Всю ночь мне снился Ройнхард, он снова и снова изменял мне, снова говорил жёсткие несправедливые слова. Снова я после пробуждения почувствовала пустой холод, окутывающий меня со всех сторон.
Этот кошмар никогда не закончится.
Кармен принесла мне завтрак, овсяную кашу с фруктами, признаться, я бы не отказалась от добавки. Аппетиты у нас растут — хоть в этом радость.
Утром отец покинул резиденцию по важным делам, и оставаться одной в его доме, зная, как относится ко мне его жена, было тревожно.
Вообще, я становлюсь слишком тревожной, но таково моё окружение.
К обеду прибыл Волтерн Баернар.
Не один, а с мужчиной в строгом камзоле и с чемоданом в руках.
Даже сердце застучало так больно, как было у меня на душе.
Волтерн встретил меня улыбкой, наверное, она должна была как-то взволновать, но увы, сердце не откликалось. Больше никогда не откликнется так, как оно пылало и трепетало, стоило улыбнуться Ройнхарду.
И опять я о нём.
Встрепенувшись, я прохожу в кабинет.
— Вы с каждым днём всё прекраснее, — делает комплимент Волтерн.
О чём это он? Он что-то замечает во мне? Хотя это вряд ли, да и как? Это просто приятные слова, не более.
— Это господин Фокс, мой друг. Он проведёт бракоразводную церемонию.
Мужчина с аккуратным бакенбардами кивает и просит руки. Я подаю её через силу.
— А разве для этого не нужно участие Ройнхарда?.. Точнее, — быстро поправляю я, — господина Дер Крейна?
— Как мы говорили — нет, — комментирует Волтерн, — господин Фокс все засвидетельствует и задокументирует.
— Именно так, — подтверждает мужчина. — Никто не сможет этого оспорить, даже ваш муж.
Высвобождаю свою руку.
— Хорошо, — киваю и прохожу к столу, куда указывает Волтерн.
Фокс раскрывает чемодан, извлекая какие-то бумаги бланки, письменные принадлежности, пенсне и сверток дорогой ткани, в котором что-то круглое.
Мужчина быстро его распахивает: прозрачный, как горный хрусталь, предмет завораживающе сверкает в полумраке.
Сфера уз.
Я сглатываю.
— Не волнуйтесь, Шерелин. Здесь ничего сложного, — замечает мою растерянность Баернар.
Киваю.
— Ваша задача такая, — произносит Фокс, — положить ладонь на сферу. Если она потемнеет, значит, развод состоится, если вспыхнет светом, расторжение брака невозможно.
Как все просто. И сложно одновременно.
— Господин Дер Крейн, — продолжает друг Волтерна, — в случае первого варианта получит все должные бумаги и копию свидетельства расторжения с подписью императора. С этого момента он не будет иметь на вас никаких прав.
Молчание на миг заполняет кабинет. Волтерн внимательно наблюдает за мной, будто хочет понять, насколько я к этому готова.
После его признания он предстал передо мной совершенно в ином свете. А мой муж… пусть разбирается с тем, чего заслуживает. Это уже не должно меня волновать. Ройнхард наплевал на мои чувства, растоптал сердце. Он не услышал меня. И теперь никогда не услышит.
— Вы готовы? — интересуется Фокс, его голос звучит ровно, но в глубине темных глаз мерцает что-то неуловимое — то ли любопытство, то ли предвкушение.
— Да, — отвечаю я, и голос дрожит чуть заметнее, чем хотелось бы.
Фокс слегка наклоняет голову, словно оценивая мою решимость, затем отступает в сторону.
— Тогда прошу.
Мужчины расступаются, давая мне дорогу. Волтерн медленно отходит в тень, и теперь его лицо скрыто будто вуалью, но силуэт тела виден отчётливо — широкие плечи, прямая осанка, волосы, зачёсанные назад, выбивающиеся завитками.
Меня пробирает смутная дрожь.
Будто я уже видела это.
Те же чёткие контуры, та же уверенность в позе, даже манера держать руки — пальцы слегка согнуты, будто готовы в любой момент сжать кулак.
Я резко встряхиваю головой. Мало ли где и когда я могла видеть похожих на него мужчин. Возможно, это просто игра света и тени.
Нужно сосредоточиться.
На том, чего я хочу. На том, зачем пришла сюда. А потом…
“Я предлагаю заключить контракт,” — вспоминаются слова Волтерна, произнесённые с холодной, не терпящей возражений уверенностью.
Я медленно снимаю перчатку. Пальцы кажутся деревянными, непослушными, будто не гнутся в суставах.
А если не получится? Что тогда?
Но я хотя бы попробую.
Нельзя упускать шанс.
Я не имею права на ошибку.
Задерживаю дыхание и кладу ладонь на сферу.
Под кожей — ледяное прикосновение магического артефакта, будто он впитывает в себя не только тепло, но и всю мою жизнь, что за плечами. Весь мой горький опыт.
Замираю.
Тишина.
Короткий миг, но за это мгновение я вспоминаю всё: наши разговоры, его страсть, взгляд, способный поглотить душу, жёсткие слова, нежелание слышать меня, обвинения. Всё перемешивается, оседая на душе каменной тяжестью, что давит.
Ком подкатывает к горлу.
Сфера под моей ладонью вибрирует, нагревается и…
Сфера едва вспыхивает, но тут же наполняется будто чернилами, темнеет и тускнеет на глазах.
Я опустила взгляд, что-то в глубине меня дёрнулось и затихло.
Словно издалека доносятся слова Фокса, говорящего очередные инструкции, которым я следую, как заведенная кукла. Волтерн не выходил из тени, молча наблюдал, должно быть, понимал, что мне сейчас нелегко.
Фокс раскладывает бумаги, просит поставить подписи, ставит штамп, я подписываю листок за листком. У меня едва гнутся пальцы. Я всё ещё не верю, что Сфера Уз вот так просто расторгла наш брак с драконом, неумолимо и безжалостно, перечеркнув наши отношения, будто не имеет никакого значения всё то хорошее, что было между нами.
И я снова за это цепляюсь.
Прошлого больше нет, оно догорает за моей спиной, крыльями, что когда-то расправились.
— И вот здесь последняя подпись, — бодро просит Фокс.
Я вожу пером, медленно надавливая на пергамент, и отстраняюсь. Всё.
— Ты всё сделала правильно, Шерелин.
Его голос прозвучал так близко, что я вздрогнула. Не услышала шагов. Волтерн стоял в полумраке комнаты, его высокий силуэт казался частью теней. Его глаза, холодные и оценивающие, скользнули по моему лицу, будто читая каждую мысль.
— Наверное, — ответила я, чувствуя, как сжимается горло.
— Осталось только заключить контракт, помните? — его тон внезапно стал безупречно вежливым, почти деловым. Но в этой смене интонации была тонкая игра: он давал мне пространство, но напоминал — долг не исчез.
Я попыталась разглядеть в его лице хоть что-то — раздражение, нетерпение, расчет. Но ничего. Только ровная непроницаемая маска. Я слишком недоверчива, хотя для меня уже сделано многое с его стороны, несмотря на то, что Волтерн рискует. Почему я не могу поверить, что он это делает для меня? Теперь я во всём вижу голый расчёт. Ройн постарался.
— Если позволите, мне нужно ещё время, чтобы всё уложилось, — отвечаю я после размышления.
Он слегка склонил голову, будто принимая мои слова, но уголок губ дрогнул — едва уловимая усмешка.
— Понимаю, конечно, — соглашается он, делая паузу, чтобы эти слова прозвучали как уступка. — Тогда я заеду в другой день.
Тишина повисла между нами, тяжёлая и звенящая. Потом он сделал шаг вперёд, и его дорогой душный парфюм снова обволок меня как коконом.
— Но… — голос стал тише, почти интимным. — Лучше с этим не тянуть, Шерелин. Вы же понимаете, что с этого часа вы максимально уязвимы, оставшись без защиты?
В его словах не было угрозы. Только забота. И от этого было ещё страшнее.
— Да, я понимаю. Постараюсь не затягивать.
Мои пальцы сжали складки платья.
Его взгляд скользнул к рукам по моему животу — настолько быстро, что можно было принять за случайность. Но я заметила.
— Хорошо, — произнёс он, и в этом слове было что-то окончательное.
Он повернулся, но не ушёл, задержавшись на мгновение, будто давая мне последний шанс передумать.
Я молчала.
Вновь и вновь задаюсь вопросом, не будет ли это моей ошибкой, связать себя с ним? Я ведь о нём ничего не знаю и сейчас, вместо того чтобы поговорить, хочу сбежать.
Фокс оставляет мне часть бумаг, другую складывает в папку, а затем в чемодан, уверяя, что завтра, после подтверждения процесса, Дер Крейн получит бракоразводные бумаги.
— До скорого, Шерелин, — Волтерн Баернар улыбнулся — тёплой улыбкой.
На этом и закончили. Возвращаясь в спальню, я чувствую себя безумно уставшей, будто вместо костей тяжёлый свинец.
Едва дошла до своей комнаты, даже голова разболелась. А в душе кипела битва: старые чувства свергали новые, а я просто не мешала тому, как вспыхивают то белый, то красный флаг.
Вхожу в комнату и плотно прикрываю за собой дверь. На секунду задерживаюсь, перевожу дыхание.
— Всё хорошо, госпожа? — интересуется Кармен.
Я совсем забыла, что оставила в комнате Кармен. Служанка сидела у окна, залитая бледным светом дня, в руках — мой бордовый плащ. Её пальцы, шершавые от работы, ловко двигались, штопая разрыв на плотной ткани. На указательном пальце блестел напёрсток, отражаясь серебром.
— Что там у тебя? — устало подхожу к ней, чувствуя, как тяжёлые складки платья цепляются за ноги.
Кармен вздрогнула, будто разбуженная, и торопливо развернула ткань.
— Ваш плащ, госпожа. Перебирала вещи и заметила порванный шов. Вот тут… — её голос дрогнул, когда она указала на рваный край.
Память ударила как нож. Тот лес. Тёмные ветви, царапающие лицо, хрип собственного дыхания, когда я бежала от Ройнхарда. Плащ зацепился за что-то, я дёрнула — и раздался резкий звук рвущейся ткани.
— Покажи, — наклоняюсь, и в тот же миг острая боль пронзает палец.
— Ай!
Кровь. Алая, почти чёрная при этом свете, выступила из прокола и повисла на коже дрожащей каплей. Сердце замерло, а потом рванулось в бешеный ритм.
— Вы поранились! Простите, госпожа, я не вытащила иглу… — Кармен засуетилась, её пальцы, обычно такие проворные, теперь двигались странно медленно, будто через воду. Она протянула платок, но я уже не видела его.
Перед глазами — та комната.
“Кровь истинной…”
Голос в голове звучал чётко, как колокольный звон.
Кармен что-то говорила, её губы шевелились, но я слышала только собственное дыхание, неровное, прерывистое. Её движения… слишком вялые. Слишком неестественные.
— Как ты посмела?! — голос вырывается хриплым шёпотом, а потом я уже толкаю её изо всех сил.
Кармен откинулась как кукла и рухнула в кресло, глаза — круглые, полные ужаса. В них отражалось моё лицо — бледное, ни кровинки на губах.
— Госпожа, я… — её голос дрожит.
Но я уже не слушала. В ушах гудело, в висках стучало, а в груди пылал холодный огонь.
— Я не понимаю, госпожа…
— Всё ты понимаешь, предательница!
Вырываю из её рук плащ и хлестаю её наотмашь.
— Это они тебе приказали?! Признавайся, продажная дрянь!
— О чём вы, госпожа? Я не понимаю. Не понимаю, пожалуйста!
— Не понимаешь?! Я всё знаю, признавайся, это Беттис приказала, да? Она?
— Нет, нет! Никто мне ничего не приказывал. Клянусь! Клянусь вам, госпожа, именем моей погибшей дочери.
Замираю, сердце холодеет, трясущиеся от гнева руки медленно опускаются, теряя всякую силу, пальцы разжимаются, и я роняю плащ, что падает бесшумно на пол у ног.
Кармен всхлипывает, утирает слёзы.
Бросаю растерянный взгляд по сторонам и отступаю на шаг, потом ещё на один, разворачиваюсь и плетусь в ванную комнату.
Ледяная вода обжигает лицо, воздух перехватывает, но я продолжаю умываться. Мысли постепенно проясняются. Закрываю кран и вытираюсь полотенцем, смотрюсь в зеркало.
Я помнила эту чудовищную историю, которую рассказывала Кармен о своей девятилетней дочери, её нашли в реке после десяти дней с момента исчезновения.
Судорожно выдыхаю. Кармен не при чём, это просто случайность. Мне просто показалось, просто совпадение. Дурацкая ситуация. Теперь меня везде будет преследовать Беттис, словно тень, которая голодно вгрызается в моё сердце.
— Всё хорошо, всё в порядке. Никакой опасности нет, — кладу руку на грубую ткань корсета, стягивающего талию.
Мне понадобилось ещё время, чтобы собраться с мыслями и отдышаться, а после вернуться в комнату. Кармен тихо расправляет плащ, аккуратно вешает его в шкаф. Её лицо как и всегда спокойное и сосредоточенное, но губы всё ещё бледные. Она не смотрит в глаза, но и не прячется.
— Извини меня, Кармен, — говорю я негромко.
Мне всё ещё не по себе, не ожидала от себя, что могу поднять руку на прислугу. Мне даже немного стыдно. Кармен старше меня намного, но даже не в этом дело, мне всегда казалось, что бить другого — это не по-человечески. Что бы ни происходило, разговаривать нужно языком, а не применять физическую силу. А если бы магия вышла из-под контроля? Я не должна была позволить себе подобного поведения, каким бы ни был сильным гнев. Не должна.
— Вам не за что извиняться, госпожа. Вы испугались, а в положении чувства только обостряются, — роняет служанка и замолкает, на губах едва заметная тёплая улыбка.
Я знала, что этого мне не скрыть от неё. Кармен единственная, кто был ко мне ближе всех изо дня в день последние месяцы. Она не глупая женщина, и к тому же опыт у неё самой имеется, и ей нетрудно понять, почему я вдруг бледнею по утрам.
— Не скажу никому, калёным железом будут пытать — и слова не пророню, — обещает.
А я только вдох делаю и тру виски.
— Ройнхард не должен узнать, иначе… — сажусь на кровать, складывая руки. — Даже представить страшно, что будет.
— А вы не думайте о плохом, вам вообще нельзя сильно переживать, лучше в сад прогуляйтесь, на солнышке понежтесь, воздухом свежим подышите, тревога и уйдёт, вы ведь почти не выходите никуда, взаперти всё время, а тут стены толстые, холодные.
Кармен права, но не могу я. Что, если жену отца встречу? С кем не хотелось сталкиваться, так с ней. Не хочу ловить на себе презрительные взгляды, едкие замечания, оценку.
Я тоскливо смотрю в окно. Солнышко за стеклом нагревает даже пол, где сейчас стоят мои ноги.
— Я не узница, это так, никто силой не держит, — поднимаюсь с кровати.
Всё это давление, угрозы, напряженные отношения, страх и сложный выбор, который пришлось совершить сегодня, разведясь с драконом, вылилось в нервный срыв. Так нельзя. Нужно развеяться, побыть на просторе, вдали от всего.
— Решено. Собираемся, Кармен, — твёрдо велю я и прохожу к туалетному дамскому столику, где стоит ещё не разобранная в коробка с украшениями и косметикой.
В сад я углубляться не хочу, мне просто жизненно необходима смена обстановки, глоток воздуха.
А куда отправиться?
Прикладываю палец к губам, несколько секунд думаю, рассматривая содержание коробки.
Когда мы подъёзжали к резиденции, по дороге я заметила за стенами маленький ремесленный рынок, толком не смогла разглядеть его из-за столпотворения карет и повозок. Уверена, это место точно поможет немного отвлечься.
Беру жемчужную пудреницу.
Когда была подана карета, мы спустились вниз, к счастью, встретив только хмурого Гарца.
Он наблюдающим коршуном проследил за нами и покинул своё насиженное место, видимо, спеша доложить хозяину о моём отъезде.
Наверное, стоило бы предупредить отца о своей небольшой вылазке, но не хочется отрывать его от важных дел по такому пустяку. К тому же я не маленькая девочка, а вполне самостоятельная леди.
Единственное, что могло меня тревожить, так это Ройнхард. Он ведь как-то узнал, что я в родовом дворце, очевидно, ему доносят его следопыты.
Но в самом деле не станет же он меня караулить под императорскими стенами?