Обманутая жена дракона

17. Победа будет за мной

Ночь выдалась мучительно бессонной. Я лежала, уставившись в потолок, купаясь в холодном лунном свете чужой, непривычной комнаты. Всё здесь было не моим — стены, тишина, даже воздух. Но страха не было. Странно. Может, потому что Ройнхард был рядом. Он умел каким-то необъяснимым образом создавать вокруг себя ощущение, будто никакая беда не сможет прорваться сквозь этот покой. Будто с ним — я в полной безопасности.

Привычное чувство.

Делаю вдох, но снова перед глазами мой муж, все его слова так и звучат у меня внутри.

На него покушались, а я даже не знала. Не знала что всё это время нам угрожает опасность, он ничего никогда не рассказывал. Почему? Берег мой покой или не считал нужным?

Ум и сердце боролись. Укоряю себя за эту слабость. Но он ведёт себя так, будто я ему действительно нужна.

Нет. Хватит. Вырвать его из сердца, сжечь все чувства.

— На этот раз победа будет за мной.

И я сделаю всё для этого.

Утром я проснулась уже когда солнце поднялось из-за склона. И золотистые лучи пробирались в недра холодного замка, разгоняя плотные тени. Я отправляюсь сразу в ванную. Нужно было срочно искать выход, как выбраться отсюда.

В конце концов вскоре император попросит Дер Крейна ответа и он будет обязан меня выпустить, но сколько ещё ждать? До того момента мне нужно выстоять морально перед бывшим мужем, чтобы не прогнуться от этого напора и внутреннего взрывающего огня когда он так близко.

Стук в дверь, вырывает меня из мыслей. Завязываю шнуровку платья, поворачиваясь к двери с расправленной спиной.

В комнату входит Кейт, всё такая же строгая, сдержанная и холодная, с армейской привычкой, чеканить шаг. В руках у неё чемодан, который она ставит на пол.

— Завтрак готов, Ройнхард ждёт. Пока вы будете в столовой, сюда поднимут остальные ваши вещи, которые привезли из дворца.

Вещи? Мои? Сюда? Он что же всерьёз думает удержать меня здесь? Даже не знаю что сказать, настолько всё абсурдно.

— Скажите Ройнхарду, что на завтрак я не спущусь. А вещи мне не нужны, я не собираюсь здесь задерживаться.

Кейт, как и вчера никак не реагирует на мои слова, а мне только остаётся завидовать её непоколебимости — вот бы хоть чуточку такой же устойчивости и отсранённости. Очень не помешало бы.

— Хорошо, я скажу, — отвечает она и разворачивается, но не успевает выйти, как из тени коридора, будто из самого мрака, вырастает фигура Ройнхарда.

— Я всё слышал, Кейт, — гремит голос мужа. Не просто гремит от него словно содрогается воздух.

Я замираю. Не дышу. Его глаза, два ледяных осколка, не просто смотрят — пронзают. Они светятся из-под суровых, густых чёрных бровей, как свет сквозь прореху в буре. В них не гнев даже, а нечто хуже: безмолвное, хищное разочарование.

Кейт уходит быстро, оставляя нас наедине.

Ройнхард медленно входит в комнату, закрывая за собой дверь. Щелчок замка, как выстрел.

— И долго ты будешь ломаться, Шерелин? — голос хриплый, натянутый, как струна, готовая лопнуть.

— Мы с тобой уже вчера обо всём поговорили. Ничего не изменилось, — отвечаю, но голос предает, а сердце колотится так, что кажется — вот-вот сломает рёбра изнутри.

Он смотрит на меня с таким видом, будто удерживает себя последней волей. Тени под его глазами говорят о том, что он тоже не спал.

Молча наклоняется, поднимает чемодан, как охапку сухих веток — с лёгкостью, и несёт вглубь комнаты. Ставит на стул с показной аккуратностью. Его движения слишком спокойны — и от этого пугают сильнее.

— Как спалось, родная? — нажимает на защёлки, щелчок как очередной выстрел в воздух.

Как спалось, родная?

Звучит ласково, настолько что у меня колени слабеют, и в груди предательски разливается тепло.

Нет, меня этим не подкупить. Я больше не поддамся на его слова, этот взгляд, сумасбродные поступки. Я уже не та наивная девочки, которая доверилась, впустила в сердце, которое он безжалостно растоптал ногами, предпочёл другую. Он думает что этими нежными словами сможет вновь смягчить меня. Надеется что я прощу? Вот так просто.

Возмущение кипит в венах, одновременно с этим сердце стучит так громко, громче разума в моей голове.

Муж открывает чемодан и, смотрит, потом берёт что-то из нежной ткани персикового цвета — его любимый цвет.

Мои щёки заливает краска, когда я понимаю что это мои кружевные панталоны.

— Мне нравится как смотрится твоя попка в них.

Я покидаю своё место и в два шага оказалась рядом, захлопываю чемодан.

— Прекрати Ройнхард. Я уже всё сказала, я не вернусь к тебе. Не вернусь слышишь.

Тишина, несколько секунд чувствуется, как затишье перед штормом. Ройнхард сжимает челюсти, медленно откладывает пикантную деталь моего гардероба.

— Я не спрашиваю тебя Шери, ты разве это ещё не поняла?

От его тона, у меня холодок скользит по коже.

— Значит, ты всё-таки считаешь меня своей вещью, так?

Льдистые глаза мужа чуть сужаются, но этого достаточно чтобы заставить меня пожалеть об этих словах. Он не просто мужчина, а хищник в человеческом обличии. Разгневанный хищник.

— Не так, ты моя жена, и моя истинная.

Мне захотелось рассмеятся, но вместо этого губы скривились в подобие улыбки, кислой как уксус.

— Ты себя слышишь?

— Что тебя не устраивает, — рычит дракон.

— Что меня не устраивает?! — взрываюсь вулканом, и слова потекли как горячая лава, сжигающая всё на своём пути. — Ты насильно меня сюда привёз против моей воли, держишь здесь как какую-то невольницу. Ты предпочёл мою сестру, предав нашу связь, ты унизил меня и растоптал, ты не верил мне никогда, ты не верил что я забеременела от тебя, ты не слышал меня Ройнхард, не поддержал в тот момент когда мне было больно и убил окончательно когда переспал с Беттис!

Несколько секунд Ройнхард молчит, внимательно смотрит, на лице полная сосредоточенность и непоколебимость.

— Ты не должна была узнать по поводу Беттис, и не узнала бы. Зачем ты полезла не в своё дело? Ты врала мне, что была беременна, и я закрывал на это глаза.

— Я была беременна! — хотелось кричать в голос, — но потеряла ребёнка.

— Хватит, — рыкнул муж. — Ты бесплодна, я всё знаю, мне вс рассказал доктор. Ты не можешь иметь детей.

Слова как пощёчина, хлёсткая сильная, зазвенели в ушах. Я на миг теряю дыхание, не зная что сказать.

— Доктор? Тебе сказал доктор?

— Да, он всё мне рассказал, как ты пыталась его подкупить, чтобы скрыть правду от меня, как ты заплатила ему большие деньги. Ты всерьёз думала, что я не узнаю? Я, генерал-драконов, не узнаю, что моя жена не может иметь детей? — болезненно морщится.

Земля уходит из-под ног, в глазах темнеет. Что вообще происходит?

— Это не…, — я обрываю речь на полуслове.

Ройнхард грозно смотрит, а потом зло отталкивает чемодан.

— Я даю тебе всё. Деньги, статус, безопасность, что тебе ещё нужно? Единственное что мне нужно это быть со мной. Быть моей. Разве это трудно?

— Так, не бывает Ройн, — голос мой дрожит, оседает в груди тяжёлым осадком. — Это мучение.

— Бывает, — он делает шаг ко мне, обхватывает меня за плечи, я вздрагиваю, от мощи и силы моего мужа. Он смотрит пристально. — Со временем ты об этом недоразумении забудешь. И не услышишь больше о своей сестре, никогда, я отошлю её подальше.

Сердце колотилось в бешеном ритме, смешивая страх с горячим трепетом. Я не знала, чего бояться больше: ледяной, расчетливой власти в его глазах, с которой он распоряжался судьбами людей, словно пешками, или той опасной, предательской искры надежды, что вспыхивала во мне при мысли, что все еще можно спасти. Эта мысль была подобна тонкому льду над бездонной, и я боялась провалиться в нее и утонуть.

Я резко вырываюсь из его хватки, чувствуя, как его прикосновение обжигает кожу, словно клеймо.

— Ты ошибаешься во всём, — роняю слова, чувствуя, как они горчат на языке, как пепел.

Ройнхард смотрит на меня пристально, изучающе, словно хищник, оценивающий добычу.

— В чём именно? — снова наступает он, и в его голосе слышится не вопрос, а угроза.

А я прикусываю язык. Как же хочется бросить ему в лицо всю правду, выплеснуть всё, что накопилось внутри, сказать о том, что я беременна во второй раз от него, что ношу под сердцем его ребенка, еще одну живую душу, за которую он не захочет бороться, которую там, в будущем, я потеряла из-за той боли что он мне причинил, когда застукала его в кабинете с Беттис. Нет, он не отошлёт её, он будет с ней, она добъётся этого, а я… Я…

Проглатываю ком, всхлипываю.

Да разве он мне поверит? Он поверил какому-то шарлатану, а не мне, своей жене. Он выбрал власть, амбиции, а не меня, нашу семью. Он предал меня в тот самый момент, когда нужно было сделать шаг навстречу, когда я протягивала ему руку в темноте. А теперь он хочет того, что хотела я.

Но уже слишком поздно. Мост горит, и вот-вот обрушиться.

— Ты что-то хочешь сказать мне ещё? — давит с притворной лаской он, продолжая наступать, словно намеренно загоняя меня в угол.

Я пячусь назад, каждый его шаг пробуждает что-то горячее тягучее, что прячется глубже, чем обида. Тело откликается на его опасное приближение, делается ватным, непослушным, мысли плывут и я теряю ориентиры. Горячее дыхание, голос, в котором слишком много жестокости, он цепляет, а моё имя на его губах звучит опасно — почти как ласка, как прошлое, которое я поклялась забыть.

И этот обжигающий взгляд падает на мою грудь, ныряет в самую ложбинку. Дыхание сбивается, и что-то хрупкое внутри дрожит от его близости.

— Ройнхард, немедленно меня отпусти, слышишь?

— Слышу, — говорит он, но глаза голодно смотрят на меня. — Неужели ты по мне не соскучилась, Шерелин? Я вот по тебе очень скучал. Я правда хотел как лучше.

— Хотел как лучше, затащив в постель мою сестру.

Ройнхард морщится, будто выпил травяной горькой настойки.

— Если я всё потеряю, стану ли я тебе нужен, Шерелин? Ответь честно.

— О чём ты?

Задеваю краем бедра резное кресло, потом край кровати и, теряя вдруг равновесие, падаю, плюхнувшись неуклюже на твёрдую перину, отпружинив.

Обида, отчаяние и страх скручиваются в тугой узел в груди, напряжение разливается по телу. Заставляю себя подняться, но Ройнхард не позволяет. Встаёт коленом на перину и нависает надо мной, упирая ладони по обе стороны от моей головы, жадно с шумом вбирает в себя запах моих волос.

Не дышу, просто замираю, боясь пошевелить даже пальцем. Дракон скользит взглядом по моему лицу, вниз, снова в ложбинку между грудями, стянутыми корсажем.

От него пахнет мужской силой, властью, статусом, энергетика такая, что я чувствую себя безумно слабой и беззащитной. Уязвимой и беспомощной. И в этой беспомощности хотелось раствориться, отдать всё в чужие руки и просто не думать ни о чём. Но я не могу. Не могу себе этого позволить. Твёрдые губы мужа так близко, почти касаются моей щеки. Голова становится тяжёлой, дыхание трудным, мои губы смягчаются, чуть приоткрываются. Удерживаю себя от того, чтобы закрыть глаза и сдаться.

Ненавижу, как же я его ненавижу, за всё что сделал и делает со мной сейчас. Душу выворачивает.

Ройнхард даже не касается, но всё тело уже жаждет к нему прильнуть.

Безумие. Я не просто пала в его руки, а попала в ад, сгорая в собственной агонии чувств.

— Я знал, что ты скучала по мне, ты хочешь меня, признайся, — я сглатываю, судорожно облизываю пересохшие губы, бархатный баритон вибрирует во мне.

— Ты разрушил все чувства, Ройн, ты можешь брать моё тело, но в душе… В душе я тебя ненавижу.

Ройнхард застывает, буквально превращаясь в глыбу льда, пронзительно-синие глаза вонзаются в самую душу, раскалывая на части, его ноздри трепещут от пробуждающейся ярости, пальцы стискивают постель, готовые разорвать её в клочья.

Я приготовилась к самому худшему, что можно ожидать, мысленно обвиняя себя, что была так неосторожна. А теперь, что теперь? Он возьмет меня здесь, в этом замке, а я, несмотря на сводящее с ума желание, тоскуя по истинной связи, буду чувствовать себя использованной, бесправной и униженной.

Сердце бьётся отчаянно, губы подрагивают, этот миг, казалось, никогда не закончится. И почему он медлит?

— Бери своё и уходи, — зло, почти сквозь зубы шиплю я ему в лицо, чувствуя, как пальцы дрожат от ярости.

Ройнхард, кажется, не ожидал от меня подобной дерзости. Его глаза сузились, превратившись в щели двух холодных лезвий, сверкающих невыносимой угрозой. От его взгляда кровь стынет в венах. Я инстинктивно сжимаюсь, словно перед прыжком зверя, понимая, что переступила черту.

В его глазах жестокая битва между желанием сломать и чем-то, что когда-то было горячо любимо мной. Я вижу, как дрожат жилки у висков, как пальцы сжимаются в кулаки, готовые к разрушению.

Там, в глубине — тень настоящего Ройнхарда, того, кто был мне всем, кому я открыла душу. Он умер, выгорел в пепле моей первой беременности, точнее, несостоявшейся беременности, и вместо мужа остался монстр, одержимый властью, контролем, безумием обладания.

Я медленно прикрываю веки, будто пытаюсь спрятаться от него в темноту. Я выжжена изнутри. Пусть он делает что хочет, но моё сердце и душа больше ему не принадлежат. Никогда.

Секунды тянутся, как капли кипящего масла на кожу. Моя грудь вздымается в рваном ритме, ресницы дрожат. В теле буря волнения, страха, отчаяния, но что гневит больше всего — я не чувствую к нему отвращения, даже несмотря на его измену. Нет брезгливости. Только всепоглощающая ярость. Чёрная, слепящая, как безлунная ночь, смешанная с чем-то уязвимым.

Я ненавижу его.

И вдруг…

Тяжесть исчезает. Словно камень с души скинули, словно зверь отступил. Становится свободно, пусто, холодно.

Я распахиваю глаза и сталкиваюсь с его взглядом — мрачным, ледяным, как стена. Сердце трепыхается как пойманная птица, я чувствую себя уязвимой, чужой, почти голой под этим взглядом.

Поднимаюсь, резко, судорожно, поправляя волосы, корсаж, облизываю пересохшие губы в тщетной попытке вернуть себе достоинство.

— Ты не задержишься здесь больше, — его голос как порыв ледяного ветра пронизывает меня. — Я прикажу подать карету.

Говорит он и… уходит.

Прикрываю веки, будто это могло оградить меня от всего, что только что произошло.

Пытаюсь собрать мысли, но они, как рваные клочья бумаги, разлетаются во все стороны.

Его запах — густой, терпкий, тянущий за собой воспоминания, от которых щемит и замирает внутри, окутывает. Кажется, он пропитал каждую клеточку кожи, даже волосы, даже дыхание.

По телу бежит тонкая дрожь. Я обхватываю себя руками, сжимая так, что ноют плечи, пытаясь потушить пожар внутри себя. Ройнхард мог продолжить, просто присвоить меня здесь, за закрытой дверью замка, и никто бы не помешал.

Что его остановило? Раньше, если он чего-то хотел, он брал это — без просьб, без вопросов, без права на отказ.

Или он решил поиграть. Со мной. С моими чувствами.

Жестокий, жестокий дракон!

Мне понадобилось полчаса, чтобы хоть немного унять дрожь, и всё это время в голове крутилось одно: он не из тех, кто оставляет что-то недосказанным.

Когда дверь снова открылась, я вздрогнула, но это был не он.

Кейл.

— Карета ждёт. Ройн сказал тебя проводить.

— Куда…, — голос звучит хрипло, подавлено. — Куда меня хотят отвезти?

— Обратно, откуда привезли, — ответила она своей особой безразличной манерой.

Я замираю. Не верю. Ройнхард — он правда отпускает? Просто так? От моих слов он разве что мог рассмеяться. Что могло его задеть?

Нет. Ничего не задело. Это просто очередная манипуляция. Он не умеет отпускать. Он держит до последнего.

Или… случилось что-то действительно серьёзное? Но ничего не произошло, кроме моего протеста.

Долго себя уговаривать я не стала. Остаться в замке — хуже, чем рискнуть и согласиться на поездку. Хотя бы ради того, чтобы хоть на время оказаться на расстоянии от него.

Мы спустились во двор. Душный влажный воздух мазнул по лицу, пахнул древесиной и мокрым камнем. Повозка стояла, запряжённая и готовая к отъезду. Но больше меня удивило несколько солдат верхом на лошадях — неподвижные, как высеченные из камня, они были уже наготове сопровождать.

Кейл распахивает дверцу, и я ступаю на нижнюю ступеньку, приподнимая подол платья, чтобы ткань не зацепилась. Но в последний момент что-то, словно невидимая рука, тянет меня обернуться.

Я замираю.

Ройнхард стоит в каменной лоджии, над ним серое небо, а под ладонями — грубый, потрескавшийся от времени парапет, который он крошит пальцами сжимая с силой. Он недвижим, как высеченная из скалы статуя, только чёрные брови сведены на переносице, глаза тонули в тёмных провалах, из которых невозможно вырваться, а жёсткая линия губ и острые скулы будто вырублены из гранита.

Я содрогаюсь от этого мрачного, почти хищного вида. В груди что-то рвётся, бьётся в глухую стену, как птица в клетке, царапая изнутри.

Воздух застревает в горле, пальцы невольно сжимаются в кулаки, а сердце колотится так, что отдаётся в висках. Откуда это ноющее чувство, будто я должна хорошо подумать? Будто делаю ошибку.

Глупости, это не мои чувства, я должна с ним расстаться навсегда.

Не позволяя себе задержаться ни на миг, я поднимаюсь в карету, словно ныряю в укрытие, и резко захлопываю за собой дверцу, отсекая его взгляд.

— Чтобы ты не придумал, Ройн, я не поддамся, — шепчу в тишине.

Полумрак внутри кажется мягче, чем свет снаружи, где всё ещё стоит мой муж.