Одаренный (2)

Глава 2

В Красноярске было заметно прохладнее, и мне пришлось надеть легкую куртку, которую мы выбирали вместе с Ариной в одном из наших немногочисленных походов по магазинам.

Да, мой гардероб, с легкой, но настойчивой руки этой неугомонной рыжей девушки, значительно увеличился и теперь не ограничивался парой джинсов и стольким же количеством футболок. В нем появились рубашки, брюки, симпатичный льняной пиджак и, прости Господи, галстук.

— Минималистичный, атласный и молодежный, — выразилась о нем Арина, разглядывая черную тонкую полоску ткани.

Поэтому я был одет более чем прилично. За сына какого-нибудь купца средней руки вполне мог сойти.

Ворота Академии были нараспашку — входи-выходи, когда пожелаешь. Занятия еще не начались, а погода была более чем приятной. Поэтому по территории сновало большое количество людей — студентов и их родственников. Парковка также была забита до отказа.

Первым делом мне требовалось посетить коменданта общежития для получения ключей от комнаты, постельного белья, учебной формы и всего прочего, что полагалось вновь прибывшим.

— О, Дубравин! Да еще живой! — воскликнула Аглая Федоровна. — И вымахал же.

— А с чего бы мне не быть живым? — возмутился я.

— Ну так тренировки у тебя опасные, — подмигнула комендантша. — Да еще с кем.

— Какие тренировки? — не сразу врубился я.

— Городские. Прямо посреди оживленной улицы.

— А-а, — вспомнил я. Русов Иван Русланович о чем-то подобном говорил, но я прослушал. Засыпал уже. — Было дело, каюсь.

— Вот, ключ от твоей бывшей комнаты. Будешь как прежде один, но думаю, это ненадолго. К тебе точно кто-то да попросится.

— А можно одному? — попросил я. — Мне так уютнее.

— Посмотрим, — уклончиво ответила Оглобля. — Бери обходной талон и иди получай добро.

Я взял со стола небольшую бумажку, в заголовке которой значилось: «Талон материального обеспечения №…»

Поблагодарив коменданта общежития, я направился к выходу.

— И не убей мне завскладов, — пошутила она напоследок.

— Ничего не обещаю, Аглая Федоровна, — в такой же шутливой форме ответил я.

На получение материального обеспечения ушло слишком много времени. Помимо меня, в очереди к вечно ворчливой бабе Нюре стояло с десяток студентов разных курсов. Бабка была неторопливой от природы, вот нам и приходилось ждать, пока она подслеповатым прищуром, минут за пять, прочтет протянутую ей бумажку, и затем соображала еще столько же, что от нее требуется.

Тем не менее, я героически отстоял очередь, получив то, за чем сюда пришел — постельное белье. Форму и все остальное выдавали в другом месте, где завсклад был не в пример расторопнее.

Комната, с моего последнего визита, никак не изменилась. Разве что спертый воздух потребовал немедленно отворить форточку.

Разложив все вещи по привычным местам, я принял душ и, переодевшись в повседневную одежду, вышел во двор Академии, если огромную открытую территорию вообще можно сравнить с двором.

Меня пока не узнавали, и слава Богу.

К своему стыду, я только недавно начал осознавать, какой резонанс в массах произвел наш поединок с Озеровым и какими проблемами это могло для меня обернуться. Даже несмотря на официальный релиз властных структур о внезапной тренировке и бла-бла-бла. Ни один мало-мальски уважающий себя одаренный в эту чушь не поверил. Да и я бы не поверил, окажись на их месте. На той улице, где прошел поединок, разгулялась такая мощь, что кажется, даже воздух трещал от напряжения. На тренировках такого не происходит.

Как назло, некоторые прохожие имели весьма недурственные камеры на своих коммуникационных устройствах, которые позволили им заснять наши с Озеровым лица крупным планом. Эмоции, часто сменяющиеся на лицах дуэлянтов, не оставляли сомнений — все было по-настоящему. Возможно, даже насмерть.

Тут же нашлось с тысячу-другую диванных экспертов, которые немедленно завели извечную пластинку про неискренность властей, про теорию заговоров, массонов и вообще — человечеству скоро наступит конец. Прилетят инопланетяне, начнется извержение вулкана планетарного масштаба, а из океана полезут динозавры.

Первым делом я навестил друга.

— Здравствуй, Енисей-батюшка, — я засунул руку в прохладную воду, от которой сразу разошлась рябь. Слишком крупная для простого прикосновения. Несомненно, река была рада меня видеть.

Я сел на берегу и мысленно проник в толщу воды. Да, все тот же — мудрый, степенный и неторопливый, но пока не сонный.

От нечего делать мое сознание попыталось проникнуть до самого дна. Удалось легко. Средняя глубина в этом месте реки составляла не более сорока пяти метров. Пошарив по песчано-илистому дну, скорее из праздного любопытства, я так и не обнаружил ничего интересного.

Я расширил восприятие на максимум. От спокойного и вальяжного Енисея не осталось и следа. Сейчас это был неукротимый, ревущий и разбрасывающий густую пену зверь. Злой и ненасытный, стремящийся выйти из берегов, затопив все в округе. Этому чудовищу было невыносимо тесно в собственном русле, он рвался на свободу.

— Ох… — я немедленно разорвал связь с рекой. От чужих эмоций слегка гудело в голове, а во рту пересохло.

«Но зато интересно», — сделал я мысленный вывод. — «Что это было, попробуем разобраться позже».

Следующей я посетил, конечно же, Троицкую Галину Афанасьевну. Мой преподаватель по духовным практикам занял тот же учительский домик, что и в прошлом году.

Мы тепло поприветствовали друг друга.

— Боже, Дубравин! Ты так вырос! — Она по-матерински обняла меня. — Уже выше меня на полголовы. А возмужал-то как. Красавец. Небось девки толпами за тобой бегают?

— Нам этого пока не надо, — шутливо ответил я. — Успеется еще.

— Твоя правда, — согласилась она. — Входи, рассказывай. Я как раз чайку заварила. Думаю, тебе есть что рассказать.

Сидели мы в ее домике часа три и гоняли чаи с вареньем. Хотелось рассказать все как есть, но делать я этого не стал. По моему рассказу убийство Вирмы произошло в дружеском походе на шашлыки, без упоминания кургана и погребенного Архимагистра. Просто несчастливая случайность со счастливым концом. Следовательно, когда я перешел к повествованию дуэли с Озеровым, скрипт-камень в ней не фигурировал, но в остальном скрывать было нечего.

— Весело живешь, Дубравин, — с улыбкой произнесла она, но тут же добавила строгости в голос. — Но выпячиваться не стоило. Тобой наверняка заинтересовались определенные и очень опасные люди.

— Не думаю, Галина Афанасьевна, — махнул я рукой. — Если бы я кому-то был интересен, давно бы меня нашли. И Озеров Геннадий Аркадиевич яркое тому подтверждение. Отыскал, подрались, договорились. В ученики зазывал.

— Озеров, тебя⁈ — искренне удивилась Троицкая.

— А что вас удивляет? Нормальный мужик оказался.

— Дрянь редкостная, а не мужик, — женщина сразу переменилась в лице, всем видом выражая неприкрытое презрение. — Очень гадкий человек. Жадный, злобный, вечно неудовлетворенный.

— С завышенным самомнением, — добавил я много раз слышанную характеристику на Геннадия Аркадиевича.

— Здесь по делу. Он сильнейший водник и имеет право выпячивать себя. Но будь с ним осторожнее. Предельно. Он ничего не делает для других просто так, только ради собственной выгоды. Ярый оппортунист.

— Это кто такой?

— Это тот, кто добивается своего любыми путями и средствами. Порой даже презрев законы, этику и совесть.

— Я вас услышал, Галина Афанасьевна. Буду предельно осторожен с ним. Тем более, что наша последняя беседа не предполагала дальнейшего общения. Я ему отказал. Думаю, после этого мы стали неинтересны друг другу.

— Вот и забудь про него. И не пытайся наладить контакты.

Если раньше я сомневался насчет личности Озерова, то теперь все сомнения улетучились. Ну не могут все в один голос утверждать, что он дрянь-человек. Не бывает такого. Никто ведь даже слова хорошего в его адрес не сказал. Все только плохое и очень плохое.

— Верю и буду держаться от него подальше.

— Вот и замечательно. А теперь покажи, что умеешь. Я сейчас таз с водичкой принесу.

То, что я вытворял с водой, для меня уже не казалось чем-то сложным. Все являлось настолько обыденным, что скорее походило на забаву. Но Троицкая была впечатлена. Особенно когда я мгновенно заморозил воду и через секунду она уже бурно кипела. Потом снова заморозил.

Правда, сил это отняло прилично, но в пределах допустимого. Моя нынешняя шкала, которая с каждым днем окрашивалась во все более зеленый цвет, позволяла и не такое.

— Так быстро перевести воду из состояния льда в кипящую жидкость… — задумчиво произнесла она. — Так воздействовать можно только на молекулярном уровне. Ты же понимаешь это?

— Так и есть, — гордо подтвердил я. — На молекулярном уровне.

— Ну тогда поздравляю тебя, Дубравин. Ты только что сдал выпускной экзамен. И, кстати, я яблочки привезла. Целый мешок. Не подсобишь?

— Что от меня требуется? — я охотно согласился помочь.

— Засушить, чего же еще. Зимой компот буду варить.

Жизнь вошла в более-менее ровный ритм с наступлением занятий: подъем, завтрак, уроки, обед, свободное время, ужин и отбой. Как-то так.

Правда, я включил дополнительную физподготовку сразу после подъема и через день посещал тренажерный зал или бассейн в свободное вечернее время. На какие-то кружки я записываться не хотел, но на фехтование поглядывал с живым интересом. Не то чтобы мне это было необходимо, но все-таки, это очень полезный жизненный навык.

Студенты и преподаватели прекрасно были осведомлены о моей «тренировке» с Озеровым в Астрахани. Многие поверили официальному заявлению властей, а многие нет. Те, кто поверил, пренебрежения в мою сторону проявлять не перестали, но уже без явного злорадства. Те же, кто не поверил, смотрели на меня с легкой симпатией и даже опаской.

К доске меня все равно вызывали неохотно, но, когда это случалось, издевки, раньше вылетающие из уст некоторых оборзевших однокурсников, больше не звучали. Аудитория провожала меня к доске молча или с живым интересом, если шло практическое занятие. Всем было интересно посмотреть на левитирующую воду, принимающую самые причудливые формы. Особенно самым младшим в аудитории.

Но друзьями я все равно не обзавелся. Если раньше меня презирали, то теперь откровенно боялись. В столовой я ел один. Жил в комнате один, и свободное время проводил один. Лучшими друзьями были книги, гантели и боевой шест. Да, я все-таки записался на фехтование, но шпага мне никак не давалась. Не мое это. Но вот двухметровый шест был самое то.

Проблемы начались совершенно неожиданно и совершенно на ровном месте. Так оно в жизни, наверное, и бывает.

Ирина Алексеевна Баструкова — заслуженный преподаватель старших курсов по артефактологии и техномантии — заимела эликсирной воды моего производства для каких-то учебных нужд.

Понятное дело, что по объективным причинам я вежливо отказал, сославшись на договоренность с Озеровым.

— Мне нет дела до твоих договоренностей. Мне нужна эликсирка, чтобы нормально преподавать.

— Я же вам объяснил, что дал Слово Озерову Геннадию Аркадиевичу, что буду производить воду только для одного человека, и это, уж простите, не вы. Для этого вам не хватает во-о-о-от такой бороды, усов и лет тридцати к вашему возрасту. Ну и кое-чего еще.

— Наглец! — возмущенно завопила Баструкова, словно я отвесил ей пощечину. — Хамло! А ну марш к директору!

У директора ничего не поменялось. Тот же кабинет, тот же человек — низенький пухляш с бегающими крысиными глазками.

— Акакий Владимирович, — продолжала возмущаться преподавательница, но уже в кабинете директора. — Он не желает мне помогать.

— Чем же он может вам помочь? — слово «он» было произнесено с явным пренебрежением, словно я таракан какой-то. Человек явно не пользуется интернетом и не в курсе последних событий. Я даже как-то отвык от подобного обращения.

— Он не дает мне эликсирную воду!

— Так, погодите. А откуда ему эликсирная вода?

— Он может материализовывать ее. Вы что, не в курсе?

— В курсе чего? — непонятливо уставился на нее директор.

— Из-за чего он с Озеровым подрался.

И откуда она знает такие подробности? Догадалась сама? Сильно сомневаюсь. Скорее, кто-то ей нашептал.

— Подрался? С Озеровым? Он? — недоумению директора не было предела. — С каким Озеровым? С тем самым?

— Да! — продолжала возмущаться Баструкова. — С Геннадий Аркадиевичем, что преподает в Московской Академии одаренных и дает частные уроки государевым отпрыскам.

— То есть, он подрался с Озеровым-старшим, выжил, но вас это не смутило?

— А почему это должно было меня смутить?

— Идите, Ирина Алексеевна, — устало вздохнул директор. — Я с ним сам разберусь.

— Вы уж разберитесь с ним, Акакий Владимирович. Распустили молодежь совсем.

«Господи», — подумал я. — «Что с ней не так?»

Крайняя степень возмущения Баструковой чувствовалась даже в цоканье ее каблуков и хлопке двери кабинета, когда она покинула нас.

Акакий Владимирович еще около минуты рассматривал меня, и за это время на его лице промелькнула целая гамма чувств — от непонимания до подозрения.

— Даже не хочу знать, что там произошло с Озеровым, — начал директор. — Меня это не касается. Но воду почему ей не дал?

«Наглая слишком», — хотел было ответить я, но произнес вслух другое: — Вам же известно, чем промышляют Озеровы. А так случилось, что я могу то же самое, и это создает для них конкуренцию.

— Ну, — кинул директор.

— Я дал Слово, что не буду производить эликсирной воды больше определенного количества и только определенным людям. Нарушать данное мною обещание я не намерен. Да и помирать не шибко охота. Деньги там вертятся совсем немалые, а убивали и за меньшее.

— Говоришь, дал слово?

— Дал Слово, — выделил я последнюю часть фразы.

— Озерову?

— Озерову, — кивнул я.

— Иди, я разберусь с Баструковой, — после долгой паузы произнес директор. — Она от тебя отстанет.

Я благодарно кивнул и поспешил ретироваться, переменка-то закончилась еще двадцать минут назад. Как бы опоздание в журнал не впаяли.

Нормальный мужик наш директор оказывается, хоть и на вид не очень. Тот редкий случай, когда внешность говорит одно, а поступки — другое. Все сразу он понял. Видать, из наших — «олдскульных». «Респектую» ему тогда.

Баструкова действительно от меня отстала, но, судя по ее взгляду, сулящему мне все кары небесные, не простила. Хорошо, что она у нас не ведет никаких предметов, иначе черта с два я сдал бы зачет.

После уроков я зашел в свою комнату и еще на пороге оторопел. Прямо под моими ногами валялась неказистая обувь, на которую я чуть было не наступил. При беглом осмотре это были детские ботинки. Кажется, такие даже я когда-то носил. Что-то было в них знакомым.

Хозяин ботинок обнаружился на второй кровати — действительно мальчишка, лет десяти-одиннадцати на вид. Конопатый, но на удивление не рыжий. Цвет волос был темный, почти черный. Но вот лицо типичное славянское — большие серо-голубые глаза, небольшой едва вздёрнутый нос и округлое правильное лицо.

«Смесок», — сделал вывод я.

— Привет, — поднялся он с постели, на которой лежал прямо в одежде поверх разложенного белья.

— Ты кто такой? — сразу спросил я. — И что здесь делаешь?

— Так это… — растерялся он от моего напора. — Учусь здесь… уже.

— Прямо здесь? В моей комнате?

— Поселили. Тетя Аглая ключ дала, — мальчик потряс одетым на руку браслетом с номером моей комнаты. Видимо, уже не только моей.

Идти устраивать скандал к Аглае смысла не было. Да и какое я имел право что-то ей предъявлять? Оглобля здесь Царь и Бог. Как она пожелает — так и будет. И портить отношения с таким человеком — себе дороже. Она вполне способна основательно подпортить жизнь любому обитателю общежития.

— Горыня, — представился я, садясь на стул. — Дубравин.

— Велимир, — протянул он руку. — Можно просто Веля.

— Ну здрав будь, Веля, — я протянул руку в ответ. Рукопожатие было крепким. Слишком крепким для хиленького на вид мальчишки. Значит, эти ручонки не чурались физической работы.

— Из простых? — сделал я логичный вывод.

— Ага, — смущенно произнес он. — А ты?

Теперь понятно, почему Велимира подселили именно в мою комнату. Никто из родовитых учеников не принял бы холопа в соседи. А выдавать отдельную комнату несмышлёному мальчишке было бы верхом неразумия. Вот и решили проблему таким образом — подсунули мне, сразу решая эти проблемы, и комнату доукомплектовали, и мальчишку под присмотр более старшего ученика пристроили. И проблему неравенства социального различия не потревожили.

— Тоже. И раз уж мы будем жить вместе, давай сразу кое-что проясним, — я начал перечислять. — Не сорить, вещи не разбрасывать. В душевой за собой протирать. Унитаз смывать. И мои вещи не трогать. Все уяснил?

— Нууу… — замялся он.

— Из графина в мгновение выпорхнула вся вода, выбивая со звоном крышку. Еще на лету она разделилась и перешла в форму льда. Две ледяные стрелы, медленно покачиваясь в воздухе взад-вперед, острием уставились в моего нового соседа.

— Все уяснил? — уже строже повторил я.

— Ух-ты!!! — раздался восторженный вопль немедленно вскочившего с кровати ребенка. — Как круто! А можно потрогать? А как ты это сделал? А меня научишь?

Я закрыл лицо руками. Да уж, легко не будет