла здания заставы, Света подумала, что все же погорячилась. Хотя, конечно, выражение лица, с которым она оставила Пуганькова в комнате, ее повесилило.

«Пуганьков» Именно так, по фамилии, звала его Света даже в собственных мыслях.

Света уже давно призналась сама себе, что живет с Пуганьковым только по одной причине — он офицер. Причем офицер хороший, исполнительный. Знала Света, что Миша Пуганьков когда-нибудь сделает неплохую карьеру в армии. По крайней мере, она на это рассчитывала.

Света никогда не была обделена мужским вниманием. Да только раньше за ней ухлестывали простые парняги, обычные пацаны, с которыми она себя ну совершенно не видела.

А потом появился он. Курсант Михаил Пуганьков, будущий офицер и пограничник. Он вернулся в Краснодар на лето, к родителям. Тогда они со Светой и познакомились.

Пуганьков ухаживал хорошо. Даже красиво. Дарил дорогие подарки и цветы. Свете это льстило.

Льстило ей так же и то, как сильно завидуют ей подруги, что на девушку положил глаз целый офицер. Пусть и будущий.

Конечно, чувства к Пуганькову у нее все же были. Наверное, первый год. А потом… всплыли. Остались только Матушкины заветы: «Ты, Светка, держишь за него. Он офицером будет. Генералом станет. Будешь и ты генеральша. В люди выбьешься. Не то что твой папка. Бутафор в захудалом театре».

Вот Света и держалась. Держалась, даже когда перед свадьбой поняла, что не любит этого человека. Не любит Пуганькова. Никому она этого не сказала. Никому, кроме мамы.

— Ты глупости-то не говори! — Ответила ей тогда матушка, — стерпится — слюбится. Вот я по любви вышла замуж. И что? Всю красоту свою на твоего отца истратила, да так и осталась в однокомнатной квартире жить!

Так Света и сделала. Правда, когда Пуганьков уехал служить в КСАПО, на другой конец страны, Света даже обрадовалась.

Ее молодая, ветреная душа стремилась посмотреть мир. Чувствовался ей этот переезд чем-то свежим. Веяло от него романтикой. Веяло этим и от заставы.

На время ей даже показалось, что распределение на Границу, на такую опасную ее часть, сблизит их с Мишей. Что все же «слюбится». Да не слюбилось. А вся романтика развеялась в первые же три дня на Шамабаде.

Тогда Света плюнула и решила, что слишком молода, чтобы просто прозябать в четырех стенах. Что пусть ей и суждено стать офицерской женой, но имеет она право и на молодость. А значит — развлекать себя нужно самой.

Когда она вынесла тазик во двор, заозиралась, чтобы посмотреть, кого бы ей, попросить помочь отнести белье до веревки. А потом очень обрадовалась, увидев Васю Уткина, шедшего от оружейки, к зданию заставы.

— Вася! Ой! Васенька! Ты приехал! — Крикнула она, — привет! Ну, как здоровье⁈

— Нормально, Светлана Николаевна! Здравствуйте! Ой! А чего это вы такое тяжелое тащите? Помочь?

Светлана, конечно же, согласилась.

Когда Вася понес ее тазик к бане, где, сразу за ней, растянули на столбах веревки для сушки белья, Света принялась расспрашивать Васю о всяком. О том, как ему лечилось, о том, как он добрался.

— Ой! А ты ж слышал, что у нас тут, на заставе, творилось? Целое нашествие душманцев было!

— Душманов, — улыбчиво поправил ее Вася.

— Я так натерпелась, так натерпелась! Сутки в каком-то кишлаке, в сарае сидела, пока тут все не кончится!

Правда, Света стала замечать, что Вася смотрит на нее очень странно. Не так, как делали это другие мужчины.

Не было в его глазах ни интереса, ни задорного огонька, к которым она так привыкла. Вася не стремился рассмотреть ее талию или бедра, подчеркнутые простым синем платьицем в горошек. Не стремился он оценить и не очень смелое, но достаточно открытое декольте.

Вместо этого Вася глядел на нее просто… доброжелательно. Так, будто рядом с ним шла не она — красивая и очень яркая девушка, а какая-то «Светлана Николаевна» — сорокалетняя баба из соседнего села.

Хотя Света этого и не показала, однако, такое отношение Вася ее очень задело. Будучи личностью ветреной и азартной, Света, пусть и не совсем осознанно, стала с Уткиным заигрывать, чтобы добиться от него этих взглядов и огоньков.

— Слушай, Васенька… А ты вроде еще в плечах раздался⁈ А можно я потрогаю твои бицепсы?

— Можно, почему ж нельзя? — Сказал Вася, опустивший тазик на пенек.

Причем сказал он это без всякой задней мысли. Будто бы Света с ним вовсе и не заигрывала, а просто… Попросила потрогать мышцы… Ее это разозлило…

После пары минут безуспешных заигрываний девушка разозлилась. Вася стал ей совершенно неприятен.

— Ладно. Спасибо, Васенька, — кисловато проговорила она, — мне твоя помощь больше не нужна. Дальше я сама.

— Да не за что, Светлана Николаевна, — будто бы и не заметил Уткин ее тона, — Ну, бывайте. Мне к начальнику надо.

Эта встреча с Васей Уткиным напрочь испортила Свете все настроение. Она торопливо развесила белье, кое-как растянула простынь на веревке и торопливо пошла к квартире, надеясь, что Пуганьков ушел на службу.

Внезапно из-за бани кто-то выскочил.

— О-о-о-й! — Пискнула Света, когда Симонов потянул ее за локоток, а потом впился ей в талию руками.

— А чего это мы тут гуляем? — Разулыбался он сально, а потом потянулся к Свете за поцелуем.

— Тихо-тихо-тихо! Увидят же! — Зашептала торопливо Света.

— Да кто увидит⁈ Вся застава в нарядах! А кто не в нарядах, так на конюшне горбатится!

Он попытался снова поцеловать Свету, но та отстранилась, выпуталась из объятий танкиста.

— Светка, ты чего?.. — Недоуменно поднял брови Сергей.

— Слушай, Сережа… тут такое дело…

— Какое?

— В общем… В общем, Пуганьков, видать, стал о чем-то догадываться. Надо нам с тобой свидания наши прекратить.

— Как это… Прекратить? — Нахмурился Симонов.

— Так это. На время.

— Да плюнь ты на этого Пуганькова! Плюнь, разведись, и дело с концом! Мне служить осталось чуть-чуть совсем! Дембельнусь — махнем вместе на Алтай, домой ко мне! Я тебе, как обещал, Байкал покажу!

— Погоди ты… Байкал никуда не уплывет… — Отступила на шаг Света, — Ты же знаешь, нельзя мне, что б люди чего болтали… Я девушка уважаемая и…

— А плевать мне, что люди болтают…

Симонов снова попытался заключить Свету в объятья, но та ловко ускользнула, защитилась от танкиста тазиком.

— Прекращай, Сергей, — посерьезнела она, — прекращай, тебе говорят!

— Играешься со мной? — Разулыбался он снова, — я люблю, когда ты играешься…

Симонов пошел к ней, но Света чуть не взвизгнула:

— Сергей! Хватит! Хватит, говорю! Ни то закричу!

Симонов, удивленно замер, по-дурацки заморгал.

— Светка, да че на тебя нашло?

— Все! Все, Сережа. Поигрались и хватит, — отрезала она, — говорю же, муж у меня что-то там себе думает. Далеко зашли наши шалости.

— Светка… Так я ж тебя это… Люблю…

Ожесточившееся лицо Светы смягчилось.

— Глупышка ты, Сережа. Ну какая любовь? Сам подумай? Я с юга, ты с Сибири. У меня муж, офицер, а ты кто? Какой у нас был разговор, после первого нашего с тобой свидания?

— Какой? — Раскрыл рот Симонов.

— Что все это не всерьез. Вот какой. Подружили и хватит.

Симонов помрачнел.

— Подружили, значит… Все на Шамабаде знают, что Пуганьков — олень последний. Что ты его не боишься…

Тон танкиста похолодел, и Света даже испугалась.

— Признавайся, Светка, — разозлился Симонов, — ты себе нового «дружка» нашла? На Ваську Уткина положила глаз?

— Что ты несешь, Сережа? — Чувствуя, как страх стискивает горло, проговорила Света.

— Я видел, как ты его щупала. Как глазки ему строила…

Танкист пошел на Свету, и та попятилась, но чуть не запуталась в дровах, валявшихся под дровником, и едва удержала равновесие.

— Новый у тебя друг, да?

— Сережа… Я закричу… Сейчас закричи…

Она уперлась попой в шершавые дрова, потом прижалась к ним спиной, защищаясь тазиком. Симонов не останавливался.

— Мозги мне компостировала… Сука…

— Закричу…

Симонов дернулся, и ей показалось, что танкист ее сейчас ударит. Света съежилась, зажмурила глаза. Когда открыла, увидела лицо Сергея совсем рядом со своим. Он зажал ее у бани.

— Городская, а деревенские рожи нравятся, да? — Сказал он мрачно.

— Н-ненадо, Сергей… Я закричу… Сделаешь мне что-нибудь, и Миша тебя застрелит.

Симонов гневно выдохнул. Отступил.

— Застрелит. Тряпка эта? — Он поджал губы. — Ну, Светка… Зря ты со мной играла во все эти игрушки… Завтра вся застава узнает…

— Если узнает, тебя первого же с позором в какую-нибудь глушь переведут, — осмелела Света.

Симонов замолчал, уставившись ей в глаза. Молчал он долго. Потом проговорил:

— Нашла себе новенького ухажера, да? Я надоел? Или разонравился, когда меня Селихов, падлюка такая, опозорил на футболе?

Света не ответила.

— Ну ладно… — Выдохнул он. — Ладно-ладно. Ты у меня еще попляшешь, сука гулящая.

С этими словами танкист плюнул, обернулся и торопливо пошел прочь, к складу.

Света облегченно обмякла. Уронила тазик себе под ноги.

— Давно из-за меня мальчишки не дрались, — проговорила она, тяжело дыша.

Вечером после отбоя, я, как и обещал Уткину, пошел к ленинской комнате. Васю я в последний раз видел за ужином. Потом он помогал Гии на кухне, ведь Таран не спешил в первый же день наваливать на Уткина тяжелую работу.

Теперь пришло время мне с ним поговорить.

Топая по темному коридору заставы, я услышал впереди какое-то копошение. Там, в самом конце, замаячили тени. Потом зазвучали приглушенные голоса:

— Ты че, боров, лезешь, куда не просят?

— Кто первый кинется, — мычал в ответ низким своим баском Уткин, — заломаю…

Я ускорил шаг. Тени, явно заметив меня, вдруг переполошились. Отпрянули по разные стены коридора.

Когда я приблизился, увидел в полутьме Уткина, сжимающего кулаки. У противоположной стены стояли четверо танкистов.

— Селихов? — Прозвучал вдруг тихий голос Симонова, — явился, не запылился. Ты, что ли, в каждую бочку затычка?

— Разошлись. Быстро, — приказал я строго.

Танкисты стояли неподвижно. В темноте мне сложно было рассмотреть их лица. Симонов, которого я узнал по голосу, выступил вперед.

— Чего это ты раскомандовался? Я по званию старший.

— Бери в охапку свой экипаж, и выметайтесь отсюда.

Симонов шагнул ко мне. Танкисты напряглись. Вася, с необычной для его комплекции быстротой метнулся ко мне, встал рядом. От его резкого движения танкисты аж вздрогнули.

— Кто Сашу тронет, все кости пересчитаю, — низким, немного гортанным голосом проговорил Уткин.

— Двое против одного? — Хмыкнул Симонов. — Расклад не в вашу пользу.

Потом Сергей глянул на меня. Его глаза блеснули в темноте.

— Один на один мы с тобой уже выходили. Теперь попробуем в командном зачете.

— Ох и короткая же у тебя память, Сережа, — сказал я, глядя на него исподлобья. — Забыл уже, чем тогда дело кончилось? Видать, пара напомнить.