Новые Боги. Пересмешник 2

Глава 19 «Момент истины»

Походный лагерь бурлил и гудел, как муравейник, в который хорошенько потыкали палкой. Игроки приходили и уходили ежеминутно, группами и поодиночке, по указке лидеров фракций или по собственному почину, в погоне за опытом и добычей. Стоит ли говорить, что сообщение от кобольдов, переданное опальным Советником упало на благодатную почву. Каменистые склоны холма, удобно и удачно расположенного в нескольких километрах от гнезда коротышек, буквально кишели людьми. В таких условиях появлению в лагере очередного желторотого новичка никто не придал значения.

— Я ищу Октавию. Поручение Совета, — голос Пака звучал твёрдо и громко. Так говорят те, кто уверен в своём праве приказывать и требовать подчинения. Двум игрокам, просиживающим штаны около лазарета, и в голову не пришло поинтересоваться личностью посетителя.

— Здесь её нет, паря, — хрипло ответил первый, с длинным сухим лицом, неохотно отрываясь от своего занятия. Он занимался тем, что ножом выстругивал какую-то безделицу, за что тут же был мысленно окрещён гостем как Папа Карло.

— И всё же я проверю, — мягко настаивал Пак.

— Сказал же… Нечего целительнице здесь делать. Этим несчастным помочь уже невозможно!

— Да ладно тебе, Зак. Ви говорила, что это дерьмо не заразно, — вступился второй, сонно щуря глаза.

— Твоё дело, паря. Только смотри, нарвёшься на буйного — пеняй на себя. Лично я и пальцем не пошевелю!

Стоит заметить, что лазаретом увиденное Паком место могло бы назваться разве что по привычке или от стыдливого нежелания называть чёрное чёрным. Грязный неуютный овраг, сырой и холодный, вместе с его безутешными обитателями был чем угодно: карантином, лепрозорием, резервацией, но точно не лазаретом. Здесь не лечили, здесь не выздоравливали — здесь умирали. Полуголые люди лежали на притрушенных грибными опилками холодных камнях штабелями. Они стонали и всхлипывали, дрожали и извивались, как земляные черви после дождя, в горячечном бреду норовили стянуть с себя всю одежду. На многих куртки игрока были надеты задом наперёд, с завязанными узлом рукавами, на манер смирительной рубашки.

Хмурый, посеревший под тяжестью чужих страданий молодой парень, опершись на копьё, сосредоточенно разглядывал мыски сапог. Стражников сюда назначали именно таких, кому эта работа не нравилась, кому было совестно и мерзко выполнять её. Тех, кто «не скурвился», как сказал бы Налим. Потому что задача этих игроков не охранять, а стеречь. Пустить обречённых на опыт было бы гораздо разумнее, но если речь заходила об общественном мнении, Советники вспоминали о гуманизме.

Равнодушно мазнув глазами по сторонам, Пак задержался на одной конкретной фигуре. Сгорбленный человек сидел, привалившись к вывороченному из земли камню, и судорожно царапал лицо ногтями. Приблизившись, Пак опустился на корточки и вгляделся в лицо знакомого, отмечая неприятные изменения. Манул и раньше был слегка двинутым на фоне своего навыка, но познакомившись с секретным оружием кобольдов, откровенно походил на безумца. Глаза круглые, как у совы и совершенно пустые, волосы спутаны, лицо покрывают свежие шрамы.

По какой-то странной прихоти, гость подождал ровно сорок две секунды. Затем достал из сумки системную флягу с гордой пятёркой на пузатом боку и, резко ухватив Манула за подбородок, вылил содержимое ему в рот. Едва ли треть просочилась между сжатых зубов, но и этого оказалось достаточно для начала — взгляд игрока обрёл толику осмысленности. Тогда гость начал говорить, вбивая слова словно гвозди в отравленный потусторонними тварями разум Манула:

— Вы ходили к Гнезду. Через большое открытое поле, что за холмами. Вы ходили туда, причина не имеет значения. И все, кто вернулся — заболели. Ты помнишь, кто ты? Помнишь, когда это было?

Долгий немигающий взгляд воспалённых глаз был ему ответом. Лицо Манула страшно дёргалось, когда он пытался перебороть судорогу лицевых мышц. Наконец, зубы разжались, донеслось хриплое и отрывистое:

— Я… я заболел… Галлюцинации, жар, голос. Голос! — закричал он и выбил протянутую ему фляжку из руки гостя. — Уходи! Не трогай меня! Он вернётся! Всегда возвращается! Не надо лечить! Не надо лечить… — хрипел он и брызгал слюной, но силы быстро его покидали. Паразит в теле брал верх. Ничего не ответив, гость спокойно поднялся. Спокойно и медленно, чтобы не провоцировать впадающего в безумие игрока. Подобрал упавшую флягу, демонстративно отхлебнул. Поморщился. Снова протянул игроку:

— Терять тебе всё равно нечего, верно?

Порывистым, диким движением вырвав флягу, Манул сделал три крупных глотка. Скривился, сплюнул на сторону, и отпил ещё столько же. Игроки снова молчали. Слова были вторичны. Постепенно руки Манула перестали дрожать, судорожная порывистость ушла из движений, разгладились желваки на лице.

— Что это за мочой ты меня напоил?

— Это соль. Всего лишь сраная кухонная соль. Бестелесные паразиты кобольдов боятся её, и Совету об этом было известно. О паразитах так точно. Окрестности Гнезда загажены этим дерьмом. Вас просто использовали, как одноразовые отмычки, вот и вся правда. Выпей ещё!

— Хватит, мне уже лучше. Нужно помочь другим.

— Я в тебе не ошибся.

— Мы раньше встречались? Я не помню тебя… — Манул нахмурился. Он вглядывался в лицо собеседника и старательно морщил лоб, но в итоге махнул рукой: — Не важно. Чего ты хочешь за это?

— Жизнь — сложная штука. Может быть когда-нибудь помощь понадобится мне или тому, кто назовёт это имя. И тогда ты поможешь, не задавая вопросов. — Дождавшись неуверенного кивка, Пак вытащил на свет ещё одну фляжку. — Здесь концентрат. На всех всё равно не хватит. Тебе придётся решать кому жить, а кому умереть. Займись этим, собери людей, и уходите из лагеря! Сделаешь?

— Да, — просто ответил Манул.

Время. В последние дни оно то тянулось соплёй по асфальту, то бежало, не разбирая дороги. Теперь же и вовсе казалось, что стрелки хронометра перепутались, и часы вдруг стали минутами, так быстро пролетали мгновения. Под действием коктейля «Судного Дня», как я назвал своё зелье, мир был неправдоподобно прекрасен. Усталость и боль отступили на задворки сознания. Мозг впал в «состояние потока» и выходить из него в ближайшие часы как будто бы не собирался. Конечно, у всего имелась цена, и расплата, несомненно, нагрянет. В будущем, прекрасном и далёком. И чтобы это будущее для меня наступило, и чтобы оно было действительно прекрасным, я готовился и наблюдал. Вокруг расстилалась лакконская каменная саванна, самое сердце территории кобольдов.

Для временной лёжки я выбрал неширокий скальный карниз по соседству с одиноким коричником, чьи семена занесло сюда ветром. Демаскирующий фактор? Как бы ни так! Света от гриба с гулькин нос, а проверять такое место полезут в последнюю очередь. Тем более что вокруг полно других, намного более затишных и удобных. Заниматься скалолазанием не пришлось, потому что скала на самом деле была не скалой, а обрывистым склоном большого холма. Вместо пятнадцати метров наверх, достаточно было спуститься на полтора метра вниз, взойдя на вершину с другой, более пологой стороны.

Долго обустраивал точку, прикидывал сектор обстрела, прокручивал в голове и подготавливал варианты отхода. Тело работало как хорошо смазанный механизм, ни одной лишней мысли, ни грамма сомнений. Еще раз сверил ориентиры, припоминая всё то, что удалось разузнать в лагере и то, о чём уговаривались со старым двергом. Двузубый скальный хребет вдалеке, чёрные кляксы провалов, силуэты холмов… Место было ужасным хотя бы в том смысле, что прекрасно подходило для устроения засады. Но Старейшины кобольдов сделали выбор, а Советники человеков не смогли не согласиться на встречу. Последний Пилон был чертовски лакомой целью.

Сел обедать. Пока разжёвывал опилки пищевого брикета, по миллиметру обследовал глазами равнину. Вскоре обнаружились первые ласточки — пара наблюдателей: либо самых бездарных, либо тех, кого специально подставили под удар для отвлечения внимания. Мысленно похвалив самого себя за всяческую осторожность, я продолжал наблюдение. Лунный пейзаж с островками куцей растительности тянулся на сотни и сотни метров, ветер с заунывными воплями гонял по пустырю пылевых чёртиков и, будто шрамы на каменном теле Лакконы, чернели пятна глубоких провалов. Для полноты образа не хватало солнца в зените и тощего грифа на старой коряге.

Кобольдов было не видно. Коротышки будто специально избегали показываться на глаза. Зато не раз и не два в пределах видимости проходили группы людей. Игроки бестолково крутились вокруг, боязливо заглядывали в тёмные бездны провалов и уходили обратно в сторону лагеря. Затем явилась действительно толковая группа, даже на холм у меня над головой не поленились забраться. Впрочем эти тоже ничего не нашли, улавливая отголоски их мыслей, я легко уклонялся от рассеянных взглядов.

Улучив момент, распотрошил сумки, подбивая баланс недавних трофеев. Небольшая горка пустышек, пара-тройка условно-мусорных навыков и дюжина потухших использованных карт. В самый раз хватило заполнить все карманы на куртке. К слову, было их всего тридцать два: по двенадцать спереди и сзади, по четыре на рукавах, и… Куртка не изменилась, не масштабировалась, как я втайне надеялся, и даже не крякнула.

Прикрыв глаза, позволил себе ненадолго отрешиться от происходящего. Все мыслимые приготовления были завершены, отвлекающий манёвр обеспечен, ловушка расставлена. Оставалось только одно — ждать. И кто сказал, что это тяжело? Ничуть, коль ожидание — миг трепета пред вечностью триумфа.

Аборигены явились первыми. Старейшины ковыляли тесной группой в окружении многочисленной свиты. То были кобольды, не дверги, но в племени, живущем по заветам Ушедшего Бога, именно их слово считалось решающим. Обряженные в странного вида хламиды со множеством лоскутов, издали Старейшины напоминали аутентичных индейцев. Старых индейцев. Ведь если того же Кураша прожитые годы лишь закалили, то этих сгорбленных ящериц только состарили. Но несмотря на внешнюю немощь, дряхлые старцы крепко держались за свалившуюся на них власть. И вместе с тем, саботируя рождение нового вождя, низводя сам этот титул до состояния забытой, ненужной традиции, почти что легенды, привыкшие к подчинению, они отчего-то решили, что так будет всегда.

Рядом, спереди и сзади процессии, имея вид чрезвычайно важный и горделивый, шествовали крупные алые кобольды. Демонстративно, а может не от большого ума, каждый воин племени нёс на себе полный комплект системной экипировки и оружия. Сытые и довольные жизнью, эти здоровяки напоминали не индейцев, а папуасов, напяливших все «украшения», которые сумели найти. На особо одарённых красовалось по две, а то и три сумки, отдельные модники носили сшитые из системной ткани плащи.

Стоило кобольдам расположиться неподалёку от одного из провалов, как на горизонте появилась делегация игроков. Несколько десятков человек, будто только и ждали момента… Хотя, почему «будто»? Уверен, что это намеренный ход от Гаспара, имеющий целью с порога показать ящерицам, кто в доме хозяин. Агрессивная дипломатия в действии. Присутствие во главе переговорной группы американца не удивляло, равно как и отсутствие в ней оппозиционно настроенной части Совета. Гаспар наверняка отыскал нужные рычаги, чтобы оставить с носом своих политических конкурентов.

Чудесная ирония ситуации заключалась в том, что обе стороны были свято убеждены в готовности противников сдаться. Как кобольды, так и люди шли принимать капитуляцию или, по меньшей мере, обсуждать сопутствующие данной процедуре формальности. Контрибуции, клятвы, заложники и всё в таком духе… Потому-то личная гвардия Круга Мудрых вырядилась как на парад. Потому-то большая часть Совета осталась в стороне. Для кобольдов было немыслимо делегировать кому бы то ни было такое важное дело, а Гаспар просто не желал делиться победой, которая, как он считал, уже у него в кармане. Смешно! Как предсказуемы алчущие власти дураки…

Делегации сошлись. Воины с обеих сторон напряжённо разглядывали своих визави, высокие стороны высокомерно хранили молчание. Но вот кто-то что-то сказал. Другой ответил. Гаспар и один из семёрки Старейшин сошлись в центре круга… «Короли» явились на встречу, пришёл и убийца. Блеснув хищными обводами корпуса, тяжёлый метатель улёгся в подготовленное для него углубление. Стоило прильнуть к арбалету, и мир заиграл новыми красками. Власть. Она не в лести глупцов, не в поклонении трусов. Настоящее господство здесь, в перекрестье прицела. Я властен над тем, что могу уничтожить — максима на которой зиждется этот мир, и вот её истинное проявление!

Один единственный выстрел. Убийца Королей толкнулся в плечо, отпуская на волю тяжёлый снаряд, дёрнулся вперёд и вверх и в сторону, заходясь в хороводе вибраций. А мир уже изменился. Главный Старейшина кобольдов рухнул, с головой похороненный под ворохом взметнувшихся тряпок. И только тонкие ноги-тростинки конвульсивно подергивались, оповещая всех и каждого, что уважаемый Старейшина мёртв, а не просто прилёг отдохнуть.

Немая пауза затянулась. Игроки будто заворожённые пялились на отплясывающего джигу мертвеца, а потом ситуация обострилась, резко и сразу до предела. Заголосили с обеих сторон и одновременно: обвинения, угрозы, приказы… Гаспар попытался отвести людей, но кто-то тут же сорвался, пролилась кровь и кобольд упал, хватаясь за рассечённое горло. Другие с яростным клёкотом ринулись мстить, люди ответили и завертелось… Картина сражения, неожиданного и вместе с тем ожидаемого, проявилась на сером фоне Лакконы крупными мазками магических спецэффектов.

Я удовлетворённо кивнул, видя как из тёмного провала, укрытые тенями, полезли дверги Кураша. Старый интриган подгадал момент идеально. Тут, посреди смешавшейся толпы жахнула вспышка белого пламени. Неугомонная богиня вступала в игру, показывая, что людей рано списывать со счетов.

Поднялся белёсый туман… И тут же рассеялся, со смертью очередного Старейшины, убитого в спину одним из двергов-повстанцев. В игроков ударили молнии… чтобы радугой вторичных разрядов сползти по щиту какого-то навыка. В ответ полетел огнешар, ударили арбалеты. Я видел Лазаря, окутанного аурой божественного пламени. Лука возвышался на голову над толпой, огромный двуручный меч мелькал в его руках словно игрушечный, разрывая тела кобольдов преимущественно пополам. Он что-то кричал Гаспару, окружённому выжившими телохранителями. Тела Старейшин растекались кровавыми лужами, игроки отступали под остервенелым натиском кобольдов, темношкурые дверги волчьей стаей кружили вокруг.

Выстрел. Лука проворно отскакивает, подставляя под удар паладина Фемиды. Лазарь вздрогнул, пошатнулся, уставился на вышедший из живота наконечник болта. А затем просто выдернул тридцатисантиметровое древко словно занозу и продолжил сражаться. Но этой заминки двергам хватило и, навалившись со всех сторон, они связали игроков боем в то время, как за спиною Гаспара неожиданно появился Кураш. Лука отчаянно бросился в его сторону, но сбитый с ног магией, не успел. Играючи разбросав немногочисленных телохранителей, Кас'Кураш как утёнку свернул Первожрецу шею. Одним движением забросив тело в пространственный артефакт, он так же быстро растворился в стонущем воздухе.

Работа была закончена. Сложив арбалет, я медленно побрёл прочь. Насмешник ветер бросал мне в спину звуки затихающей битвы. Ещё одна маска сходила со сцены.

Лютый, Навуходоносор, Марико. Один — невзрачный обыватель с душой поэта, в которой не было места страху. Лишь одного боялся дурак — остаться безвестным. Другой — неуверенный, даже кроткий в спокойной обстановке, в бою всегда показывал себя вне всяких похвал. Предатель? Скорее, жертва сложившихся обстоятельств. На его месте я поступил бы также, но он мёртв, а я жив — в этом и отличие между нами. Следом… Глупая девчонка, почти подросток, импульсивная, независимая и ранимая, она, по крайней мере, пыталась сопротивляться. И того трое, те кто прошёл со мной этот путь теперь лежали рядком, слабо покачиваясь на деревянном плоту: тихие, безучастные, мёртвые.

Не поленился и нарубил сухих веток, взгромоздив над телами небольшой курган для костра. На погребальном ковчеге должно быть тепло. Оттолкнувшись от берега, я запрыгнул на самый край, где оставалось немного места для живого. Уродливое самодельное весло, почти не тревожа поверхности озера, загребло воду. Управляться шестом было бы посподручнее, но чего нет, того нет. Впрочем, я не спешил. Обряд требовал уважения, а не легкомысленной торопливости. Я сам придумал его, сам же наделил смыслом, сам и исполню теперь, посвятив непонятно каким богам или демонам.

Нет, я не стал вдруг сентиментальным слюнтяем и в иных обстоятельствах без лишних затей бросил бы тела на прокорм местной фауне. Но в изменённом стимуляторами сознании я находил удовольствие в чувстве философской завершённости момента. Мы сами создаём себе идолов. Моим идолом, кажется, становилась смерть.

Остатки напалма, буквально капли на донышке фляги, но много ли надо, чтобы из искры родился маленький огонёк. Родился и вырос на оставленном для него угощении и потянулся к небу трепещущими язычками. Пожрав всё, до чего смогло дотянуться, пламя взревело от обиды и ярости. Пламя хотело добавки, ему всегда мало, но вокруг была только вода. Свободолюбивое по своей сути, оно рождается, чтобы погаснуть, запертое в искусственной клетке. Что я хотел увидеть в нём? А бес его знает. Просто стоял и смотрел, не замечая, как язычки пламени лижут исходящую паром одежду, не чувствуя, как трескучие искры обжигают лицо.

Когда оставаться стало невыносимо, когда едкий дым заполнял лёгкие, а боль от первых ожогов пробилась сквозь наркотическую блокаду, я сделал единственный шаг. Мягкая перина воды приняла горячее тело в свои объятия. Огонь красил её цветом свежепролитой крови. Здесь было хорошо и спокойно. Вдруг что-то тёмное заслонило обзор, когти впились в плечо, утягивая меня за собой, прочь из воды, прочь из уютной тёмной бездны, на твёрдую почву. Исторгнув из себя воду и пепел, я поднял взгляд, встретив чёрные буркала дверга. Кураш засмеялся своим неприятным клокочущим смехом:

— Человек хотел умереть?

— Наоборот, мой чешуйчатый друг. Человек начинает жить.