Обманутая жена дракона

11. Я уже всё решила

Не думала, что когда-нибудь услышу это… Вот так. При таких обстоятельствах… Маленькая девочка внутри меня, та, что росла без отцовской ласки, замирает от счастья. Доверчивая дурочка.

"Нельзя, Шерелин. Нельзя привыкать к этому, чтобы потом снова потерять…"

Ройнхард молчит слишком долго. На лице ни единой эмоции, ледяная маска. Только костяшки на правой руке белеют, пальцы медленно, но верно сжимаются в кулак.

— Она — моя жена. И я не собираюсь бросать её здесь, как старый чемодан в прихожей, — его голос словно полоснул ножом по воздуху.

— Шерелин ушла от вас, и у неё были веские причины. Господин Дер Крейн, раз мы не можем договориться по-хорошему, будем общаться через адвокатов. А теперь прошу вас, покиньте мой дом.

Ройнхард, не говоря ни слова, делает шаг вперёд, не отрывая взгляда от отца. Напряжение в комнате зашкаливает, как перед самым взрывом. Тишина становится почти осязаемой, давит на плечи.

Отец поворачивается ко мне боком, загораживая собой. Я-то знаю Ройнхарда. Он не терпит, когда кто-то встает между нами. И мне становится по-настоящему страшно.

— Я сказал, она остаётся. Моя дочь не поедет с человеком, который предал её и позволил себе измену.

— Вы опоздали. Ваше время прошло, — отрезает Ройн и наконец смотрит на меня. И в этом взгляде больше нет холода. В нём плещется та самая боль, отчаяние и ярость, которые я испытала, прежде чем умереть, застукав его за изменой.

"Нет, этого не может быть… Я просто хочу это видеть… Это мои дурацкие иллюзии…" Этот человек не способен испытывать что-то человечное.

— Шерелин, нам нужно поговорить, — требует мой муж.

Понимаю, что если откажу, всё это выльется в кошмарный скандал. Я не хотела войны между ними. Этого не было в моих планах.

Альвис поворачивается ко мне, я едва заметно киваю.

Остаться наедине с Ройнхардом — самая безумная затея, я не знаю, как он себя поведёт, судя по тому, что зрачки то превращаются в узкие полосы, то сужаются до точки, находится он на грани. Моя драконица тоже неспокойна, могу ли я удержать её, не прогнуться под его требование? Помимо всего этого, несмотря на внутреннюю борьбу, моё сердце страдает и безумно тоскует по тому, что было между нами, и сожалеет о том, что могло бы быть, если бы он… верил мне, если бы… слышал.

— Хорошо, я оставлю вас по твоей просьбе, Шерелин. Буду поблизости, если нужна будет помощь, дай знать.

Я снова благодарно киваю. Альвис бросает предупреждающий взгляд на дракона, покидает приёмный зал. Только сейчас замечаю Кармен. Бедолага забилась в самый дальний угол и не дышит, находясь в ауре дракона. Взглядом дала ей знать, чтобы она тоже вышла.

Мы остались наедине. В груди дрожь, сердце на части разрывается. Мы молчим несколько минут. И всё это время Ройнхард не сводит с меня взгляда.

— Что это значит, Шерелин? — голос звучит обвиняюще.

— Я приняла решение развестись с тобой. Мой отец мне поможет, поэтому прошу, давай это сделаем мирно.

— Ты слышишь, что ты говоришь? Ты моя, никакого развода не получишь! — повышает тон и шумно выдыхает. — Я сделаю так, что ты не будешь ничего знать о моей связи с другой женщиной. Никогда. Не услышишь ничего об этом. Всё останется как и прежде.

Немею от его слов.

— Ройн, ты… ты себя слышишь? Хочешь сказать, что будешь разрываться на две семьи? В тайне держать рождение ребёнка, как он растёт, взрослеет, выходит в свет? Кем меня при этом будут считать? Что обо мне будут говорить?

— Тебя никогда не волновали чужие сплетни.

— Но это совсем другое!

— И что ты предлагаешь?

Вопрос застал врасплох. Он спрашивает меня? Пытается идти на компромисс? Ройнхард хочет идти навстречу? Даже не верится.

— Развестись, — отвечаю коротко.

Ройн скрипит зубами, сжимает челюсти, ноздри вздрагивают.

— Так будет проще, ты можешь спокойно жить себе, заводить новые связи, никто не будет тебе устраивать истерик. Не понимаю, зачем тебе нужен брак со мной, зачем тебе я?

— Ты моя истинная.

Громко усмехаюсь, ничего абсурднее со мной до сего момента не происходило.

— Я не функция, я человек, с душой.

— Я не понимаю, что ты хочешь услышать от меня, Шерелин! Развод со мной ударит по твоей репутации, ты потеряешь безопасность, тебя разорвут на части, стоит сбросить моё имя.

— Не разорвут.

Ройн прищуривает потемневший от смятения взгляд.

— Я снова выйду замуж.

Я не хотела говорить эти слова, они вылетели сами, слишком невыносимо с ним говорить, каждое его слово как заточенный нож вонзается в моё сердце. Он не хочет меня понимать, ему просто удобно, чтобы я была рядом, и только. И это очень больно.

— Я уже всё решила… — глухо добавляю, облизывая сухие обветренные губы.

— Шерелин, ты принадлежишь только мне. Никто не смеет приблизиться к тебе.

— Ройнхард, знаешь, в чём твоя проблема?

Он смотрит пристально, будто пытается что-то прочитать в моих глазах. Будто то, что я говорю, абсурд.

— Ты слышишь только себя. Ты не слышал с самого начала, не верил, что я была беременна.

— Это уже в прошлом, зачем ты всё время это ворошишь снова?

— Потому что это важно.

— Хорошо, это важно, вот я говорю тебе: это важно. Могу повторить: это. Было. Важно. Но это ничего не меняет.

Качаю головой, горько поджимая губы.

— Нет, ты не веришь.

— Чёрт возьми, Шерелин! Может, хватит разыгрывать жертву?! Что с тобой вообще?

— Что со мной? — голос становится хриплым, и горло едва выдавливает слова. — Ты в постель тащишь мою сестру!

— Я тебе объяснял, в чём причина. Кто, как и когда раздвигает передо мной ноги не должно тебя волновать, как и вся моя личная жизнь. У тебя есть всё, чего тебе не хватает?

— Чего? Самого главного — чтобы ты не был… таким! Чтобы ты не был предателем, лжецом и эгоистом, думающим только о себе! Я любила тебя! Любила! А ты… Ты просто вытер об меня ноги!

Задыхаюсь, не в силах больше сдерживать боль.

— Ты заблуждаешься, — глаза мужа холодеют, он делает ещё шаг, я отступаю.

Фактически я всё ещё его жена, и он может запросто схватить меня и силой заставить вернуться домой.

Наткнулась на что-то позади себя и поняла, что это стена. Он буквально припечатал меня к ней. Аромат его тела обдает, будоражит, заставляя сжаться в животе мышцы и томительно размокать в предвкушении.

Закусываю губы, понимая, что с реакцией тела на него мне не справиться.

— Мне надоело с тобой препираться. Ведёшь себя как обиженная девочка.

— Всё кончено, можешь спокойно развлекаться с моей сестрой дальше, она нарожает тебе детишек, и ты будешь доволен. А меня оставь в покое!

Слёзы подступают к глазам, но я отворачиваюсь, чтобы он их не увидел. Не хочу показывать ему свою слабость. Он не достоин её. Он всё уже видел — и унижение, и моё тело, и моё доверие, растоптанное в пыль. Только слёзы пусть останутся при мне.

Он молчит — первый раз за всё это время. И я, воспользовавшись этой заминкой, отталкиваю его от себя. Руки дрожат, будто я столкнула с себя что-то большее, чем его. Иду к двери, спотыкаясь, будто земля под ногами зыбкая, и нужно успеть выйти, пока не упала духом, пока не сломалась окончательно. Ещё немного — и я начну умолять его, кричать, чтобы вернул то, что у нас было. Всё, что было убито, хоть сердце отказывается верить.

Его рык и грохот от удара кулаком в стену, где я только что стояла, догоняют меня у самой двери:

— Я же тебе говорил. Это политика. Мне Беттис не нужна. Мне нужен только ребёнок.

Я замираю. Челюсть напрягается от бессильной злости. Для него всё — средства к цели, и я тоже. И мой ребёнок…

— Ты всё перекрутила, Шерелин, — говорит он уже не так яростно, но с прежним давлением. — Сделала целую трагедию. Я — высокопоставленное лицо. Мне важно быть на вершине, постоянно бороться за это право. И у тебя нет выбора. Мы с тобой официально связаны. По законам Империи ты принадлежишь мне. Пока я не откажусь — ты моя. И никто не посмеет приблизиться к тебе.

Я разворачиваюсь. Дрожу вся. Внутри что-то сжимается, будто последняя струна на лире рвётся.

— Ты предал меня, Ройнхард. И унизил, — голос дрожит от ярости, и я чувствую, как рвусь по швам. — Я не буду с тобой. Никогда.

Он сжимает челюсти так, что скулы проступают, будто вырубленные из камня. Его пальцы непроизвольно дергаются, и я вдруг понимаю — он на грани. Слишком долго держал лицо, слишком долго был холодным, и теперь в нём плещется не только гнев. В нём — одержимость. Та, что не признаёт отказа.

— Ты никуда не уйдёшь, Шерелин, — цедит сквозь зубы. — Ты моя. Ты всегда будешь моей.

И впервые за всё это время мне становится по-настоящему страшно. Его голос холоден, как сталь. Во взгляде — что-то чужое. Бездна, в которую меня могут втянуть и не отпустить. Он не видит меня — он видит тень, мечту, собственность. Он превращается в дракона… который меня бросил.

Ройнхард быстро покидает своё место. Я пячусь.

— Довольно, господин Дер Крейн! — гулкий голос пронзает пространство зала.

Я вздрагиваю и разворачиваюсь. У порога с прямой спиной и твёрдым взглядом стоит мой отец. Альвис. Он уверенно приближается, его сапоги глухо ступают по мрамору.

Ройнхард скрежещет зубами, глаза полны молний. Он делает над собой нечеловеческое усилие и медленно, через силу, отступает. Всё его тело — напряжённая пружина.

— Думаю, вам пора, — бросает последнее заключение Альвис. — Мой адвокат свяжется с вами в ближайшее время.

Ройнхард задерживает дыхание на миг. Смотрит на меня. Губы чуть дрожат, будто хочет что-то сказать.

Ройнхард

Отвожу взгляд от побледневшей Шерелин. Ярость клокочет внутри так, что меня потряхивает. Мой зверь — дракон, спящий под кожей — в бешенстве. Ноздри раздуваются, в висках пульсирует. В комнате пахнет холодом и Шерелин, моя грудь жадно и ревностно вбирает её запах. Люблю, как она пахнет, тягуче, сладко.

Смотрю на Альвиса, он — брат короля, драконорожденный. У него огромные территории, под его властью треть императорского парламента, флот, торговые дороги, личная армия.

Мягкая поступь, стальной прикус, пожалуй, так бы я о нём сказал.

Больше всего я опасался, что Шерелин придёт к нему — под железное крыло, к его защите. Ожидаемо. Как любая женщина, мечущаяся в панике, она бежит к тому, кто кажется сильнее. Кажется.

Только Альвис сильно рискует. Слишком сильно. Он забыл, кто я такой. За свою добычу я горло порву. Старый грузный дракон, сидящий в Совете как глыба, думает, что его власть железобетонная. Смешно. Власть — в когтях, в скорости, в умении первым ударить.

Я делаю шаг к нему. Альвис смотрит прямо, гордо. Проклятый хладнокожий питон, не показывает ни страха, ни сомнений, но я чую — виски обдает холодный пот. Его магия старше моей, но огня — нет.

— Не советую идти со мной в конфронтацию, — рык срывается с моих губ. — Шерелин — моя жена. Законная. Кто посмеет посягнуть на неё — вырву руки и псам скормлю. Скормлю собакам любого, кто встанет у меня на пути.

Молчание виснет в воздухе, тяжёлое, как смог над столицей. Серебряные глаза Альвиса не выражают ничего, но мышцы его челюсти подрагивают в напряжении.

— Мне известно, насколько вы амбициозны, Дер Крейн, — произносит он сухо. — Но, боюсь, моя власть окажется вам не по зубам.

Я усмехаюсь. Слишком легко. Он играет в шахматы, я — в охоту.

— Это мы ещё посмотрим.

Отступаю. Снова бросаю взгляд на Шерелин. Её лицо стало белее мрамора. Глаза — огромные, в них не страх даже, а ужас. Она пробудила во мне нечто большее, чем зверя. Лютое. Слепое. Опасное. Я заберу её через кровь и боль, если иначе нельзя. Своё не отдаю.

В коридоре силуэт служанки метнулся к стене — испуганная серая мышь. Она отшатнулась, едва не упала, когда я прошагал мимо. Я помню её. Получит сто плетей после всего, и вздёрну за предательство.

Домой возвращаюсь только к обеду. Столичная жара обвисла над крышами, пахло камнем и металлом. В кабинет вхожу, не снимая перчаток, запах кожи, пепла, старых бумаг встречает меня как верный пёс.

— Позвать доносчика, — бросаю слуге.

Тот склоняется и исчезает.

Доносчик появляется через пару минут. У него глаза крысы, но служит верно.

— Следи за ней, — произношу вкрадчиво. — Мне нужно знать всё. Во сколько встала, во сколько легла. Что ела. С кем говорила, кого видела. Что читала. Где сидела. Подкупить служанок, если понадобится. Пусть охрана пристально следит. Ни один волос не должен упасть с её головы, — если кто-то другой коснётся её — сожгу дотла. — Отчёты утром, в обед, вечером. Малейшая угроза — сообщить. Всё понял?

— Да, ваша светлость, — он кивает.

— Иди.

Он уходит. Я опускаюсь в кресло, расстёгиваю пуговицы мундира, грудь ноет от сдержанного гнева. Беру бутылку с квадратным дном, плескаю в стакан густой, почти тягучий напиток. Пахнет карамелью, но жжёт хуже огня.

Кручу стакан в пальцах. Мысли гоняются по кругу, как гончие. Вспоминаю слова Шерелин.

"Выйду за другого…”

Родная моя. Ты не поняла. В этой жизни для тебя больше нет мужчины, кроме меня.

Она специально так сказала. Хотела уязвить, наказать. За Беттис. Пусть. Но она не та, чтобы отступить. Не та, чтобы бежать. И вдруг… переступила гордость и пришла к своему папаше. Он же даже не интересовался ею. Ни разу.

Значит, вспомнил. Отцовский долг, говоришь? Не смеши. Он хочет власти. Через дочь. Старый гад.

А она? Чем она думает? Потеряла ребёнка — и теперь кидается в войну? Глупо. Отчаянно. Но… восхищает. Такой она всегда была. С виду — лёд, внутри — вулкан. И вот теперь он взрывается. И я не могу быть рядом. Не могу её защитить. Это добивает.

Залпом пью и со стуком ставлю стакан на стол, стекло дрожит в пальцах.

В голове рождаются мысли, тактика, схемы. Связи, альянсы, подкопы. Надо связаться с Джеилом, надо поднять связи и не забыть залезть в архивы императорского совета.

Шерелин я верну. Любой ценой.

Мысли всё равно возвращаются к ней. Опять.

Она зла. Обижена. Женское самолюбие задето. Она не понимает, во что может влезть. Она всегда была эмоциональна. И именно это её слабость. Из-за неё можно сделать ошибки. Такие, что не исправить.

"Ты предал меня…" — раздаются слова, такие же горькие, жгучие, как от напитка, обдавшего горло.

Не усвоила главный урок. Я — власть, я сама империя. Я не предаю, а завоевываю, и скоро это все запомнят.

Стук в дверь вырывает меня из размышлений.

— Да.

Слуга входит, опустив глаза.

— Господин, к вам пожаловала леди Беттисия Дарнель.

Я выдыхаю. Какого чёрта?

Она всё же пришла. Я же говорил — не переступать порог без вызова. Придётся установить правила.

Чёткие и жёсткие. И включить меру наказания.

— Приведи её сюда, — бросаю я, повернув к нему голову.

Слуга кивает и исчезает, но не проходит и минуты, как дверь снова открывается — и в комнату входит Беттис.

Цветущая, как будто её взрастили в оранжерее из комплиментов и желания. Глаза сверкают, как у дикой кошки, губы изогнуты в лёгкой улыбке — слишком лёгкой, даже легкомысленной. Лицо сияет, будто император лично сказал ей, что она прекрасна.

Я не встаю.

Сижу в кресле, как хищник в логове. И пусть снаружи я недвижим, внутри всё уже сжалось в тугой узел — настороженность, раздражение, огонь. Дракон внутри меня поднимает голову, но пока молчит. Он ждёт команды.

— Я запрещаю тебе сюда являться.

Улыбка не гаснет. Просто будто приклеилась к лицу и оттого стала ещё наглее.

— Я приехала к Шерелин, — отвечает она. Голос лёгкий, почти воздушный, но я слышу под ним напряжение. — Есть новости для неё. Но слуга сказал, что её нет дома. Интересно… насколько я знаю, она не любит вылазки. Куда же уехала Лин-Лин?

— Кто? — спрашиваю, хотя уже знаю, о ком речь.

— Шерелин, — смеётся. — Я так её зову.

Мои пальцы сжимаются.

Улыбка на её лице больше не смешит. Она раздражает и провоцирует взорваться.

— Зачем тебе это знать? — отрезаю и подаюсь вперёд, глядя на неё пристально. — Уясни одно: не смей путать то, что есть между нами, с моей семьёй. Если ещё раз попытаешься переступить эту границу — вылетишь отсюда с голой задницей и полетишь до своего захолустья.

Улыбка срывается с её лица как шелуха. Она бледнеет.

Я должен был прогнать её сразу. Но не прогнал. Потому что до сих пор часть меня хочет услышать, с чем она пришла. Или увидеть, как она подчиняется мне безоговорочно. Чувства смешанные, неясные.

Платье её шелестит, как змея в сухих листьях. Слежу за каждым её движением.

Она приближается к столу, опирается ладонями о столешницу, чуть наклоняется, демонстрируя глубокое декольте с белыми холмиками в розовом кружеве, чуть приспускает с плеча платье, показывая шёлковое нижнее белье, каштановый локон соскальзывает с плеча и мягко падает на грудь, скользя по гладкой коже.

— Хорошо, что её нет, я так этому рада, — чуть хрипло произносит, — могу увидеть тебя. Смотри, это для тебя, — ещё больше обнажается.

Сжимаю челюсти. Она умеет подать себя, похотливая сучка.

Беттис чуть усмехается, прячет плечо и обходит стол. Подходит ко мне. Близко. Так что мягкое тело льнёт ко мне.

Сладкий липкий аромат, в котором я раньше тонул, теперь душит.

— Я так ждала нашей встречи, Ройнхард, — голос её дрожит чуть-чуть, совсем чуть-чуть. — За эти несколько дней многое изменилось…

Пальцы скользят по моему плечу. Она умеет это. Подбираться близко. Дать вкус желания. Как будто она держит на поводке ту мою часть, которую я давно пытался утопить: звериную часть.

— Но раз уж всё так сложилось... — она склоняется ближе. Голос — почти шёпот, почти ласка. — У меня есть для тебя новость, Ройн.

Я смотрю ей в глаза. Они сверкают — как острые алмазы в серьгах.

— Что за новость? — горло спазмом сковывает, всё моё внимание приковано к ней. Каждое движение, каждый вздох — я жадно ловлю их, словно хищник, готовый растерзать добычу.

Беттис широко улыбается и смотрит ещё несколько мгновений мне в глаза. В её взгляде — вызов и торжество, словно она держит в руках козырь, который сбросит в самый подходящий момент.

А потом произносит:

— Я беременна, Ройнхард Дер Крейн.

Перед глазами проносится воспоминание о том, как мне уже однажды сообщали эту новость. Это было прямо в этом же кабинете, и она прижималась ко мне так же…

Черты лица Беттис размываются, и я вижу Шерелин.

Её радостные глаза, полные счастья, ослепительная улыбка, на которой будто играл солнечный тёплый блик.

Тогда мне хотелось подхватить её и кружить, но я отреагировал не так, сдержанно и спокойно, хотя внутри всё взрывалось будто салютами.

А потом это оказалось ядовитым разочарованием.

— Врёшь, — только через миг понимаю, как слова звучат стылым холодом на моих губах. В них — лед и ярость, готовые заморозить всё живое.

Беттис замирает. Её улыбка оседает. Быстро хлопает ресницами, будто надеется, что я не заметил.

— Ройнхард, ты мне не веришь?.. Это правда, — говорит, голос дрожит едва заметно. — Мы были вместе больше месяца, — пытается изобразить улыбку, но она выходит неуверенной.

Я резко встаю, и кресло с грохотом опрокидывается назад. В груди гудит злость, тяжёлая, как раскалённый металл. Пальцы сжимаются в кулаки сами собой.

— Ты врёшь, — повторяю я низко, почти сквозь зубы.

Она инстинктивно отступает — и тут же бросается обратно, прижимает ладони к моей груди, цепляется. Её глаза горят паникой, но за ней — упрямство. Хитрая девчонка, умеет играть на слабостях. Но я насквозь её вижу.

Я дышу медленно, выравниваю пульс. Холодная голова — моё оружие.

— Пройдёшь проверку — тогда и поговорим.

— Но проверку можно пройти только через три месяца, это же долго… — начинает она быстро, сдавленно. — Я просто хотела тебя порадовать, Ройн. Ты можешь мне доверять. Мне никто не нужен, только ты. Я хочу стать твоей иллариэ. Но, конечно, если ты решишь иначе…

Наклоняется ближе, заглядывает в глаза — голос становится мягким, как шёлк.

— Ты ведь сам хотел этого. Наследника. Продолжение твоей крови. Драконьей силы. Да?

Я смотрю на неё, и всё внутри словно леденеет. Хочет завязать меня на ребёнке? Умная.

— Проверку пройдёшь через пять дней, я распоряжусь.

Беттис сглатывает.

— Х-хорошо, как скажешь, — пожимает плечами, тянется рукой к моему поясу. — Хочу продемонстрировать свой наряд, ты должен оценить.

Перехватываю её руку, Беттис вздрагивает.

— Потом. Покинь мою резиденцию. И больше не смей приезжать сюда, я последний раз повторяю. Приедешь, когда я решу, поняла? Чуть позже получишь указания и всё необходимое.