Оборона дурацкого замка. Том 8

Эпилог

Не случилось долгих разговоров, брошенных в зазеркалье чужой личности фраз, пафосных речей, эмоциональных надломов напоказ, нараспашку.

Мгновение осознания сменилось всесторонней ожесточенностью.

Каждый понял суть с первого раза. Каждый, кроме отрицающей реальность несчастной Ян.

Мистический шелест дорогих свитков, бумажное облако амулетов птичьей стаей взмывает в воздух, каменная плита скрытой комнаты снята с петель, выбита в сторону, мощное основание летит в Алтаджина, подгоняемое торжественно-красным амулетом.

Каскадный треск сливается в назойливый гул, звуки бумажной хлопушки из далекого детства осыпают народ смертельным «конфетти», чернильные линии плывут изумрудно-лиловыми косяками рыб, вихрь каллиграфической энергии бурлит вокруг хрупкой, черноголовой фигурки с женственными формами и озлобленным, отчаянным сознанием пойманного в капкан зверя.

Они бросились в атаку бестолково, разом, в дурацком стремлении отомстить, причинить боль, сделать пересылку возмездия из болезненного удара предательства в упругую, молодую грудь бесстыдной виновницы.

Страх за собственную жизнь обрамлял священную ярость, задавал ей рассудочное направление. Не больше.

Никаких осторожностей, никаких попыток мягкого прощупывания, повышения ставок. Дун Цзе выбросила все и сразу, мельтешение бумаги вызывало в глазах неприятную, Ци-насыщенную рябь, амулеты били по площадям, били по каждому, били на поражение, повинуясь последним приказам длинного пальчика своей хозяйки.

Свистит лезвие килича, сыплются вокруг мечника обезвреженные гостинцы, праща щелкает хлыстом ближнего боя, Кань выкидывает бесполезный, неудобный меч Акургаля с пояса, десятник ползает на четвереньках, безоружный, ослабленный, неловко тащится к безопасному пространству у мощной колонны, фармацевт кидает маленький пузырек из выдолбленной тыквы-горлянки, сосуд разрывает один из амулетов, кислота брызжет во все стороны, вносит в чернильный хаос шипящие нотки.

Ма шакалит барьерные массивы с краю своим неуклюжим копьем, Ян отбивает пикирующие амулеты на одних инстинктах, взгляд пустой и ломкий, слезы умирают внутри, пока глаза краснеют от сухости чужих откровений.

Камей ревет в самом центре, собирает на себя львиную долю атак, крутит копье на манер вертолетной лопасти — бестолково и неэффективно, однако фигура крепко стоит в рукотворном хаосе. Уру самый полезный из массы: резонансные атаки словно предназначены для такого противника — бумага безвредно рвется, накопленная энергия тратится на пустые вспышки, атакующие массивы распадаются на безвредные элементы.

Дун Цзе не стала ждать справедливой расплаты. Весь арсенал призван лишь выиграть немного времени. Стоило последнему амулету покинуть широкий рукав, как она рванула прочь к закрытой, загадочной, неразведанной даже за прошлые циклы двери во внутренний двор мин тан.

Саргон взревел.

Мощные, перекаченные энергией удары рвут враждебное колдовство на части. Он идет напролом, закрытая циркуляция не дает нанести серьезный урон, телесная мощь выросла вдвое с момента прошлой битвы с Дун Цзе: простые, ненаправленные чужой волей атаки или взрывы не способны остановить культиватора на пике своего ранга.

Ни капли осторожности, ни цуня назад. Он бил, словно знал куда, он бежал, точно в ад и обратно, пробирался сквозь бумажную стаю злобных талисманов неуязвимым ястребом в вороньей стае, злобным шершнем в осином гнезде.

Пока не вырвался на оперативный простор.

Саргон преследовал жертву, убийцу, предательницу, вероломную тварь, пока обрывки бумаги таяли в воздухе запахом гари и потраченных впустую усилий, пока остальная команда сражалась с остатками накопленной мощи Дун Цзе, пока Алтаджин с проклятиями бил придавившую его плиту, а Вань стоял на ней и махал дубиной по юркому, увертливому красному амулету.

— Саргон, — Дун Цзе ощерилась, рванула на себя дверь во внутренний двор мин тан.

Вспыхнул уродливый кулон-подпись Хоу-ту, цокнул лязг металлических створок. Мягкий шорох деревянного полотна, застенчивый запах хвои в застоявшемся кислороде Ясного Зала, косой луч солнца по дорожке открытого прохода во внутренний двор мин тан.

— Стой! — он не придумал ничего лучше, чем безрассудно последовать за ней, вперед, к неизвестной опасности, к ловушкам, к гребаному зеленому пауку

Зеленому пауку?

Девушка успела торжествующе улыбнуться.

Последний амулет, благородное золото и драгоценный камень зачарований, что в прошлом цикле вернул ей всю потраченную энергию, исцелил часть повреждений, а также выдал серьезный щит, торопливо взмыл в воздух, чтобы ударить в голову гигантскую черно-зеленую тварь с пугающе, отвратительно-разумным взглядом шести одинаковых однотонных глаз.

Нет, не одинаковых: в одном из них заполошно дергался простой, карий, человеческий зрачок.

Амулет влетел в головогрудь, уцепился ровно за верхней парой глаз, начал стремительно тлеть, прогорать за считанные секунды.

— Убей его!

Цзе успела в последнюю секунду, когда мерзкая тварь уже тянулась жвалами к ее ладной фигурке.

Глаза Саргона машинально отметили небольшую беседку, тусклые письмена монументальной геометрии вокруг нее, косматые лохмы уродливой паутины во всех углах, кроме сакральной комнаты и красиво очерченных линий.

Паук на мгновение завис, его жвала впустую щелкнули воздухом, глаза с очевидным трудом сумели отвернуться от вкусной, гипнотически привлекательной своим ароматом добычи.

Жесткая власть амулета накрыла энергетику твари тлеющей поволокой, гнилое сияние приказа обратило монстра-культиватора к не менее, нет, более, гораздо более вкусному объекту своих фантазий.

За его спиной Дун Цзе в последнем рывке рванула к внешним стенам, к пустой территории, к открытым, печальным пространствам северных пустошей между горами провинции и Облачным Фортом.

Саргон успел заметить лишь мелькнувшую тень.

Инстинкты заставили бросить тело назад, к проему, к узкому проходу без опасности чужих маневров. Жвала прошли мимо, кустистое тело извернулось в воздухе, одна из шести ног с оттяжкой хлопнула по бедру, культиватор влетел в дверной косяк, голова дернулась от болезненного столкновения, нога моментально онемела.

Паук упал на землю, перекатился в тошнотворной насекомоподобной манере, точно мокрица или боевой дроид из старых фильмов. Все шесть лап напружинились в

— ЗАКРЫВАЙ!!!

Чья-то рука рванула безжизненное тело с жизненного пути паука-воскобойника, ворот халата радостно впился в шею, перед глазами мелькнула зеленоватая шерсть головогруди, дверь резко захлопнулась, удар снаружи совершенно не поколебал плотное, пропитанное Ци деревянное полотно.

Сломанный засов с неохотой встал на место, после чего Камей с Уру расслабленно выдохнули, сползли по наличкам вниз.

— Опоздай мы хоть немного — и эта тварь могла ворваться внутрь, — голос Алтаджина звучал неистребимо хмуро, подавлено, знакомо, слишком знакомо по первому циклу, звенел циничной меланхолией живого мертвеца.

Словно он потерял друга, напарника, товарища. Женщину, которой, по его же собственным словам, доверял чуть ли не больше всех остальных во всем долбаном Форте…

БУМ-ММ-МММ

Зал ощутимо тряхнуло.

Вибрация возникла внизу, внезапно, безо всякого повода, прошла сквозь толщу камня, что тысячелетиями пропитывался природной Ци, сквозь все артефакты, деревянные балки, украшения, Алтари. Сквозь хрупкие, пренебрежимо мясные человеческие тела, заставила дрожать кости внутри, вибрировать внутренние органы, орать прерывистыми голосами сквозь дрожащую носоглотку,

— НУЖНО КАК, — Юлвей закашлялся совершенно не вовремя, — КАК МО, кхх, можно скорее закончить ритуал Молодой Солнечности!

— Ч-То?

— Пройти оставшийся Алтарь Хоу-ту! — взвизгнул аристократ, когда узорчатый, изукрашенный вязью булыжник упал со скрытого тьмой потолка и чуть не размножил ему голову.

Новая серия толчков закачала толстые, сделанные на века и тысячелетия колонны, точно младенца в материнской люльке, кинула людей на колени, приговорила к отчаянию. Запах сакральности и пыли с самой зари эпох сменился ветхостью каменной крошки.

Неумолимое время, запертое в святом месте, резко ускорило свой бег.

Треск основания Алтаря Шан-ди прозвучал так тоскливо-страшно, что жуть пробрала даже безучастную Ян. Люди завыли от безотчетного страха, Вань захрипел и схватился за сердце.

— Вперед! — закричал Алтаджин, страшно вращая глазами.

Кровь от каменной шрапнели пятнала обрывки рукава, падала густыми, плотными каплями на гудящие от натуги плиты отмеренным сроком.

Группа без долгих разговоров рванула вниз, в открытый, опороченный Дун Цзе проход без сакрального куска скалы, что скрывал и охранял ход внутрь. Алтаджин не смог его сломать, но и ставить обратно тоже не собирался, поэтому плита неприкаянно лежала рядом с постаментом Шан-ди, чем наверняка причиняла серьезные душевные страдания своей хозяйке.

— Что происходит? — заорал ему Алтаджин, пока они скакали внутрь по неудобной винтовой лестнице.

— Понятия не имею!!! — Саргон все еще задыхался после паучьего удара.

Задыхался?

Он с проклятием окутал ладонь Ци и начал на ходу выдергивать тонкие, едва заметные ворсинки, что торчали из его халата в месте удара паучьей лапы.

— Юлвей!

— Дун-нюй.ши о. осквернила. Алтарь! И. стер. Ла. Гармо. Нию. Мест.ной. Ци. Или. Это. Сделал. Тот. Преда.тель, — пропыхтел он.

Винтовая лестница на сотню ступенек отнимала сил больше, чем десятикилометровый марафон или несколько минут предельно интенсивной драки.

Эффект, схожий с Летним Залом, но бесконечно другой по личным ощущениям.

БАМММ

Часть лестницы зазмеилась трещинами, где-то внутри раздался неприятный стон ломаемого дерева, эффект резко ослаб и люди бросились вниз с утроенной силой.

Они поспешно, без следа страха Божьего, хлопнули вервие на Алтарь, возложили без должной почтительности, без светлых мыслей. Лишь отчаяние и молитвы о выживании. К их счастью, Богиня не имела больше никаких каверзных Испытаний.

Или они уже прошли одно из них, без понимания, без намерения.

Теперь неважно, раскрывать эти жалкие тайны не горел желанием даже фанатик Залов Юлвей. Возможно, вызвать гнев Хоу-ту, а затем остаться в живых являлось одним из скрытых вариантов прохождения. Саргон не знал и не хотел знать, думать, сопоставлять.

Даже просто понимать, в чем дело.

Стоило только Цзе открыть дверь во внутренний двор, как сам мин тан начал стремительно разрушаться. Вряд ли такую ситуацию создало решение древних зодчих. Никаких других идей, кроме ловушки того демонолога, Саргону не приходило в голову, однако она казалась слишком сильной, слишком изощренной или трудоемкой для одного-единственного Алтаджина, тем более, для его маленького Первого Отряда…

Он отвлекся от чужих загадок, чтобы отбить кусок барельефа, летящий точно в висок Ян. Девушка и лица к нему не повернула. Она продолжила механически расставлять ноги. Лишь пустые, выплаканные глаза позволяли не перепутать ее с каким-нибудь големом или нечистью.

— Алтарь Шан-ди! — в панике закричал Юлвей, — нам все еще нужен Алтарь Шан-ди!

Новый толчок щедро осыпал плечи людей побелкой и мелким крошевом. Теперь группа походила на неупокоенных призраков, что метались со своими жуткими, вылезшими из орбит и налитыми кровью глазами по Великой Кумирне.

Отряд с проклятиями отвернулся от двери в Куньлуньскую башню, к которой они немедленно побежали, чтобы сделать резкий «разворот над Атлантикой», вновь повернуться к до боли, до чужой, вымороченной злости знакомому Алтарю верховного божества синского пантеона.

«Что теперь?»

Никто не хотел озвучивать вопрос, хотя бы косвенно принимать в нем участие.

Желание выжить боролось с подотчетным страхом, ощущением неизбежной опасности разозленного Бога, рассерженным шепотом духов предков в исчерченной шрамами тьме, в трещинах древних плит, в воздухе умирающей благодати и неудержимом урагане природной Ци.

На долгую, странную своим рассудочным молчанием секунду воцарилась тишина. Настоящее затишье перед новым ударом судьбы.

— Он должен послать нам видения, — неуверенно начал Юлвей.

Его белое от пыли и мистического ужаса лицо прикипело к поврежденному Алтарю. Остальные выглядели не лучше, разве что сам Алтаджин сделал неуверенный шаг к постаменту в центре.

— Великий Шан-ди даст нам знак, — зашептал аристократ, — тогда и только тогда откроется дверь, спадут все проклятия, исчезнут, улетучатся, словно их и не было! Нам даже не обязательно быть здесь самим, — воодушевление в голосе носило истерические, странно смиренные нотки.

Так, словно использовал все свое красноречие, лишь бы обмануть, убедить, переплавить самого себя.

— Что он делает⁈ ЧТО ОН ДЕЛАЕТ⁈ — Акургаль взял Юлвея за грудки.

Саргон бесстрастно отметил меч на поясе, но не стал ничего говорить по этому поводу. Знакомые красные пятна, словно в самом первом цикле прибытия в мин тан, угрожающе рыскали по неровному, вспученному, расколотому полу.

— Алтарь выбирает жертву, — голос аристократа звучал пренебрежимо глухо, — так сказано в Ши цзе, великой книге…

— Срал я на все великие книги и подтирался остальными! Говори дальше!

— Ну-нужно оставить жертву! Духи предков все видят! Они не смогут сохранить Ясный Зал! Если бы не предатель, то

Красные пятна заполошно скользили по неровному, разбомбленному полу, словно не могли решить, кого именно следует оставить на Алтаре. Кто показал себя из группы наименее достойным? Кого следует взять, чтобы восполнить объем энергии, отбить коварное нападение демонического культиватора?

Саргон изо всех сил пытался найти выход.

Алтарю не обязательно нужна жертва, ему нужна энергия. Если каждый прольет немного крови в качестве подношения, то собранного количества должно хватить… Но где найти на это время? Один-единственный жертвенный нож,

Он уловил движение в лесу застывших изваяниями практиков. Первый шаг даже не дошел до сознания, второй — разум отмел на предмет опасности и продолжил давить мозг паршивыми идеями. Третий — вызвал смутное беспокойство.

Четвертый заставил горячую кровь остудить голову, обратить внимание, пока не стало поздно, понять в чем, собственно, дело, кто вообще будет рисковать попаданием в ад хаотично-хищнических алых пятен

Вань сделал пятый шаг совсем рядом с ним, на расстоянии протянутой руки, чтобы с шаркающей, стариковской неторопливостью буднично войти в единственную красную область, что оставалась неподвижной.

Даже Боги не могут отобрать у людей право выбора.

Саргон почувствовал, как его тщательно собранный карточный домик логики, послезнания и верных решений начинает рушится, облетать под духовным ветром мин тан.

Остальные поняли не сразу. Пялились на старика, на его лицо с желтушным, блеклым, осененным аварийным сиянием красной области отсветом. Пялились пока багровое пятно не начало дико пульсировать, пока из-под его ног не стали вырываться похожие на окалину излишки природной Ци.

— Что ты делаешь, отец⁈

— Хватит!

— Мы можем…

— Идите дальше, — просто произнес Вань, когда алые жгуты впились ему в запястье, обхватили ноги толстыми лианами энергетических щупалец, принялись жрать чужую Ци — жадно, со скоростью промышленного насоса.

Грохот и подземные толчки моментально снизили интенсивность.

Без них мрачные, подавленные фигуры стали еще заметнее.

— Не делайте такие лица, друзья, — Вань улыбнулся, его лицо смягчилось выражением усталого счастья, — всю свою жизнь я пытался прикоснуться к вечности, как я могу отступить теперь, когда она сама держит меня за руку?

Его глаза не смотрели на сына, взгляд сквозил сквозь него, сквозь неверного командира, сквозь боевых товарищей, сквозь странного ребенка, нет, уже юноши, более взрослого разумом, а теперь и статью, чем его излишне приземленный сын.

Скользил по земным фигурам, не различая ни лиц, ни красок.

Его глаза теперь принадлежали трансцендентности.

Саргон взял его за руку, к другой прикоснулся Кань. И они стояли так все мгновения долгой, старческой агонии, пока он посвящал свою жизнь Богу Шан-ди ради персиковой долины посмертия.

Старческая ладонь выскользнула из чужой хватки с силой неизмеримой, подавляющей силой жертвенной души. Тело засветилось изнутри Ци летописных недр, лицо принялось меняться, как меняются времена года. Несчастный старик, что слишком долго нес свою страсть.

Теперь время его страсти отрастить крылья.

Они ушли, когда в нем больше не осталось ничего человеческого. Алтарь довольно гудел, где-то раздавался шепот императорских предков. Ни имени, ни фанфар, ни земных поклонов. Все унес с собой в вечность.

Их строй был неполным. Просто кого то не хватало. Одного ворчливого- старика, одного верного соратника.

Больше некому рассказать Саргону о мире, в котором ему посчастливилось жить.

Коллективный вздох стал ему эпитафией. Никто не проронил ни слова, ни взгляда, ни единой слезинки. Ветер снаружи утих, землетрясение снизило мощность — стихия тихо плачет от счастья в юдоли нижних пределов.

Только неуместный шепот шагов в последний раз произнес пустое, мертвое имя — практики спешили покинуть Ясные Залы.

Угрожающая тряска почти прекратилась, однако подземные толчки все еще волновали вздыбленный, оскверненный изломами пол под ногами. Впрочем, это больше ничего не меняло. Никто не хотел оставаться в мин тан дольше необходимого.

— Мы чисты, — прервал молчание Алтаджин, — проклятия больше нет. Великий Предок Шан-ди исцелил нас полностью, без остатка и условий. Теперь мы можем идти. У тебя есть что-то добавить, Чжан?

— Этот хотел предупредить: исцеление — не единственный дар за прохождение Испытаний полного круга Молодой Солнечности.

— Да, ты говорил о видениях, когда описывал цель и смысл Залов, — вдруг вспомнил Саргон.

Ох, как же давно это было.

— Пророчество. Каждый увидит нечто свое, стоит только покинуть Великую Кумирню.

После этих слов они начали уходить через дверь в КуньЛуньскую башню. Дверь основательно перекосило, несколько камней завалили каменную арку, скособочили дебелый косяк. Дверь больше не двигалась, трагично полуоткрытая на весь остаток трансцендентности Ясного Зала.

Пришлось протискиваться через нее гуськом и по одиночке.

Саргон остался рядом с Канем, положил ему руку на плечо, хотя видел сухие глаза своего ровесника.

— Он как обычно бросил меня, как бросил всю нашу семью ради странных, никчемных знаний и попытки прикоснуться к вечности, — вдруг произнес мальчишка, — я всегда думал, как именно он убьет меня. Не сам, о великие Боги, конечно нет, — он рассмеялся серией натужных вздохов.

— Просто каждое его решение стоило жизни кому-то из семьи. Пока я не остался один. И теперь не знаю, что мне делать дальше…

Они собрались в КуньЛуньской башне, цепко осмотрели окрестности, проверили дверь, вышли наружу, в удушающе-хладный северный предел, под мерзкий хохот пары ворон, к опостылевшим хвойным кронам.

Назад, к человечеству.

Главный подарок Верховного Бога Шан-ди накрыл ровно на выходе из проклятого места.

Саргон помнил это ощущение, запомнил его за два последних цикла, вырезал в памяти ассоциацией паники, безумия и одиночества. То самое чувство, когда тебя захлестывает валом чужим образов, когда подкашиваются колени, а разум валяется забытым пленником в дальнем уголке собственного мозга.

Эти ощущения, какими мимолетными они ни являлись в этом цикле, хорошо помнил каждый из группы. Лишь стремительность перехода от нормального состояния к одержимости не дала отряду скатиться в массовую паническую атаку.

К счастью, не случилось никакой божественной ярости. Священный амок обошел их стороной, зато каждый получил свои, отличные от остальных видения будущего.

Они пришли в себя в ту же секунду, в то же самое, бесконечно растянутое мгновение. Рухнули оземь там, где стояли. Тряслись, улыбались, дрожали, смеялись, орали ругательства, недовольно хмурились…

Саргон не знал, как ему относится к увиденному. Тот вал ассоциаций и образы при полной, абсолютной неузнанности, точно человек при болезни Альцгеймера, напугали его. Не так сильно, как Уру или Ма.

Или Алтаджина.

Они ушли дальше, молчаливые и растерянные, пока великая громада Ясного Зала тряслась позади них от темных намерений уже мертвого культиватора.

Саргон подводил итоги. Грустные, неутешительные итоги, несмотря на все свое саморазвитие и скачок в силе.

Он облажался.

В третий, черт возьми, раз!

Дун Цзе ушла. Сбежала, не оставила им никаких сведений, никаких зацепок, лишь подтвердила действиями очевидное предательство.

Ушел и Вань. Старый, но непокоренный.

Саргон сомневался, что он мог прожить долго — слишком тяжелые повреждения тонкого тела после очищения Летнего Зала. Шанс на исцеление — в лучшем случае, один к одному. Но в груди все равно уродливо ныла совесть пополам с противной, пораженческой горечью.

Они выжили вопреки всему. Они преодолели проклятие, они стали сильнее, они получили ценный, незабываемый урок.

И множество вопросов.

На кого именно ставил свою ловушку ублюдок-демонопоклонник? Почему решил сместить фокус на них? Почему Дун Цзе стала предательницей? Как давно она ей была? Чем так важна ее связь с Ян? Как мог Алтаджин не заметить такое под собственным носом

И еще много, много других вопросов.

Впрочем, пока не время ни задавать их, ни отвечать. Где-то там бродит по тракту ледяных пустошей их объект защиты — рабский караван осужденных на оборону дурацкого замка. В противоположной стороне ждет и надеется на возвращение его неофициальная ученица, элами Айра.

Там же скалится и готовит новые испытания измученный поиском предателей Чжэнь Ксин.

Надо быстрее переставлять ноги.

Саргон упустил лишь один небольшой момент.

…Паук культиватор по-собачьи отряхнулся, поцарапал единственным когтем на паучей лапе закрытую дверь, а затем ненадолго замер, когда она безразлично распахнулась внутрь, чтобы секундой позже вовсе рухнуть бездушной деревяшкой на изрубленный пол.

Вкусная, сладкая, самая прекрасная энергия на свете до сих пор занимала все невеликое воображение монстра. Золотой амулет давно прогорел, однако чужой приказ наложился на собственную сенсорику и перерос в навязчивую потребность. Так тигр-людоед, единожды попробовав человеческого мяса больше не может есть ничего другого и с упорством наркомана раз за разом атакует селения.

Паук отличался от тигра. Умом, текущей в нечестивом теле духовной энергией. А также уникальной сенсорикой, которая мягко шептала ему, в какой стороне находится лакомый кусочек.

Монстр встряхнулся, поводил глазами из стороны в сторону, а затем медленно отправился по горячим следам. В шумное, смертельно опасное место, рядом с которым приятно светилась вкусная Ци свежей добычи.