Меня вывернуло наизнанку.
Открываю кран и умываюсь, чувствуя, как меня потряхивает. Прохладная вода приводит в чувство. В животе словно поселилась трепетная бабочка, но её крылья несут не легкость, а дикую ответственность. Вся кровь отхлынула от лица, оставив след робкого, еще не оформившегося счастья.
— Ну вот, все получилось, — шепчу хрипло.
И уже не будет как раньше. Боль и радость перемешиваются в один коктейль, через который пробивается тонкий луч радости, предвкушение чуда, зарождающейся жизни. Это опьяняет и пугает одновременно.
Как жаль, что Ройнхард не верит нам. И снова от этой мысли заныло сердце. И снова будто не хватает воздуха.
Обхватываю края раковины и дышу.
Всё, больше не думай об этом.
Выкинуть его из головы, из сердца вырвать. Пусть развлекается со своей шлюхой, а мы будем строить новую жизнь. Но для начала нужно добиться развода.
За эти дни я обдумала всё. Дракон найдёт меня по метке, куда бы я ни отправилась, единственное место, где я могу получить защиту, это императорский дворец. И чем больше я думала о будущем, тем больше укреплялась в мысли встретиться со своим отцом. Но не так-то просто это было сделать. По слухам, герцог Альвис Дарнель не был в столице, поэтому пришлось ждать столько времени.
— Госпожа, давайте я вызову лекаря, — встречает Кармен, когда я выхожу из ванной.
— Нет, — категорически возражаю, никто не должен знать о моей беременности, я не могу рисковать. — Со мной всё в порядке.
— Вы уверены? У вас нездоровый вид.
— Уверена, закроем этот вопрос.
— Хорошо, тогда позвольте помочь одеться, госпожа Амалиен Декар ждёт вас на завтрак.
Прикрываю веки, чувствуя, как ураган проносится по телу. Когда же она покинет этот дом? Впрочем, неважно, я покину его быстрее.
— Скажи, что у меня нет аппетита, я пропущу завтрак, пусть не ждёт.
— Слушаюсь, — приседает Кармен.
— Прикажи приготовить карету, мне нужно отлучиться по важным делам.
— Госпожа, но господин Крэйн запретил…
Резко поворачиваюсь к ней и надвигаюсь, сдерживая в кулаках эмоции.
— Кармен, ты забыла, что моя служанка и подчиняешься только мне? А если нет, то я быстро найду тебе замену.
— Простите, госпожа…
— Что он ещё сказал?
— Ничего, госпожа, только то, что вам запрещено покидать резиденцию до его возвращения, — Кармен опускает глаза, переминаясь с ноги на ногу.
Мир на миг покачнулся. Словно кто-то вырвал опору из-под ног, не с яростью, а с холодом, обжигающим изнутри. На несколько секунд наступает тишина. Она давит, как купол из стекла, в котором не хватает воздуха. Я чувствую, как в груди закипает паника, перемешанная с унижением. Заключённая. В собственном доме.
Я отворачиваюсь, чтобы Кармен не увидела, как дрожат мои пальцы.
— Ты свободна, — произношу с ледяной ровностью. — Можешь идти.
— Госпожа… простите меня… — хочет остаться, но не смеет ослушаться. Кланяется и уходит.
Дверь закрывается за ней с глухим щелчком.
Я стою в центре комнаты и впервые за всё это время позволяю себе сорваться — кидаю серебряную щётку на пол, и та с грохотом катится в угол.
Он закрыл меня. Он боится, что я уйду. Значит, всё же понимает, что теряет.
Но даже это не утешает. Сажусь за секретер и вытаскиваю лист бумаги. Мои пальцы дрожат, но мысли становятся всё яснее. Мне нужно уйти. Как бы ни было страшно.
Пишу короткое письмо. Не отцу. Не сейчас. А Орвелю Мериану, единственному, кто может меня прикрыть — как личный лекарь. Если кто и сможет вытащить меня из дома без лишних подозрений, то он.
Запечатываю письмо, прячу его в складках платья и выхожу из комнаты. Кармен я нашла в соседнем зале.
— Мне действительно нездоровится. Вызови Орвеля Мериана. И передай вот это лично в руки. Если кто-то узнает — забудь, кто тебе передал, — ловлю её взгляд.
Карман кивает и берёт письмо. Не знаю, можно ли ей довериться, время покажет.
Смотрю ей вслед, затаив дыхание. Теперь — ждать.
Кармен удалилась. Несколько секунд стою посреди спальни. Если я не сбегу сегодня, то стану постельной рабыней для своего мужа-изменника и снова случится выкидыш на этой почве, когда я буду наблюдать, как он развлекается с Беттис. Что самое скверное, вдруг она забеременеет, кем я тогда стану в этом доме? Я просто умру от страданий.
Бежать.
Сбрасывая нервозность, принялась собираться. Но как бы я себя ни успокаивала, сомнения грызли, страхи душили. Что, если отец меня не примет? Выставит за дверь и обвинит, что я пытаюсь своим появлением запятнать его репутацию.
Тогда я попрошу аудиенции у самого императора. Сделаю всё что угодно, но не останусь здесь, заточённая в стенах.
Много вещей не имело смысла брать, пара платьев, документы и деньги, которые были у меня в тайнике. Но большую ценность представляла моя библиотека.
С чем было жаль расставаться, так это с ней. Древние рукописи, письмена, чертежи. Я с тоской провела пальцами по корешкам фолиантов, покрытых позолотой.
Вздыхаю.
— Я прощаюсь…
До замужества я занималась исследованиями древних источников магии, собирала тексты, занималась переводами забытых языков, участвовала в составлении магических трактатов. Тогда я была собой — свободной, сосредоточенной, голодной до знаний. Я вела переписку с лучшими архивами Империи. А потом…
Я скользнула взглядом по глубокому мягкому креслу, и будто видение пронеслось мимолетное ощущение, как Ройн застаёт меня здесь, что-то спрашивает, интересуется, я отвечаю, а потом оказываюсь в его объятиях.
Судорожно вдыхаю: столько восхитительных моментов было здесь. Но для него это ничего не значило. Минуты близости и откровенности он променял на более молодую самку.
…Потом начались помолвка, обязательства, приёмы, улыбки и бессмысленные разговоры о светских тканях и прическах. А на самом деле я медленно утопала в болоте из шелка и приличий, а моя настоящая суть — растворялась.
Теперь я хочу вернуть это. Себя.
Я собрала всё, что могла унести: пергаменты, амулеты, тетради с заметками и черновиками. Сунула в дорожную сумку своё личное изготовление, артефакт с выгравированными рунами.
Сердце стучало, в голове — шум. В теле ужасная слабость. Но в этом шуме зарождалась чёткая мысль. Я не просто бегу. Я возвращаюсь к себе.
Встретиться с отцом — страшно, но необходимо. Попросить защиты — ещё страшнее. Но я не прошу ради себя. Я прошу ради того, кто уже живёт внутри меня.
Я бросила последний взгляд на комнату. Сюда я больше не войду.
Замок щёлкнул как выстрел.
Я вздрогнула, быстро бросила сумку на пол и толкнула за кресло. Развернулась в тот момент, когда в библиотеку вошла Амалиен.
Сердце бешено заколотилось, по телу пронеслось оцепенение.
Мать посмотрела на меня с нечитаемым выражением лица. Её взгляд медленно сполз вниз.
— Что происходит, могла бы ты объяснить? — заводится Амалиен сходу. — Сначала ты отказываешься от завтрака, потом посылаешь служанку за лекарем. А теперь нахожу тебя в библиотеке. Может, поставишь меня в известность? Я всё-таки твоя мать.
Как громко сказано, даже можно поаплодировать.
— Ты бледная и взъерошенная, съела что-то не то вчера?
Съела, да. Яд, которым вы меня поили всё это время.
Эта мысль покоробила, в висках запульсировало. А может, кто-то мешал моей беременности? Ведь даже в первую беременность она не поддержала меня — просто снисходительно улыбнулась. Тогда я не понимала, что за этой улыбкой скрывалось. А теперь понимаю: родная мать всегда видела во мне недоразумение, которое изо всех сил старается, но всё равно ничего не выходит.
Нет, она не может так поступить со мной, это уже слишком. Каким чудовищем нужно тогда быть?
Мне её помощь не нужна. После всего она показала, кем была на самом деле — и что на самом деле обо мне думает.
Амалиен медленно прошлась по комнате. Разворачиваюсь так, чтобы она не смогла увидеть собранные вещи.
— Знаешь, находясь здесь, я убедилась, что твой муж крайне недоволен тобой. Уехал так скоро, оставил тебя. Шерелин, ты не справляешься, признай это. Хватит обижаться.
— А кем он доволен? Беттис? — не могу удержаться от укола.
— Перестань, ты ведёшь себя как истеричка. Он будет доволен той, кто понимает его и поддерживает. Беттис порядочная девушка, лучше, чем ты о ней думаешь, умна, образованна, с чувством достоинства. Она просто хотела тебе помочь, чтобы ты посмотрела на себя, Шерелин. Она добра и дружелюбна, и в этом её большая слабость. Да, немного прямолинейна, но всё, что она сказала, это из заботы о тебе. Для твоего же блага.
Не понимаю её слепую любовь к младшей дочери: возводить её на пьедестал, на котором она раздвигает ноги перед моим мужем.
— Ты правда в это веришь? Или снова решила сделать из меня идиотку? — голос садится, но я не могу молчать. — Беттис спит с моим мужем.
Хотя что говорить, Беттис так умело играет, ставит себя так, что я до конца не подозревала её в этом.
Амалиен вздрогнула как от пощечины.
— Не смей так говорить, она не спит с ним, — вспыхивает. — Она даёт то, что нужно мужчине. А ты не можешь этого принять с достоинством, — вспыхнули яростью глаза. — Ты прекрасно знаешь, кто ты для дракона — средство в достижении его целей. Ты согласилась на это изначально. И не справилась, а теперь обвиняешь в этом других. Беттис имеет право занять твоё место, а ты подло завидуешь своей сестре, это низко и жалко. Посмотри на себя, во что ты превратилась за эти дни! Ни один мужик тебя не захочет, плачущая страдающая размазня!
Я криво усмехаюсь. Больно. Очень больно. Мать меня буквально хоронит заживо. Но я переживу. Как-нибудь. А она будет с этим жить. Никто не узнает истинную причину моего состояния. Первый ребёнок дракона будет от меня, хотят они этого или нет!
Я уже победила.
Теперь мне нужно заботиться о себе и о малыше.
— Знаешь, мне уже плевать, надеюсь, Беттис оправдает твои ожидания, а если нет, как ты будешь себя чувствовать? — мой голос звучит зло, ядовито, я понимаю это, но последнее живое умерло во мне и сгорело, осыпавшись пеплом.
Амалиен замерла словно громом пораженная. Я вижу, что мои слова приводят её в ужас, ведь она уверена, что Беттис сможет использовать Ройнхарда.
— Ты не в себе, — шепчет, у неё даже слов не нашлось. Пытается удержать лицо, но в глазах мелькает страх.
Я делаю судорожный вздох. Всё, с меня достаточно. Сколько можно быть подушкой для битья? Хватит. Я больше не дам им топтать мою душу. Пусть ищут новую жертву.
— Для вас есть хорошая новость. Я не буду вам мешать. Я уезжаю. Радуйся и живи счастливо.
Хватаю сумку, что прятала, и обступаю её, больше не собираюсь говорить с этой женщиной.
— Да куда ты поедешь? Ты не сможешь уйти, — разворачивается она. — Кому ты нужна? Использованная, пустая, отверженная собственным мужем, жалкая и никчёмная, посмотри на себя! Через неделю приползёшь и будешь просить прощения, вот увидишь, пожалеешь.
Слова её били как свинцовые пули в спину. Но я уже ушла — за грань, где они больше не причиняют боли.