Глава 4

«Сколько нужно подростков из две тысячи восьмого, чтобы вкрутить лампочку? Сколько ни возьми, все будут сидеть и плакать в темноте. Как бы нам самим не закончить также…»

Он наблюдал, как спина Алтаджина медленно, словно улыбка Чеширского кота, исчезает под давлением священного сумрака Ясного Зала. Наблюдал и чувствовал неясное томление, прилив крови к кончикам пальцев, чужое, обезличенное внимание…

Оставленные за порогом люди столь же молчаливо переглянулись между собой. Каждый из них уверен: другие получили те же самые ощущения.

Никто не находил в себе достаточно сил, чтобы осквернять священную тишину жуткого, вне всяких сомнений проклятого, места своей низкой речью, вульгарными звуками речевого аппарата, откровенно неуместными среди застывших столетий боязливой богобоязненности.

Вспышка из центрального зала заставила самых впечатлительных задушено пискнуть от внезапного страха. Остальные бросились обратно, отскочили или, хотя бы, сделали шаг назад.

В мозгу на редкое, исчезающее мгновение мыльными пузырями проплыли кровожадные образы: пара поединщиков дерутся до смерти, одинокий воин льет кровь в канал на каменном постаменте, люди вокруг рукоплещут и делают шаг вперед, множество животных и золота вливается в открытый проход…

Видения исчезли из памяти, но оставили неприятное послевкусие, испачкали подсознание наведенной агрессией, заставили пальцы инстинктивно сжимать рукояти…

— Хватит трястись, как холощеные тельцы! — голос Алтаджина зазвучал нетерпеливо и голодно, а сама его фигура сотканным светотенью силуэтом стояла у каменного алтаря местного божества.

Хлопок, в высоком каменном фонаре разгорается тусклое, невзрачное пламя. После первого источника оно продолжает вспыхивать по спирали: свыше трех десятков маленьких, желто-синих огоньков в ловушке давящих фонарных плит стали возгораться по кругу, стоило только кочевнику дойти до центра подозрительно просторной залы.

Несмотря на изрядное число источников, сам свет фонарей выглядел блеклым, неверным, символическим. Словно свет пробивался сквозь толщу воды, а не иссушенный пылью времен воздух крипты.

В комнате осталось множество неосвещенных мест, пятен, углов, как по весне остаются неприкаянными плеши зимнего снега в холодной тени.

Пляшущие тени от неверного, ломаного пламени путали, околдовывали, погружали сознание в калейдоскоп зрительных иллюзий, путали эффектом картин Эшера, пугали оптическим обманом геометрических фигур.

После Алтаджина, в Ясный Зал шагнул фармацевт.

Как и прежде, он не испытывал никакого страха, разве что нетерпение и привычное недовольство от бестолковых, нелогичных существ рядом с ним.

Зал никак не отреагировал на вступление под его своды земного практика, да еще больного недугом Яншао. После Юншэна и остальные достаточно быстро заполнили исчерченную полумраком комнату.

Только та странная вспышка никак не давала его интуиции успокоиться. Скорее…

Приводила в ярость

Помещение отличалось каким-то сверхъестественным присутствием, невнятный шепот тысячи незримых глоток обволакивал фигуру каждого гостя духовными шорами, но очень быстро приедался, становился обыденностью, переставал действовать на нервы.

Из самой комнаты с алтарем вело шесть дверей: одна в башню, которой и воспользовалась группа, другая — на противоположной стороне, такой же дебелый массив дерева и железных пластин без малейших следов ржавчины или гнили.

Еще по две двери располагалось слева и справа в глубине арочных, круглых сводов типично синской архитектуры. Каждая из них выглядела легким, изящным полотном, без претензий на защиту или монументальность. Скорее ширма, чем отдельное помещение.

— Похоже, именно об этом месте говорил Чжан Юлвей. Великая Кумирня. А здесь алтарь Шан-ди, — возбужденно, экзальтированно зашептал Вань сразу всем, кто мог его услышать.

Большинству было все равно. Они искали следы чужого присутствия, злоумышленника, убийцы, который так легко и незаметно расправился с их не самым сильным, зато чутким, осторожным, закаленным постоянными волнами товарищем.

И если остальные злились или пугались, когда находили полное отсутствие следов человека в зале, то Саргон лишь укрепил свою мрачную уверенность.

Убийца наверняка один из них. Причем, не стоило отметать и такую возможность, смерть Юлвея могла быть никак не связанной с укорененным на месте проклятии.

А еще, наличие предателя не означало отсутствия других опасностей. Такие как паук или тени в лесу у северных стен.

"И все же кому могло понадобиться его убивать? Нашим? А смысл? Неужели произошло что-то серьезное за четыре дня моего отсутствия? Несмываемое оскорбление, смертельная угроза, несметное сокровище, которое можно будет забрать после. Да не, бред какой-то. Общались друг с другом тоже нормально, пока я за ними наблюдал.

Тогда кто убийца? Практики Старого Города? Еще меньше смысла. Подобное могло быть выгодно разве что, ох, насколько же тупо звучит, тайному союзнику культистов. Но даже так, почему именно Юлвея?

Проклятие успело активироваться еще вчера, в этом нет никаких сомнений. Оно может вообще не зависеть конкретно от Ясного Зала — просто прилепилось к первому же зданию, в которое мы дружно вошли еще вечером. Значит — диверсия?

Тогда логичнее убить именно меня — мало того, что отряд запаникует гораздо сильнее, вплоть до идиотизмов вроде бунта и внутреннего конфликта, так еще и сразу минус третий по силе практик в группе. Тогда что, предателя нет и все дело в местных духах? Дерьмо! Надеюсь, голова такой мерзостью забита не только у меня. Почему именно в этот момент Алтаджину понадобилось впасть в свою дурацкую депрессию⁈"

Его товарищей больше волновало собственное выживание. Понемногу страх бойцов притупился надеждой, решимостью найти неизвестный артефакт или скрытый алтарь, развеять демоново проклятие над их группой.

За один кэ они освоились в Зале достаточно, чтобы начать разбредаться по помещению.

— Тому, кто первый обнаружит источник нашего проклятия, я лично выделю сотню облачных юаней, а также любой продукт со склада на выбор! Даже горячительные напитки или… — она помедлила, — ночь с продажной женщиной из Старого Города.

Последний раз такое воодушевление на простодушных лицах бойцов Первого Отряда возникало после успешного уничтожения последней волны месяца. Только атмосфера святилища и страх перед древними залами удержали людей от восторженного рева.

Саргон моргнул, затем недоуменно уставился на девушку. Очень коварный, расчетливый, максимально эффективный шаг. Несмотря на всю свою отстраненность она прекрасно понимала их положение. И то, что приказы выполняются тем хуже, чем дальше Отряд от Форта.

В закрытом проклятием старом капище Облачный Форт представляется еще более далеким, чем звезды на ночном небе.

Саргон покачал головой. Ведь хватило же ей гордости признать сложную обстановку и смекалки, как моментально превратить минусы в плюсы. Он скорее ожидал такого предложения от Алтаджина, но нет.

Дун Цзе стоит посреди комнаты в полумраке, Алтарь за спиной темной глыбой оттеняет хрупкий силуэт, уголки губ приподняты в вялом, иезуитском подобии улыбки, прищуренные глаза цепко осматривают каждого из «соискателей», слабое подергивание щеки выдает гнев и презрение к подчиненным.

Большая их часть моментально забегала по сторонам, как тараканы, принялась обшаривать каждый цунь пола.

Каня в приказном порядке отправили в башню за дополнительными факелами, Вань наморщил лоб и зашлепал губами, Камей пополз на четвереньках, стал нюхать пол как огромная смрадная собака, Уру издавал тонкие щелчки языком, вслушивался в эхо. Остальные тоже не сидели без дела.

Кроме фармацевта и его бессменного приятеля.

Всеобщий энтузиазм мало затронул Саргона. Принимать подачки из рук высших в Облачном Форте вообще чревато, а уж таскать ради этого каштаны из огня ему и вовсе не улыбалось.

Впрочем, кто-то должен, поэтому он не пытался вразумить товарищей. Девушка лишь ускорила процесс и избавилась от ненужных сомнений.

Сплошные плюсы, а риск из-за поспешности на этом фоне достаточно малый, чтобы им пренебречь.

Пока Первый Отряд продолжал бегать с высунутыми языками, Саргон неторопливо осматривался, вслушивался, пытался прощупать немногочисленную утварь и пристенные факелы. Он провел быструю медитацию, чтобы распробовать потоки Ци, но быстро свернулся из-за мрачной черной дыры там, где стоял Алтарь.

В устройстве Ясного Зала сказывалась умеренность и экономность предков: глиняные части не расписаны, деревянные — не обтесаны. Находившиеся возле Алтаря металлические сосуды не покрыты гравировкой, каменные фонари не подверглись привычной для синской культуры шлифовке.

Стены лишены штукатурки, однако кое-где полированы.

Понять, насколько они ровные, на глаз невозможно — с потолка до пола пространство покрыто вертикальными темными линиями разной толщины и плотности. Среди их гипнотического однообразия взгляд терялся, соскальзывал в сторону и так по кругу. Попытка всмотреться получше вызывала головную боль.

Из-за этих странных линий казалось, что пол плывет под ногами, а тени куражатся в хороводе вокруг Алтаря.

В целом, Ясный Зал демонстрировал нарочитый аскетизм, даже некоторую грубость и пренебрежение к входящим. А также множество примитивных элементов искусства, в которых, при должном старании, совсем не сложно разглядеть истоки куда более развитых форм современной синской культуры.

«Насколько же старо это место?»

«Древнее, чем предательство…»

— Кто здесь! — он резко обернулся, напуганный тихим шепотом из-за спины.

Но рядом с ним никто не стоял: до ближайшего, Ма, оставалось больше пяти шагов.

«Просто странный звук», — помотал он головой.

Интуиция молчала на этот счет, а сама фраза звучала неестественно, потусторонне — словно он услышал нечто осмысленное в шепоте ветра или шуме волн. Случайное звукоподражание пополам с достраиванием реальности человеческой психики.

Саргон дернул плечами, цыкнул, затем подошел к Алтарю, рядом с которым стояли Дун Цзе и Алтаджин. Последний опять уселся в свою опостылевшую медитацию, тогда как девушка смерила отрядного культиватора подозрительным взглядом.

— Что ты бродишь у Алтаря? Ни один темный артефакт или массив не может находится рядом с посвященным Шан-ди таинством, — уверенно сказала она и загородила спиной каменное основание, — ищи в другом месте, боец.

Саргон не стал обострять конфликт. Единственное, что он успел разглядеть — это два странных предмета на постаменте, рядом с глиняным изображением божка.

Первый представлял собой две перпендикулярные деревянные планки в форме перевёрнутой буквы Т, на вертикальной дощечке закреплен грузик на нитке. Второй инструмент походил на первый: форма буквы E, от которой конический груз на вервии подвешен к верхней внешней части E.

«Второй артефакт — точно отвес! Им еще древние египтяне пользовались, я видел в музее. А еще — не такие древние мебельщики и ремонтники у нас на хате в моем детстве, без особой разницы в конструкции… Причем отвес-то новёхонький! Время ничего с ним не сделало! А другая халабуда… Скорее всего, тоже какой-то инструмент. Дерьмо! Надо было лучше запоминать Юлвея, когда он болтал про всю эту…»

Юный практик дернулся, уголок рта болезненно скривился. Он нарочито медленно сделал вдох, выдох отправил в пространство споры сожалений и неприятия, извлек пыль вины из возвышенной души, развеял ее в стерильном воздухе священного места.

Помогло плохо.

"Еще одна странность: воздух совсем не затхлый, нет привкуса пыли, гнили, специфического запаха закрытых и брошенных помещений, вроде старых бункеров.

Нет, скорее ощущение, словно на секретном производстве, словно я опять на практике в Чистых Зонах, где все ходят в комбезах и даже телесные чешуйки сбрасывать не разрешается".

Недоверчивый взгляд брюнетки демонстративно сверлил его спину, пока он в раздумьях шагал от одних врат к другим, тогда как ее шимей исследовала брата-близнеца двери, через которую люди попали в Алтарный зал.

«Надо бы рассмотреть Алтарь поподробнее, но эта стерва меня подозревает непонятно в чем…»

Его колебания прервал Юншэн.

Фармацевт бесцеремонно взял его за рукав, потянул к левой двери, затем демонстративно ткнул пальцем с обгрызенными ногтями в выбитые над круглой аркой иероглифы. С учетом того, как он старательно отворачивал взгляд от Саргона и вообще любого объекта выше уровня пола, выглядела его поза донельзя странно — точно вампир, указующий на солнце.

Саргон пожал плечами и покорно уставился на участок стены с надписью. Прямо под иероглифами располагалась круглая арка из серых кирпичей, ажурная дверь в святилище тускло переливалась тонкими досками в паре метров вглубь сводчатого входа.

— Ты хочешь, чтобы я их прочитал? — недоуменно спросил практик.

Фармацевт покачал головой, явно раздраженный недогадливостью своего товарища.

— У.-оль.ни, — он ткнул в один из символов.

Действительно, угольник. В самом примитивном его понимании — просто две планки, соединенные друг с другом под прямым углом с выбитыми рисками. По крайней мере, так ему говорили ассоциации синского языка.

К сожалению, кроме этого иероглифа, Саргон мог прочитать только символ: «управление», то есть «угольник управляет», но чем, что, как, зачем такая надпись — оставалось без ответа.

Он сомневался, что кто-нибудь из его спутников понимает древнюю письменность лучше него, способного распознать некоторую архаику чисто по ассоциации, благодаря щедрому языковому паку герменевтики виртуальности.

— У.-оль.ни, — снова повторил Юншэн, затем зашипел и попытался грызануть Саргона за плечо.

Тот озлобленного фармацевта осторожненько отвел, а сам…

«Дева Мария и все ее ангелы!!!» — патетично воскликнул он, благо что про себя, — «дебильная песня Дун Цзе, ей еще подпевал, гм, подвывал Юншэн! Как же там звучало? Где-то следуют уровню, в движении что-то там что-то. А потом… Да, потом точно пелось про инструменты! Угольник не помню, но циркуль и какой-то безмен… что это вообще такое? А, неважно. И весы, весы тоже! Откуда она все знала⁈»

Ему стоило больших усилий не оглядываться, не сверлить формальную начальницу подозрительным взглядом, не начать пафосно обличать грязную предательницу.

Смущало только одно обстоятельство: зачем так тупо подставляться своей дурацкой напевкой? Промолчи она тогда — и все: никакой догадки, никакого подозрения не возникнет вовсе.

«Ладно, пора прищемить хвост нашей лисице. Только сначала прочту надписи на остальной тройке залов».

Саргон волевым усилием сохранил неторопливый, созерцательный шаг праздного человека в сложной ситуации. Не стоит срываться с места и бегать сивым мерином по всей зале. Несколько минут ничего не решат.

Следующие три зала содержали в себе похожий набор архаичных иероглифов, из которых расшифровки подлежал лишь вездесущий символ: «управление» да название инструментов. Помимо угольника, залы содержали в себе надписи весов, безмена и циркуля.

Причастность песенки Дун Цзе к происходящему официально подтвердилась.

Тем временем, остальные соискатели сверлили их отрядного Мельмота Скитальца ревнивыми, подозрительными, затем недоуменными взглядами, когда тот в компании пылесборника (Юншэн, серьезно? Нахрена тебе пыль?) дефилировал от одного входа к другому, залипал на архаичных надписях, при этом вовсе не думал пройти дальше.

Спустя пару часов, команда вновь собралась на одном месте. Ян недоуменно хмурилась: она так и не смогла отворить противоположную дверь. Лишь определила, что та вела во внутренний двор. Остальные не могли похвастаться и таким достижением.

Немногочисленная утварь не несла в себе следов демонической Ци и прекрасно подходила по стилю этому месту, никаких предметов извне не обнаружено. Другие вещи тоже никак не тянули на роль темных артефактов, по углам, в темных местах или основании свода никаких сюрпризов не выявили. Поэтому непроверенными оставались лишь залы в круглых арках да дверь во внутренний двор.

Загрузка...