Оборона дурацкого замка. Том 8

Глава 3

«Трудно понять китайцев и женщин. Я знал китайцев, которые два-три года терпеливо просиживали над кусочком слоновой кости величиной с орех. Из этого бесформенного куска китаец с помощью целой армии крохотных ножичков и пилочек вырезал корабль — чудо хитроумия и терпения, — и все это было ни к чему…»

Теперь Саргон, как никогда раньше, понимал Аверченко. Никаких преувеличений, никакого юмора: синская дотошность в некоторых вещах могла доходить до умоисступления, женить несчастных свидетелей на неврозе и порождать ненависть к людям с той или иной формой перфекционизма.

Особенно когда китаец и женщина объединяются по недосмотру природы в одно сверхсущество, трансформера с ползунками в характеристиках, выкрученных на максимум дотошности, въедливости и без единой черточки в графе: «жалость».

Если бы терминатора сделали дальневосточной женщиной, то из коротенького рассказика не родилось бы никакой франшизы, а человечество не получило бы ни единого шанса.

Дотошная Дун Цзе вывернула Саргона наизнанку. Заставила вспомнить все детали, задействовала всех разведчиков. При помощи взвинченной Ян, с искусанными губами и загнанным блеском в огромных, точно с полотен Маргарет Кин, глаз, устроила нечто вроде перекрестного допроса.

Под конец надоело даже Алтаджину, который бездумно ошивался поблизости, и он одним вялым жестом заткнул свою напарницу.

Саргон рассказал про первый рейд, они сравнили странности с остальной четверкой, а потом он наиболее полно расписал три последних путешествия.

Те моменты, которые мог вспомнить в своем состоянии эйфорической зацикленности.

Только сейчас, постфактум, до Саргона дошло, насколько опасным оказалось такое состояние.

Ци расходуется слишком быстро, ориентир безраздельно завладевает вниманием: в таком виде ты легко можешь напороться на дерево, что и доказал Камей тот же своей довольно неприятной раной. Человек перестает замечать окружение и людей рядом, то есть бросить товарища или случайно подставить его легко и просто. Под такой одержимостью жертва не видит врагов, не атакует их, и не обращает внимания.

— А я ведь встретил паука в самый первый раз, еще с Юншэном, — вдруг вспомнил Саргон.

Рассудок обожгло запоздалым, брезгливым страхом, точно перед огромным насекомым, которого вдруг нашел ночью в кровате — сонное состояние, темнота и внезапный, липкий ужас осознания…

— Па-пауком? — Ма странно взвизгнул, прижал руки ко рту, будто хотел удержать содержимое, затем резко повалился на ноги перед культиваторами, принялся униженно извиняться под их недовольными взглядами.

ЦзэДун махнула рукой: сейчас им не до глупой деревенщины.

— А, никто ведь не видел. Кроме Юлвея, — Саргон заскрипел зубами, затем продолжил, с известной долей злорадства:

— Там, на восточной стороне, висит паутина. Зеленая такая. Во всю стену, свободного места после нее не осталось. Вот я и подумал: здоровая же тварь должна быть. А она в reale, гм, на деле, не больше собаки (не считая лап) — и медленная, даже Юншэн без проблем смог сбежать от монстра. Или демона, я не знаю — его не догнали.

— Я. не. ви.де. па.ву.ка. толь.-о. твою. спи.-у, — отозвался фармацевт, когда Саргон повернул к нему голову и пауза началась затягиваться.

Пришлось задать вопрос напрямую. Ответ юного практика скорее удивил.

А вот Ян нахмурилась еще сильнее, затем долго, прерывисто вздохнула, тихо всхлипнула, сухо, без слез и болезненной гримасы, затем ее плечи сжались и она молча пошла в указанном направлении.

Пусть неопытная, напуганная, суеверная девушка — она все равно знала, как поступать правильно. Если требуется ее оценка, то она ее даст. А отряду она требовалась, поэтому дева пошла сама, не оставила Алтаджину возможности дать ей безопасно отсидеться.

И за это Саргон поневоле начал ее уважать. Особенно, когда видел, как трясутся ее поджилки под слишком тонким для такой погоды ханьфу.

То, что выше поджилок, тряслось куда более симпатично.

— Вы двое — идете с ней. Проверяете паутину, а потом быстро назад, — Алтаджин пробубнил приказ монотонным голосом человека, который зачитывает по памяти выученный стишок.

Камей с Акургалем без единого слова перегнали Ян, настороженно двинулись впереди, рыскали взглядами, как норовистые лошади. Просека вокруг Ясного Зала больше никому не казалась безопасной.

Особенно, когда Саргон своими глазами увидел обитателя паутины. Надежда на покинутое логово умерла даже не родившись.

— Что еще опасного ты видел? — допрос продолжился.

Тем не менее, без Ян рядом в брюнетке словно бы пропала всяческая заинтересованность. Она спрашивала настойчиво, дотошно вгрызалась в детали, но Саргон чувствовал: это все будто для галочки. Точно, как и внимание Алтаджина, хотя фанатика можно было понять.

— В последний раз, когда я пробирался на северной стороне через бурелом… — Саргон ненадолго замолчал, потом неуверенно продолжил, — я видел их только боковым зрением, в последний момент. Не уверен, что они — не плод моего воображения. Запомнил только из-за опасности, которую чувствовал…

Он вспомнил, как появилось и разом окрепло неестественное, уродливое ощущение вовлеченности, энтузиазма на пустом месте, потери себя во время дикого забега. Как тени вокруг изломанных, мертвых деревьев сгущались все сильнее, когда его душа стала ощущать чужие сумерки.

В один момент практика атаковали неуклюжие, подозрительно материальные тени на полпути северного направления.

Он сумел кое-как сконцентрироваться, увернуться от мелких, совсем не опасных на вид гладких пальцев дымчато-черной окраски, изогнуть само тело, потому что идея хоть немного изменить маршрут в том состоянии в принципе не могла прийти ему в голову.

После рассказа, Алтаджин с Дун Цзе недоуменно переглянулись. Никакой настороженности: твари, неспособные убить практически беззащитного человека, бегущего по прямой линии, не могут стать серьезными противниками.

Для культиваторов.

— У кого-нибудь есть идеи? — брюнетка демонстративно бросила слова в пустоту, хотя ее цепкие серые глаза не отрывались от потеющего на морозе Ваня.

«Старик совсем отвык от женского внимания в крепости, раз его от одного взгляда в жар бросает», — похмыкал про себя Саргон, который удивительным образом не замечал у себя той же самой проблемы, причем совсем не в ироничном ключе.

— Этот старый собиратель преданий слышал краем уха о похожих существах… — неуверенно протянул старик, седой, как времена, про которые он так любит рассказывать.

— Живее, — заинтересованности в голосе Дун Цзе оставалось меньше, чем крови в теле похороненного Юлвея.

— Когда-то, в бытность мира юным и…

Никакие окрики, никакие просьбы или показная наглость Каня не могли сбить со старика его велеречивую манеру древнего гусляра, от которой тот же Саргон приходил в пассивное бешенство: с обильно текущими слюнями, боязнью воды в художественном произведении и жажде беспощадного облаивания автора собственным мнением.

Удивительно, как на его глазах совершилось невозможное.

Два культиватора с помощью доброго слова (которое подумал в их сторону Саргон) и крепкой сосновой палки смогли ускорить воспроизведение басней Ваня как минимум до отметки 1.5.

— Похоже на младших слуг туди-шэнь, — разродился кочевник после минуты раздумий, поймал на себе скептический взгляд Дн Цзе, — что? Какая земля, такой и покровитель. И защитники у него подстать, слепил из того, что было.

Непонятно только, почему с такой дрянью в лесу паук все еще жив и свободно культивирует. Тьфу! Паук-культиватор. Каждая собака в отряде Сороки будет тыкать в меня пальцем и ржать громче жеребцов Ян-ди и Хуан-ди.

Под конец рассказа Ваня и свиста палки-спасительницы подошла Ян со своей охраной. Молча устроилась рядом, дослушала, кивнула на выводы Алтаджина.

— Похоже на то.

И наступила неловкая тишина, где каждый ее участник из страха или ослиного упрямства пытался оттянуть неизбежный вывод.

Они стояли всей компанией возле изломанных башенных врат, буро-коричневые пятна на дебелых, обугленных досках угрюмо темнели, неразличимые с нескольких метров. Лишь лучи заходящего солнца тихо подсвечивали брызги красно-оранжевым тревожным блеском гражданской сирены.

— На восточной стене правда есть паутина, — отрапортовала Ян сухим, ломким от непролитых слез голосом, — след Ци не ниже ранга Закалки Тела. Монстр где-то поблизости. Я… я не знаю, что это за вид. Паутина совсем не клейкая, только прочная. Цвет — зелены…

— Зеленый⁈ — встрепенулся Алтаджин.

На мгновение в голосе прорвалось эхо его прошлой личности — властное, самодовольное, шебутное, жадное до любой кровавой кутерьмы.

— Есть один вид. О, еще в самом начале моей службы последняя волна месяца породила одних совершенно уморительных тварей. {Мой!}… — он осекся, замолчал.

Взгляд остекленел, Алтаджин невидяще уставился в пространство. Никто не решился его перебивать, он отмер сам спустя минуту и продолжил шелестящим, низкокалорийным тоном лишенного веры фанатика:

— Пауки-воскобойники. Также давили из людей требуху, скатывали в свечи, а потом утаскивали в свою паутину и ели понемногу. Их сеть — это погреб для хранения, а не ловушка.

— Может ли… — неуверенно начала Дун Цзе, на что Алтаджин безэмоционально хмыкнул, снова больше обозначил нужную эмоцию, чем действительно ее ощутил:

— Может! Проблема таких пауков была в том, что это не демоны в нашем понимании. Они не из Диюй, просто Желтые Источники подчинили этих тварей и бросили на Форт. Яньло-ван тоже не стоит на месте: пока крепость моего Бога, — он запнулся, но сумел продолжить без пауз, — пока Облачный Форт стоит, владыка Ада понемногу захватывает окрестные пустоши, бывшие земли Аркада, дикие племена людей на границах, остатки нелюдей времен Катастрофы и другую шваль.

— Этот практик хочет уточнить… — Саргон попытался направить мысли Алтаджина в нужное русло, хотя в голове звучал совершенно другой вопрос:

«Если хозяин Желтых Источников прибирает все, что плохо лежит, то как скоро нам придется столкнуться не просто с демонами, а с местными людьми или разумными, такими как элами? И как скоро все это опять превратится в драку между людьми, где с каждой из сторон будут сражаться свои мордорские рыловороты и неповторимые эльфы, светлые, как стены в психушке…»

— Хочет уточнить, действительно ли паук может собирать Ци… шисюн.

— Ему не нужно, — шмыгнула носом Ян-гуйфэй, — животные плохо переносят места с такой насыщенной Ци. Большинство умирает, уходит или привыкает. Ну, обычно это птицы и они часто меняются. Только есть очень маленький шанс, что зверь — Ци собирать начнет. Вроде как из окружения тянуть. У них, тварей неразумных, не как у людей все.

— Такие животные, после усвоения Ци, очень быстро начинают расти в размерах, у них исчезает желание давать потомство. До обретения разума они только культивируют да защищают территорию. Или охотятся на других существ с развитой духовной системой. В основном — людей.

Все три культиватора синхронно вздохнули, пока остальной отряд пялился на них с нечитаемыми эмоциями на вытянутых физиономиях.

— Здесь особое место, место силы. А для неразумных тварей оно даже полезнее, чем для людей — у монстров редко бывают активные техники. Полезнее, для выживших, но один уникум у нас здесь есть.

— То есть пауки шисюна добежали до Ясного Зала и стали… культивировать⁈ — Ян обхватила голову руками и устало застонала, хотя будь она слабее, абсолютно каждый услышал бы в ее голосе плаксивое хныканье и потом сказал бы об этом.

— Но я никогда не слышала, чтобы насекомые могли культивировать!!!

— Пауки не насекомые. Они — паукообразные, тип — членистоногие. Туда входят и насекомые, поэтому они…

Саргон вовремя разглядел чужие лица, поэтому счел за лучшее просто заткнуться. Он сам не понял, зачем вообще завел этот разговор. Ох уж глупое стремление покрасоваться своим знанием. Сколько отвратительных полотен комментариев оно принесло человечеству!

— Вряд ли пауков добежало много. Один, может два, иначе бы весь лес превратится в паутинник. А паук-культиватор и вовсе один. Такие звери не терпят конкурентов. Так. Кокона внутри не было? Или следов? — спросил Алтаджин у десятника.

Тот поклонился и обстоятельно произнес:

— Этот воин разглядел в дальнем углу, рядом со стеной, такую шишку из паутины. Нарост, стало быть. Или как яйцо разбитое, из паутины слепленное. Там дырка прогрызена была, да и сам, эм, кокон, мелким показался. Сдутым немного.

— Сдутым. Значит, дожрал… Это все?

— У этого десятника все, гунцзы, — Акургаль сделал акцент на первой половине фразы, словно бы подгонял, вынуждал подчиненного открыть рот и представить свой доклад.

— Этот воин тоже заметил, — Камей открыл рот нехотя, злился, но эмоции держал при себе, — кокон, как и говорит де… господин десятник. Только не один он. Я еще три таких же, изнутри выжранных нашел.

— Значит, в фазе охоты. Стоит поберечься. Пауки-воскобойники хорошие охотники, любят действовать по ночам. Внутрь он вряд ли залезет незаметно, а в таком тесном пространстве мы от него избавимся без особых проблем. Только он и не полезет, даже голодный.

— Почему, гунцзы? — не вытерпел любопытный Кань.

— Потому что хороший охотник, сказал же, болван. Паук, особенно старый, да еще с даньтянем точно умнее и осторожнее сородичей: он будет до последнего пытаться напасть по одиночке или снаружи ночью, снизить риски до порога. Поэтому слушайте мой следующий приказ, — голос Алтаджина усилился, легко перекрыл едва заметный гул толпы, разнесся по мертвенно-тихому лесу, срезонировал от древних стен:

— С этого момента запрещается ходить по одиночке. Каждому. Без исключений. С этого момента запрещается выходить наружу меньше, чем группой в четыре и больше людей. С этого момента запрещается выходить наружу ночью. С этого момента запрещается продолжать попытки выбраться наружу.

Последнее распоряжение вызвало просто шквал недовольства, особенно со стороны Ян. Не то, чтобы девушка не понимала резонов своего временного командира, однако ее страх перед Ясным Залом, ее нежелание и дальше оставаться в таком неприятном месте не давал мыслить здраво, отметал любые доводы тихого в моменты истерики разума.

— Как мы тогда вернемся обратно в Форт, если не можем ходить нигде меньше, чем отрядом⁈

Возмущение набирало обороты, а Алтаджин не собирался ее уговаривать: он дал подчиненной звонкую пощечину, а затем скрестил руки на груди и принялся ждать, пока Ян не перестанет глотать обиду. Через пару минут в прекрасные аквамариновые глаза шатенки вернулся разум и она остыла достаточно, чтобы формально извиниться перед командиром.

— Мы заперты здесь, — бросил кочевник фразу, что вертелась на языке у каждого человека в пределах Ясного Зала.

Люди вокруг него зябко поежились, взгляды заскользили по темной, недружелюбной кромке леса, по исчезающим от ленивого снегопада следам, остановились на червивой, отлупленной древними захватчиками башни.

Каждый из них вдруг осознал, что им придется заглянуть внутрь нее, в самое сердце Ясного Зала, чтобы разгадать хотя бы часть темных секретов этого затерянного в снегах и времени места.

Алтаджин поморщился, когда на нем скрестились ожидающие взгляды. Меньше всего ему хотелось убирать эти древние конюшни, разматывать ту спутанную пряжу противоречий и кривотолков, в которую угодила их брошеная Богами группа. Тем более, только у него на данный момент хватало чувствительности, чтобы ощутить всю незавидность их положения.

— Мы пришли с запада, но вчерашней дороги не видно. Активные техники Ци не действуют в природной Ци этого места, один из отряда погиб, значит некий враг все еще рядом…

— Этот практик хочет узнать, могла ли одна из тех плотных теней напасть на Юлвея, шисюн? — спокойно спросил Саргон.

Он вклинился в маленькую паузу в речи командира. Тот покосился на него раздраженно, однако на вопрос ответил:

— По идее — могла, — вынужденно признал Алтаджин, — на деле это почти невозможно. Слишком много удачных совпадений. Лучше искать дальше. Паук здесь тоже не причем. Иначе никто бы половина из нас проснулась от лицезрения мерзкой хари со жвалами и слюнявым поцелуем паучьего яда.

— … Некий враг все еще рядом, — продолжил кочевник, — А мы не можем уйти из этого места дальше, чем на половину Ли.

«Кстати об этом, неужели я появляюсь из воздуха? Ведь помню, что бежал по незнакомой местности. Только ориентир впереди маячил миражом».

Саргон задал свой вопрос и даже получил ответ.

— Нет, это выглядит скорее продвинутой техникой перемещения. Ты возникаешь там, на опушке, потом легкое сияние и ты появляешься уже здесь. Кстати, проверь…

Саргон выругался от удивления: его Ци уменьшилась, причем значительно! Он все еще не мог применять активные техники и даже так после забегов у него осталось не больше пяти процентов от светлой Ци, тогда как темной не убавилось вообще нисколько.

К сожалению, конвертировать один вид духовной энергии в другой юный практик все еще не умел и не знал, возможно ли такое в принципе. Пришлось смириться с мыслью, что сейчас он почти беспомощен.

— Все помнят о проклятии синского выродка? — вдруг спросил их Алтаджин.

Каждый молча поклонился. Говорить на такую тему не хотелось совершенно, хотя большая часть присутствующих во всех своих бедах и тяжелом положении обвиняла именно неизвестное проклятие.

— После долгих медитаций я сумел нащупать мерзость демонического ублюдка. Безумец разделил душу По на осколки. Каждый из нас получил свой.

На этот раз шум поднялся куда сильнее.

Дун Цзе, на пару с командиром, вяло пыталась утихомирить несчастных. Сосновая палка, протестированная на Ване, умудрилась сломаться, в ход пошли кулаки и обещание скорой расправы. Только боль смогла подавить панику, казалось бы, давно уже покорных существующей системе людей.

Однако дикий, животный страх перед нечестивыми практиками, ужас потери бессмертной души, безнадежность их положения — все это вынудило даже трусливого Ма и хладнокровного Уру метаться по утоптанному снегу площадки, бросаться обвинениями, и, невиданное в Форте дело! орагнизовать стихийный бунт.

Дело принимало дурной оборот.

Камей вытянул вперед копье, Уру, Ма и Кань яростно его поддержали, Вань потерянно метался, Акургаль всплескивал руками, его дубина дрожала. Он панически боялся начала кровопролития. Другой отряд ему уже не доверят. А за бунт подчиненных его ждет казнь вместе с мятежниками.

Ян потянула из-за пояса изящный жезл из чертодрева, на лице — ни капли сомнений. Если чернь хочет бунтовать, то ее долг — подавить его в зародыше. Дун Цзе, напротив, вяло размышляла о чем-то, Алтаджин также не спешно потянулся к копью.

Без поддержки Бога он бы не смог выдать максимум, как в своем бою с демоническим культиватором, однако этого и не требовалось: практик уровня Закалки Тела мог победить бунтовщиков Первого Отряда самостоятельно.

Если только…

Саргон почувствовал, как время снова замедляет свой ход. Каждый из воинов тискал, поднимал, готовил оружие к бою, их решимость загнанных в угол, паникующих крыс крепла все сильнее, эмоции давно отобрали пальму первенства у здравомыслия.

Все висело на волоске. Если он поддержит бунтующих, то у них появится неиллюзорный шанс против Алтаджина. Юншэн торчал в центре событий ядовитым анчаром, безразличный к накаленной обстановке, без капли понимания и вовлеченности. Однако и он вступит в бой по первому приказу Саргона. Вань, может быть, даже Акургаль присоединятся к нему. Тогда есть шанс. Если только…

Юный культиватор плавно шагнул вперед. Рука тускло блестит от собранных остатков Ци, впереди два мутных, невыразительных пятна — глаза кочевника. Чужая душа отражает тяжелое, психическое безразличие, лишь у самой поверхности — грязный налет праздного любопытства: как поступит странный подросток, истинное лицо мо шен рен. С какой атаки начнет, будет ли бить по временному командиру всерьез, почему…

Маска безразличия Алтаджина дрогнула, брови начали подниматься вверх, морщинки вокруг глаз сжались, добавили каплю жизни застывшим чертам.

Саргон поступил по-своему.

Тяжелый, свистящий, усиленный каплей Ци чапалах прилетел прямо в затылок главного бузотера. Камей совершенно не по-бандитски квакнул, голова резко нырнула вперед, тело не удержало равновесие и завалилось следом, вместе с вытянутым копьем, которое он в падении подгреб под себя.

Воцарилась недоуменная тишина. Только хлюпал носом в грязной снежной каше Камей, да вилял своей отклянченной задницей, пытался выползти из-под копья и подняться на ноги.

— Хватит КРИЧАТЬ КАК ПОТЕРПЕВШИЕ! — заорал он в ухо самому голосистому мятежнику — Ма.

— Тупые troglodity'! Испугались дохлого извращенца, mudily' greshnie! — злобно голосил он и раздавал смачные, изумительной красоты подсрачники удивленным вне всякой меры товарищам.

Досталось всем, кроме культиваторов и десятника. Те остались праздными зрителями. Тогда как даже колеблющийся Вань не избежал позора на свою седую бороду.

— Кто за вас будет думать, ДЯДЯ PETYA⁈ ТЕТЯ MOTYA⁈ АКУРГАЛЬ⁈ ИЛИ ДРУГАЯ СКАЗОЧНАЯ ХРЕНОТЕНЬ⁈ КТО НЕ МОЖЕТ СДЕРЖАТЬСЯ — ПУСТЬ КЛАДЕТ В ШТАНЫ, А НЕ ИСТОРГАЕТ СЛОВЕСНЫЙ ПОНОС!!! Куда вы отсюда сбежите? Это не тот случай, где если долго мучиться, то что-нибудь получиться! У вас получится только тупо сдохнуть! Не знаешь что делать, слушай старшего по званию, dolbodyatel!!!

Он с удовольствием косплеил Ксина. Не нынешнего вестника смерти, от которого до сих пор хочется купить себе бесперебойник для кала, а прошлый, чьи вопли воплощали в себе третий тип искусства, после «свободного» и «механического» по Аристотелю.

Тем временем, каждая награда уже нашла своих героев, остался только самый стойкий оловянный солдатик.

Поэтому Саргон перешел от стонущих на снегу тел персонально к Иккагецу. Бывший вор смешно округлил глаза, тут же попытался цветом лица слиться с окружением, но Саргон все равно четко его видел, несмотря на странную технику скрыта, все еще доступную в этой аномалии.

— Боишься за свою душу, да? — ласково спросил он у Ма, который последнее время только и делал, что мотал нервы по мелочи.

Тот закивал как китайский болванчик.

— А ДОЛЖЕН БОЯТЬСЯ НЕ СТАТЬ ПЕРВЫМ В БОЮ!!! — Саргон с удовольствием выпустил пар, злость, фрустрацию, разочарование, тяжкую вину.

Чем хуже он себя чувствовал, тем более смачный, тем более театральный удар он отмачивал так задолбавшему его вору.

Он вспомнил все. Трудовыебудни прошедших армию знакомых, от которых ему достались секретные техники упрямствующего лося, цветущей сливы и исполненных грации ударов по тормозам, чтобы Ма не разгонялся так сильно. Фильмы девяностых и нулевых с артистическими прыжками и ударами ног, великая песня про бетономешалку.

Под конец Саргон достаточно выпустил пар, чтобы не знакомить мир с самыми чудовищными версиями: приемами из зеленого слоника или школоты в контр-страйк.

Когда он закончил, из земных рангов на ногах остался стоять только Юншэн, который довольно скалился и тыкал веткой в ногу кряхтящего Ваня.

Неестественная тишина аномального места теперь приятно оттенялась стонами, бурчанием, пыхтением работников после наведения дисциплины и персональным всхлипыванием несчастного Ма, которого отлупцевали сильнее, чем крокодилов в зоопарке.

— Так вот, как должны работать десятники, — произнесла Ян после долгого, ошеломляющего молчания.

В паникующем до этого голосе девушки звенел смех. С Ма Саргон работал исключительно на публику, в духе рестлеров, но с куда большим разнообразием приемов, в том числе унизительных и нарочито пафосных, чем сумел поразить неискушенных синов театральщиной в священных для них боевых искусствах.

— Если каждый будет так работать, то их недалекие подчиненные сотрутся за неделю, как подошва из дрянной кожи, — даже в вялом тоне морально усохшего Алтаджина чудилась усмешка.

— Этот культиватор извиняется перед гунцзы за позорное поведение подчиненных. Больше подобное не повторится, — опустил голову юный практик.

К нему быстро присоединился Акургаль, который разочаровывал Саргона все больше и больше. Вплоть до степени: «а тот ли это десятник?».

— Рано или поздно потребовался бы пример. Ты убрал проблему заранее, — Алтаджин не стал делать ничего и заткнул взглядом далеко не такую толерантную Дун Цзе.

Ян лишь вздохнула, радостная, что все закончилось, позабавленная выступлением и слегка пристыженная, потому что в своем душевном равновесии не далеко ушла от бойцов Первого Отряда.

Благодаря демонстративному, иногда откровенно шутовскому поведению Саргона при наставлении команды на путь истинный, напряжение слегка спало, а виновники всей кутерьмы даже стали несмело улыбаться.

Хотя вид все равно имели бледный: каждый вдруг понял, что совершил чуть ли не мятеж и лишь их отрядный культиватор оградил отряд от прямого предательства. Вот только факт неповиновения ржавым ярмом повис на столь лелеемой бойцами душе каждого мятежника.

— Я нашел у себя не только осколок, — меланхолично сообщил кочевник, как только Ян и Дун Цзе успокоились и приготовились слушать.

На остальных ему было плевать, поэтому униженные извинения Ма замерли на полуслове, когда командир группы продолжил свой монолог:

— Остатки души По в наших телах — тупые проводники посмертной воли культиватора. Они не могут причинить вред, но и я не могу убрать их. По крайней мере, сразу.

— Сколько нам нужно времени, чтобы они исчезли, шисюн? — звонко спросила Ян и уставилась на него своими аквамариновыми омутами.

— Неделя. Может больше, дней двенадцать-тринадцать. Для мяса, — пренебрежительный взгляд на земных практиков, — все пятнадцать или шестнадцать, а то и вовсе две недели.

«Двадцать дней? Нам нельзя ждать столько!»

— Ты сказал, они только проводники… — несмело начала Ян.

— Да. Проводники посмертного проклятия. Почти наверняка — проклятие на местность. Но оно не может просто возникнуть. Демоническая дрянь уцепилась за что-то. Не до конца разрушенный алтарь, артефакт внутри, массив или некий конструкт. Что угодно, что могло послужить проводником недоброй воли и Ци Желтых Источников.

— Этот практик хочет напомнить: Юлвей говорил, что Ясный Зал посвящен Богам и духам предков, которые бы не стали…

— Я знаю! — вдруг рявкнул Алтаджин, — значит, внутри есть что-то еще. Что-то, в отличие от сакральных сил Зала, способное помочь демонолюбу. Наша задача — найти это что-то и уничтожить. И не стоит забывать, что они могли специально осквернить один из Алтарей. В крайнем случае нам придется воссоздать прошлое таинство, найти подношения и пройти цикл времен года.

Остальные молча согласились с заявлением. Более того, многие выпрямили спины, в глазах начала загораться надежда. Теперь имелось занятие для всех, а также возможность спастись. Поэтому страх перед гиблым местом слегка поблек, уступил место решимости.

На этом фоне Саргон не стал мешать, не стал уничтожать хрупкое, эфемерное дуновение надежды.

Он не стал спрашивать, почему никто не планировал расследовать гибель Юлвея. И что делать с возможными предателями.

Потому что Алтаджин должен был прийти к тем же нехитрым выводам и начать присматриваться к остальным.

А если он предатель… Что ж. Тогда их компания обречена.

— Наш командир прав. У нас нет других вариантов: мы должны войти в Ясный Зал. Возможно, там кроется загадка проклятия или способ его снятия. Не спроста же он завязан на местность вокруг храма, — Ян поддержала кочевника.

Дун Цзе нахмурилась, недовольно поджала губы, но спорить дальше не стала. Других вариантов действительно не осталось.

— Не храма. Зала поклонения духам предков. Это большая разница, — тихо проворчал Вань.

Даже всегдашний оптимизм старика медленно шел ко дну. Не мудрено: старый писарь успел познать как сытую жизнь, так и голод, скитания, внезапную потерю всего — он представлял ситуацию лучше своих товарищей. Например, он первым понял, что никакой живности в котел им поймать не получится: включенные в закрытый барьер остатки леса словно бы вымерли. Только парочка вездесущих ворон по-женски обидным карканьем потешалась над неудачниками.

Вот почему они не могли ждать так долго. Запасов еды осталось на один прием пищи, при этом никто не станет делиться.

За десять дней в аномальном массиве, который принудительно гоняет Ци внутри организма, они дойдут до отчаяния, начнут есть обувь и объедать мучной клей. А потом может дойти и до самого страшного.

Саргон не знал, дело ли в метаболизме или проблему стоит искать исключительно в духовном, однако факт есть факт — принудительные тренировки съедали очень много калорий.

Вдвое-втрое и это по самым оптимистичным подсчетам.

Они вернулись в башню, выстроились вокруг двери во внутренние покои угрюмым, царапистым облаком — копейные шипы наружу, сомнения — внутрь.

Закрытая дверь поддалась легко: петли не издали ни единого скрипа, окованный железом массив шел ходко, точно бесшумный ночной призрак. После безмолвного открытия группа несколько секунд тупо пялилась в черноту темного зала, затем, словно завороженный, Алтаджин сделал первый шаг вперед. Один, другой, третий.

Вскоре его фигура полностью скрылась плотным, кисельным мраком таинства центрального зала поклонения предкам.