Оборона дурацкого замка. Том 8

Глава 11

«Без суда не имеете права, я малолетка!» — вдруг вспомнился Саргону глупый фильм времен нулевых.

Сейчас он испытывал примерно те же эмоции.

Первым не выдержал Уру.

Акургаль еще пытался апеллировать к своей должности, грозить карами от вышестоящих Алтаджинов, тогда как бывший чиновник сходу кинулся в лес, на ходу вынимая свою флейту.

Саргон безо всякой жалости метнул в него заранее подготовленный кусок глины, который вывалял в грязи для ослабления убойного эффекта.

Уру хватило: он беспорядочной грудой осел в грязь.

Так истощенный тряпичник грузно шлепает со спины потертый мешок со своим бесценным добром в жидкую гаоляньскую грязь, не в силах уже переть на своих узких, впалых от недоедания плечах изрядный груз.

Акургаля Саргон вырубил парой ударов точно в челюсть, когда Камей неожиданно схватил его сзади.

Маленькую потасовку никто не заметил, лишь осуждающе качались зеленые ветви тихого леса да смеялись с верхушки вездесущие вороны.

— Слишком опасная ситуация, чтобы и дальше быть в неведении, — объяснил он Камею свои действия, — ты слышал выводы. Теням открыли дорогу.

Тот лишь вздохнул и с мучительным смирением уставился в серое, неприятное небо.

Камей не одобрял разбирательства внутри отряда в такой опасной ситуации, но вынужденно согласился.

— Пока тебя не было, Уру тоже пропадал непонятно где. Стоило за ним проследить, но…

«Но это было не твое дело и ты самоустранился».

Каждый из них легко мог продолжить фразу.

Теперь избегание ответственности их отрядного берсерка обернулось проблемами, которым позволили вырасти и заколоситься. Чувство вины за собственное малодушие подавило робкие ростки неприятия и сочувствия товарищам.

Наверное, уже бывшим.

— Мы все делаем ошибки, — Саргон похлопал хмурого гиганта по его руке, — важно то, как их исправить. Если не сделать это сейчас, не вытащить наружу все их грязные тайны, то в один день они погубят нас.

— Как погубило меня, — угрюмо пробасил Камей, — такие тайны… в нашей ватаге тоже копились обиды, а я наказывал всех без разбора, не хотел вникать. Пока на нас не навели стражу. Действуй, Саргон. Прости, что свалил на тебя эту мерзость.

— Нам нужно узнать, почему Акургаль отпустил Цзяо, где тот ублюдок сейчас, как все это связано с Уру… а также, на что вообще рассчитывал наш десятник? Что мы не спросим? Что отвечать не придется?

Саргон почувствовал, как его мысли снова заволакивает пелена гнева. Теперь не наведенная. Целиком и полностью его собственная.

Он едва удержался, чтобы парой выверенных ударов не искалечить двух беспомощных, бессознательных людей.

— С Уру даже сложнее. Он не обязательно предатель, но их с Акургалем… и с Цзяо тоже что-то связывает. А странности начались далеко не вчера. Возможно…

— Из-за него наш отец-командир пошел в разнос, — закончил Камей.

Теперь и он заметил закономерность — угрюмая физиономия еще сильнее почернела от гнева и подозрений.

— Тут такое, Саргон… этот глупый практик только что понял: у него нет веревки, — смущенно сообщил он.

«Да, промашка»

— Ничего страшного, — мягко улыбнулся юный культиватор.

От такого жеста товарищ едва подавил в себе рефлекс отпрыгнуть в сторону.

— Если они слишком сильно будут буянить, то всегда можно сломать что-нибудь ненужное.

Брови Камея против воли поползли вверх.

«Сломать что-нибудь ненужное» в таком месте в такое время значит обречь на смерть, не иначе. Долго беспомощного приятеля на себе не потаскаешь, даже если найдется кому. Первый же бой — и беззащитное тело огребает от любой случайной атаки.

Старый Саргон никогда бы так не поступил.

Больше из телесной, цивилизованной мягкости, чем душевного превосходства.

«Все они, аристократы, одинаковые: как приговорить сотни тех, кого они в глаза не видели, так никаких препятствий, а как умертвить знакомого человека, что мозолит глаза, то самим марать руки не хочется. Вечно выдумывают гадости: то на мороз выгонят без единой меры риса, то руки сломают в Пустоши, то к диким зверям бросят».

Камей хмыкнул, покачал головой, отогнал застарелую неприязнь.

Даже если Саргон действительно из благородных, то ТАКИМ благородным он готов был подчиняться во всем. Ни один человек за все время не заслуживал в его глазах столько доверия, как их отрядный гений.

— А пока… о, вон там, как раз, земля помягче. Бери меч Акургаля, я возьму ту деревяху и мы их потихоньку вкопаем, как столбик для ослов.

Бывший бандит смешно выпучил глаза, а после залился глумливым, перхающим, слегка визгливым смехом. Абсолютно неуместным в этой юдоли напряженной тишины и необъявленного траура.

Земля оказалась тверже, чем рассчитывали, поэтому следующий кэ выдался довольно напряженным, даже с учетом сил культиватора.

Пришлось оставить идею вкапывать придурков по самую шею: удовлетворились серединой груди, но зарыли «столбики» сразу с прижатыми к телу руками, чтобы заговорщики могли шевелить разве что плечами да головой на них.

Они пару раз приходили в себя, но Саргон дозировано вырубал мужчин качественным, усиленным Ци подзатыльником. Чтоб не мешали.

Наконец, они оба пришли в себя.

— Итак, что вы можете сказать в свое оправдание?

Саргон лукавил. Он не хотел слышать ничьих оправданий. Он хотел удавить мерзавцев, забыть про их существование. И если Уру не вызывал в нем особых эмоций, чиновник всегда держался слегка наособицу, то вот Акургаль…

Саргон помнил то щемящее чувство благодарности, когда десятник не стал отмахиваться от впервые увиденного мальчишки. Когда согласился с ним и погнал народ на тренировку, когда доверил наладить общение с фармацевтом, пусть совершенно не верил в результат.

Когда прислушивался к его советам вопреки собственной гордости, вопреки патриархальной синской традиции с почтением к старшим, вопреки даже здравому смыслу, ведь как сопляк может разбираться в чем-то лучше опытного воина?

Но он решил довериться Саргону. Не до конца, не сразу, однако именно действия Акургаля сохранили Первый Отряд в его сегодняшнем виде.

А теперь десятник словно предал собственное наследие, наплевал на их общую кровь, что щедро лилась на выветренные камни Облачного Форта.

Как будто все жертвы: его, людей под его началом, оказались напрасными, ненужными.

Как будто такие беспринципные подонки, как Цзяо, все же победили, вырвали право эксплуатации человека человеком.

Он наплевал на память тех людей, что честно выполняли свой долг, а потом замерзали насмерть, голодные, брошенные и проклятые молчаливым, запуганным согласием безликой толпы.

Своих же собственных друзей. Тех, кто умер из-за мелких интриг и жажды власти одного лагерного подонка.

Саргон старался не смотреть на десятника. На его насупленное, натужно-бесстрастное лицо, всклокоченную бороду, красную лысину с капельками от тающих снежинок.

Какое облегчение, что первым прервал молчание именно Уру.

— Оправдание⁈ — нейтрально-участливое выражение лица, с самого первого дня точно приклеенное к лицу чиновника, сошло с него дорожками злого пота.

— Оправдание будешь искать ты, черноногий выродок, когда мои братья станут выдавливать тебе глаза, рвать тело клещами, хлестать батогом, как последнего ишака!

Первый испуг прошел, теперь Уру сверкал глазами в показной насмешливости, за которой скрывалась злоба, пренебрежение,

дрожь осознания, что неразумно игнорировалась шокированным рассудком.

Юный практик молча повернул голову вправо.

Акургаль все еще молчал.

Не испуганно, не потеряно, не озлобленно.

С выражением принятия судьбы, меланхоличной отстраненностью. В такой позе он всегда стоял на скользком от росы камне замковой стены, перед тем как очередная орда пробовала старый Форт на прочность.

Саргон решил начать с чиновника.

Может, десятник еще одумается, начнет сотрудничать, когда подельник сдаст его секреты.

Глупая, неоформленная даже в мыслях надежда все еще теплилась в его надломленном ненавистью рассудке.

— О, то есть у тебя есть братья. Многодетная семья, да? Нелегко пришлось папашке, — дурашливо-сочувственный кивок головой.

Камей зашелся в кашляющем смехе. Уру оскалился, открыл рот

Саргон не стал пытаться давить, угрожать, пугать аурой Ци. Скорее, мягко провоцировал бывшего чиновника раскрывать свою душу, дать понять, как много у него связей, сильных людей, что примчатся на выручку, в какой опасной организации состоит.

С каждым словом в нем крепла необоснованная надежда подавить, запугать умного, чересчур талантливого для своего возраста, но пока еще наивного, прямодушного пацана. А затем, кто знает, даже привлечь к своим делам во славу Ордена и к выгоде самого же Саргона…

Юный практик продирался сквозь оскорбления, азиатские славословия и самовосхваления, постепенно вытаскивал из Уру крупицы информации, по которым мог ориентироваться дальше, понять, какие вообще вопросы стоит задать.

Саргон не показывал истинных чувств: лишь улыбка становилась все более елейной, да Камей качал головой, искал взглядом будущие инструменты. Он успел достаточно хорошо узнать своего юного гения, чтобы видеть, как медленно сгнивает его мораль под гнетом перемен. А еще

Еще Саргону было совсем не жаль Уру.

Постепенно тот становился все наглее, начал громко требовать, чтобы его вытащили из-под земли, почистили одежду от отвратительно-липких комьев. Но последним гвоздем в крышку гроба оказалось

— Вот, посмотри на своего десятника. Сколько он сопротивлялся Цзяо-шисюну? — чиновник успокоился достаточно, чтобы выдать одну из своих загадочно-очаровательных улыбок, — а потом вы, смерды, зашли слишком далеко. И к Акургалю пришлось зайти одному из братьев нашего Ордена. Ах, как приятно видеть искреннее сотрудниче…

БАХ!

Уру вырвало из-под земли с силой промышленного крана.

Голова мотнулась вверх, глаза закатились, несколько пальцев на руках сломаны от внезапного рывка, ноги подкосились, тело рухнуло на землю, нейтральная Ци подается в чужой даньтянь, шок, долгий воплевдох, рвота, дрожащая челюсть, шалый взгляд

— То есть кто-то из вашей шатии похитил Цзяо, точнее, надавил на Акургаля, и уже он передал ублюдка с рук на руки, — спокойно заключил Саргон.

Уру на вопрос не отреагировал, пришлось добавить мыском под ребра. Тот как стоял на четвереньках, так и поднялся в воздух визгливой псиной, чтобы мгновением позже растечься по земле пролитым кефиром.

К сожалению юноши, пришлось серьезно сдерживаться, а на первый удар вовсе обхватывать собственной Ци подбородок предателя, чтобы голова не улетела в дальние края, как Карлсон, оставив тело-Малыша грустно сидеть в земле.

— Так я правильно понял? — ненависть под фасадом дружелюбия, губы расходятся едва-едва, по миллиметру, чтобы не распахнуться разом в фирменном оскале Алтаджина.

— Б-бгавин-на, — прогундосил он со свернутым набок носом.

Залитое кровью лицо, грязная, в земляных комьях, одежда, дорожки слез, синеющие на глазах сломанные пальцы, огромная краснота на челюсти грозит налиться в большой синяк. Все еще непокорный взгляд, в глубине которого начинает плыть смирение.

Выглядело совсем не эстетично.

— Давай, я расскажу тебе ситуацию так, чтобы точно дошло, — с фальшивым дружелюбием произнес Саргон, пока Камей, после короткого кивка, принялся раскладывать нехитрый инструмент: деревянный клин, ржавые клещи, выловленные во рву башни, небольшой молоток, стандартный для рядовых Облачного Форта.

Уру смотрел на его неторопливые жесты точно на священнодействие, сакральное таинство, из которого нельзя пропустить ни мгновения.

— Проклятие места — не шутка, не интрига Алтаджина, — Саргон намеренно пропустил хонорифик, — мы правда не сможем выйти, пока не пройдем опасные Испытания на Алтарях. При этом среди нас есть предатель… может быть даже невольный, — дал он призрачную возможность избежать ответственности, — одно его вмешательство способно уничтожить всю группу. В таких условиях…

Саргон взял бывшего чиновника за толстую косу, вздернул, намотал волосы на пальцы, безжалостно поднял хрипящее тело на вытянутую руку, так, чтобы мучитель и жертва оказались лицом к лицу, пока белые руки с переломанными пальцами пароксично цеплялись за рукава и запястье, а ноги висели на цыпочках, царапали взрытую землю.

— Мне плевать кто ты, какие есть связи, — Уру затрясся, когда нейтральный фасад треснул и он увидел под ним выражение холодной, рассудочной жестокости, — война все спишет, никто не станет тебя искать — погиб при исполнении. Я хочу вернуться живым. Мне не нужны предатели.

— Камей, готовь клещи. Зубы всегда лечить больнее всего…

Он отпустил волосы, пленник рухнул на бок, попытался встать, ноги не держали.

— Ржавые, — тот с сомнением оглядел подобранный инструмент, — занесем заразу.

— Не моя проблема.

«Вылечу, если понадобится. Уж с инфекцией нейтральная Ци справляется лучше всего».

Даже в такой безвыходной ситуации чиновник не бросился Саргону в колени, не стал молить о пощаде, как поступило бы абсолютное большинство людей в Форте. Предпочел пройти до конца, но

Переоценил себя.

Стоило только Камею потянуть первый же зуб…

Уру сдался вскоре после того, как затрещали корни. И начал говорить.

Он мог сказать не так много.

Таинственный «Орден» назывался: «Указующий путь Хунцюэ», сам чиновник имел там ранг «адепта», второй снизу, после «неофита». Правда, для высших рангов он назывался по-другому, Уру случайно подслушал часть названия: «Орден Звезды…», но полностью истинного наименования организации не знал.

«Адепта» заработал уже здесь, когда пережил первую волну и сам нашел контакт. «Неофита» получил ради продвижения по службе еще в родном городе соседней с Ки-Ури провинции. Получил по семейным связям: привел двоюродный брат жены.

Чем занимался здесь? Ничем особенным, клянусь милосердной Гуань-Инь! Рассказывал куратору (своему, не Чжэнь Ксину), общие дела и события отряда, описывал личности сокомандников, некоторые сцены рассказывал в подробностях, если того требовал собрат по ордену, обобщал информацию, давал свои выводы и точку зрения.

За доклад после волны «безбожной ночи» мертвецов удостоился зримого подтверждения ранга: «адепт», получил возможность различать своих, а значит, продвигаться выше. Не за горами и «ученик», следующий уровень.

Третий, самый важный для соискателя, так как «ученика» прикрепляют к «учителю» (пятый ранг), он становился вхож (как сопровождение наставника) в основную часть ложи, на собрания Ордена, получал доступ к скрытым от низших рангов тайнам и так далее.

— Зачем Ордену Цзяо?

— Я не знаю. Он тоже имел ранг «адепта». Так и узнали друг друга. Братья нижних ступеней могут опознать только людей своей иерархии, и то лишь на ближайший год, может два.

Потом, если человек не сумел добиться ничего важного за такой срок, выпадает из общей жизни, с ним больше не связываются, а знаки отличия меняются каждый год-полтора, поэтому он не сможет узнать бывших братьев.

Говорят, таким неудачникам дают последний шанс. Моя потеря должности должна была закрыть доступ, но Форт, почему-то, важнее. Наоборот, повысили. А я ещё и отличился!

Нотку гордости он не смог спрятать даже на допросе.

— Кто куратор, посредник между тобой и Орденом?

— Не знаю имени. Тоже адепт. Брат из отряда: «Загадочной Улыбки Хризантемы». Культиватор, «Сборщик Ци». Он часто бывает у Йи Шенга. «Улыбка» отвечает за поставки сырья. А я «пытаюсь понравиться практикам Старого Города», помогаю со всем, что поручат при больнице, — Уру презрительно хмыкнул.

— Как отличить «адепта»?

Чтобы Уру ответил на этот вопрос, пришлось вырвать один зуб. С корнем, пусть тот начал кричать о согласии, стоило лишь щипцам как следует взяться за желтую эмаль.

«Это сделает его более сговорчивым».

Очередной компромисс «надо» с «не хочу» и «я превращаюсь в чудовище».

«Пожалуйста, пусть я останусь прежним даже после всей этой грязи…»

— А-адебд… — от волнения он снова стал гундосить, пришлось второй раз поправить нос с помощью нейтральной Ци.

— Адепта определить сложно, особенно издалека. Нужно смотреть на рукав: у всех бойцов простая оторочка, даже в Старом Городе. Рукава никак не выделяются на фоне общей композиции халата, ханьфу или что там у них надето.

Адепт нашьет заплатку. Строго квадратная, любого двойного оттенка, кроме красных. Серый и черный, коричневый и белый…

Саргон скосил взгляд на рукава пленника.

Действительно, маленький, не больше сантиметра грань, аккуратный квадрат заплатки, разделен цветом на два равных треугольника. Один — зеленый, другой — матовый черный. На фоне синего халата и армированных вставок смотрелось стильно. И совершенно не вызывало подозрений.

— А неофита? — спросил он чисто для проформы.

Особым образом выбритая часть на виске. Правда, сам Уру не мог сказать, успел устареть этот метод опознания или Орден придумал другой с момента принятия в свои ряды тогда еще действующего чиновника.

— Неважно.

Настало время для главного вопроса.

— Как ты связан с демонопоклонниками?

— НИКАК!!!

«Это будет долго».

Это не было долго, стоило только снова направить Ци в чужой даньтянь и не отпускать, отслеживать процессы.

Уру не врал.

Он действительно никогда напрямую не вредил ни Форту, ни Первому Отряду. По крайней мере, флейтист в это верил. С демонами боролся абсолютно искренне.

Помощь Цзяо посчитал безвредной, ведь тому пришлось устраивать побег, а на волну тот не попадет, чем нарушит главное правило. Саргон сработал чересчур радикально: вернуться бывший командир сможет только если удавит половину Лагеря Новобранцев или Первый Отряд в полном составе.

— Кому вообще нужен такой отживший актив? — вслух удивился практик.

— У Цзяо-шисюна скверный характер и уродливое лицо, — начал Уру, — однако немало достоинств, все еще нужных братьям по Ордену. Он умен, видит чужие недостатки, хорошо работает, грамотный управленец…

«Грамотный» Уру упомянул в буквальном смысле, что, действительно, являлось важным достоинством.

— Что ты знаешь о вчерашнем нападении теней?

— Ничего нового… шисюн. Я проснулся от странного дуновения, не уверен, сон это или нет.

Ни следа лжи.

«То есть, чинуша не связан с демонами?» — разочарование в себе, в собственной неприязни, серьезно било по самолюбию, — «или он не знает о шашнях верхушки. Сам же говорил: выполняет разные задания, типа передать посылку, узнать что-то или пропустить человечка на стену во время караульной службы… зачем — неизвестно. Низкий градус, используют в темную…»

Он задал последние несколько вопросов, однако ничего особо интересного не узнал.

— С тобой мы закончили, — Саргон демонстративно отошел, дал побледневшему пленнику чуток отдышаться, не стал убивать после завершения допроса.

Вполне возможно, этот их товарищ все же вернется живым с миссии.

То, что Уру будет молчать про допрос, он не сомневался. Уже хорошо. С этой стороны они прикрыты, зато дальше через живого «адепта» открывались вкусные варианты: от более вдумчивого допроса каким-нибудь Ксином до роли двойного агента.

Поэтому флейтист будет жить.

Бывший чиновник облегченно выдохнул, безо всяких понуканий сел у ямы, завел руки за спину, нарочито покорный, неопасный. Он понял, что бежать некуда.

Саргон вздохнул, тяжко прикрыл глаза.

Время ожидания кончилось, а их второй пленник

Так и не захотел говорить.

— Теперь ты, Акургаль, — произнес он пустую, ничего не значащую фразу.

Каждый из них уже понял, что легко, как с Уру, не будет.

— Я ничего не скажу, Саргон, — он уставился в землю, упрямый, обреченный.

В тишине отчетливо слышно, как скрипят сжимаемые кулаки Камея.

— Почему, ПОЧЕМУ, АКУРГАЛЬ⁈ — берсерк снова чуть не сорвался. Саргон успел подавить огненную энергию, остудить даньтянь, но

Он и сам хотел знать ответы.

— Как они на тебя надавили? Я не верю, что ты согласился… добровольно.

— Тебе же хуже. Меня никто не заставлял. Продолжай дальше верить людям и дождешься, как тебе засадят копье по самый…

Он оскорблял долго, пресно, безыскусно.

Очередная провинность, необходимая программа, прописанная посторонним кукловодом.

А в душе молодого практика все крепнет, ширится черная воронка разочарования и страха

Что он окажется прав. Что из двух людей настоящий предатель

Совсем не Уру.

Саргон пытался по-разному: взывал к совести, к чести, к боевому братству, совместно пролитой крови. Пытался оскорбить, задеть за живое. Пошел через презрение. Только тогда он добился хоть какого-то ответа.

— СЕМЬЯ! У НИХ МОЯ СЕМЬЯ!!! — заревел выведенный из себя Акургаль.

— Да как это возможно? Как далеко они находятся⁈ Тебя обманывают…

— Я уверен, — бесцветно произнес десятник, — и я сделаю все, что мне прикажут.

«Дальняя связь. Сам же о ней думал. Если у врагов шпионы по всем провинциям, то насколько сложно попросить одного из „неофитов“ навестить чужую семью? Элементарно».

— Он не спал, когда тени напали! — выпалил Уру, стоило лишь Саргону повернуться к нему, — а еще, я видел, он встречался не только с моим куратором, но и с другими… личностями, — чиновника передернуло.

— Они выглядели… плохо. Я понял, что Цзяо вел с ними дела и доложил своему куратору. Еще одна причина, по которой тот мог понадобиться Ордену. Чтобы накрыть демонопоклонников! — неожиданно злобно закончил он.

— Хочешь сказать…

— Если в отряде кто-то и связался с демонами, то только наш десятник.

Уру верил в свои слова, хотя и лукавил в конце. Он считал, что связаться способен абсолютно каждый, вопрос в цене. Но в случае десятника возможность перетекала в уверенность.

Все.

Больше не осталось оправданий.

Теперь им жизненно важно получить признание. Выбить сведения. Вскрыть ячейку террористов Желтого Источника.

Никакая личная приязнь не может перевесить ЖИЗНЕННО важную необходимость.

Иначе он не переживет и текущий цикл. Без возможности возвращения.

«Форт падет через месяц» — так сказала Богиня Нингаль.

«Не с помощью ли культистов? Тех, кто уже сумел убить Гвардейца Императора. Одного из двух во всей крепости»

Саргон дал отмашку начинать.

Акургаль держался до конца. С вырванными зубами, с раздавленными костями, выдавленными глазными яблоками, вскрытой грудной клеткой. Он не мог больше плакать, горло охрипло от криков, совершенно не слышимых в Великой Кумирне.

Саргон рыдал вместе с ним.

По поруганной дружбе, по преданному доверию. По упущенному шансу спасти его.

Больше ничего не будет прежде: десятник плотно сел на крючок. А он даже не может вычислить урода, попытаться убить его, расправиться чужими руками, натравить на врагов Богиню, Ба Мяо или, чем черт не шутит, самого Ксина.

Жаль, но Акургаль верил в того человека больше, чем в их отрядного культиватора.

Больше, чем в их куратора.

Не в плане личной силы — скорее, заинтересованности, желания довести дело до конца.

Даже у Ксина, в большинстве своем, связаны руки. Не всегда у него есть потребность идти до конца, трясти связи за пределами их провинции, да и насколько серьезно тот провокатор виновен по меркам Облачного Форта? Нет, по меркам сибаритствующего коменданта.

В очень несерьезной степени.

Всего-то использовал в темную одного из глупых бойцов Лагеря Новобранцев, коих как грязи.

Демоны? Черноногий лишь придумывает себе оправдания. Разве уважаемые люди будут вести дела с Желтым Источником? Нет, они лучше профинансируют Облачный Форт еще раз.

Акургаль понимал это лучше, чем они думали.

Он поставил на себе крест в тот момент, когда освободил Цзяо.

Все его мысли, истинные чувства прорвались в последний момент. Желания, рухнувшие надежды. Он выдал себя до донышка, рассказал обо всем

Кроме информации про врагов.

Даже сейчас, под пытками, на пороге смерти, он все еще оставался верен их Отряду. До конца, до последних вырванных зубов, до отрезанных пальцев, до…

Саргон отвернулся от изуродованного, неподвижного тела.

Камей сделал всю грязную работу.

Саргон навсегда останется благодарен ему за это.

Саргон больше никогда не сможет смотреть на него по-прежнему.

Не перестанет доверять, вовсе нет, просто…

Просто образ наивного бретера, Портоса с его: «дерусь потому, что дерусь», бесхитростного человека-воина дополнился еще одной определяющей чертой.

Этот человек хорошо умеет причинять боль. Превращать живых людей в орущие обрубки.

Искусство, оправдать которое Саргон не мог и никогда не сможет.

— Мы так ничего и не выяснили, — подал голос Камей после напряженного молчания.

— Нет, не выяснили…

О, как он жалел о том, что все же решился на прямой допрос. О том, что поддался эмоциям, озверел, перешел на пытки, рассчитывал выбить признание, в том числе ради самого Акургаля.

Не успел вовремя остановиться.

Но где проходила точка невозврата?

В отличие от Уру, десятник по прибытии в Форт доложил бы обо всем, что знал, видел, чувствовал. Чему оказался свидетелем. Он не руководствовался спасением собственной жизни.

— Я думал, он покрывает наших врагов. Но он покрывал только семью… и нас самих.

— Да и враги ли это? — усомнился простодушный, не искушенный в интригах Камей, — ну, состоит… состоял Уру в каком-то там обществе. Тьфу! Плюнуть да растереть по ослиной морде. Акургаль, вон, тоже в нем замешан и все. Демоны-не демоны, непонятно.

— Люди из этого же общества забрали Цзяо, — мрачно напомнил Саргон, — это помимо темных личностей, контактов Цзяо и Акургаля, о которых Уру не знает.

Он тяжко, прерывисто вздохнул. Слишком похоже на всхлип. В груди не хватало воздуха, пришлось отойти, чтобы не дышать резким запахом дерьма и крови.

— Но он же не сказал прямо…

— Камей! — Саргон чуть не сорвался, — злой до текущих слез от непонятливости одного берсерка, — Акургаль прямо признался, что навел на нас теней артефактом, — палец указал на неприметную подвязку на шее.

— Что, если бы не Юлвей, а ты принял тогда смену? Кого они могли убить следующим? Остались ли те духи единственной угрозой? Выжил бы в итоге хоть кто-нибудь? Ясный Зал — не игрушки. Один неверный шаг, одна точная диверсия похоронит группу.

Бывший бандит угрюмо и вместе с тем понимающе запыхтел. Бывший чиновник так и сидел в сторонке, даже дышать старался через раз.

«И как не потерял сознание?»

— К тому же, я не верю в невиновность так называемого Ордена. Почему они с Цзяо и теми демонопоклонниками действуют вместе? Почему именно тот ублюдок свел десятника с «темными личностями»? И Акургаль освободил Цзяо УЖЕ ТОГДА. То есть его УЖЕ ШАНТАЖИРОВАЛИ!!!

Далее. Зачем Уру с Акургалем вместе поручили такое странное дело? Вернее, отпустили на него. Пусть с разными приказами. Такое ощущение, что «адептом» Уру просто пожертвовали в угоду устранения группы. А десятник — torpeda, эм, одноразовый исполнитель.

А есть еще их таинственный посредник между верхними чинами и простыми исполнителями. Культиватор Старого Города, представь себе. Из именованного отряда! Всего лишь «адепт». Тогда получается: высшие иерархи, архитекторы грядущего падения, сидят рядом с комендантом и имеют высокую ступень! Учителя, чтоб их. Возможно, на должности командира отряда или сходной по значимости.

Саргон осекся.

Он не понял, когда сорвался на крик.

Двое практиков смотрели на него выпученными глазами и тряслись от осознания грандиозности проблемы.

— Г-грядущего падения? — заикнулся Уру.

— Потеря Старой Насыпи, смерть Лань лао сянь-шена, тот странный прорыв под носом коменданта, — устало пояснил Саргон, — тот огромный накопитель демонической Ци, который мы раздолбали. Все это звенья одной цепи.

Он не стал распространяться о своей роли, так и о предателе Гэ Шуншу. Не нужно им знать.

— И самая верная нить просто оборвалась, — он старался не смотреть на изуродованный труп, — настоящий gemorroy, головная боль с этими тайными обществами в том, что нижние чины никогда не знают, ни свою верхушку, ни реальные цели. А для исполнителей они могут выдумать какие угодно сказки, хоть свобода-равенство-братство, хоть реки из лимонада.

«Ага, звучит по-дебильному, но есть же в нашем мире фурьеристы…» — грустно подумал он.

— Но Акургаль что-то знал, — указал Камей на несоответствие.

— Знал, — согласился Саргон, — скорее всего, догадался самостоятельно. Либо его посчитали достаточно контролируемым, чтобы посвятить в подробности. Не все, понятно. Только нужные для «маневра». «Всяк солдат должен знать свой маневр», — усмехнулся он, — может, случайно узнал их тайный знак.

— Так и мы можем… — вскинулся было Камей, но сник под двумя синхронными хмыками.

— Заплатка на рукаве сущая мелочь, по сравнению с возможными знаками отличия. Не знаешь точно — никогда не догадаешься.

«По крайней мере, так было в моих любимых тайных обществах Земли. Всякие масоны, которые использовали для шифра Сведенборга или Гегеля, Орден Золотой Зари с их шифрованными рукописями и строгой иерархией, да мало ли кто еще! В том же Китае европейских тайных обществ еще с восемнадцатого века развелось, как говна за баней. Почему бы и здесь, в сраном синском Форте, не появиться чему-нибудь подобному?»

Действительно, ведь больше у аборигенов нет никаких достойных занятий, чем сделать ширму для интриг и прибирания к рукам местечковой власти.

Никакие демоны ничего тут не штурмуют, судьба провинции никого не трогает. А ведь прорвись они, и жизнь по ту сторону гор существенно усложнится. Это если узнают и примут меры. А не узнают… Демоны так силы накопят да вдарят ордой по беззащитным селениям. А! Не мое дело"

На этой невеселой ноте они вернулись обратно.

Втроем.

Труп Акургаля Камей сбросил в ров и присыпал землей.

«Спи спокойно, мой первый командир. Ты защитил свою семью».