Образец "Ноль" (Веласкес-4)

Глава 11

Глава 11.

7 января, суббота.

Фран просидела в небольшой комнате без окон почти четыре часа, прежде чем её вызвали на допрос. Перед агентом по имени Марк Эскобар лежал её комм, судя по кислому виду, специалисты Бюро ничего из него не вытащили. Точнее, ничего важного, переписка, к которой могли прицепиться, велась на шифрованных каналах, по кодам, которые она вводила каждый раз, а потом меняла, и, если не залезть девушке в голову, отследить её сообщения было невозможно. Фран вообще с некоторых пор стала параноиком, она даже маршруты в пилоте байка очищала каждый день.

Эскобар начал с простых вопросов, Фран охотно отвечала. Да, училась, работает в «Ньюс», живёт, где придётся, сейчас вот хотела снять квартиру в Верхней столице, поближе к работе, но сегодня редакция от её услуг отказалась. Нет, ни в каких людей никогда не стреляла, и даже не представляет, каким моральным уродом надо быть, чтобы это делать. И первого января она была на Саус-лейк, а где именно — не скажет, потому что частная жизнь на Параизу охраняется десятком законов. Но охотно покажет записи этого дня на своём комме. Эскобар, видимо, и не надеялся, что она расколется, через час его сменил мужчина, которого Фран встретила в гараже сеньоры Гименес, Фил Родригес.

— Облегчи жизнь себе и дядюшке Филу, — сразу, без предисловий, сказал он, — признайся, что из этого твоё, и мы тебя отпустим. Ткни пальцем, и всё, мы даже обвинений тебе предъявлять не станем, я тебе гарантирую.

Он выложил несколько фотографий с оружием из гаража. Фил явно торопился, готов был пообещать всё, что угодно, и Фран буквально через несколько минут поняла, почему. В дверь вошёл молодой мужчина в сером костюме, с дорогим кожаным портфелем и в очень дорогих ботинках, представился адвокатом Ломаксом, и поинтересовался, когда его клиентку освободят. На вопрос Фила, кто его, чёрт побери, сюда впустил, Ломакс предъявил постановление, подписанное судьёй Масловым со Свободных территорий, квитанцию о внесении залога, и предложил агенту поскорее закончить допрос, на котором его клиент всё равно будет молчать, потому что расскажет всё только в суде. И только если будет выдвинуто обвинение.

Так и вышло. Фран смотрела в потолок, Ломакс за неё отвечал, Фил поначалу злился, но потом успокоился. В конце концов, он и так собирался отпустить эту мелкую рыжую дрянь, так почему бы не закончить спектакль достойно. Маслов назначил суд на начало февраля, к этому времени или Лемански прикончат, или она попытается сделать это с кем-то ещё, так что всё, по мнению Родригеса, шло в правильном направлении.

Однако его решимость поколебалась, когда Лемански увели, а на её место уселась Диана Родригес, шеф департамента убийств.

— Это не она, — сказала женщина.

— С чего ты взяла?

— Я узнала, куда она идёт девятого января, во вторник. На похороны Терезы Симонс в Ньюпорте.

— Ну и что? Там весь «Ньюс» будет, она же, кажется, стажёр. Или уже нет?

— А то, папа, что она — её дочь. Лемански — дочь Терезы Симонс.

— Чёрт, — Фил выругался, — прости, сорвалось. Не может такого быть, она что, в собственную мать стреляла? Слушай, эта рыжая точно замешана, вот зуб даю, я эти дела чую, ты знаешь. Терезу ранили аккуратно, словно рукой пулю положили, надо найти записи, где эта Лемански стреляет, отдать на анализ, чтобы нашли совпадения, и наверняка она где-то хранит остальное оружие, если отыщем, припрём к стенке.

— Отлично, сделай это. А пока — у тебя есть хоть одно доказательство?

— Нет, — признался агент, — только интуиция, но ты знаешь, она меня не подводит.

— Дам три часа. Если не сможешь предъявить обвинение, Лемански свободна.

— Сам хотел тебе это предложить. Пусть подумает, что мы ничего не добились, а пока мы за ней проследим.

— Даже не вздумай, — Диана поднялась, — тебе осталось два года до пенсии, но, если будешь поступать по-своему, вылетишь завтра. Я не посмотрю, что ты мой отец, отправишься в свой садик цветочки копать. Где саженцы взять, ты уже знаешь.

Фран выпустили к вечеру. Ей вернули мотоцикл, комм и оружие, девушка заполнила бланк отказа от претензий, и через несколько минут выехала на Каменное шоссе, ведущее в Нижнюю столицу. Первым порывом было отправиться на склад, вывезти оттуда всё оборудование, а само здание спалить начисто, но камеры показывали, что туда никто не наведывался, и не стоило пока что привлекать к нему внимание. В кофре мотоцикла лежала винтовка, в кобурах — два пистолета, стандартный набор любого жителя Параизу, оружие обслуживали в обычном магазине, не лучший выбор для киллера, а вот для самозащиты то, что нужно. Оставалось найти место, где можно переночевать относительно безопасно, и решить, что делать дальше.

Геллер пытался разобраться в огромном массиве данных, который собрал его виртуальный шпион, когда получил сигнал, что в комме Фран Лемански копается кто-то посторонний. Через минуту он определил, что копались, скорее всего, спецы из Бюро — они получили доступ, используя универсальный пароль, у полиции такого не было. Значит, у девушки возникли неприятности. Инженер связался с Веласкесом, тот сказал, что разберётся.

— Как дела? — спросил Павел.

— Такое впечатление, — инженер зевнул, — что этот бот собирал всё подряд. Я теперь знаю, сколько денег у «Айзенштайн» уходит в год на заправку освежителей воздуха, и кто их подрядчик. Он их обдирает, как липку, мы можем подсунуть другое предложение, более выгодное.

— И это всё?

— Почти, — признался Геллер, — программа считает, что ничего важного тут нет, но я надеюсь.

— Мы тут на яхте болтаемся, вблизи Майска, эти ребята из команды Суарес не отстают. Розмари может помочь.

— Зачем это ей? То есть да, было бы отлично. Переключаю канал, теперь вы видите то же, что и я, доступ идёт через Касабланку, это безопасно.

— Павел сказал, ты ищешь, где могут держать Филипу. Как ты это делаешь? — подключилась лейтенант.

— Понятия не имею, в крайнем случае нарою что-нибудь компроментирующее, и заставлю их поменяться. За несколько лет какой-то мусор собрали, программа его сортирует, по времени там, по важности, и сотне других критериев, но многое приходится проверять. Возможно, там нет вообще ничего интересного, информацию извлекали из общих узлов, ни с чем секретным мои фантомы дела не имели, обычные отчёты, сметы и всё такое. Я сам не очень в этом разбираюсь, как добыть данные — я знаю, что делать, если есть конкретная цель, тоже, а вот когда перед тобой куча офисных отбросов, не представляю, к чему первому подступиться. Но вдруг нам повезёт, и мы там отыщем что-то важное.

— В этом есть смысл, — Розмари кивнула, — люди часто не придают значения обычным записям, только секретные данные часто берутся не из секретных источников, и из того, что известно практически всем, надо только знать, где и что смотреть.

— Здорово, — восхитился Геллер, — и что ты будешь делать?

— Искать несоответствия, — ответила женщина, открывая первую сводку. — Любые. Например, документы вдруг заверил другой человек, или отчёт всегда высылался в полдень, но иногда — на пять минут позже, это самое простое. Что потом, когда мы это найдём? Будем шантажировать корпов?

— Если ты из этой свалки вытащишь что-то полезное, — инженер выбрался из кресла, дотопал до кофейного автомата, и вернулся с большой кружкой кофе, — и тебя попрут из армии, корпы тебя с руками оторвут. А мне в лучшем случае голову. Поэтому шантаж, он на крайний случай. Ну, поехали.

Перед глазами Розмари замелькали цифры, даты и видеозаписи, женщина не заметила, как прошло два часа, даже от покалывания в висках отмахнулась, словно от надоедливой, но неопасной помехи, и только потом сообразила, что привычной боли не было. Она спихнула с глаз прозрачную пластину, потянулась в шезлонге, Сол уже кочегарил вовсю, хлестал лучами по открытым частям тела.

— Надо перекусить, — сказала она, — эй, Эф, ты как?

— Несколько месяцев назад я был обычным инженером, — Геллер тоже стянул визор, — и мне в голову не приходило заниматься этой чушью. Но стоит только начать. У меня пусто. А у тебя?

— Кое-что нашла в документах строительного департамента, тысячи аукционов на аренду земли, сметы на строительство, отчёты.

— И что тебя заинтересовало?

— Если скажу — придётся тебя убить.

— Ты серьёзно? Тогда лучше не надо.

— Шучу, это не тайна, просто никто обычно не интересуется, кроме подрядчиков. Смотри, вывожу карту, что ты видишь? Острова, много островов. Если брать двадцатикилометровую линию от берега, вокруг Параизу их больше сотни, а если увеличить до ста километров, почти тысяча. Примерно две трети — голые скалы, они мало кого интересуют, остальные пригодные для освоения клочки земли давно застроили и перепродают. Всё, что дальше, спросом не пользуется, люди привыкли жить вблизи от цивилизации. Поэтому там практически нет сделок, если ты захочешь заселить такой островок, пусть даже в Южном полушарии, подаёшь документы, выясняешь, не занят ли он, платишь регистрационный взнос, и земля твоя. Естественно, ты должен возвести постройки в течение двух лет, иначе всё отберут.

— Большой взнос?

— От типа и площади зависит, но даже ты потянешь. У каждого правительственного объекта есть санитарная зона, от трёх до пяти километров, даже если там есть земля, она не поступает в продажу. Все эти объекты можно найти в реестрах строительных компаний, потому что государство — выгодный заказчик, аукционы проходят в закрытом режиме, к результатам только правительственный департамент имеет доступ, поскольку он всё оплачивает. Например, у Сил обороны четырнадцать баз в стокилометровой зоне, при желании ты можешь их посетить, надо только подать заявку и получить разрешение.

— Так просто?

— Да, это ведь не враждебная какая-то организация, мы, сеньор Геллер, служим планете и всем, кто её населяет, так что любой может своими глазами увидеть, хорошо мы это делаем или нет.

— И много желающих?

— Кроме репортёров и тех, кто собирается пойти служить — почти никого. Скажи лучше, этот канал хорошо защищён?

— Можешь быть уверена, — пообещал Геллер, — если нас пытались бы подслушать, или перехватить, я бы знал. Разговор не записывается, любые следы уничтожаются, а то, что уничтожить нельзя, подменяется. Я на этом выдру съел.

— Ладно, у правительства есть свои объекты за стокилометровой зоной, это могут быть резервные склады или полигоны, или, например, что-то, связанное с космосом. Если объект не хотят раскрывать, то оформляют как частную территорию, в этом случае заявка подаётся на основной остров и на всё, что в пяти километрах от него. У нас, как ты знаешь, доступ на частную собственность запрещён без ордера судьи, так что с секретностью там всё в порядке, ты даже можешь убрать свои владения с доступных карт. Так вот, кажется, я нашла такой объект, почти на самой границе, и он никому не принадлежит уже шесть лет, потому что по документам там ничего нет, а вот по строительным отчётам «Айзенштайн» — есть, они подавали заявку, и её отклонили. Никто бы не заметил, но шесть лет назад береговую линию скорректировали, с учётом близких крупных островов, стокилометровая зона отодвинулась., в документах возникла путаница, потом всё поправили, конечно. Участок на западе, почти на самой границе. Не знаю, возможно там только начали что-то строить, и не закончили, но можно проверить.

И Рози подсветила небольшой участок океана в ста километрах от Ньюпорта.

На острове, затерянном среди бескрайних просторов океана Сегунды, на минус втором этаже белоснежного здания, Филипа Суарес пришла в себя, попыталась открыть глаза, но веки будто склеились. Она пошарила руками, нащупала простынь и нижнее бельё, попыталась сесть, приподняла голову, и тут же уронила обратно на подушку — перед глазами замелькали оранжевые пятна, неприятный комок подступил к гортани. Ноги едва шевелились, их словно что-то удерживало. Филипа с трудом разлепила губы, звуки словно застряли в горле, не желая выползать наружу.

— Помогите, — кое-как прошептала она.

Сердце колотилось, девушка привычно попыталась скользнуть сознанием внутрь организма, чтобы узнать, что там не в порядке, но не смогла. И от этого бессилия, непривычного эсперам, ей стало страшно. Она рванула правую руку, обхватила кисть левой, нащупала блокиратор и облегчённо вздохнула.

— Сто сорок седьмой очнулся, — раздался голос, он ударил по ушам, словно взрыв.

Филипа почувствовала, через нос выползает что-то длинное, идущее глубоко внутрь, в желудок, потом ей провели чем-то влажным по векам, то, что сжимало щиколотки, исчезло.

— Можешь открыть глаза и сесть, — тот же голос звучал гораздо тише.

Девушка сжала веки до боли, потом потянула, размытые пятна появились в поле зрения, они потихоньку изменялись, обретая контуры. Филипа подсунула под себя руку, оттолкнулась, села, спустив ноги вниз. Перед ней стоял пожилой мужчина в белом халате.

— Я — доктор Градов, твой лечащий врач, — представился он, — вижу, ты ещё в себя не пришла, но состояние неплохое, учитывая… Впрочем, это неважно. Минут через десять ты почувствуешь голод, одевайся, поднимайся на третий этаж, лифт в конце коридора. После процедур нужно нормально поесть, потом у тебя свободное время, можешь побегать или посмотреть новости, а в десять последней трети я тебя осмотрю. Одежда на тумбочке.

— Где я? — спросила Филипа.

— Ты в полной безопасности, — Градов холодно улыбнулся, и вышел через раздвижную дверь.

На тумбочке лежал спортивный костюм, с номером 147 на груди, Филипа натянула толстовку, сунула ноги в штаны, движения становились с каждой секундой всё увереннее. Зеркал в комнате не было, более того, все металлические предметы были матовыми, словно отражение могло показать что-то лишнее. Кроссовки чуть сжались, принимая форму стопы, девушка провела рукой по голове, ощутив голую кожу, потом дотронулась до шеи, нащупала шнурок, обвивающий горло, без узлов и застёжек. Появилось желание сорвать его, но Филипа делать этого не стала, решила сначала узнать, что это такое.

Она помнила себя за рабочим столом, посыльный принёс подарок от Геллера, копию той картины, которую она мечтала купить, но не могла себе позволить, и короткую записку о том, что оригинал ждёт её вечером в ресторане. Девушка невольно улыбнулась, Эф всегда выпендривался, наверняка под оригиналом он подразумевал себя, или какого-нибудь коротышку, наряженного, как мальчик с картины. Затем посыльный вытащил пистолет и выстрелил в неё, после этого в памяти всплывали даже не воспоминания, а образы, больше похожие на сон. Особенно ярко она представляла какой-то прозрачный кокон, в который её положили, опутав трубками, и связанное с этим что-то страшное и мучительное. Настолько, что Филипа почувствовала физическую боль, словно её разрывало на части.

Он пережёвывания прошлого толку нет, в этом Филипа Суарес была уверена. Надо было выяснить, где она находится, и как отсюда выбраться, после каким-то образом связаться с матерью или Варгасом, начальником службы безопасности. Створка двери исчезла в стене, стоило приблизиться, безлюдный длинный коридор встретил холодным белым светом, идущим с потолка. Она дошла до лифтового холла, чувствуя, что мышцы практически восстановились, поднялась на пять этажей вверх — здесь коридор шёл перпендикулярно нижнему, центральная дверь была заперта, проём справа вёл в просторное помещение со столиками и кухонными автоматами. За одним из столиков сидел мужчина точно в таком же костюме, с номером 144 на груди, с красным шнурком, словно порезом отделяющим голову от тела, и листал что-то на планшете, прихлёбывая из кружки с улыбающейся кошачьей рожицей. Над правой бровью у него чернело пятно. При виде Филипы мужчина приподнялся и галантно поклонился.

— Привет, сто сорок седьмая, — сказал он, — ты ведь новенькая, только что проснулась? Если пожелаешь, присоединяйся, сегодня на обед превосходный мукейкас из сома и креветок и овощи на гриле, ещё есть бургеры и пицца, но я бы не советовал, они каждый день одинаковые.

Филипа хотела сказать, что не голодна, но внезапно почувствовала, как внутри, в животе, образовалась чёрная дыра, готовая поглотить любую еду.

— В первый раз у всех такое, — 144-й понимающе кивнул, — я порций пять съел, помню, и всё равно остался голодным, но это пройдёт. Кстати, персонал здесь зовёт всех по номерам, но на самом деле я — Борис Данте.