Новые Боги. Пересмешник 2

Глава 6 «Воспитательная работа»

Совет длился ещё не менее часа. Благо, под конец накал страстей несколько поутих, делегаты выдохлись, и обсуждение свернуло в более конструктивное русло. За основными моментами последовали второстепенные, затем технические. Требовалось обговорить детали предстоящей авантюры, определить очерёдность несения дозоров, правила взаимодействия фракций. Придумать пароли и явки, назначить ответственных, наказать невиновных, наградить непричастных и многое, многое другое. В итоге закончили сильно за полночь по земному времени. Знал бы, на какую каторгу я подписываюсь, послал бы всех к чёрту.

Ладно, это я так… Просто голова болит. На самом деле место в Совете — это место у кормушки, и отказываться от него было бы, по меньшей мере, глупо. Глупым я себя не считал. Однако понимание правильности своих действий отчего-то нисколько не поднимало скатившееся куда-то под плинтус расположение духа. Сырость и холод каменных коридоров, нарастающая головная боль, шалящее восприятие, божественное задание, свалившееся на больную голову, как снег в июле. Да ещё Совет подкинул забот.

Впрочем, задание по объективным причинам откладывалось. Устранить Гаспара в лагере под присмотром его покровителя и многочисленных нянек… Можно. Но в таком случае мне и самому останется жить два понедельника. Демос спустит на меня всех собак. Нет, в лагере Первожрец под защитой, но так будет не всегда. У Божественного Маяка должно быть время перезарядки или что-то в этом же роде. Носить его на манер походного знамени, смею надеяться, просто не выйдет. А Лука… С ним я тоже что-нибудь да придумаю. Потом. Когда перестанет трещать голова.

Пока же имелись у меня заботы и более неотложные, в группу требовался пятый игрок. Кроме того, лично мне требовался подходящий меч. И, как ни странно, оба этих вопроса вели в головную пещеру, встречавшую гостя, вместо привычного разноголосия и суеты, кое-чем необычным — Исайа вёл проповедь. Хотя, как по мне, больше походило на подстрекательство к мятежу:

— Они не боги, нет! Они дьяволы! Истинного Бога разве уместить в теле человеческом? Ежели бог устами смертными говорит с тобой, искушает тебя, требует душу твою — это дьявол искушает тебя!.. — голос взобравшегося на каменное возвышение проповедника гремел, достигая самых дальних закоулков пещеры. Я впервые видел, как проповедует Исайа, и не узнавал в этом человеке того развязного шутника и богохульника, что встречал ранее. Жесты, осанка, голос… В рассеянном холодном свете магических софитов, в хороводе теней, в полутьме продуваемой ветрами холодной пещеры впору было подумать, что в черномазого вселился какой-нибудь демон. Или ангел, учитывая обстоятельства и содержание провокационных речей.

«Высказывает радикальные мнения», вспомнил я расплывчатую формулировку Суня и вынужден был согласиться. Звучало достаточно радикально. Окинув взглядом толпу, а собралось человек тридцать, не меньше, я постарался запомнить имена тех, кто охотнее других внимал обличающей ахинее самозваного пророка. Кто громче всех поддакивал, раздавал на халяву пищевые брикеты, подзуживал людей на решительные, но пока неопределённые действия. Куда они денутся, с подводной лодки-то. Разве что на тот свет. Хотя, думается мне, в Раю и без этих дуралеев яблоку упасть негде.

Исайа всё распалялся, его голос дрожал, лицо блестело от пота. Я понял, что нужно вмешаться, пока не дошло до беды. Гнева толпы бояться не стоило. Какие бы цели не преследовал этот неугомонный игрок, его экзальтированная паства — капля в море по сравнению с силами, подконтрольными Совету. Уверен, здесь полно наблюдателей, только и ждущих, пока Исайа оступится. Разговоры — это одно, но стоит перейти к действиям, стоит обернуть толпу против диктата богов, и будет бойня.

— Не мир они несут на Землю, но меч. Голод. Смерть и разрушения…

— О мече ты очень кстати заметил, — достаточно громко произнёс я, подступая ближе. Так близко, что если бы захотел, кончиком клинка на вытянутой руке смог бы выпустить кишки толстому мужику из последнего ряда. Исайа удивлённо запнулся и замолчал. Но, увидев меня, радостно осклабился и вместе с тем с вызовом вскинул голову, тряхнув тяжёлыми дредами. Глаза проповедника горели фанатичным огнём. Десятки людей повернулись в направлении его взгляда. Тогда Исайа заговорил вновь:

— Я взглянул — и вот конь белый. И всадник, имя которому — Смерть. И дана ему власть карать и миловать именем Ложных Богов! Ввергать души человеческие в Геенну огненную!.. — Нет, у него окончательно потекла крыша. Впрочем, я не только не конь и не какой-то там ветхозаветный Всадник. Я ещё и не кровельщик, и не психиатр. Я здесь совсем по другому вопросу, о чём не стоило забывать.

— Ваши души мне пока без надобности, уважаемые, — сухо произнёс я. — Но в одном ты прав, мой буйнопомешанный друг. Я пришёл избавить вас от непосильной ноши, ожесточающей сердца, смущающей умы и всё в таком духе, — я поморщился, стараясь, чтобы этого никто не заметил. Что-то гадкое, липкое, скользкое читалось в мыслях этих людей. Меня словно облили помоями и продолжали обливать, усердствуя всё больше с каждой секундой. Нужно было поскорее с ними кончать… — Мне нужен меч. Простой обоюдоострый клинок под одну руку. И в ваших же интересах мне его дать!

— На добро отвечают добром, — взгляд Исайи смягчился. Из-под личины двинутого проповедника проступили мягкие черты старого доброго растамана, которого я знал ранее. Толпа, будто марионетки, лишённые собственной воли, тут же прониклась ко мне братской любовью, заулыбалась, копируя кукловода. Льющиеся на голову помои сменились патокой, вязкой и приторной. — Мы помним, как Всадник накормил добрых христиан хлебом насущным. Добрые христиане найдут для Всадника то, что он просит. Ступай с Богом, бро…

Мгновенного результата по части обмена душеспасительных обещаний на материальные ценности не воспоследовало, что, впрочем, не выходило за рамки моих ожиданий. Зерно правильных мыслей я, смею надеяться, зародил, а процесс созревания урожая — это дело тонкое, даже интимное, и спешки не терпит. Где меня искать птенчики божии знают. Как дозреют, так и поговорим. Стычка с Лукой, Совет, прогрессирующее сумасшествие Исайи — насчёт последнего не уверен — да ко всему прочему, отчаянно гудящая голова привели меня в настроение кровожадное и язвительное. Поэтому сеять доброе-вечное я начал буквально с порога, стоило увидеть довольные рожи соратников, мирно жрущие чей-то брикет.

— Расслабляетесь, паразиты? А в это время вашего славного лидера, может быть, на дыбе растягивают. Или вы поминки справить решили? — подозрительно прищурился я. А сам краем глаза отметил, что брикет аккуратно разрезан на четыре части.

— Обижаешь, Старшой, — обиды в голосе Налима не было ни на грош. Глаза пройдохи смеялись, а рот умудрялся складывать звуки в слова, даже не прерывая процесса перемалывания пищи. — Мы же это… Следили, драть! Даже позырили издалека. Правда, не поняли ничего. Но если бы чё, мы бы… Вот те зуб! Верно я говорю, братва? — оглядел он своих сотрапезников в поисках поддержки. Братва выразила вялое одобрение. — А, Старшой, мы же тебе тут покушать оставили.

— Верю. Ценю. Тронут, — холодно произнёс я и даже не подумал отказываться. К чему обесценивать проявленную заботу. Вон как заулыбались, придурки. Подошёл, уселся рядом, с наслаждением вытянув гудящие ноги. И, потянувшись, подхватил свою четвертину брикета. М-да, с прошлого раза его вкусовые качества не изменились. И даже голод, как известно, лучшая приправа к еде, не смог улучшить отвратного вкуса вымоченных в бульоне опилок. Навух и Фродо, вижу, тоже особыми ценителями Лакконской кухни не стали. Зато Налим трескал за обе щёки, разве что не нахваливал.

— С какого буратины дровишки? — поинтересовался я ради проформы.

— Так, драть! Веруны раздавали!

— А ты и взял?

— Ну так, вещь же!

— Ну и правильно сделал. Да, всё спросить хотел. Сколько тебе лет, Налим?

— Сороковник справил недавно, — охотно ответил тот.

— А выглядишь так, будто недавно похоронили. Впрочем, ладно, с тобой понятно. После сорока жизнь только начинается, так что у тебя, считай, молодой, растущий организм. — Пройдоха заулыбался. — Меня другое заботит, хотя, по чести сказать, не должно. Фродо, ты, кажется, ходил катать камни, а затем вы слушали проповедь и причащались, чем бог послал… Я ничего не упустил?

— Вроде нет, — хмуро ответил тот.

— Так утоли моё любопытство, друг любезный. Камни давали сдачи? Или хлеб насущный пришлось добывать с боем? Что с лицом, Фродо?

— Упал, — буркнул парень, стыдливо пряча физиономию, на которой расцветал оттенками синего смачный синяк. У разбитой губы запеклась кровь, ухо грозило в скором времени распухнуть, как чебурек.

— Сколько раз? — участливо уточнил я. Налим глупо хихикнул, едва не подавившись опилками, и Фродо с чувством треснул его по спине.

— Закусился с одними шакалами, — блеснул он злыми глазами. — Это моё дело, Линч. Я сам с ними разберусь.

— У шакалов есть клички? Ареал обитания? Особые приметы? — терпение без того не ангельское, стремительно меня покидало.

— Да чё тут непонятного, драть. Арабы его подкараулили, собаки! Хотели, чтобы этот дундук с ними остался, вроде как единоверец, а он не пошёл.

— Налим, кто тебя просил, да? Я тебе трус, что ли? Моё дело, сказал, разберусь, да…

— Нет, — покачал я головой, поднимаясь на ноги. — Уясни вот что, Фродо. Твоя тонкая душевная организация меня не волнует. Я не сентиментален. Но, пока ты со мной, оскорбление тебе — это оскорбление мне. Пошли. Налим тоже. Навух на хозяйстве.

— Что ты собираешься делать? — однорукий копейщик с тревогой смотрел на меня.

— Понятия не имею, но что-то сделаю точно.

Уроженцев Аравийского полуострова и иже с ними в лагере было немного. Новых Богов они отрицали, а старые по давней привычке не обращали на них никакого внимания. Обнаружив себя в меньшинстве, на позиции всеобщих изгоев, исламисты тесно держались друг друга, с высокомерием и опаской поглядывая на всех, кто, по их мнению, предал заветы истинной веры.

Исповедующим ислам в некотором роде не повезло. Закостеневшие в своих религиозных предрассудках, они оказались один на один с необходимостью нелёгкого выбора: изменить обстоятельства или подстроиться, изменившись самим. Для первого не хватало возможностей, для второго — желания. У «староверов» христианского мира был Исайа, у арабских исламистов не было никого и ничего, кроме дюжины новичков и кичливого гонора, на который они не имели морального права. Если ты слаб — знай своё место или готовься столкнуться с последствиями.

— Куда собрался, неверный? Таким, как ты, здесь не рады, — молодой араб заступил мне дорогу. Чёрные глаза сверкнули, отражая рассеянный свет, губы скривились в брезгливой ухмылке. Я равнодушно взглянул на него и продолжил идти, будто не видел перед собою препятствия. Первый уровень, едва заметный ментальный отклик. Он либо уберётся с дороги, признав свою слабость, либо… В любом случае, говорить мы будем потом, и не с ним. Точно не с ним…

— Стой, кому сказано! — протянул он руку, собираясь не то оттолкнуть, не то ухватить за грудки. Я засадил черномазому бесхитростным правым прямым по лицу и, перехватив руку, броском через бедро отправил араба в короткий полёт. По мухам не стреляют из пушки, оружию и навыкам в этот раз должно остаться в ножнах. А полезут за ковырялками — значит, сами себе злобные буратины.

— Налим, попроси его позвать своих друзей. А то они что-то стесняются, — бросил я, предвкушая хорошую драку. Ментальные отклики по меньшей мере четырёх целей дразнили оголённые нервы моего восприятия. Налима долго уговаривать не пришлось. Блеснуло лезвие страшного тесака, и араб заголосил, как освежеванный заживо поросёнок, испугавшись одного только вида мясницкого инструмента. Резать безоружных я строго-настрого запретил. Впрочем, долго надрывать горло, призывая братьев на помощь страдающему за свою наглость арабу не пришлось.

Исламисты, как и положено порядочным изгоям, жили наособицу от других, в одном из дальних боковых ответвлений головного тоннеля. Обвалившийся свод с годами просел, обнажив проходы в сырую тёмную каверну, похожую на старый хлев для скотины. Убогая занавесь из системного тряпья колыхнулась, породив двух решительно настроенных бородачей, ринувшихся на подмогу голосящему единоверцу. Следом, обдирая бока в узком проходе, выскочило ещё трое. Два на одного? Они нас явно недооценивают…

— Фродо, поганый кафир, привёл мамочку?

— Подходи раз на раз, шакалье племя! — закричал тот, уязвлённый немудрёной подначкой. И понеслась… На меня бросились двое. Один промешкал, увлечённый словесной дуэлью, зато второй, скорчив злобную рожу, сразу ринулся в бой.

Я сделал обманное движение навстречу и тут же отпрянул. Размашистый боковой, не встретив сопротивления, увёл руку араба, заставив потерять равновесие. Он провалился, я ударил навстречу, снизу-вверх и вперёд, апперкотом в неприкрытый живот. Было отчётливо слышно, как воздух с хрипом покинул лёгкие. Араб согнулся пополам и упал, скрючившись в позу бородатого эмбриона. О продолжении потасовки он больше не помышлял. Я осклабился и добавил ногой, оросив камень фонтанами кровавой юшки из разбитого носа. Лежачих не бьют? Какая нелепица…

Самый крикливый, видимо, что-то успел осознать и попёр на меня, схватив подвернувшийся под руку булыжник. Но не успел сделать и пары шагов, как нарвался на Фродо, подтвердившего мнение о своих борцовских корнях. Подшаг. Захват. Бросок. Камень летит в одну сторону. Араб, выпучив глаза — в другую. С этим тоже всё. Отвоевался, болезный.

— Наших бьют! — раздалось позади. К нам неслась, потрясая бородами и кулаками, пятёрка первоуровневого мяса. Первого встретил прямым ударом ноги в грудь. И тут же, используя энергию толчка, отпрыгнул, избежав окружения. Приёмы контроля толпы, что использовал болотный мастер меча из моих видений, выходили на новый уровень понимания…

Сместиться вправо, отвлечь центрального ложной атакой, заставить закрыться в ожидании удара, а самому резким подскоком вломить тому, что с самого края. В сторону и… Град стремительных выпадов по этажам. Подножка, нырок под руку другому и сокрушительный боковой в затылок. Молодой безбородый араб, клацнув зубами, падает в глубокий нокаут. Ногой под колено, а следом прямой в челюсть… Ещё один готов! Последний не выдержал, бросился бежать. Я наподдал ему, придав ускорения, и отпустил с богом.

— Разорву, драть! — взвыл где-то неподалёку Налим. Я огляделся. Фродо молодецкими махами удерживал на себе сразу двоих. Налиму пришлось тяжелее, хотя недостаток мастерства и физической силы он компенсировал безумным напором и каким-то патологическим бесстрашием. Настоящий берсерк в увечном теле. Тем не менее, помощь ему бы не помешала.

Подскочив, оформил короткий тычок в корпус. Араб вскинулся от неожиданности, отшатнулся, подставившись под атаку Налима. Пинок в ведущую ногу роняет ублюдка на камни. Объединившись с пройдохой, мы отпинали этого, а следом и тех двоих, что наседали на Фродо. После трудовой смены и второй драки за пару часов парень выдохся и начал сдавать позиции, обзаведясь ещё несколькими кровоподтёками на лице, но не утрачивал боевого духа.

Только когда с противниками было покончено, из недр зловонной клоаки выскочил рослый бородатый араб, чья ментальная метка не давала мне покоя всё это время. Саиф, уровень 3. Как будто выжидал непонятно чего, а теперь вдруг решил, что время пришло. Пусть третий уровень, но видимо скороспелый, да к тому же трусливый. Не удивительно, что с таким лидером их шайка была на положении изгоев. Бешеными глазами оглядев собирающих зубы приспешников, Саиф выхватил саблю и с криком «Аллаху Акбар!» бросился на меня.

В руках воплотился полуторник. Всё ещё неудобный, но фехтовать с ним не входило в мои ближайшие планы. Шаг навстречу и нисходящий удар противника принят на жёсткий блок у самой гарды меча. Я надавил, смещая собственный центр тяжести, и очередным запрещённым приемом, что есть мочи засадил арабу ногою пониже живота. Этого оказалось достаточно. В следующую секунду Заступник перехватил руку с оружием, заводя её за спину болевым захватом. Араб взвыл от боли, задёргался, но даже пяти единиц силы и ловкости фамильяру хватило, чтобы удержать свою цель. Что касалось выносливости, я и вовсе не был уверен, что Заступник способен устать в привычном человеческом смысле.

— На колени, — остриё упирается в брюхо, лишая последнего исламиста воли к сопротивлению. Безрассудная ярость в глазах сменяется осознанием, а осознание уступает страху. Он напал на меня с оружием, и Система зафиксировала, что скрестились клинки. По правилам условно-безопасной зоны я имел полное право закончить начатое. Агрессором в данном случае выступает именно он.

— На колени, драть, кому сказано! — прогундосил Налим. И, утерев грязным от крови рукавом расквашенный нос, без затей саданул мыском сапога под колено арабу. Саиф застонал, падение на камни выдалось не из приятных. Меч отправился в ножны, дальше мне потребуется что-нибудь покороче.

— Вот твоё место, падаль, — процедил я, подступив ближе. — Запомни его хорошенько, потому что этот урок будет последним. — Выбросив вперёд левую руку, я схватил и намотал на кулак ухватистую чёрную бороду, а затем вздёрнул, не позволяя отводить взгляд.

Стоило появиться ножу, страх в глазах исламиста сменился ужасом. Он прекрасно понял, что должно было произойти. Понял и задёргался, закричал, словно умалишённый, не замечая как смуглое, покрытое холодной испариной лицо чертят отметины свежих порезов. Обкорнав бороду под самый корень, я саданул рыдающего араба навершием рукояти ножа по темечку. Тот обмяк, безвольно повиснув в руках Заступника. Жаль свинины под рукой не нашлось. Да впрочем и так сойдёт.

— В следующий раз оскоплю по-настоящему, — добавил я напоследок. Вероятно, он меня даже не слышал, но то, что этот урок он запомнит, ни у кого не вызывало сомнений. Оружие бородача вместе с картой перекочевало к Заступнику. Для Фродо будет достаточно и полученного удовлетворения. А что касается… Подняв глаза, я встретил восторженный взгляд Налима и, усмехнувшись, вручил ему осиротевшую бороду.

— Считай, орден за боевые заслуги.

— Служу Отечеству, драть! — хрипло пролаял тот, довольный наградой. Ну что ж, воспитательная беседа проведена, пора и честь знать.