Десмонд Флинн
Она не умрет. Она не может.
Может. Прямо как моя мать.
Вот, что случается с храбрыми женщинами. Сильными женщинами. Если ты чего-то стоишь, они истекут кровью за тебя. Умрут за тебя.
В горле встает ком. Пожалуйста, не снова. Только не снова. Только не она. Не моя пара.
Жизнь без мамы была достаточно мрачной. Но с Калли… с Калли все изменилось. Жизнь стала в тысячи раз слаще, чем я мог себе представить. Если она умрет… от меня ничего не останется.
Я глажу ее прохладную и влажную щеку, отчаянно пытаясь вернуть ее к жизни. Калли смотрит на меня снизу с застывшей жестокой правдой на лице. Она осознает, что с ней происходит.
Я чувствую, как разрывается сердце, и почти не дышу из-за боли, которая намного хуже, чем телесные повреждения. Не так я думал, что все закончится. Но все в Калли, все, что составляет ее сущность, улетучивается.
Я провожу рукой по ее браслету. Ее браслет! Пока Калли жива, она должна отплатить мне долги.
Хорошо, что не использовал все бусины.
— Ты не умрешь, — приказываю ей я. Магия вытекает из меня, и одна бусина начинает исчезать… затем другая и еще одна. Калли содрогается со вздохом.
— Дес, что ты делаешь?
— Спасаю тебя.
И, хвала богам, это работает.
Ряд за рядом бусины исчезают.
Забери их все, просто верни ее мне.
Бусины начинают исчезать все медленнее и медленнее, пока, наконец, не прекращают стираться. Остается лишь несколько рядов.
Ее дыхание все также едва заметно, а рана не прекращает кровоточить. Я — не целитель, но если магия берет, то должна восполнить ситуацию. Но ничего не происходит.
И затем она дает задний ход. Магия возвращается обратно ко мне, откидывая меня назад и возвращая бусины на место одну за другой.
Не-е-е-ет! Не могу закончить заклинание! Вне моей власти.
Глаза Калли расширяются, будто она чувствует, как нарушается баланс. Я подхватываю ее тело ближе к себе, покачивая в объятиях и склонив голову над ее. Я никогда не терялся так перед Калли. Даже когда она была во власти Карнона. Но теперь, кажется, начинаю…
Потому что все происходит по-настоящему.
— Пока не исчезнет тьма, любимый, — говорит Калли слабым голосом.
— Нет. — Я качаю головой. — Даже тогда нет. — Ночь может и закончится, но она все еще моя.
Навсегда моя.
Ее глаза закрываются.
— Нет, — произношу я сильнее. Смотрю вверх, слепо оглядываясь по сторонам. Я боялся этого момента с тех пор, как встретил свою пару. Боялся, что потеряю. Я бы предпочел сделать что-то непростительное, чтобы оставить ее в живых, чем просто позволить ей так умереть.
Что-то непростительное…
— Мара, где вино? Ли… лиловое вино.
Королева Флоры поднимает голову от мертвой пары с пустым взглядом.
— Королевский погреб, — бубнит она будто в трансе, и затем ее внимание возвращается к паре.
Королевский погреб. Я был там несколько раз давным-давно. Мгновение занимает у меня покинуть Калли и появиться там, затем секунды уходят на поиски вина в фиолетовых стеклянных бутылках. Найдя его, я исчезаю и возвращаюсь к любимой.
Быстрым рывком открываю узкое горлышко бутыли и уже улавливаю слабый запах вина. Я пообещал паре, что защищу ее от своей эгоистичной, бессмертной стороны.
Я солгал.
Дело в том, что я — наполовину фейри, наполовину сын тирана-короля; и, несомненно, произошел от демонов. Злобные поступки у меня в крови.
На этот раз я погружаюсь в испорченные мысли, что витают вокруг любимой. Лицо Калии бледно, кожа холодна. Пульс очень слабый, едва уловим и беспорядочен. Я забираю у своей пары смертность, как всегда и хотел.
Поднося бутылку к ее губам, я вливаю вино в ее застывший рот. Используя немного магии, проталкиваю его в горло. Я выливаю все вино до последней капли; моя рука даже не дергается.
И затем жду.
Я зачесываю ее волосы назад, затем глажу радужные крылья. Мне вообще не стоило приводить ее сюда. Не стоило возрождать то, что у нас было. Не стоило вообще появляться в ее жизни.
Это своего рода агония — знать, что любовь всей твоей жизни была бы жива, если бы не ты. Любить ее так, что хочется стереть все, что между вами было, чтобы она жила. Потому что тогда бы Калли и была жива.
Движение у запястья привлекает мое внимание. Там, где несколько минут назад были черные бусины, ряд за рядом начинает снова исчезать. Только смерть или выплата может восполнить или аннулировать сделку. Смерть или выплата.
Смерть.
Страх… самый настоящий душераздирающий страх накрывает меня с головой.
Она и вправду покидает меня.
Во мне раскрывается бездна, которая заполняется одной лишь болью, всеми страданиями и страхами, которые пережил за всю свою жизнь.
Я издаю удушающий крик и провожу рукой по лицу Калли, по влажной коже, где мимо пролилось лиловое вино. Кожу начинает покалывать, зуд возрастает в районе груди. Там собирается магия, давя с такой степенью, что становится даже больно.
И затем она вырывается из меня. Я воплю, изгибая спину от возникших ощущений. И затем… затем чувствую, как моя сила сливается. Сливается с другой.
Я наклоняюсь к телу Калли, делая несколько неровных вздохов, и рассматриваю ее лицо. Я уже давно знаком с устарелой магией, чтобы знать, когда она действует… прямо, как сейчас.
Секундами позже грудь Калли начинает подниматься и опускаться, подниматься и опускаться.
Сработало.
Боже милостивый, сработало.
Калли жива.
Ее тело изгибается, легкие тяжелеют от вздоха. И на моих глазах рана начинает затягиваться. Я смотрю на небеса над собой и смеюсь дико, как маньяк. Ночь во всей своей хаотичной бесконечностью проходит вокруг меня и сквозь меня.
Она жива, и она — моя. Действительно, по-настоящему, полностью моя.
Я потираю грудь прямо там, где сердце убаюкивает нашу завершенную связь. Мои сломанные крылья широко разводятся в стороны в триумфе, что я даже не замечаю боль из-за восторга.
Калли больше не смертна. Ее магия вместе с моей поет сквозь нашу связь.
Ничего… ничего не чувствовалось так прекрасно.
Я сделал ее одной из нас. Правда, она никогда не станет фейри в прямом смысле этого слова — ее закругленные уши тому доказательство, — но Калли теперь бессмертна, как мы, сильна, как мы, и ее магия теперь полностью совместима с моей.
Я смотрю на голое запястье Калли, на котором исчезли все бусины. Только смерть или выплата восполняют сделки. Смерть или выплата. Мое требование, чтобы Калли жила, лиловое вино, которое влил ей в рот, — все это восполнило долги.
— Ты дал ей вино, — тихо говорит Мара там, где склоняется к земле.
Я киваю, не желая отводить взгляд от пары.
— Сожаления? — спрашивает королева.
— Я бы сделал так еще тысячу раз.
Ошибки могут быть прощены из-за смерти, к которой нет возврата.
Последние слова Мары застывают в воздухе между нами…
— Будем надеяться, что она поймет это…