Глава 12

«Жизнь — это последовательный сон, и, когда он перестает сниться, весь мир с его красотой и болью, печалями, с его невообразимым разнообразием перестает существовать».

И в этот день

Когда мертвое тело десятника за считанные минуты распалось на черную жижу и кости

Еще один кошмар закончился.

До Ясного Зала Уру они практически тащили. Бывший чиновник едва переставлял ноги. Не из-за физических повреждений: Саргон бил его вполсилы да и то, пострадало лишь лицо.

Из-за исключительного напряжения души.

Когда они пришли, доковыляли через башню внутрь древних, затерянных в смутных годах Залов, вокруг деловито сновали сокомандники, зараженные энтузиазмом денежного предложения Дун Цзе.

Стоило только борзой, потрепанной печалями тройке войти в окованную железом дверь, как все взгляды, мало помалу, переместились к ним.

Каждый успел отметить слабого, окровавленного Уру, что цеплялся за широкие плечи Камея раненым советским командиром.

Каждый разглядел отсутствие десятника, мрачный, потерянный вид Саргона, угрюмого Камея, забрызганные кровью руки, что так и не смог до конца отмыть редкий, бесноватый снег территории мин тан.

Первым к ним подошел расслабленный, безразличный Алтаджин.

— Ну что, проверил? — он демонстративно смотрел на пустое место рядом с Саргоном.

Там, где должен стоять еще один человек.

Там, где он больше никогда не встанет.

— Акургаль… оказался предателем, — Саргон закрыл лицо рукой, униженный и скорбящий.

Ближайшие люди подошли ближе. Дела оказались забыты.

Не важно. Такую информацию все равно не скроешь, да и не зачем.

— Что он успел сказать? — втиснулась в разговор Дун Цзе, требовательно уставилась на него своим испытующим взглядом.

«Ах, вот и плюс моей маленькой трагедии. Теперь меня не так сильно снедает желание затащить ее в постель… или на Алтарь».

— Мы так и не смогли узнать. Акургаль боялся своих покровителей больше нас. Кажется, они вышли на его семью…

— Ты уверен, что спрашивал достаточно? — Алтаджин стал серьезнее.

Даже в своем подавленном состоянии Саргон понял, что имел в виду кочевник. Да, угроза семьи звучил недостаточно, странно, слишком зыбко. Его держали гораздо крепче, чем туманными угрозами. Но на поверхность выплыл только этот факт, несмотря на всю костедробительную прилежность Камея.

— Этот старательный практик использовал все возможное. Лучше могли только великомудрые, — Камей ответил раньше товарища, склонился в глубоком поклоне.

— Нам, мне пришлось убить его. Простите, — выдавил Саргон.

На лицах Первого Отряда замерли все краски, от сомнений до неприятия. Неожиданно, но обе девушки выглядели не столько удивленными или безразличными, сколько… сочувствующими?

В отличие от их командира. Выражение на лице степняка с точностью соответствовало фразе: «умер дед Максим, да и комендант с ним».

— Ты уверен?

— Более чем. Он сам признался. Это Акургаль навел на Юлвея теней.

Удивленный, сумрачный шепот, стиснутые кулаки, Юлвей, несчастный и презрительный.

— Другие сведения лучше рассказать наедине, — сухо обратился Саргон к Алтаджину.

Тот не стал спорить, и они отошли обратно в башню.

Камей вернулся к остальным, начал эмоциональный рассказ, пересыпанный жестами гнева, удивления… самооправдания. Рядом с ним дрожал, словно осень в плакучих ивах, чудом выживший Уру.

— Хм, — Саргону удалось разжечь слабый огонек удивления в каменеющей от крикливой безучастности душе Алтаджина, — Чжэнь сянь-шен будет доволен. Новая зацепка, без связи с кланами. Хорошее настроение нашего милого гвардейца — тот ресурс, которого мне в последние дни очень не хватало… — искренне(!) вздохнул(!!) кочевник.

— Плохо, что не нашел кукловода или выходов к нему, сяобо. Дурни из «Улыбки Хризантемы» — это несерьезно. Павлины снаружи, черепашье яйцо — внутри. Ложный след, хотя проверить стоит.

Они вернулись обратно.

— Ты в порядке, Саргон? Мне жаль, что так произошло, — первой к нему подошла Ян с искренним участием на лице, — тебе пришлось самому…

— Нет, мой товарищ взял на себя, эм, тяжелый труд.

— И все равно. Тебе больно, но ты поступил правильно!

— Спасибо, шимей…

Она забавно надулась от именования «младшей сестрой» и он позволил себе бледную улыбку, когда хотелось рыдать от обиды.

Никто из его товарищей так и не подошёл, кроме вездесущего фармацевта.

— Сар.-он

Лишь Вань грустно кивнул ему, а Кань поджал губы и отвернулся. Злой. Не на него, на гребаную ситуацию, на подлых ублюдков, которые заставили убить хорошего человека руками Отряда.

— Сар.-он.

Но самым болезненным для него казалась не сама смерть боевого товарища, а ее полная бессмысленность.

Они толком ничего не узнали.

Лишь устранили возможную угрозу. Одну из. Саргон не верил, что таинственные покровители десятника решили сложить яйца в одну корзину. Если только все это не одна нелепая цепочка случайностей.

— Сар.-он!

Блажен, кто верует.

Саргон же не считал себя юродивым.

И постепенно сужал вокруг себя круг доверия.

— Сар.-он!!

Изображать подавленность и злость не пришлось, Саргон сыграл настолько достоверно, насколько он мог.

«Напомни, зачем я вообще изображаю чувства? Ах, новый цикл…»

— Сар.-он!!!

— Ай, чтоб тебе жена изменила с коровьим выменем! Юншэн!!! Нельзя бить своих друзей гребаной подставкой для фонаря! Зачем ты вообще ее вырвал? Верни на место!!!

— Ты. не от-ывал.ся. имя. прави-ино. ска.зал. мно-.о, аз.

Рядом хихикала Ян и весело, без глумления, ухмылялись Дун Цзе с Алтаджином.

«Жизнь продолжается», — меланхолично подумал Саргон, — «какая нелепая странность».

— Так что ты хотел? — он закрыл рот под конец фразы, когда проследил взглядом за искривленной шеей и мучительным для нормального человека наклоном головы.

Там, на биссектрисе внимания фармацевта, сидел на голом каменном полу Камей. Сидел, тихо, ностальгично улыбался скромной, самой приятной из когда-либо виденных у него улыбок, да беззаботно осматривал верхнюю треть стен, неразличимые в тенях барельефы.

У его ног курилась серебряная кадильница, артефакт Богини Нингаль, лично отданный Саргоном в пользование больного древним недугом алхимика.

— Хо.-ешь. ра.-ость?

— Юншэн! Ты… ты беспокоишься обо мне? — растроганно произнес Саргон и попытался обнять своего слегка ненормального, но такого приятно-искреннего и непосредственного

— ХШСХШШ!!!

Несколько кровоточащих порезов у переносицы и на руках не погасили нечаянную радость, но заставили выражать ее исключительно словами.

— Это типа успокоительного? То лекарство духа, про которое я тебе говорил на днях?

На самом деле, он рассказывал неожиданно внимательному фармацевту про целую практику психиатрии. Не по конкретной причине, так, от нечего делать и занять себя. И уже забыл, что конкретно успел выдать. Иногда просто хотелось поговорить о старом доме, вспомнить другую жизнь, другие ценности, а умница-Юншэн хорош своей абсолютной неспособностью выдать чужую тайну.

Даже если очень захочет.

— Про.-ерил. на. не.-ужном. смесь. безо.-асна.

— Камей нам нужен, — улыбка Саргона слегка задергалась, аккурат вместе с левым глазом, — как ты вообще его уговорил… а, неважно, лучше объясни, что оно делает?

— у.-окаи.вает. сра.зу. пло.-ое. забы.-аешь. бы.трее. мень.-е. ду-ма.ешь.

«Хм».

— Не советую дольше пары вдохов, — Алтаджин уже давно стоял за спиной и с интересом слушал нечленораздельные пояснения, — ты мне нужен с ясным сознанием.

— Как этот Зал? — пошутил Саргон.

Если бы в мин тан имелся хотя бы один сверчок, именно в эту секунду мог настать его звездный час.

Кочевник даже комментировать не стал это убожество. Только молча указал пальцем на кадильницу, подождал несколько секунд, а потом все с тем же осуждающим молчанием потащил парня к главному Алтарю.

— Кстати, куда тело дел?

— Похоронил, — мрачно, но уже без надрыва бросил нерасположенный к беседе юный практик.

Людоедского ответа про ингредиенты он уже не слышал.

Смесь фармацевта действительно помогла, отодвинула переживания, обесцветила их.

— Там от тела Акургаля вообще мало что осталось. Темная Ци разъела остатки.

Истинная правда. Скинутое в ров тело не пролежало и минуты. Еще одно вещественное доказательство измены десятника. Надо было снять тот амулет перед допросом. Вдруг… нет, вряд ли.

Остальные бойцы вздрогнули, Ян передернуло всем телом. Каждый из них представил, что могло произойти, не успей Саргон вовремя поднять тревогу.

Юлвей побледнел и мелко, почти незаметно (для простых людей) затрясся.

«Правильно, трясись», — злорадно подумал юный практик.

Он вспомнил легкое, обескровленное тело, пустые глаза, похожие на сморщенные, вареные яйца, и ему стало стыдно.

— Как у вас прошли дела? — осторожно спросил он у Ваня и Юлвея, которые осматривали дверь во внутренний двор аккурат после Ян.

Он не пытался скрыть мрачную скуку, безразличие к собственному же вопросу.

Парочка энтузиастов смущенно потупилась.

— Эти бездарные, необразованные глупцы просят у шисюна прощения, — осторожно начал Юлвей, — но они не смогли найти ничего, похожего на проклятый артефакт или рабочий демонический массив.

— Единственное, в чем они могут быть уверены, — подхватил Вань, — перед нами действительно Великая Кумирня, а в центре находится Алтарь Шан-ди! — произнес он с восторгом и завистью.

Странная, непонятная реакция. Саргон вспомнил: в прошлом цикле Вань также радовался после тщательного осмотра главного зала. Однако настолько ярких эмоций не выдавал.

«В этот раз Юлвей подтвердил его догадки», — понял он, — «почему именно Шан-ди вызывает благоговение и радость? К той же Чанъэ старик относится равнодушно».

Саргону не хотелось решать эту загадку. В другое время он обязательно бы расспросил, узнал, пошутил…

Все потом.

— Есть ведь и другой способ найти причину нашего проклятия, — сухим, пресным голосом вбросил он и не прогадал: глаза Юлвея моментально загорелись.

— О, неужели шисюн намекает на ритуал: «Молодая Солнечность»? Тогда этим богобоязненным практикам стоит провести годовой круг солнца, или небесный ход земли! — аристократ из богатой семьи, с хорошим воспитанием, с серьезным самоконтролем радовался, точно ребенок.

Однако его луноликое, светлое от торжества лицо быстро нахмурилось тучами сомнений:

— Однако… Ясные Залы отличались друг от друга, этот неопытный бывший наследник не уверен, что сможет определить, как…

— Давай попросим Дун Цзе. Она снова расскажет свой стих.

— Стих? — недоуменно спросил Юлвей.

В тот момент аристократ находился далеко и занимался своим делом, поэтому оказался единственным из группы, кто не слышал ни слова из незатейливой песенки брюнетки.

— О, несравненная Дун-нюйши…

Кое-как сумел посмотреть в глаза без дурацкого смущения, реакции молодого тела, изобразил почтительность вместо пожирания взглядом ладной фигуры.

Девушка отнеслась к его просьбе не в пример благосклоннее прошлого цикла.

Наверное потому, что в этот раз Саргон не стал огульно охаивать ее, чуть ли не обвинять, не дал ни словом, ни жестом намека на причастность к проклятию.

«Какой же дурак я был!»

В новом цикле даже формально обвинить ни ее, ни кого-либо другого попросту не в чем! Юлвей выжил, нападение совершили лесные тени, проклятие повесил еще до прихода отряда в мин тан мертвый демонический культиватор. А предателем по итогу оказался Акургаль.

«Надо поскорее пройти гребаный Ясный Зал и покончить с этим гнусным проклятием».

На миг он представил, как разбирает по прибытии в Форт весь тот демонов ворох проблем, и Саргону внезапно, совершенно беспричинно, захотелось побыть на прекрасном курорте святилища предков еще недельку-другую.

До усёру, если быть точным. Пока не настанет ситуация: «Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы».

В любом случае, Саргон подозревал: найдутся и другие саботажники, помимо убитого, кто начнет вставлять экспедиции палки в колеса. Причем не обязательно люди.

Расслабляться не следовало.

Но и отвлекаться тоже. Первейшая задача группы — пройти Испытания Алтарей.

Он решил довериться профессионалу, а по ходу пьесы сопоставить его советы со своими собственными знаниями. Поэтому спросил у Юлвея, как им поступить дальше. Пригласил Алтаджина, который и в этой реальности все время поиска просидел в глубокой медитации. Хотя и не упускал окружение из виду, а остатки нездоровой инициативы превратились в инициативу здоровую, даже умеренную.

Большой шаг вперед по сравнению с его обычным психическим энтузиазмом. Практически чудо, если вспомнить загнанное, агрессивное безразличие первого цикла.

Когда вся группа собралась вокруг него, аристократ слегка занервничал, но все же изложил свой план.

— Нужно обновить энергетику мин тан, тогда усиленные потоки Ци сами покажут место с демоническими пятнами. Для ритуала следует принести дары каждому Алтарю в строгой последовательности времен года.

«В принципе, как мы и сделали в прошлом-будущем. Но без „строгости“, „времен года“, „даров“… в общем, понимания и толка».

Именно Юлвей смог прочитать архаичные иероглифы. Не все, имена Богов остались скрыты для них за излучиной реки времени, но на каждом зале он точно определил написанное время года: зима, весна, лето, осень.

Вопрос, в какой из них пойти первым, оставили открытым. Сначала следовало пробудить главный алтарь в Великой Кумирне.

— Верховный Шан-ди любит справедливость, храбрость, влияние новизны на вечность, — объявил Юлвей, — обычно к Алтарю приводили двух храбрых рабов, что успели прославиться на поле брани, устраивали между ними схватку насмерть.

«Ага. Значит, в моей битве с Дун Цзе виноват все же Шан-ди. Логично. Раз уж начали проход, то сначала должок погасите, а потом перейдете к новой цели».

Они обошлись имитацией. Для начала обряда хватило напитки артефактов нейтральной Ци, после чего Юлвей и Камей провели несколько ритуальных танцев-поединков, где аристократ расстарался, подчеркнул свои способности на фоне неуклюжего собрата.

Искренний смех, одобрение зрителей и эмоции проигравшего, смущение с ревностью к чужим талантам, искренне порадовали духов предков.

Изо всех углов Великой Кумирни раздался шепот, сердце на секунду прекратило биться, перед глазами замелькали смутные образы будущего, чувство нереальности окрепло, очень, неприятно похоже на испытанное во время воплощения Богини Нингаль

Саргон вздрогнул.

Все закончилось.

Алтарь Шан-ди засветился, принимая жертву.

— Получилось! — радостно выдохнул Юлвей.

Однако настоящие Испытания начинались только сейчас.

Следующее решение считалось самым важным. Нужно было пройти в один из четырех залов сезонов. Выбрать правильный, с которого начнется правильное исчисление цикла сезонов.

Юлвей считал, подходить надо к алтарю зимы, вместо осеннего угольника из прошлой версии.

— А что, если бы вместо этого пошли к лету или весне? — поинтересовался Саргон.

— Вероятно, дух Шан-ди мог разгневаться, и вы бы проходили испытание Великой Кумирни заново. Случайный бой насмерть, написание хвалебных гимнов, театральное представление или призыв к ритуальному самоубийству. Только после успешного завершения цикл мог быть сброшен, а проход обратно в залу — открыт, — пожал плечами Юлвей.

Саргон остановился как вкопанный.

«А не была ли та дуэль наказанием не за игнорирование главного Алтаря, а… неправильный выбор? Или наоборот? Одно из двух. Дерьмо!»

— Стой! Нам точно нужна зима? Вань же говорил: сейчас осень.

— Ах, неважно, какой сейчас сезон, — снисходительно посмотрел на него Вань, — цикл начинается с зимы.

Старик повернулся к Юлвею, чтобы тот подтвердил его слова, но тот замер с фальшивой, приклеенной улыбочкой на тонких губах.

Которая быстро менялась на неопределенную гримасу попранной гордости и боли в заднице одновременно. Удар по личному и духовному сразу.

— Традиционный круг соблюдался со времен Желтого Господина Хуан-ди. Шан-ди появился раньше, там приносить жертвы можно было не раз в год, а раз в сезон, поэтому…

Все всё тут же поняли.

«То есть осень — все-таки правильный выбор⁈ Ох, ладно. Главное — разобрались».

Повисло неловкое молчание.

Которое прервал Алтаджин, вернее, его низкий, неприятный, визгливый, как несмазанная калитка смех.

— Жаль, я бы поглядел бой насмерть между вами, идиотами. Саргону не привыкать, — он открыто оскалился в сторону юного практика, но тому, в кои-то веки, оказалось все равно.

Он помнил, что его временный командир тот еще ублюдок еще по прошлому циклу, когда тот, в угоду сиюминутному желанию и наведенному гневу, раскрыл всем сущность мо шен рен.

«Уверен, это бы здорово мне аукнулось, сумей мы каким-то образом выбраться из этого места в прошлый раз», — уныло подумал он.

К многочисленным проблемам добавилась еще одна: несдержанность кочевника, его наплевательское отношение к чужим тайнам.

«Надо будет, на всякий случай, предупредить Ксина о чьем-то длинном языке. Если тот все еще не до конца убрал кровожадность, то он пойдет и вытрясет душу из тупого выродка… Эх, будет ли у него время после нашего доклада?»

Осень встретила их знакомым угольником.

Каменный Алтарь, зловещее свечение, невыносимая яркость ушедших никогда не существовавших в новой реальности воспоминаний.

Саргон до сих пор боялся повторения. Он не хотел чувствовать на себе ту самую волну энергии, пусть даже она несла подсказки, нет, «хотелки» духов предков или божка конкретного Алтаря, а не девятый вал деструктивного безумия, как в параллельной реальности с мертвым Юлвеем…

Пока все робко жались у входа и настороженно оглядывались, Саргон пересек небольшое, скромное помещение, схватил каменный кинжал с постамента в центре, а затем полоснул себе предплечье: один-в-один Камей в прошлом цикле.

Алтарь осени с урчанием принял подношение.

Комната затряслась.

В тот момент, когда Саргон принес жертву, настоящее землетрясение бросило практиков на колени. Каменный грохот въелся в уши, тяжелая строительная пыль припорошила зрение. На несколько минут люди оглохли и ослепли.

— ЭТО НОРМАЛЬНО⁈ — прокричал он на ухо Юлвею, но ответ не разобрал.

Внезапный катаклизм кончился также быстро, как и начался. Тряска улеглась, комната перестала ходить под ногами синским паланкином, пыль деликатно убралась обратно в трещины.

Их глазам предстало удивительное в своей зловещности зрелище.

Все те же странные, исполосанные гипнотическими черными лентами стены с эффектом легкого головокружения, абсолютно одинаковые с любой стороны, скромный плиточный пол без всяких признаков мозаики или иных украшательств, такой же каменный потолок.

Всё.

Никаких следов присутствия двери.

Они оказались заперты.

Замурованы.

В небольшой каменной коробке с погасшим, неактивным Алтарем.

Сущность внутри получила подношение и передала энергию дальше. До следующего раза взывать хоть к Богам, хоть к духам предков на осеннем Алтаре бесполезно.

Выходная дверь, которая раньше окутывалась невидимым барьером, теперь закрывали натуральные, дебелые каменные плиты. И Юлвей настоятельно просил недовольного таким обстоятельством кочевника не пытаться разбивать их.

Вообще не делать лишних движений в этом сакральном месте.

Старом, как их Империя. Месте, где каждый шаг, каждое действие просчитаны. Несут особый, ритуальный смысл.

Саргон сомневался, насколько канонным являлось решение сдохнуть от голода и обезвоживания.

Зато он многое мог сказать об их «тайной комнате».

Например, именно жизненная сила вторженцев шла на поддержание герметичности «коробки». Это говорила тусклая воронка Ци над их головами, что водоворотом кружила по периметру комнаты с центром на Алтаре.

Еще?

Они не смогут разбить стены, даже если наплюют на все сакральные запреты мин тан. И Алтаджин сам мог прекрасно видеть причину.

Недостаточно?

Воздуха внутри должно хватить немногим дольше барьера из прошлого цикла, что не продержался и одного кэ. Здесь? От сорока минут до полутора часов максимум. Культиваторы, традиционно, в два-три раза дольше. Если Зал не успеет раньше выпить их жизненные силы, чем выкачать воздух из легких.

«О, какое облегчение. Мы все же не умрем голодной смертью», — саркастически выдавил он, пока группа пчелиным гулом выкрикивала в пространство гроздья праведного гнева.

— А знаете, в чем состоит самая большая ирония? — спросил он, не слышанный никем из-за диких криков, — я абсолютно уверен, что мы все сделали правильно.

Загрузка...