7. Давай, поиграем!

Ройнхард

Я знал, что она здесь. Дракон чуял её. Аромат ириса перебивал запах корицы, но это был точно он.

— Господин Крэйн, мы с супругой уже отдыхаем, могли бы мы перенести разговор на утро? — лекарь устало потирает переносицу.

В груди клокочет ярость, магия бурлит в венах. Меня сорвали из штаба, я вынужден гоняться по всему Глинфорсту, бросить, мать твою, всё, чтобы мне сказали перенести разговор⁈

— Где Шерелин? Я знаю, что она здесь, — рычу, теряя терпение.

— Господин Крэйн, прошу вас, — голос лекаря напряжён, но он упрямо стоит на своем, — она только что приняла успокоительное. Ей нужен покой.

Дракон внутри меня рвется наружу, подталкивая к необдуманным действиям. Запах ириса становится невыносимым, он душит меня, словно напоминание о том, что я теряю контроль. Я его потерял ещё в штабе. Как она посмела уйти из дома за моей спиной, наплевав на мою репутацию⁈

— Покой? — ядовито шиплю я, чувствуя, как магия просачивается сквозь пальцы, обжигая воздух. — Она сбежала, молча, моя жена! Я потратил чертов день, чтобы услышать, что ей нужен покой? Серьёзно⁈

В глазах лекаря мелькает испуг, но он не отступает.

— Я понимаю ваше беспокойство, господин Крэйн, но почему не дождаться утра? Вы придёте в себя, Шерелин отдохнёт, и тогда вы сможете обо всём поговорить.

— Я не собираюсь с ней говорить, я намереваюсь вернуть её домой немедленно! Открой дверь, — рявкаю я, не давая ему договорить. — Сейчас же открой эту дверь, или я вынесу её вместе с тобой!

Орвель Мериен встаёт, преграждая путь.

— Тогда вам придётся пройти через меня.

Я усмехаюсь и делаю шаг вперёд, смотрю на лекаря. Да, он уважаемый человек, только кое-что забывает.

— Я генерал, командующий целой империи, когда дело касается меня, моего статуса, всего, что принадлежит мне, я пройду через всё, — выжидаю паузу. — Сам факт того, что я ещё не в доме, говорит, что я уважаю границы. Но моё уважение не бесконечно, предельно понятно объясняю?

Орвель сглатывает, он прекрасно понимает.

— Она не хочет с вами говорить, господин Крэйн, почему вы это не примете?

Слова Орвеля пронзили меня как осколки льда. Не хочет говорить? Да кто она такая, чтобы решать? Я её муж! И она обязан слушать меня. Ярость клокотала внутри, смешиваясь с отчаянием и чем-то мучительным. Она нарушила правила, наплевав на мои слова. Хотел ли я её наказать или просто увидеть? Не знаю, но я верну её прямо сейчас.

— С дороги, — командую я, собственный голос трескается льдом в горле.

Орвель медлит, но вынужденно отходит. Шагаю в дом, в холл выходит женщина, на лице испуг, но с места не двигается.

— Родная, проводи господина Крэйна к Шерелин, — разумно просит Орвель свою супругу.

Она кивает, задерживает дыхание.

— Хорошо. Раз так необходимо… Идёмте, господин Крэйн, — направляется к лестнице.

Мы поднимались, минуя бесконечные коридоры, пока хозяйка дома не замерла перед одной из дверей. Она колеблется, и эта заминка, это её чёртово замешательство злит меня. Не дожидаясь приглашения, я толкаю створку и врываюсь в комнату. Запах Шерелин повсюду, вот только её самой нет.

Сердце бешено колотится, кровь стучит в висках. В несколько шагов я пересекаю комнату и выглядываю в распахнутое окно. Внизу расстилается ухоженный сад: кустарники, клумбы… Неужели она могла выпрыгнуть? С этой высоты? Безумие!

Ярость полосует меня словно кнутом. Развернувшись, возвращаюсь к побледневшей хозяйке дома и в упор смотрю ей в глаза, давя своим взглядом.

— Где она?

— Была здесь… — отвечает стойко.

Меня трясёт от ярости. Срываюсь с места, шагаю вдоль коридора и распахиваю двери одну за другой. Каждая пустая комната обжигала меня как плевок в лицо. В какой-то момент до меня дошло: её нет в доме. Она исчезла, растворилась в воздухе. След терялся в коридоре.

Иду на выход, пересекаю двор под обрушившимся на меня ливнем. Дождь смывает всё, мешает слушать. Но зверю не нужно слышать, он чувствует. Дракон ревёт, рвёт плоть в клочья, толкая меня к обороту.

Она где-то рядом, я знаю это. Дракон жаждет ощущать под кожей её страх и податливость. Тьма сгущается, отбрасывая все доводы рассудка, оставляя лишь вторую сущность. Зверь вёл носом, выискивая её запах.

— Хочешь поиграть в кошки-мышки, Шерелин? Давай поиграем! — разрезает ливень гортанный рык.

Резко разворачиваюсь и срываюсь с места, от земли отрывается тяжёлое тело дракона, крылья которого прорезают воздух.

Шерелин

Лошадь несла карету едва ли не в галоп, но вскоре вымощенная дорога сменилась разбитой проселочной, и кучеру пришлось сбавить ход. Лошадь скользила по грязи копытами, а начавшийся ливень так и не прекращался, создавая опасные препятствия.

— Как страшно, госпожа, — трясётся Кармен, ее голос перебивает грохот тяжёлых капель о корпус кабины, в которой мы укрылись.

У меня и самой были недобрые предчувствия. Сейчас Ройнхард поймёт, что меня нет в доме лекаря, и погонится за мной.

Если уже не погнался.

Что он тогда сделает? Запрёт меня в комнате, как безвольную наложницу? Всячески даст понять, чтобы я пожалела о своём поступке? Чего он хочет?

Почему, чёрт возьми, все вокруг так несправедливы ко мне? Почему? И за что?

Мне было семь, когда мать наказала меня за то, что я сорвала тюльпаны в клумбе перед комнатой, где она музицировала на рояле. Цветы были такие красивые, сочно-жёлтые, алые, запах сладкий. Маленькой девочке очень-очень хотелось их. Я принесла целый букет в свою комнату, поставила в тяжелую вазу, что стащила из гостиной. Когда мать их увидела, у неё случился приступ ярости, она громко кричала, топала ногой, а потом выхватила цветы из вазы и швырнула мне в лицо.

Я долго плакала в подушку, укрывшись с головой одеялом, горячая несправедливость терзала маленькую девочку. Никто тогда не собирался её утешить… Я так и уснула, проспав до вечера.

Наверное, матери была важна эта клумба с цветами, в перерывах она выходила на террасу и любовалась их видом. И увидев одни стебли, пришла в ярость. Но тогда я ничего этого не понимала и думала только одно — что мама меня не любит.

И никто не любит… Я и сейчас так думаю.

Горло сдавило поступающими слезами, я заставила себя успокоиться — не плакать же перед служанкой!

Впрочем, она заметила, раскрыла рот, чтобы что-то сказать…

И тут неясная тревога внезапно настигла и меня. Хватаюсь за подлокотник сиденья, вцепившись как в сук.

Моя драконица редко даёт такие сигналы, но сейчас тревога нахлынула как морская волна. Внутренний драконий рёв, подняв самую настоящую панику, заставил заледенеть.

Такое было перед свадьбой с Ройнхардом, когда моя драконица чувствовала рядом своего сильного опасного хищника, готового спариться с самкой. Оно вдвойне обостряется при обороте. Конечно, ни о каком спаривании не может быть речи, а вот то, что муж летит по моему следу, становится совершенно ясно.

— Что случилось, госпожа, плохо? — сильнее беспокоится Кармен.

— Останови кучера, — выдавливаю из себя, губы словно налиты свинцом, дыхание рвётся из груди клочьями. Внутри всё сжалось — я будто превратилась в сгусток тревоги.

Кармен заметалась как перепуганная птица, застучала в окно кучеру. Колёса заскрипели, лошадь, сбив шаг, замедлилась. Я резко накидываю капюшон.

— Куда вы?

— Сиди здесь, — командую.

Кучер съёжился под козырьком, мокрый, как сноп соломы, укутанный в плащ до глаз. Я выбегаю, подбегаю к нему, почти не слыша собственных шагов в грохоте ливня.

— Сверни с дороги! — кричу, почти перекрывая ветер. — Под деревья, вон туда, дальше! Спрячьтесь!

Кучер, ничего не спрашивая, натянул поводья.

— Госпожа! Я с вами! — Кармен уже открыла дверцу, готовая броситься следом.

— Оставайся с кучером, и дождитесь меня, — строго одёргиваю.

— Нет, я вас не оставлю!

— Высеку! — выкрикиваю, топнув в грязь так, что брызги летят в стороны. Кармен затихает. Её плечи обмякают, но я вижу, как у неё дрожат губы.

— Дождитесь меня, если Дер Крэйн вас найдёт, скажешь, что я ушла без объяснений.

— Но как вы… как вы нас найдёте? — скулит она, почти теряя лицо. Знаю: Кармен пытается быть сильной, но её с детства пугал гром.

— Найду, не переживай. А если меня… не дождётесь, возвращайся в дом господина Мериена. Он примет тебя на работу. Не останешься на улице.

— Но…

— Делай что говорю!

Кармен кусает губу, кивает, вся съёжившись. Кучер, не дожидаясь больше, трогает поводья — лошадь вздрагивает и трогается прочь. Я стою, мокну и смотрю вслед. Когда карета скрывается за поворотом, в меня с новой силой ударяет ливень.

Грязь под ногами чавкает, вода течёт вдоль дороги мутными ручьями. Следы — колёс, копыт — тают прямо на глазах.

Осталось мне спрятаться.

Тревога снова обрушивается на меня ледяным градом, одновременно внутри толкает горячее, как лава, первобытное чувство. И если с эмоциями я могу справиться, то как быть с инстинктами и диким неуправляемым желанием?

Задираю подбородок, щуря глаза от потока, льющегося с тёмного, как глубины моря, неба. Лёд стекает мне за шиворот, дрожь пробегает по спине.

Ройнхард. Он знал. Знал, как вызвать свою драконицу.

Но больше я ему этого не позволю. Никогда больше ты не получишь меня. Ни тело. Ни голос. Ни душу.


Я резко разворачиваюсь и срываюсь с места, брызги летят из-под сапог. Ухожу с дороги, с каждым шагом погружаясь в чащу. Дальше. Глубже. Туда, где он не найдёт.

Сердце отзывается гулкой дробью в ушах. Чувствую его приближение — словно хищник настигает, опаляя затылок горячим дыханием.

Страх хлестал плетью, но в то же время внутри разгоралось дикое, первобытное возбуждение. Драконья сущность пробуждалась, тянула к нему, и я изо всех сил сопротивлялась, удерживая остатки человеческой воли.

Я знала, если он догонит, я сдамся.

— Не позволю этому случиться!

Заросли становились всё гуще и непроходимее. Тяжёлые сапоги с налипшей сухой листвой и грязью предательски скользили по влажной глинистой почве. Я хваталась за цепкие ветки, царапая ладони до крови, лишь бы только уйти, оторваться от него. Чтобы он потерял мой след, прекратил эту безумную погоню. Ему нужно вернуть человеческий облик, только тогда дракон внутри ослабит хватку, станет менее восприимчив к самке.

Внезапно меня накрыло горячей волной жара. Невольный стон вырвался из груди, и я словно подкошенная прильнула к мокрому стволу дерева. Паника парализовала, но инстинкт выживания заставил задрать голову, выискивая его в надвигающейся тьме.

И вот он — в черноте исторгающего воду неба промелькнуло мокрое тяжелое тело дракона. Чешуя, словно отполированная до блеска, отражала бледный свет. Перепончатые крылья бесшумно рассекали воздух, лишь слабый свист говорил о его чудовищной мощи.

Стискиваю кулаки, жмусь к стволу, прячась за ним под крону. Тяну руку к застёжке плаща и одёргиваю себя, гашу пылающую внутри магию.

— Не сметь, Шерелин, — сжимаю бёдра, подавляя возбуждение.

Терпи.

В какой-то момент настигает облегчение. Дракон куда-то делся, я всё равно чувствую, что Ройнхард не сдался — это не в его характере. Не теряя времени, отталкиваюсь от дерева и продолжаю петлять по лесу.

Уже через десять минут впереди появился просвет, а под ногами — каменные выступы, похожие на руины. Я не ошиблась: на возвышенности вдруг стеной вырос старый разваленный замок, возможно, часовня.

Оглядевшись по сторонам, я осторожно спускаюсь, обхожу её. Я уже промокла так, что по телу гуляет озноб. А развалины обещают хоть какое-то укрытие. Обойдя их стороной, замечаю полуразрушенные ступеньки — они почти незаметны.

Быстро поднимаюсь, и уже на самом верху в небе раздаётся яростный рёв. Сердце вздрогнуло, тело охватило жаром, и, чуть не поддавшись зову, я нырнула внутрь руин, прячась за толстые стены.

Очередной рёв сотряс камни. Спотыкаясь и хватаясь за сырые, покрытые мхом стены, я поднимаюсь выше, оказавшись на просторной площадке, видимо, служившей залом — об этом говорили и посеревшие колонны, среди которых ручьями стекала с края разбитого потолка вода.

Хруст ветвей приводит в чувства. Прячусь за стену, плотно прижимаясь к ней спиной. Не дышу.

В шуме дождя моё сердце, казалось, барабанило громче крупных капель, стучащих по стенам. Я чувствовала, что Ройнхард здесь, но он не давал о себе знать.

Не выдержав, осторожно выглядываю из-за стены, забывая про воздух. И замираю.

Наконец он приземлился. Недалеко от руин, словно сошедший с древних фресок, стоял Ройнхард. Полуобнаженный, лишь обтягивающие брюки с низко посаженным поясом подчеркивали его мощное тело.

В солнечном сплетении у меня всё сжимается, ноги едва держат от невольного узнавания и страха. Я видела своего мужа таким впервые: опасным, злым, еще не до конца вернувшимся в человеческое обличье.

Литые плечи и твердая грудь блестят как доспехи, словно их только что выковали в кузнице. Чёрные волосы мокрыми прядями липли к каменному лицу. Тёмные провалы глаз, в которых еще бушевал драконий огонь, казались почти нечеловеческими. Не мужчина — хищник. Настоящий зверь, проснувшийся после долгой спячки. Опасный, дикий, неуправляемый. От него исходила волна первобытной силы, заставляющая меня дрожать, а кровь — стынуть в жилах. И я, словно заворожённая, не могла отвести от него взгляда.

Ройнхард будто почуял меня — хотя знаю, невозможно!

Я резко прячусь обратно и замираю. Крайне трудно сейчас сохранять самообладание. Если бы он оставался в обличье дракона — пришёл бы конец моему побегу.

— Шерелин!! — раздаётся яростный рык.

Ройнхард знал, что я здесь прячусь, и единственное, что меня спасало, это руины, так себе защита, правда? Как остатки моего разрушенного мира, в котором ещё оставалось немного сил. Ройнхарду ничего не стоит войти и окончательно убить меня, не физически, морально.

Меня трясёт, я буквально считаю каждую секунду, прежде чем всё окончательно разрушится. Моя крепость. Которую он возьмёт штурмом. Я чувствую его силу кожей. До дрожи. До боли.

Я думала, что это любовь. Как я могла это путать⁈ Этот огонь, который зовёт не чтобы согреть, а чтобы сжечь. Страсть Дер Крэйна красива, но ядовита. Она сделала меня его собственностью, и он упивался этой властью. А я слишком долго путала пепел с жаром.

— Шерелин, я знаю, что ты здесь! — рычит он, от чего меня пробирает дрожь. — Неужели ты думала, что сможешь сбежать? Я найду тебя, где бы ты ни была. Признаюсь, что ты меня разочаровала. Я считал тебя более проницательной. Чего ты добиваешься?

Закрываю глаза, прижимаясь к стене.

— Ты моя. Даже сейчас, когда дрожишь от страха. Хочешь свободы? Хорошо. Но знай: ты не убежала. Я тебя отпустил. Ты воспользовалась шансом. Теперь — моя очередь. Я дам тебе время, чтобы обдумать свой выбор. Я жду тебя завтра утром в резиденции. И не опаздывай. Я не люблю ждать. Если ты сделаешь ошибку… Подумай, что может последовать.

Он говорит хладнокровно. Это страшнее. Страшно представить, что он может сделать.

Задерживаю дыхание, чувствуя, как больше не могу вынести этого давления, этот зов и сладкое томление. Его хладнокровие страшнее любого крика, оно проникает в самую суть, подчиняет, и моя драконица охотно на это соглашается. Он уверен в своей власти, он наслаждается тем, что держит меня в своей хватке.

Держись, Шерелин, держись.

Глухой хлопок крыльев заставляет прийти в себя. Отталкиваюсь от стены и выглядываю из укрытия: место, где только что стоял мой муж, пустует. Он ушёл.

И я не знаю, что хуже: быть пленённой или остаться с мучительным выбором.

Дышу глубоко и часто, голова кружится, а ноги всё-таки подкашиваются. Хватаюсь за стену, всё ещё не веря, что он оставил меня. Только до каких пор?

Я сжимаю пальцы в кулаки, ногти впиваются в ладони, оставляя лунные полукружия.

— Нужно идти. Нужно бежать, пока он не передумал.

Но что-то внутри будто приросло к земле. Не страх — хуже. Часть меня всё ещё тянется к нему. К этому чудовищу, что когда-то шептал мне горячие нежности, а сам предавал.

В груди — горечь и злость. На то, что сердце всё ещё реагирует.

Шерелин, очнись, ты не сможешь ему противостоять. Не сможешь! Ты только что чуть не сдалась ему, ещё бы немного, и…

Как же тяжело! Я не справлюсь! Не спасу малыша, не смогу.

Отчаяние захлёстывает, вызывая град слёз, которые смешиваются с дождевой водой. В какой-то момент я вдруг понимаю, что всё не так, как думаю. Это просто минута слабости. Я ведь выстояла. Не вышла к нему! Я смогла ему противостоять.

— Всё будет хорошо, моя кроха, — обнимаю свой ещё плоский живот и стираю слёзы. — Я не дам тебя в обиду, прости меня за слабость. Мы с тобой будем бороться. Я справлюсь, обещаю.

Возвращение в карету было не таким быстрым, хорошо, что ливень стих и теперь с неба моросил противный дождь. Карету я нашла за кустом молодого орешника.

— Госпожа! Хвала небу, — обрадовалась Кармен, открывая дверцу кареты, завидев меня в запотевшее оконце.

Кучер взглянул молчаливо на меня, потянулся за поводьями.

— Едем дальше, быстро! — бросаю чёткое распоряжение.

Сняв с плеч мокрый плащ, поднимаюсь в карету. Кармен быстро принимается распаковывать саквояж, выискивая для меня сухие тёплые вещи.

Загрузка...