"Как узнать, что вы точно смотрите сериал в жанре сянься?
Подозрение первое: герои постоянно жрут шиповник или боярышник в сахаре на палках — танхулу.
Если боярышник жрет героев — то это День Триффидов, лучше переключить.
Подозрение второе: бессмертные уходят в странствие с одним мечом и флягой на поясе, да и та свистит. При этом одежда каждый день у них новенькая и постиранная, прическа поражает монументальностью, а на морде лица никаких помятостей.
Подозрение третье: первым в неизвестность идет второстепенный лох главного героя, чтобы получить удушающую слабость в свой заиндевелый, не к ночи будет сказано, пепел.
Затем бурно умирает на руках безутешных (весь остаток серии) героев сянси, при этом успевает попрощаться с каждым живым существом в радиусе поражения и произнести надгробную речь Перикла.
Зачем я вообще смотрел это в прошлом? Блин, не знал бы о жанре, может и не попал бы в такую унылую гадость. Нет бы фанатеть от «Теории большого взрыва» или разухабистых гаремников…"
Бессознательного Алтаджина взвалили на плечи Уру с Ма, расставили людей с факелами по периметру, в том числе сзади, а затем медленно потащились вперед, в темноту (для остальных), в неизвестность.
В неиллюзорную угрозу холода и голодной смерти.
Разумеется, честь идти первым выпала счастливому подателю инициативы, сиречь Саргону, что и вызвало целый шквал разнонаправленных бубнений, впрочем, исключительно про себя.
На самом деле, он не слишком возражал: темный для остальных лес казался практику окрашенным в мистические серо-голубые оттенки. При свете многочисленных ярких звезд, сведенных в сверкающую спираль далекой-далекой галактики, тайга приобретала завораживающий вид.
Хотя злой ветер постепенно усиливал свои козни, снег падал все также медленно, неохотно, через «не могу», на последнем издыхании. Пробираться вперед выходило совсем не обременительно: следовало лишь таиться от потенциальных обладателей аналогичного зрения да выбирать тропу таким образом, чтобы по ней могли пройти остальные.
Саргон скользил меж деревьев, непокрытую голову согревал иллюзорным могуществом тусклый свет убывающей, мелкой луны, пустые меридианы внутри тела понемногу наполнялись лунной Ци, чья изменчивая природа моментально подстраивалась под дуализм духовной энергии Саргона, легко и естественно делилась на две противоположные фракции.
Темный лес расступился подозрительно быстро.
С момента входа в чащу не прошло и одного-единственного кэ, как деревья вокруг стали редеть, сдвигаться в стороны, словно отодвинутые гигантской лапой неизвестного друида.
Юноша вступил на широкую, покрытую разбитой фигурной плиткой площадку размером с многоквартирный дом (если бы кому-либо из архитекторов новейшей эпохи пришло в голову строить бетонную коробку ровным квадратом).
Вслед за ним на расчищенную от леса поляну, нет, целую просеку, вывалились остальные члены команды.
— Вы… видите? — хрипло спросил их Саргон.
— Я чувствую, — тихо, в унисон, отозвались Ян и Дун Цзе.
Остальные лишь крутили головой, не способные различить ничего, кроме оглушающей тьмы, ядовитой тишины и невнятно-огромного силуэта где-то впереди.
Саргон в это время переводил дух, а также почтительно созерцал величественное, хоть и довольно жуткое в ночи строение, у разбитых ворот которого пытались найти приют измученные, очарованные проклятием странники.
На соседней ветке вдруг заперхала ворона, в темном небе надменно прокаркала ее товарка.
Неожиданные звуки вызвали секундную оторопь, чуть ли не столбняк, так все привыкли за время движения по лесу к тяжелой, пологовой тишине, где даже шорох шагов товарищей умирает в ночном воздухе.
Крик вороны раздался еще раз, товарка ответила откуда-то издалека, за соснами на северо-востоке.
А потом все резко стихло, до ушей доносилось лишь вибрирующее, натужное дыхание сбитых в кучу людей.
Только теперь Саргон понял, какая объемная, какая нарочитая тишина окружала их в последние… А когда вообще началось подобное затишье? Неужели после того, как они покинули чертову поляну? Да, так и есть, с того момента, а может и после боя. Где же конкретно момент перехода?
Юный культиватор снова огляделся. Теперь неизвестное строение безымянного зодчего больше не выглядело для него таинственным, интересным, загадочным в духе дорожной романтики.
Древние стены гноились старыми ранами, мхи и лишайники обвивали их на манер паразитов-кровопийц. Башня с ореолом слабой метели, так похожей в его серо-голубом зрении на зернистый туман, напоминала лавкрафтианское чудовище, невыразимый ужас из толщи льда, чья израненная пасть замерла в засаде на манер глубоководных удильщиков.
Нет, теперь здание будило в Саргоне тревожное озлобление обывателя, который пережил очень неприятный день, чтобы по приезде домой вдруг ощутить себя героем фильма ужасов.
«Надеюсь, это не китайская копия призрака дома на холме, а настоящее здание. Если уж придется отбиваться от духов, вампиров, пришельцев и прочего дандадан, то стоит делать это хотя бы с крышей над головой».
Шагать вперед не хотелось. Странное сооружение впереди не внушало доверие ни своей древностью, ни удачей, с которой оказалось найдено.
Еще и природная Ци вокруг древних стен вела себя странно: давила на плечи, жгла кожу легким зудом засохшей крови, пахла рекой, затхлостью, жестокой свободой, без границ или красных линий, человеческими жертвоприношениями.
Однако, стоило Саргону оглянуться…
Позади нависал беззвучный, пустой лес. Не раздается ни треск валежника под ногами, ни стон деревьев под злыми порывами, ни снежные скрипы. Крики птиц, звуки животных, стрекот насекомых: на самом деле, ночью лес должен быть полон звуков.
Биом, до такой степени забитый живыми существами в ограниченном пространстве, попросту не может не издавать шума, это инстинктивно понимали даже городские жители в десятом поколении, что уж говорить про группу привычных к природе людей.
Подобная истошная, дьявольская тишина холодила кровь сильнее, чем все ветра маленького пятачка цивилизации вокруг Облачного Форта.
Саргон вновь внимательно оглядел чащобу позади. Казалось, кольцо деревьев медленно сжималось вокруг усталых путников. Да и деревьев ли?
Он помотал головой, силой убрал непрошенные ассоциации обратно, кивнул остальным следовать за ним, двинулся вперед. Лишь постарался свалить на усталость тот факт, что так и не смог высмотреть широкую тропу, по которой они дошли до небольшой крепости. Неважно. Сейчас все внимание стоит сосредоточить на возможном убежище.
Здание перед ним выглядело необычно даже на искушенный взгляд иномирца.
Квадратная внешняя стена имела не меньше десяти метров в длину на каждой из сторон, сквозь несколько разбитых секций и одну рукотворную дыру проглядывали остатки деревянной галереи вдоль каменной кладки. Через эти прорехи мелькала некая пагода в самом центре, чья крытая тростником крыша, словно загадочная улыбка посреди апокалипсиса, выглядывала из-за трехметровой каменной ограды.
К квадрату гниющих мхом и временем стен прилегал давно высохший ров, который превратился в череду неопрятных ям, а у ближайшего к ним угла находилась небольшая башенка, не выше центральной пагоды и шириной в две трети участка стены.
Именно ее разрушенные, избитые, уничтоженные в ярости ворота с остатками вдавленных внутрь створок и полуобрушенного свода оказались первым, что Саргон увидел сразу после выхода из леса.
Вход в башню располагался на юго-западе, по разбитым доскам маленького подвесного моста — ворота сломаны внутрь, ров под гнилым настилом давно и безнадежно засыпан.
Отряд вышел прямо ко входу в диковинное строение, оставалось пройти не больше дюжины шагов.
— Здесь храмовая плитка! — раздался удивленный возглас Уру.
— Впереди целый замок! — Кань подбежал вплотную к башне.
Его восхищенный взгляд следовал за факелом, огонь являл глазам то треснувший участок стены, то гнилую клеть из потемневшей лиственницы поверх зубцов, то лежалый известняк между разбитых досок подвесного моста.
То одну из ям на месте рва, доверху заполненную желтеющими костями позвоночников.
Остальные энтузиазм мальчишки не разделяли и до неприятной находки. Каждому в отряде становилось не по себе от одного взгляда на угрюмую коробку с кокетливой пагодой поверх, словно соломенная крестьянская шляпа на побитом верзиле.
«Коробку», чей возраст мог восходить ко временам легендарным, до катастрофы трехсотлетней давности, до окончательной гибели Аркада — к предыдущей династии синских Императоров.
«Что за жуть скрывается в этих стенах, неподвластных пыльным векам, огню и людской ярости? Почему обезглавленный монстр так упорно двигался в это место?»
— Дак неужто мы прямо сюда войдем, прекрасная госпожа? — смятенно спросил Акургаль у Дун Цзе.
Он единственный решился нарушить тишину звездной ночи.
— Нечисть здесь гнездо свило. Или поклонники демонические издревле свой вертеп оставили. Кто знает…
— Это место не принадлежит и не может принадлежать Желтому Источнику! — раздался бескомпромиссный голос Юлвея, прежде чем взвинченная дева оставила бы признак своего неудовольствия прямо на лице десятника.
Аристократ не имел при себе факела, однако это нисколько не отвратило его внезапно деятельную натуру от личного осмотра найденной крепостицы.
Ради такого дела, он вырвал самый яркий из рук ошарашенного такой наглостью Камея.
После дерзкого заявления, воодушевленный Юлвей не стал ничего объяснять: лишь коротко поклонился и безбоязненно подошел к ветхим, но все еще рабочим, функциональным стенам. С улыбкой провел пальцем по древнему камню, высветил факелом каждую щель, каждый стык камней, затем принялся осторожно, с ладонью на прерывистой, исхлестанной трещинами кладке, обходить строение по периметру.
Свое мнение тот еще раз прокричал уже с противоположного башне угла здания, прежде чем окончательно раствориться в темноте.
Торопливый окрик осторожного десятника не произвел на подчиненного никакого впечатления. Остальные не пытались как-то остановить сокомандника. Их вполне устроило, что тот добровольно взвалил на себя непопулярную ношу ночного исследователя старых строений в глухих углах.
— Я не чувствую опасности внутри. Вообще ничего не чувствую, — нахмурился Саргон.
Ян покосилась на него, затем прикрыла глаза, сосредоточилась… тонкие, с красивым излетом, брови изумленно поползли вверх. Она покачала головой, словно отказывалась верить в происходящее, села в позу медитации.
Саргон с удивлением наблюдал за своей коллегой по культивации. Потом до него дошло: происходит нечто экстраординарное, стоит посмотреть глубже обычного.
«Нет, серьезно, что не так с местной Ци⁈»
В медитации он смог ощутить куда больше, чем из обычного чувства Ци во время прогулки.
Природная энергия в этом месте закручивалась причудливым водоворотом с центром в той самой пагоде. Структурированная круговерть потоков Ци самых разнообразных видов пронизывала пространство, смешивалась друг с другом, уплотнялась и постоянно, непрерывно высасывала Ци из окружающих объектов.
Вместе с крепостью на поляне, круговорот природной линьши охватывал всю просеку, небольшой кусочек леса, а также бил вверх на сотни метров.
Эдакое аномальное пятно, в самый центр которого так неосторожно ступили представители Облачного Форта.
— Моя Ци не слушается меня! Я не могу пользоваться техниками! — голос Ян звучал потрясенно, точно опровергли один из столпов мироздания.
Девушка со сложной эмоцией удивления, спортивной злости, затем неприятия то и дело пыталась использовать хоть один духовный массив из доступных. Тщетно.
— У меня работает только вместе с начертанием, — лаконично сообщила Дун Цзе, стоило ее подопечной наиграться со своими силами и задать вопрос.
— Не работает, — мрачно отозвался Саргон.
Его «Лунное копье» рассеивалось еще на стадии сбора Ци, «гидродинамическая левитация» вовсе чувствовалась непосильной ношей. Лишь «закрытая циркуляция» мерцала пассивной защитой, стоило только подать избыток энергии во внешние каналы.
В целом, не так уж плохо. Он спасал чужие жизни и с более слабой позицией. Проблема только в неизвестности, и…
…И в том, что счетчик «Time is Alter» прошлой ночью все также показывал цифру «0».
Никаких вторых шансов.
— Предлагаю зайти внутрь. Мы не можем вечно стоять у порога, — черноволосая дева безо особой опаски подошла к изрубленным остаткам ворот, дернула за парочку деревянных огрызков, покрытых пылью, ржавчиной и птичьим пометом.
В свете факелов их острые, выщербленные концы казались намазаны черным ядом, а провал входа в башню алчно зиял чудовищной пастью на трепетных посетителей.
Стоило только Цзе выдернуть одну из перекрывших вход балок, как сзади раздались панические возгласы про «проклятие», «покой умерших», даже «безрассудство бессмертных». Бойцы свистящим шепотом, поминутно оглядываясь на лесной массив вокруг, принялись умолять о снисхождении, проситься покинуть это гиблое место.
Все, кроме Юлвея, который успел полностью обогнуть здание. И о котором все как-то позабыли, стоило ему исчезнуть с поля зрения.
А когда тот поспешно прибежал обратно, испуганный лесом, долго и выразительно пялились на него со сдержанными, постными рожами.
— Узнал что-нибудь? Давай, не молчи, — поторопил Саргон, тем самым выразил чувства всех людей на поляне.
— Перед нами мин тан, Ясный Зал, — благоговейно произнес усталый аристократ, покрытый комьями грязи, странной зеленой паутиной, застарелой кровью после боя и каменной пылью от долгого контакта со стеной.
— Мин тан?
Бойцы недоуменно зашептались. Сам Вань хмурил брови да невразумительно бормотал, о таких сооружениях он или не слышал ничего, или не мог вспомнить, про остальных даже говорить нечего.
Только Дун Цзе чему-то нахмурилась, окинула строение долгим немигающим взглядом, да Уру отвесил лесным руинам уважительный поклон.
— Пять инструментов зодчего, пять божеств сторон света, — представитель рода Чжан произносил слова нараспев, заученным образом, как говорили маленькому Юлвею в детстве его наставники, — Тайхао — циркуль, Ян-ди — весы, Хуан-ди — отвес, Шаохао — угольник, Чжуань Сюй — безмен. Великая кумирня ждет императора, помесячный приказ повременного указания, Ясный зал, Темный зал, Соединенная четкость, Молодая солнечность: годовой круг солнца, небесный ход земли.
— Ты сам хоть понимаешь, что это значит? — Саргону надоело топтаться на месте.
Он присоединился к Дун Цзе, принялся отдирать мешающие доски, которые откидывал в сторону безо всякого пиетета. Сейчас не до ЮНЕСКО, да и никакой статуи Будды он тут не взрывает. Так, отдирает ненужное. Практически реставрация.
Еще бы не морщиться от мурашек под лопатками, будто наблюдают за ним из теней, из древесных массивов, из лунных бликов. Наблюдают и не одобряют.
— Понимаю. В общих чертах, — слегка смутился бывший наследник Чжан, — Нас заставляли заучивать на всякий случай, чтобы стать проводником императору или… неважно. Остальное — секреты моей семьи.
— Эта башня со стенкой тоже семейный секрет? — Ян раздраженно сдула вьющуюся прядь с лица.
— Нет, госпожа, — позволил себе улыбнуться Юлвей, — этот младший просит позволения объяснить суть Ясного Зала.
Мечник дождался кивка, после чего продолжил:
— Такие места возводились только по личному императорскому повелению, лишь сын неба и его кровь могли приносить здесь жертвы предкам. Считается, что Ясный Зал обычно посвящен Желтому Предку Хуан-ди. Более старые посвящены Вышнему предку Шан-ди, поэтому я не уверен, в какой из вариаций императорского храма мы находимся.
— А ты много знаешь, — нейтрально произнесла Дун Цзе.
Она расчистила достаточно, чтобы пройти внутрь, но они, вместе с Саргоном, лишь топтались на пороге. Проверять странное, вероятно прОклятое строение, к которому так стремился погибший демонический практик, не горел желанием никто, включая всех трех бодрствующих культиваторов.
— этот мечник благодарит Дун-нюйши за высокую оценку. Однако он уже рассказал почти все, что знал. Остались незначительные мелочи…
— В таком деле мелочей не бывает, — Саргон отступил от дверного проема и возник при свете факелов кровожадной тенью, испугал собственных товарищей до придушенных криков, — поведай нам еще немного подробностей. Вряд ли ушедшая династия обидится на тебя за, хм, разглашение культурных сведений.
Саргон запанибратски хлопнул его по плечу, довольный предлогом, что позволил ему отвлечься от расчистки расчищенного входа и избежать сомнительной чести переть впереди паровоза.
Брюнетке-«паровозу» подобное сачкование совсем не понравилось, поэтому она как бы случайно тоже подошла к остальным, чтобы и самой послушать Юлвея.
Ясный Зал остался чернеть входом в преисподнюю позади изнуренных, измотанных как физически, так и морально бойцов.
— Разглашение культурных… — ошарашенно повторил аристократ, сбитый с толку странной формулировкой в духе чиновников нижних палат, но в совершенно несвойственной для них теме, — Тогда внимай… шисюн. Этот почтительный к предкам воин поведает тебе о Ясных Залах.
— Башня у входа, — он махнул рукой на ворота, которые сперва разбили неизвестные, потом на них частично обрушился свод, а под конец два культиватора повыкидывали остатки древесины в ближайший ров, — она называлась Куньлуньской. В смысле, ее всегда называют так в Ясном Зале.
Сын Неба проникал внутрь через этот вход, чтобы помолиться вышним предкам. Обрати внимание: башня должна находиться строго на юго-западе. Ведь мировая гора Куньлунь находится именно там. А верховный предок Шан-ди обитает над священной горой. Он поддерживает существование времени и пространства, удерживает Солнце и Луну на их путях и не дает небу обрушиться на землю.
— Какой, мгм, великий небесный держатель. Настоящий Atlant, чтоб он никогда не расправлял плечи без нормального писательского таланта…кхм, но что прежние императоры делали в таких вот, мэ, Ясных Залах? Если их сотни по всей стране, то не слишком ли много времени нужно потратить, чтобы хотя бы раз в год объездить каждый храм?
— Их не могло быть больше десятка, может быть дюжины, — покачал головой, но не Юлвей, а вечно встревающий в чужие разговоры Вань, — такие сакральные строения, особенно там, где приносятся жертвы ДУХАМ ПРЕДКОВ ДИНАСТИИ, — фраза произнесена с придыханием и благоговением на старом лике, — их не может быть СЛИШКОМ много, иначе предки обидятся. Один Зал непременно в столице, другой — в провинции Тан, еще — на родине первой императрицы. А вот остальные…
— В провинции Ки-Ури нашему клану известно два Ясных Зала, один из которых все еще используется, теперь уже новой династией. Ну, немного переделанный… — он заюлил, однако Саргон быстро оборвал акт самодоносительства, направил разговор в более конкретное русло.
Как уже было отмечено ранее, порча местных памятников юного паладина нисколько не волновала.
— Давай по делу. Что-нибудь еще знаешь? Как они использовались? Приносили здесь кровавые жертвы или нет? Чем нам грозит вход на территорию? Что может здесь забыть демонический практик?
На последнем вопросе напряглись все, Уру и вовсе заозирался по сторонам, словно в поисках пути отхода с печатью привычного страха на заостренном от казарменных харчей лице.
Юлвей покачал головой.
— Я уже перечислил божеств, которым здесь поклонялись. Конечно, есть Боги, благосклонные или безразличные к Желтому Источнику, однако в Ясном Зале я таких не припомню. Духи Предков и вовсе впадут в ярость, если в Ци воззвавшего к ним жреца будет хотя бы эхо демонических эманаций.
Этот плохо образованный практик не уверен насчет опасностей проникновения внутрь: кажется, в благословенную старину ворота всегда охранялись и отнюдь не людьми. Поэтому любой вошедший мог считаться достойным из-за самого факта входа, — он беспомощно пожал плечами, не слишком заинтересованный в ответе.
Опальный аристократ явно считал, что даже при самом худшем варианте наличие в его жилах микроскопической доли крови прежних властителей даст ему признание стражей этого места.
Саргон не стал отнимать у Юлвея маленький кусочек наивного оптимизма через свою безбожную рациональность. Вместо этого он продолжил (д)опрос.
— Ладно. То есть причин лезть сюда у демонопоклонника не имелось? Исходя из его природы.
— Желтому Источнику и его эмиссарам внутри не рады, — уже менее уверенно подтвердил аристократ.
— Может быть, скрытый черный ход? Ценные ресурсы внутри? Вариант для перевалочного пункта? Тоннель контрабандистов под ним? Тайная тропа через горы рядом? Место силы для качественного улучшения практики? Зачем-то же поставили важное сакральное сооружение аж самого императора именно в этом месте. Хоть что-нибудь!
— Этот необразованный практик просит простить его бесполезность… — Юлвей действительно чувствовал себя подавленным и беспомощным.
— Не важно. Благодаря тебе мы уже знаем больше, — Саргон успел отвернуться, когда его собеседник вдруг посветлел лицом и прокашлялся, снова привлекая к себе внимание.
— Шисюн, насчет использования Залов… — аристократ глубоко вздохнул, сосредоточенно нахмурил брови, устремил взгляд расфокусированных глаз вверх, а затем быстро и четко продекламировал:
— «Вэнь-ван всеобъемлюще озирал приобретения и потери, полностью оглядывал правду и ложь. То, почему процветали Яо и Шунь, то, почему погибли Цзе и Чжоу, — все было наглядно явлено в Ясном Зале. Потомки хранили устройство Ясного Зала, наблюдали знаки жизни и уничтожения, видели, в чем состоят переходы от успехов к поражениям».
Так цитировал по «Хуайнань-цзы» устройство Ясных Залов Юлвей, гордый дальним родством с упомянутыми Шунь, вырезанных еще предками современных аркчжэней.
— Да, это многое объясняет…
"Ну надо же, прям Дельфийский Оракул. Провижу грядущее — бабло с настоящего. Жаль, активировать могут только потомки прежней династии… или нет?
Не поэтому ли рвался сюда демонический выродок? Нашел способ подергать Бога за бороду без последствий? А, неважно, его метод, даже если не завязан на Желтые Источники, все равно теперь размазан сектантскими мозгами по квадратным километрам местных пердей.
Проверять же вслепую, перебирать способы — себе дороже, учитывая С КЕМ у меня в итоге образовалась связь", — вздохнул Саргон, — «да и неэффективно. Просидим до морковкина заговенья, пока друг друга жрать не начнем. С нулевым выхлопом».
Юного паладина снова отправили первым, теперь уже в башню. Дун Цзе с молчаливого одобрения остальных привела кучу аргументов, которые свелись к: «ты мужик, иди в башню, а то нам страшно, мы еще жить хотим. И вообще, ты собака смрадная, а мы, из Города, глину не месим».
Можно было отправить вместо себя еще более бесправных глиномесов, но Саргон пожалел болезных. Острой опасности… для себя он не ощущал, духовная защита работала. А смерть земного практика ничего не даст: тот ни почувствовать Ци не может, ни в темноте ориентироваться толком. Поэтому потопал практик поперед тетки в пекло.
Тем более, шепот интуиции подсказывал ему, как привык подсказывать в темном измерении, на волнах и в застенках Ксина: опасность кроется отнюдь не в самой башне.
Впрочем, от такой туманной наводки легче не становилось.
Башня перед ним едва заметно мерцала отраженным светом на полированных временем участках кладки, пьяно заваливалась на стену, откровенно жуткая в ночи, с осознанной тишиной, без скрипов и шорохов.
Он переступил через порог с ороговевшим телом и пульсирующим даньтянем. Кожа горела от вложенной Ци, темная, подколодная мерзость срывалась угольной пылью со скрюченных пальцев, глаза сверкали потусторонним знанием, метались по пустому, осиротевшему месту.
Настоящий склеп: никаких следов чужого присутствия, лишь звенящая старина в мелких деталях: пыль, предметы обстановки, архитектурный стиль. Будто вскрытый курган, взломанная пирамида, шаткая древность, что цепкими старческими пальцами цепляется за свои давно мертвые секреты.
Стоять посреди такого места не хотелось, ему стало откровенно не по себе. Тем не менее, реальных опасностей Саргон там не нашел, сколько бы ни метался по углам.
Лишь разглядел под порогом разбитую шкатулку с маленькими косточками указательных пальцев — ее раскопали вполне осознанно, а затем почему-то бросили в мелкую ямку, из которой практик и достал свою находку. Достал, посмотрел, затем быстренько положил обратно и присыпал землей, от греха подальше.
В остальном волновался он совершенно зря: башня как башня. Если отбросить целый пласт людских суеверий, надуманных страхов и шепот интуиции.
Восьмиугольный зал в центре раньше делился ширмами на три части, их остатки гнили цветастой ветошью на полу. Личная комната сохранила часть сломанной деревянной мебели. Каменная лестница с выбоинами и светлыми разводами на серых булыжниках вела на ярус выше, к смотровой бойнице, но подняться туда казалось малореальным.
Дощатый пол второго этажа оказался наполовину проломлен и частично сожжен: его обугленные обломки разбросаны тут и там на первом этаже, вместе с остатками парочки стульев, разбитым в щепки столом и сломанной кроватью, при жизни весьма добротной.
Из примечательного, кроме лестницы, оставалась лишь толстая, совершенно нетронутая временем или людьми дверь во внутренние покои пагоды, виденной Саргоном сквозь проломы в стене.
Почему она не уступала в размерах внешним воротам? Зачем ее сделали такой прочной, дебелой, с огромным количеством клепаных железных пластин? И почему она выглядела настолько целостной, невредимой при общей разрухе, запустении, следах боя?
Никто не мог дать ответ.
В башню отряд входил уже после культиваторов и делал это неуверенно, с оглядкой, с мелкими ритуалами вроде: «чур меня», с дрожью, подгоняемые злыми окриками раздраженной Дун Цзе.
Впрочем, больше помогало то, что странного леса и кромешной, обезмолвленной тьмы за пределами Ясного Зала они боялись больше, чем разведанного культиваторами подозрительного места.
Для Саргона это были явления одного порядка.
Удивительно: пространства впритык, но хватило для тринадцати человек, с учетом малых размеров башни на взгляд снаружи. Люди из Первого Отряда сидели буквально на головах друг у друга, тогда как две девушки отгородили немаленькое пространство выцветшей лакированной ширмой из башни, а все еще бессознательного Алтаджина прислонили к стеночке рядом с собой.
Оставшееся место в центре обе группы использовали для костра.
Из-за холода им все же пришлось святотатственно разжечь огонь прямо в предбаннике святого места, сиречь Куньлуньской башне, от чего их долго, пускай и безуспешно отговаривал Юлвей.
Основной жар дал костяк большой, роскошной кровати, для продолжения заготовили стулья и деревянные обломки. Из «сгораемого мусора» в башне не использовали только двери. Не тронули ни остатки внешней (Саргон вспомнил о закопанных костях и полностью поддержал партию осторожных), ни, тем более, внутренней.
Ее даже не проверили. За окованной железом дверью шли уже ритуальные залы, туда никто не хотел лезть по темноте, несмотря на всю тесноту и обиду.
Стоило только воинам отгородиться от страшного внешнего мира толстыми крепостными стенами да баррикадой на воротах, как беспокойство отступило на второй план, а веселый, трескучий костер из столетних досок настроил на позитивный лад.
Разумеется, всем тут же захотелось поговорить.
Робкий, вздрагивающий гул раздался меньше, чем через кэ после розжига костра, когда большая часть успела насытиться остатками нехитрой снеди из прихваченного в дорогу и сходила до «кустиков», коими дружно нарекли нишу надо рвом. Ее лишь стыдливо прикрыли плащом Иккагецу.
А за проявленную в бою с культиватором трусость некоторые сочли возможным использовать рукава для почтительных вытираний грязных мест, недостойных в таком виде осквернять священную обитель.
Через несколько минут гул набрал мощь, вибрацию. До громкости казарменных криков не дошло, хотя ор не беспокоил покатые своды старой башни только из-за присутствия за ширмой практиков Старого Города. Но и так пережитый страх здорово развязал людям язык.
Говорили обо всем: бабах, прошедшем бое с дилоу (хорнов признали более опасными), бабах, битве с практиком (стремный ублюдок, какие же мы все везучие, что живые и одним куском), бабах, прошлых бабах, бабском отряде новобранцев, будущих бабах, составляли сравнительное бытописание отдельных, богатых бабами, регионов…
В этих беседах чувствовалась недосказанность. Две темы жгли язык, тенью мелькали в каждом предложении, неведомым зверем цензурой вторгались в умы и чувства достойных практиков.
Первая, самая опасная: бабы культиваторы. От двух напарниц Алтаджина, обсудить которых натурально зудело, причем до такой степени, что пытались изъясняться многозначительными подмигиваниями, ного-руко-махами и зверскими рожами, до всех остальных, включая мельком виденных охранниц на воротах, практиканток И Шенга и дочь коменданта.
Второй темой с молчаливым, очевидным для каждого запретом являлась сцена после отрубания головы демоническому практику. Каждый ощутил тогда высвобождение Зла, каждый распознал посмертное проклятие. Каждый до дрожи боялся обнаружить себя целью, поэтому…
…Каждый гадал, чем же является последнее заклинание демонопоклонника.
В итоге сам же Саргон и поднял наиболее безопасную тему — проклятие. А то кто-нибудь все же разовьет тему с новыми бабами. Шанс опасности и правильного проклятия есть, причем довольно высок. Старый-добрый мозговой штурм поможет накидать варианты. Авось, нечто полезное и сгодится.
Юлвей предпочел считать, что отвело, его в этом поддерживал Ма со всем религиозным пылом оторванного от священной бочки фанатика Богини Чанъэ. Каню оставалось все равно, пока проклятие не отрастит ноги, чтобы дать ему подсрачник.
Камей хотел отлить, но нишу оккупировал укакавшийся Вань, выходить из башни не горел желанием уже сам бандит, а если пожурчать на угол, то мало ли как отреагируют великомудрые бабы, еще более бешенные, чем обычные, раз дорвались до силы.
Уру отмалчивался, Акургаль перевязывал торс. И лишь благоухающий Вань, после возвращения из обители мудрых мыслей, уверенно заявил, что знает, о чем идет речь: именно так описывались посмертные проклятия в одном из ветхих свитков, которые он читал в своем уезде.
Тот практик много где путешествовал, а потом заносил в свиток заметки об увиденном. Правда, писал автор в собственном дурацком стиле, то есть совершенно бессистемно, зачастую без понимания о том, что произошло, как он или окружающие победили, преодолели, убили потустороннюю тварь или откупились от нее, что или к чему привела охота: в общем, ни начала ни конца большинства историй.
Высветленные фонарем детали длинного темного пути, не более.
Педантичного Ваня такая небрежность доводила до белого каления, поэтому он, невиданное дело(!), закончил книгу на середине. Как раз из-за упоминания посмертного проклятия, где сразу после шло многословное описание гаолянской бражки и начало следующей истории.
На этот моменте проснулся Алтаджин.
Он не стал громко орать, вопрошать, где они оказались, требовать немедленных ответов или проявлять свою эксцентричность.
Молча сел возле огня рядом с удивленными новобранцами, поел выданную такой же тихой Дун Цзе пустую адлайскую кашу, затем молча выслушал подробный пересказ того, что произошло, вяло отмахнулся от вопросов о своем состоянии, снова начал угрюмо пялится в огонь.
Через полчаса, когда неуютное напряжение вокруг него стало совсем уж невыносимым, он, наконец, поднялся, машинально отряхнул свой подбитый ватой халат, потоптался, оглядел башню изнутри, бросил равнодушный взгляд на перекрытые ворота и дал знак Саргону следовать за ним.
Хотя они всего-то прошли три шага, чтобы присоединиться к уютному, совсем не дымному, апельсинового цвета костерку двух высокомудрых дев.
— Все заметили? — угрюмо бросил кочевник.
Три практика переглянулись между собой.
— Активные техники не работают, шисюн, — отрапортовала Ян, — Ци ведет себя странно, место похоже на духовную круговерть, как «Вершина почтительности» или «Холм голодных пастей». Только я не могу понять, какая энергия здесь течет. Даже самое простое: злая она тут или добрая.
— Зильая или добьряя, — совсем не добро передразнил ее Алтаджин, — линьши называют светлой или темной, бестолочь!
Девушка обиженно поджала губы, Дун Цзе покосилась на временного командира, который походил скорее на угрюмую, ошакаленную версию самого себя и молча отодвинулась обратно к костру. Ян последовала ее примеру.
Саргону ничего не оставалось, кроме как пересесть ближе к Алтаджину, на единственное свободное место. У него еще остались вопросы и уходить просто так не хотелось, даже если кочевник сейчас в действительно плохом настроении.
Воцарилась недобрая тишина, усталая и простуженная, как промокшие ноги дождливой осенью. Саргон хрустнул шеей, покосился на двух девушек. Одна неподвижно смотрела на огонь, другая уселась в позу медитации и прогоняла Ци по телу. Слабую, но со стихийным оттенком — воздушная, судя по его ощущениям.
Он отвернулся в сторону, встретился глазами с Алтаджином. Поймал его понурый, необычно тихий взгляд. Казалось очень странным видеть его без всегдашней ухмылки, без закатывания глаз или выражения легкого превосходства, причастности к чему-то, недоступному остальным.
— Мой! — в этот раз без пальца вверх, — не может говорить со мной в этом проклятом месте, — вдруг прошептал он и придвинулся еще ближе.
— Часто такое происходит? — Саргон не нашелся, что ответить, не жалеть же придурка? поэтому выпалил первую попавшуюся фразу.
— Не впервые, но… редко. Не расслабляйся, сяобо. Нам здесь достанется, клянусь Великим Червем.
Страшное предположение посетило голову юного паладина. Он вздрогнул, замотал головой в отрицании, потом неохотно прикрыл веки, потянулся к виртуальной надписи на внутренней стороне век.
Пусто.
Нет, не так. Словно некая сущность поместила его любимую систему под стеклянный колпак, в комнату кривых зеркал, где не найти ничего истинного.
Он чувствовал присутствие герменевтики виртуальности в своем духовном теле, чувствовал и тянулся к нему чистым сознанием, но лишь скользил по невидимому, неосязаемому барьеру, утопал в потоке бушующей за пределами тела природной Ци, дрался со своей же внутренней энергией: черствой, непослушной.
Канал связи с Богиней также ощущался мертвым, перегруженным. Как упавшие сайты во время внезапного наплыва посетителей.
И внезапно Саргон утратил львиную долю своей бравады. В ситуации полного запрета доступа к системе он оказался впервые.
— Я посижу с вами еще немного? — он едва-едва сумел удержать голос от просящих, чуть ли не заискивающих ноток.
Алтаджин понимающе, слишком понимающе кивнул.
Девушки только прищурились на него, одна с хмурой неприязнью, другая с очередной вспышкой интереса, но никто не проронил ни слова. Ян снова ушла в медитацию, а чем именно занимается Дун Цзе с куском камня и походным набором начертателя не смог бы сказать даже Ван Сичжи, Мудрец Каллиграфии.
В окружении культиваторов, связанных такими же ограничениями даже дышалось легче. Особенно, как ни странно, помогала желтушная, пасмурная, раздавленная прерванной связью с Богом физиономия Алтаджина. Кому-то приходилось еще хуже, чем Саргону.
От этого становилось немного спокойнее.
Юный паладин решил уйти в медитацию по примеру Ян. К его удивлению, получилось в разы проще, чем среди унылого плато Облачного Форта. Линьши хлынула в него могучим Северным Потоком, раскаленным газом влилась в даньтянь, мигом стянула все силы и все внимание практика.
Для хандры по забаненой системе не осталось времени.
Обратно к своим Саргон ушел, по ощущениям, часа через два интенсивной медитации. Как только он привык и стал пропускать энергию сквозь себя, словно посредник, прокладка между двумя точками пространства природной Ци, его пропускная способность стала расти как на дрожжах, а меридианы укреплялись чуть ли не по два-три процента за час.
Огромная скорость, и близко недоступная в Форте.
«Так вот почему все эти секты, школы, Ясные Залы и прочих Свидетелей Иеговы ставят в строго определенных местах. Конечно, если ты станешь крутым практиком от одних только медитаций! Да у них каналы должны быть толщиной с мою руку!» — возмущался про себя Саргон.
Он понимал, что все не так просто, однако быстро пополняемая энергия для боев и практик, а также постоянное давление внешней среды в разы ускоряет духовное развитие. Правда, как подозревал юный культиватор, лишь до определенного момента. Такая аномалия — костыль, бустер и духовная пилюля в одном ключе, но никак не панацея.
Впрочем, всевозможные духовные школы имели и другие преимущества: наличие равных братьев для соревнований и спаррингов, учителей, доступных ресурсов.
К его приходу Первый Отряд уже устраивался спать. Дозор определен, все насущные темы облизаны, место для отдыха выбрано. Только Юншэн рассерженным енотом метался по башне, царапал ногтями тех, кто не успевал увернуться и громко, очень громко, неразборчиво громко выговаривал свои возражения против тесного, плечом-к-плечу, отхода ко сну.
— Представь, что это pizhamnaya vecherinka!
— Хсссс!
— Не нравится спать бутербродиком?
— Шшшшш!!!
«Ладно, хватит срывать свою злость на безответном… ай-яй-ай, сука, как ты прокусил пленку Ци⁈ Да, о чем я? На безответном инвалиде».
Пришлось дать фармацевту место в самом конце и отгородить от остальных обломком доски из заготовок под дрова.
Наконец, безумный день подошел к концу.
Часовой (первым вахту повезло нести Уру) остался сидеть спиной к костру, лишь время от времени поворачивался, чтобы подкинуть дровишек. Остальные быстро заснули, пока сам Саргон медленно размышлял о том, о сем.
Он вспомнил свой бой против Ксина, те проклятия, которые раз за разом кидал в Гвардейца. Удивительно, как тот не принял темную Ци за демоническую. Первый раз юный практик оказался рад его компетенции. И далеко не в первый — горд собственным прогрессом.
Теперь он гораздо лучше понимал, как действуют проклятия. После боя с Ксином нащупал некий возможный путь. Очень точный, безо всякой иронии эффективный, удар по демоническому культиватору показал правильность выбранного пути. Конечно, все еще оставалось множество белых пятен, теорий, возможностей: воистину безграничный простор для творчества.
«Пока стоит сосредоточиться на двух, гм, проклятиях? связках? заклинаниях? Скорее дебаффах. Пелена и Тремор. "Способ доставки» может меняться, техники защиты у всех разные, ситуации в бою — тем более. Сколько там слоев накинуть для незаметности, духовной маскировки или, там, скорости — уже чисто техническая проблема. Главное — вложенные концепции.
А они весьма хороши. Да, без любимых синами ярких техник, взрывов, безумия, пафоса, отрубания голов, названием длиннее, чем список литературы на лето. Но я и не претендую.
«Пелена» резко обрубает поступление информации из органов чувств. Не только зрение: слух и осязание я ему тогда тоже отключил, а всего-то изобразить концепцию вируса, чтобы он из глаз по нервам перешел в мозговой центр. Просто два дополнительных слоя. Правда, духовную чувствительность или равновесие так не вырубишь.
Тремор, наоборот, лучше кастовать максимально часто и кучно, прокнет-не прокнет. В идеале, чтобы я его отработал до автомата, мог кидать прямо во время боя, без отвлечения и лишнего контроля Ци. Типа, сплетаю совсем мерзкое днище, а попутно треморы летят. Ну, это в идеале и не факт, что так вообще выйдет. Но задумку лучше, ау-уа, затестить".
С этими приятными мыслями о способах причинить страдание ближнему своему, начинающий малефик провалился в сон.