Образец "Ноль" (Веласкес-4)

Глава 12

Глава 12.

7 января, суббота.

Розмари так увлеклась, что и второй приступ пропустила, он был чуть сильнее предыдущего, но лёгкие покалывания вселяли надежду, что это только временное ухудшение, и потом она может справиться сама.

Яхта высадила Павла в четырёх километрах от Майска, у портового причала острова Беринга, застроенного гостиницами и увеселительными заведениями, и отправилась дальше, вдоль побережья. Что находится вдали в океане, пока что оставалось загадкой, женщина не стала рисковать, запрашивать спутниковые снимки, а без них проверить, действительно ли там что-то есть, можно было бы только самому, доплыв до этого участка. Она рискнула, задала новый маршрут, на скорости в двадцать узлов, чуть больше чем за сутки судно должно было добраться до Ньюпорта. А если она сделает небольшой крюк, и пройдётся вдали от берега по океану, это её личное дело. Но даже если там ничего нет, в тех документах, что Геллер украл у «Айзенштайна», было много чего, что могло заинтересовать второй департамент штаба, и Розмари рассчитывала не просто вернуться на своё место через три недели, а ещё и с ценными данными.

Поэтому она решила, что эти сутки проведёт с пользой, а если времени не хватит, то всегда можно продлить сотрудничество. То, что сведения добыты незаконным путём, с помощью самообучающейся программы, давало простор для расследования, наверняка к этому подключатся Сэм Маккензи и его группа. Инженеру она, естественно, об этом говорить не стала, судьба Геллера её почти не волновала.

Гораздо важнее было то, что она узнала от Веласкеса. О том, что Альварес ставил опыты над магами, ей проговорился Сэм Маккензи. Парень из кожи вон готов был вылезти, только чтобы её заполучить, и проболтался об Альваресе, проекте «Сияние» и о том, что есть те, кто хочет его возродить. Больше Сэм ничего не сказал, может быть, не знал, или хотел приберечь как главный козырь, но потом Рози начала встречаться с Павлом, приступы стали сильнее, в общем, ей стало не до Альвареса и чокнутых эсперов.

Выходило, что проект не просто возродили, а ещё и добились результатов, по крайней мере, одного или двух. Для себя она решила, что даже если приступы пройдут, то Веласкеса она пока сдавать не будет. А если не пройдут, и Рози действительно потихоньку сходит с ума, то она попробует выкарабкаться. Процедура женщину не пугала, эсперов с детства приучали к мысли, что они могут умереть в любой момент, в её группе в приюте из шестнадцати детей остались в живых семеро. И раз получилось у Павла и его друга по имени Люцифер, то, может быть, получится и у неё.

Павел добрался до Майска на пароме, и нашёл свой Дьяболо на стоянке в порту. В Верхнюю столицу можно было попасть двумя путями — или через Сидаже Фундо по Каменному шоссе, или по автостраде, ведущей к Акапулько. В обоих случаях дорога занимала не больше полутора часов, однако в первом случае шла большей частью по равнине через Свободные территории, а во втором — по полосе, прорубленной в горах, и из зоны протекторатов не выходила. Молодой человек выбрал горы, если кому-то взбредёт в голову на него поохотиться, то установленные на вершинах камеры и радары мигом засекут недоброжелателя.

От самого Майска за ним демонстративно пристроились четверо мотоциклистов, они держали дистанцию метров двести, и отстали, только когда молодой человек остановился перед шлагбаумом на въезде в Верхний город. Возник соблазн помахать им рукой, но Павел себя сдержал. Он сдал пистолеты, переключил комм на новый платный канал столицы, и через десять минут и два десятка извилистых улочек оказался перед небольшим двухэтажным особняком в современном стиле, из стекла и гранита, стоящем на небольшом участке газона. Здесь Веласкес никогда не был, но семья Данте обслуживала многочисленное семейство Гальяцци, в том числе бывшего босса самого Павла — Карпова, и кое-что он о них слышал. Дверь распахнулась автоматически, стоило ему слезть с прокатного мотоцикла, клерк с приклеенной улыбкой провёл его в большой кабинет на втором этаже, с окнами в пол. За стеклянным столом сидела женщина с короткой стрижкой и острым носом, изучая многочисленные документы, выведенные прямо на столешницу. Мраморный пол в центре кабинета был покрыт дорогим ковром из натуральной шерсти.

— Сеньор Веласкес, — женщина привстала, пожала ему руку, — прошу.

Молодой человек уселся в кресло, поправил браслет.

— Франческа Данте, представляю интересы семьи Гомешей, мы не знакомы лично, — сказала адвокат, — но вы знали моего мужа. Сергей Корс, он хорошо о вас отзывался.

Павел кивнул, Корс был начальником охраны братьев Гальяцци, он нанимал Веласкеса, чтобы тот нашёл похищенную Светлану Крамер, но потом всё пошло совсем не так, как планировалось. Корса убили в прошлом году на вечеринке в честь открытия нового клуба на глазах у Павла и сотни гостей.

— Соболезную, сеньора, вашей утрате. Насчёт нашей встречи — никогда не был знаком с мэром, с чего бы ему что-то мне оставлять. И не называйте меня сеньором Веласкесом, это как-то непривычно. Лучше просто по имени.

Франческа смахнула документы со стола, достала из ящика конверт, запечатанный чипом.

— Вы не наследник, сеньор Веласкес. Павел. Матеуш Сантуш да Коста Гомеш назначил тебя душеприказчиком с обязательным условием, что это значит, я объясню, когда ты дашь согласие. Но сперва я должна вручить документы, которые оставил покойный, а ты должен их просмотреть в моём присутствии. Прежде, чем мы продолжим.

— Это обязательно?

— Нет, но разве тебе самому не любопытно? — женщина лукаво улыбнулась, протянула Павлу конверт.

Молодой человек пожал плечами, приложил браслет, потом посмотрел на зелёный крестик, чип сличил данные, и распался на две половины, позволяя достать содержимое.

В конверте лежали три листа.

На первом, с голограммой Службы контроля, были нанесены слова, которые Павел помнил, хотя прошло пятнадцать лет.

«Я, Матеуш Сантуш да Коста Гомеш, пятый советник Верхнего города, отрекаюсь от Паулу Гомеша, отказываю ему в родовом имени и изгоняю из семьи, говорю это от себя, моего отца, моей матери и их родителей. Навсегда.» Текст был заверен доктором Элайей Кавендишем, старшим инспектором Службы контроля.

На втором листе капитаном полиции Верхнего города был зафиксирован факт рождения Паулу Гомеша, передача под опеку Службе контроля, дата и место пропажи — 01 мая 323 года от Разделения, остров Мечты, протекторат Ньюпорт. Записью от 30 ноября прошлого года полиция Свободных территорий подтверждала, что Паулу Гомеш до сих пор считается живым, поскольку тело так и не было найдено, а чиновники из Службы контроля запрос о поисках не отозвали. Ниже, департамент опеки 30 апреля 323 года передавал жителя Свободных территорий Павла Веласкеса, эспера, на попечение Элайи Кавендиша. Датчик в углу листа фиксировал движение глаз, записи исчезли, стоило Павлу их прчесть, пластик почернел, показывая, что содержимое уже не восстановить.

С третьего листа на молодого человека смотрел он сам, только в пятилетнем возрасте, рядом с отцом, Эйтором и Мириам. Дети сидели за столом, а Гомеш-старший стоял за ними, положив руки на плечи сыновьям. Мириам тогда не сдержалась, показала язык, а Эйтор злобно щурился. Эту фотографию он тоже отлично помнил, её сделали на Рождество, потом она висела у него в комнате. На пластике кто-то написал «Прости», явно не Матеуш, потому что Веласкес знал его почерк.

Павел ещё раз просмотрел листы, попытался сложить их поровнее, он волновался, и нечаянно уронил почерневший пластик на ковёр с высоким ворсом. Быстро нагнулся, чтобы его поднять. Франческа смотрела на него снисходительно, поинтересовалась, нужно ли ещё время, попросила отделить одну половину чипа от конверта, приложила его к пластиковому прямоугольнику, появившемуся всё из той же тумбочки.

— Половина дела сделана. Поздравляю, теперь ты — душеприказчик Матеуша Гомеша, я должна тебя ознакомить со списком наследников и тем, что, собственно, они получат. Точнее, он, наследник должен быть один. Всё имущество сеньора Гомеша, которое оставалось на момент смерти, делится на две части. Первую он получил после смерти своей жены, она отходит её детям по брачному договору, к этому ты отношения не имеешь. Вторая часть — то, что принадлежало лично покойному, а именно фамильный особняк Гомешей на Пятой аллее, с земельным участком, обстановкой и всем содержимым, страховая стоимость четыре миллиона реалов, реальная — примерно шесть. По завещанию, запрещено передавать, продавать или сдавать собственность в течение двух лет. Все налоги, обслуживание и охрана оплачены на те же два года вперёд. Судья проверил условия завещания, и наложил абсолютный запрет на любые иски против тебя и наследника, естественно, не зная имён. Это понятно?

Молодой человек кивнул.

— На этом листе, — адвокат пододвинула пластиковый прямоугольник, — список тех, кто может получить особняк. В течение двух месяцев ты решишь, кто это, подчеркни имя, заверь своей личной меткой или браслетом, приложи вторую половину чипа, и передай мне, или в любой судебный участок. После этого наследник получит все документы и ключи, а я — свои двадцать тысяч комиссионных.

— А если я не захочу этого сделать? Или не успею? Или если этот наследник откажется?

Франческа устало улыбнулась.

— Тогда имущество достанется тебе. Но свой гонорар я всё равно получу.

— Чушь какая-то, — Веласкес усмехнулся, — появляется соблазн ничего не решать, подождать два месяца и забрать всё себе.

— Такова воля сеньора Гомеша, — Франческа поправила причёску, наклонила голову, — в моей практике, признаю, такое редко случается, но я составляла завещания гораздо более странные. Есть вопросы?

— Нет.

Павел подчеркнул четвёртую строку в списке наследников, прилепил остаток чипа, к подсвеченному прямоугольнику прислонил браслет, протянул лист Франческе. Та невозмутимо припечатала документ ладонью, опустила лицевой стороной на столешницу. По контуру листа появилось зеленоватое свечение.

— Вот и всё, — молодой человек встал, — надеюсь, наследник будет счастлив.

— Наверное, — адвокат тоже поднялась, протянула руку, — если объявится. Отличный выбор, сеньор Веласкес, я почему-то была уверена, что вы поступите именно так. Кики вас проводит.

В створке двери появился коренастый мужчина в сером костюме и синем галстуке, с квадратной челюстью и такой же квадратной стрижкой. Общее впечатление портили умные глаза, охранник дал на себя полюбоваться, отодвинулся в сторону, чтобы Павел мог мимо него протиснуться.

— Извините, сеньор, — сказал он, — лифт барахлит, нам придётся спуститься по лестнице.

Пожарный выход был в другом конце коридора, охранник ненатурально пыхтел, следуя прямо за молодым человеком, перед дверью опередил, распахнул створку. Он был слишком услужлив, и Павел держался настороже. До площадки между пролётами они добрались без происшествий, а потом Кики перегородил Веласкесу дорогу.

— Сегодня не моя смена, но я специально приехал сюда, отменил ланч со своими детьми, хотя вижусь с ними только по воскресеньям, хотел поговорить с тобой лично, — он поменялся в лице, учтивость словно ластиком стёрло, выражение глаз стало жёстким, — дону не нравится, что ты ввязался в спор с Фальками.

— Кому именно из братьев? — попытался пошутить Павел.

— Чезаре, — серьёзно сказал громила. — Он просил передать, что ты должен вести себя осторожно, но не рассчитывать на нашу помощь. Любую, это включает и людей Нины Фернандес. И ещё он надеялся, что особняк мэра останется его любимой племяннице Мириам. Дон Гальяцци думал, что ты поступишь правильно, но ты ошибся, и подвёл его.

— Значит, на меня теперь не только Фальки будут охотиться? — молодой человек потряс головой, — неудачно пошутил, если бы я знал, то конечно, поступил бы так, как хотел Чезаре. Кики, передай ему мои извинения.

Павел так был взволнован, что споткнулся, и чуть не грохнулся со ступеньки, ему пришлось ухватиться одной рукой за перила, а другой — за охранника, чтобы удержаться на ногах. Кики невозмутимо ждал, когда гость придёт в себя, вежливо выпроводил его из конторы, убедился, что Веласкес выехал с участка, потом поднялся на второй этаж, в кабинет Франчески.

Адвокат стояла возле двери, а внутри ходил техник с детектором. Висящий в воздухе дрон сканировал стены, ещё два ползали по стенам и полу, Кики остановился рядом с Франческой.

— Вот оно, — через несколько минут техник пинцетом отделил крошечный комочек от ножки стола, — модель Сириус-115, его в оборот ещё не пустили, только у вояк есть. Уничтожить?

— Нет, — охранник покачал головой, — точно только один?

— Вроде да.

— Проверь ещё раз, потом подключи его к отдельному каналу связи, я решу, как этим можно воспользоваться. Сеньора Данте?

Франческа посмотрела на охранника с затаённым страхом.

— Он сам выбрал, — сказала она, дождавшись, когда техник уйдёт. — Я никак не могла повлиять на его решения.

— Не твоя вина, — Кики равнодушно кивнул, — если парень отнёсся к дону без уважения, хотя знал, что Мириам — его родственница, то это его личный выбор. У тебя, Ческита, есть проблема поважнее, если твой брат не найдётся до конца месяца, братья будут вынуждены нанять других адвокатов. Ты отлично знаешь, что это означает для тебя. Ну что, нашёл?

Техник, снова заглянувший в кабинет, отрицательно помотал головой.

— В лифте всё чисто, и на лестнице тоже, кроме этого жучка, он ничего не оставил. Но на всякий случай я подключил следящую программу, если отсюда уйдёт посторонний сигнал, мы его обнаружим.

Если бы техник проверил вентиляцию, то увидел бы там растёкшуюся по трубе тонкую плёнку с выступом по центру. Когда Павел оступился, он прилепил флек к перилам с обратной стороны, за те несколько минут, что его выпроваживали, шпионское устройство перетекло на мраморный пол, сливаясь с рисунком, переползло по щели в лестнице к решётке на первом этаже, сразу за камерами, и просочилось через сетку. Изначально молодой человек хотел подвесить шпиона в лифте, но кабина оказалась буквально нашпигована всякими следящими устройствами. В кабинете Франчески таких устройств было ещё больше, и гораздо тщательнее замаскированных, вдобавок периметр надёжно защитили новейшим охранным барьером. Павла не интересовали секреты адвокатской конторы и её клиентов, но именно в этом здании находился кабинет Бориса Данте, пропавшего мага, одного из тех, кого пытались убить. Если Борис выжил, и каким-то чудом выберется, то свяжется с сестрой, тогда останется проследить за ним. И этот след выведет на Филипу Суарес.

В Верхней столице у Павла оставалось ещё одно дело. Неотложное, он и так слишком долго тянул.

Больница Святой Марии Карповой состояла из целого комплекса зданий, нужный Павлу корпус, лабораторный, находился чуть в отдалении, но пройти в него можно было только через главное здание клиники. Парень слез с мотоцикла, заполнил формуляр, указав, что пришёл к врачу-офтальмологу Клэр Биркин.

Через пять минут вниз, в холл, спустилась черноволосая женщина в белом халате, поманила Веласкеса за собой, они быстрым шагом прошли по коридорам в соседнее здание без окон — излучение Сола могло помешать экспериментам. Обитель Лео Шварца находилась на последнем этаже за дверью с номером 1113. Клэр вызвала лифт, который поднял их на одиннадцатый этаж, дождала, когда тот остановится, вдавила квадратик рядом с клавишей «Стоп» и засунула мизинец в появившееся отверстие. Лифт поехал вниз.

— Давно тебя не видела, — сказала женщина, — опять кого-нибудь охмуряешь?

— Лейтенанта Сил обороны, — улыбнулся молодой человек. — Она тоже эспер.

— Губа не дура. Не боишься, что она тебя раскусит?

— Боюсь, — признался Павел, — тогда наши отношения закончатся, а она мне очень нравится. Ты что такая напряжённая?

Клэр не ответила, кабина проехала минус второй этаж, на несколько секунд замерла, пока плита, перегораживающая шахту, отодвигалась в сторону, а потом спустилась ещё ниже, на уровни, которые в строительной документации не были отмечены. Геллер утверждал, что уровень, на котором они вышли. был защищён намного лучше, чем самые секретные правительственные объекты.

Лео Шварц, невысокий пожилой мужчина с круглым брюшком, золотой оправой очков и надменным выражением лица, которое не изменилось при виде гостей, встречал их в холле.

— Ты опоздал на три дня, — строго сказал он. — Идём.

Длинный, плохо освещённый коридор заканчивался лестницей, уходящей вниз, справа от неё прямоугольный проём вёл в ослепительно-белое помещение. В нём стояли несколько кресел, глубоких и удобных, и длинный узкий стол, продетый в матово-серое кольцо. Павел здесь бывал, и не раз — именно на столе происходило то, что он самостоятельно проделал в гараже в поместье Кавендишей, здесь магов долго и упорно убивали и возрождали, пока те не обретали независимость от браслета.

— Ложись, — скомандовал Лео.

Павлу не пришлось снова умирать, кольцо несколько раз прошлось вдоль тела, на экране проверенные участки подсветились зелёным. Сканер задержался в двух местах — у шеи и в районе поясницы, здесь свечение было оранжевым. Клэр пометила световым пером показатели, недовольно поморщилась.

— Концентрация увеличилась до семи процентов выше нормы, — сказала она, — ничего необычного не чувствуешь?

— Нет.

— Если дойдёт до двадцати, процедуру нужно будет повторить, — озабоченно произнёс Лео, — полежи пока, я сам посмотрю. Доктор Биркин, оставьте нас.

Клэр кивнула, и ушла.

Поток частиц с Сола в магнитном поле Сегунды выбивал из атома гелия один нейтрон и замещал на другую частицу, с отрицательным зарядом, образуя изотоп водорода. Количество таких изотопов было мизерным, но они присутствовали везде — в воде, в воздухе и в толще породы в относительно стабильном состоянии, что-то в поле планеты не давало им исчезать сразу же. Через кожу и с вдыхаемым воздухом изотоп проникал в ткани организма и распадался уже там. Животные и растения давно адаптировались, у человека спустя годы появлялись мутации, приводящие к смерти, если только в детстве ему не ставили имплант возле одного из надпочечников. До пяти лет имплант не приживался.

Организм будущих эсперов отвергал любые чужеродные включения, у магов изотоп проникал в кровь, связывался с железом, накапливался в нервных окончаниях, изменял их, пробуждал особые способности, и одновременно сводил с ума. Блокираторы инициировали процесс распада, но если какое-то количество задерживалось на определённое время, то извлечь его почти не удавалось. Оранжевое свечение означало, что изотоп накопился локально, и пока не представляет угрозы, красное — что концентрация слишком высока, и процесс уже не остановить.

— Потерпишь немного? — Лео поменял настройки, переводя аппарат в лечебный режим.

Павел кивнул. Инжектор прилепился к шее, впрыскивая лекарственный раствор, он закрыл глаза, сжал кулаки — казалось, что от участков тела, мимо которых двигалось кольцо, отрывают кусочки. Не помогали ни попытки потерять сознание, ни блокировка болевых ощущений, с каждым разом куски становились всё больше, в процесс вовлекались сначала подкожные ткани, потом внутренние органы. Ощущения были похожи на те, что каждый маг испытывал, проходя тесты в Службе контроля, только в сто раз сильнее.

Когда сканер пискнул, и кольцо остановилось, Павла трясло. Лео, напротив, довольно улыбался.

— Минус два процента, — сказал он. — Приходи сюда каждую неделю, будешь как огурчик.

— Нет уж, — молодой человек с трудом поднялся, сел, пытаясь унять дрожь, — одного раза в месяц достаточно.

— Как знаешь, — доктор Шварц равнодушно кивнул, — только не забудь, плюс пятьдесят, и я уже ничего не смогу сделать. Плохо, что ты приходишь, когда тебе вздумается, но хорошо, что ты появился сегодня. Идём, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Они поднялись тем же путём на одиннадцатый этаж, Шварц пропустил Павла в пустую приёмную, распахнул дверь в кабинет.

В его кресле сидела светловолосая женщина с холодными голубыми глазами на узком скуластом лице, одетая в светлый сарафан с геометрическим рисунком, ей на вид было лет тридцать, не больше. Лео чуть ли не насильно впихнул Павла в гостевое кресло, уселся рядом с ним в такое же. Было видно, что доктору с его объёмным животиком такое мелкое сиденье непривычно, но он терпел.

— Меня зовут Елена. А ты — Павел, я знаю про тебя всё, — сказала женщина, голос у неё был мягкий и пронизывающий.

— Так уж и всё? — удивился Веласкес.

— Конечно. С самого рождения, уж поверь, точнее, ещё раньше. Я хорошо знала твою мать, и неплохо — отца, покойного Матеуша, тот ещё кусок дерьма был.

Веласкес посмотрел на Шварца.

— Да, — вздохнул тот, — познакомься, Елена Соколова, пятый советник Северного протектората. Ты ведь не просто так сегодня приехал, может быть, хочешь что-то рассказать?

— Можешь говорить при мне, — Соколова мягко улыбнулась, — у нас с Лео нет секретов друг от друга, правда, дорогой?

Шварц обречённо, как показалось Веласкесу, кивнул.

— Мы вместе уже больше ста пятидесяти лет, — продолжала женщина, — и знаем друг друга как облупленных, как говорят русские.

Веласкес почувствовал себя неуютно, сказанное означало одно — и Шварц, и Елена вполне могли быть участниками эксперимента генерала Альвареса, который закрыли в 164-м году, или сто семьдесят лет назад. Двумя чокнутыми магами, которые каким-то чудом выбрались и смогли дожить до этого дня. Если так, то им обоим наверняка было лет по двести, а то и больше, и звали их, если верить отчётам об эксперименте, совсем по-другому, Леонид Гаусс и Ольга Громова. Он внимательно посмотрел на Шварца, в документах Кавендиша тот изображался совсем по-другому, тот выдержал взгляд спокойно, словно ничего не произошло.

Кем бы ни были эти двое, Павел не видел причин скрывать от них то, что происходит с Розмари. Во-первых, они были гораздо опытнее, во-вторых, у них было необходимое оборудование, и в-третьих, у девушки со светящимися кистями рук выбор был небогат — или свихнуться, или вылечиться. Веласкес надеялся, что принял правильное решение.

— Я сглупил, — сказал он, — попался своей знакомой, когда лечил ещё одного человека, не сняв браслет. Она маг, и сразу всё поняла.

— Ты убил её?

— Нет.

— Зря, — женщина покачала головой, — она тебя сдаст.

— Не думаю, — молодой человек раскрыл планшет, положил перед Шварцем, — это запись нашего разговора. Одноразовая.

Лео пододвинул устройство женщине. Елена внимательно отсмотрела все восемь минут, до того момента, как руки Рози окутало сияние. Когда экран погас, она скрутила планшет в трубочку, прижала ладонью.

— Что произошло в той лаборатории?

Павел коротко рассказал о том, как они проникли в заброшенное здание, и оказались подопытными в экспериментах, организованных неизвестными. Когда он описывал кокон, в котором лежал, Лео и его знакомая многозначительно переглянулись.

— Ей повезло, — сказал Шварц, — эти приступы — признак того, что организм борется. Ты зря ей помог, сильная боль спасает, думаю, эффект продлится неделю, максимум две, потом боль усилится до такой степени, что она не сможет терпеть. Привози её, и чем скорее, тем лучше.

— Она из штаба Сил обороны, — напомнил Веласкес.

— У неё нет выбора, — усмехнулся доктор, — и у меня тоже, я врач, в конце концов, и обещал помогать людям. Можешь рассказать ей о нас.

— О «Сиянии»?

— Да. Не во всех подробностях, и не стоит говорить о своих догадках, например о том, что я прекрасно себя чувствую без блокиратора, хорошо? Скажи, что есть исследователи, которые до сих пор занимаются этим проектом, в их Силах обороны каких только тайн нет, она подумает, что и мы из её коллег. Но услуга за услугу, это то, о чём мы давно хотели с тобой поговорить. Ты ведь в хороших отношениях с Патриком Кавендишем?

— Не очень.

— Всё равно, вы, считай, родственники. А с его другом, Маркусом Валленбахом, ты был знаком?

— Видел пару раз, не скажу, что он мне понравился, — Павел вспомнил фотографию, где вместе с Маркусом и Патриком стояла Сара Флеминг, она же Светлана Крамер, и еле заметно поморщился, он и Геллер убили Сару в прошлом году, после этого отношения с Патриком стали ещё хуже.

— Маркус был одним из наших, как Эфраим и Клэр, эспером без браслета, только ему не повезло, процедура адаптации дала сбой. Все считают, что он погиб, но на самом деле Маркус сам подставился под взрыв, не хотел оставаться в живых, иначе через несколько недель он бы всё равно сошёл с ума. Я отговаривал его, иногда прорывы случаются внезапно, но он решил, что надежды нет. Так вот, Маркус занимался экспериментами с человеческим геномом, он был очень талантлив, намного талантливее меня и всех остальных, кого я знаю и знал. Один из его опытов ты видел, это Мона, девочка с подавленным даром, которую нашли ты и детектив Волкова. Таких детей, как Мона, было семь, шестерых нам удалось отыскать, их мы смогли спасти, седьмой образец в опасности. Этому ребёнку сейчас от восьми до тринадцати лет, она или он с небольшими отклонениями — например, с имплантом, который с первого раза не прижился, или с приступами, которые обычно бывают у эсперов, но без выброса энергии. Если ребёнку уже есть тринадцать, то вполне возможно, он умер, если нет, то есть шанс, что он выживет. Мы пытаемся найти ребёнка и спасти, но Маркус слишком хорошо его спрятал. У Валленбаха не было секретов от лучшего друга Падди Кавендиша, постарайся ему объяснить, что для этой девочки или мальчика попасть сюда — возможно, последний шанс остаться в живых.

Лео проследил, как Павел садится на багрово-красный мотоцикл, смахнул с экрана картинку, провёл Елену в соседнюю комнату отдыха. Женщина села на диван, держа спину прямой и чуть наклонив голову влево.

— Думаешь, он поверил?

— Без разницы, — Лео примостился на фальшивом подоконнике, — Ирина давно пытается узнать, где последний образец, но она его не нашла, а уж они с Патриком, считай, не разлей вода, ещё с того времени, когда оба были призраками. Марик что-то наверняка рассказал другу, я в этом уверен, он один раз почти проговорился. Я думаю, Кавендиш настороже, он так спрятал девочку, что её никто не отыщет, потому что Патрик не такой дурак, как считают, и тут Пауль неожиданно полезет с вопросами, посмотрим на реакцию. Но седьмой эмбрион, он важен в основном для науки, и так ясно, что наш внук был на правильном пути. Меня больше волнует самый первый образец, без номера, который мы делали вместе в трёхсотом. Маркус сказал, что его уничтожил, ещё на стадии зародыша, потому что возникли какие-то сложности.

— Ты считаешь, что он соврал?

— Он всегда был скрытным, что-то рассказывал, что-то — нет, но здесь он точно меня обманул, я в этом уверен. Пауль привёз вместе с Моной образец раствора, я его проверил, и там есть фрагменты чужих клеток с изменённой ДНК. Более того, я точно могу утверждать, что Маркус извлёк минимум литр крови из полностью созревшего организма.

— То есть этот ребёнок родился? — уточнила Елена.

— Думаю, не просто родился, а дожил минимум до восьмилетнего возраста. Если это так, то ему может быть от пятнадцати до тридцати четырёх.

— На что он похож?

— Не знаю, — Лео недовольно пожал плечами, — но совершенно точно, это бракованный экземпляр. Мы пошли по неверному пути, использовали обычный геном, так что, возможно, нулевой образец до сих пор обычный человек. Идея была в том, чтобы затормозить изменения на десятилетия, но мы не смогли обеспечить контроль, поэтому, когда и как они проявятся — предсказать невозможно. Он как бомба с неисправным детонатором, может рвануть в любую секунду, или проваляться в углу лет сто без всяких последствий.

— А Павел может быть этим нулевым?

— Совершенно точно — нет, я его несколько раз осматривал, брал ткани на анализ. Что тебя рассмешило?

— Магов отстреливают явно с какой-то целью, по острову разгуливает ребёнок Маркуса, эспер, который биосовместим с имплантом, Ирина совсем слетела с катушек, хочет подмять под себя всю Сегунду, мало ей было прошлого раза. Нам не хватало именно нулевого образца, — с иронией сказала Елена. — Помнишь, я не так давно предлагала тебе создать колонию подальше от обычных людей? Забудь, дорогой, здесь гораздо интереснее.