Где-то в одной из московских квартир
Генерал Пастухов отреагировал на звонок молниеносно и крайне эффективно. Уже через четверть часа в московской квартире Песцовых появились два офицера. Бравый капитан Дромадеров учинил тщательный допрос всех домашних, а юный прапорщик со звучной фамилией Курочкин занялся осмотром комнаты пропавшей девушки. Весьма взволнованный осознанием важности порученного дела, он в сопровождении одной из квартиранток поднялся наверх. Поднял было руку, намереваясь постучать, но вовремя сообразил, что комната пуста и мило покраснел. Сжалившись над офицером службы безопасности, сопровождающая его барышня своей рукой отворила перед ним дверь опочивальни. И тут же, не успев переступить порог, Курочкин залился таким жарким румянцем, что вполне можно было прикурить от его щек. Но позволить себе отступить прапорщик не мог и мужественно сделал шаг вперед. Дверь мягко закрылась за его спиной.
Не прошло и десяти минут, как юный сыщик, оглушительно топоча сапогами по изящной лестнице, буквально слетел вниз, в гостиную, где обосновался капитан Дромадеров. На щеках прапорщика Курочкина пылал стыдливый румянец. От мундира явственно доносился тонкий аромат изысканных духов. На плече, зацепившись за фигурку двуглавого льва на золотом погоне, аксельбантом повисла интимная кружевная тряпочка. В руке лейтенант сжимал добычу. Глаза его горели, ноздри хищно раздувались, и он рвался в бой, подобно застоявшемуся кочету.
— Что у вас, прапорщик? — доброжелательно спросил Дромадеров.
Взял из руки помощника квитанцию пункта проката автомобилей, быстро просмотрел её, вернул обратно и распорядился:
— Ступайте, Курочкин, в эту контору, подробно всё там разузнайте и сразу же возвращайтесь сюда.
— Слушаюсь, господин капитан! — вытянулся Курочкин перед начальством и ринулся было исполнять приказание, но был остановлен силой, намного превосходящей указания начальства.
— Одну минуту, прапорщик! — произнесла Маша.
Когда она говорила таким голосом, мало кто из мужчин мог сопротивляться. Олег, кстати сказать, мог, что в глазах Маши добавляло ему изрядную толику уважения. Прапорщик же, не в силах противостоять акустической магии, замер, не окончив шага.
Каракалова подошла, слегка улыбнулась:
— Господин прапорщик, у вас мундир не в порядке.
С этими словами она аккуратно сняла со льва на погоне восхитительно-развратную деталь дамского туалета. Словно бы рассеянно крутанула нечто до невесомости ажурное на пальцах руки. Полюбовалась на румянец Курочкина, внезапно и необъяснимо распространившийся от шеи до кончиков ушей, а после взмахнула пикантным кружевным лоскутком словно платочком:
— Ступайте, прапорщик.
Курочкин судорожно сглотнул и, полыхая багрянцем на гладких, ни разу не бритых щеках, вышел, забыв закрыть за собой дверь. При этом походка у него сделалась довольно странной, будто бы ноги юного офицера внезапно превратились в деревяшки и почти перестали гнуться в коленях.
Капитан Дромадеров на эту сценку лишь хмыкнул, тем более, что предмет, столь смутивший Курочкина уже был надёжно спрятан в глубине кармана Машиного домашнего платья.
— Продолжим, Мария Сергеевна? — спросил он и, дождавшись утвердительного кивка, задал очередной вопрос.
К тому времени, как успокоившийся на свежем воздухе прапорщик вернулся, капитан как раз окончил свою работу. Сложил подписанные и пронумерованные протоколы в папочку, завязал тесемки, распрощался с хозяйками и в сопровождении подчиненного удалился, пообещав девушкам держать их в курсе хода поисков.
Где-то в неизвестном месте
Алёна, очнувшись, обнаружила себя в натуральной бетонной коробке. Бетонные стены, бетонный пол с вонючей дырой в углу. Пол и стены были тускло освещены небольшой электрической лампочкой. Потолок же, затенённый жестяным абажуром, оставался невидимым. Но, скорее всего, тоже был сделан из бетона. В одной из стен обнаружилась железная дверь. Глухая, без окошек и решеток. Бетон и железо, железо и бетон. Нет, есть немного пластика: видеокамера над дверью. Но до неё, как и до лампочки, не достать даже в прыжке.
Одежду неизвестные похитители оставили, но при этом тщательно зачистили карманы, не оставив ни расчески, ни шпильки, ни даже хлебной крошки. Зато запястья украсили грубыми каменными браслетами, обрубив на корню любую возможность магического оперирования.
У девушки болела голова, ей было холодно и хотелось есть. Но хуже всего было осознание того, что во всём произошедшем она виновата сама. И что все это прекрасно понимают. И Олег понимает, быть может, даже получше других.
Всё это было настолько грустно и печально, что на глаза Алёны сами собой навернулись слезы. Она села на пол, обхватила руками колени и принялась жалеть. Сперва жалела о своём поступке, потом жалела оставшихся в Москве девчонок, потом жалела себя, а потом внезапно заснула.
Где-то под Москвой
В кабинет Кобрина-старшего постучали.
— Войди! — отозвался он, на всякий случай приготовившись к отражению внезапной атаки.
Вошел один из слуг. Тот, что занимался Песцовым. Остановился в трех шагах от стола, почтительно поклонился и замер в ожидании.
— Говори! — приказал ему хозяин.
— Все прошло по плану, господин, — доложил слуга. — Объект находится в бункере на третьей точке. Связывать не стали, ограничились надежной дверью и антимагическими браслетами. Кроме того, в камере установлена система видеонаблюдения, за объектом постоянно присматривают.
— Хорошо, — одобрил Глава. — А что говорит Песцов?
— Прошу прощения, господин, но Песцов до сих пор вне зоны действия сети.
Кобрин нахмурился. Он хотел завершить операцию в два дня, но этот проклятый Песцов опять спутал все планы! Его только за это стоило бы убить. Но сперва нужно выжать из него всё до копейки. Он должен сдохнуть нищим на помойке, и никак иначе. Вот только задержка может повлиять на состояние приманки, а это, в свою очередь, может повлиять на сговорчивость мальчишки.
Кобрин скривился — мысленно, конечно, — и приказал:
— Позаботьтесь, чтобы девка оставалась в более-менее приличном состоянии. Покормите её, что ли. И будьте осторожны, у неё подтвержденный восьмой ранг.
Где-то в ханском дворце
Даже самых-пресамых безотлагательных дел Олегу хватило до позднего вечера. В прошлой жизни он, кажется, так не уставал ни разу. Даже перед госэкзаменами в институте, даже во время нашествия аудиторов. Едва волоча ноги, добрался он до своих покоев, мечтая лишь поесть и поспать и раздумывая: чем заняться в первую очередь.
Лишь только Олег плюхнулся на подушки перед низким столиком, как в дверях возникла Данеш. Нынче она была не в академической форме, как накануне, а в богатом наряде дочери степи: длинное, в пол, платье с оборками по подолу и рукавам, из-под которого виднелись загнутые кверху носы шелковых расшитых туфелек. Поверх платья — не то длинный камзол, не то короткий халат, подпоясаный роскошным пояском с серебряными бляхами. На голове — расшитая не хуже туфель шапочка со смешным названием — тюбетейка.
Девушка вошла, поклонилась и, не говоря ни слова, хлопнула в ладоши. В тот же момент слуги один за другим понесли блюда и кувшины, и в минуту столик перед ханом оказался уставлен питьем и яствами. А девушка, как и накануне, заняла своё место сбоку и тут же перешла к своим прямым обязанностям: кормить будущего мужа.
Запихивать куски себе в рот Олег не позволил: у самого руки есть. Но подливать и подкладывать запретить не мог. А еда была настолько вкусна, что как и накануне, он остановился лишь тогда, когда больше не смог проглотить ни кусочка.
Исполнив свой долг, девушка поднялась, собираясь уйти.
— Погоди, Данеш, — остановил её Олег. — У меня для тебя кое-что есть. Вот, держи.
Он порылся в кармане и вынул перстень.
— Извини, что вот так, без церемоний и должной упаковки. Но честное слово, притомился за день. Чуть вовсе о нём не забыл.
Олег протянул перстень девушке. Она неуверенно взяла, оглядела и недоверчиво взглянула на Песцова.
— Это ведь… — робко начала она.
— Да, — кивнул Олег, — твой родовой перстень. Тебе ведь Солонгой о твоём роде всё рассказал?
— Рассказал, господин.
Лицо Данеш посмурнело.
— А Улугбек… — снова попыталась задать она скользкий вопрос.
— Жив. Хорошо это или плохо, но он жив. А ты можешь о нём не думать. Скорее всего, ты его и вовсе не увидишь, если, конечно, сама не пожелаешь. А теперь ступай, завтра с утра выезжаем обратно.
Где-то в одной из московских квартир
Офицеры ИСБ вернулись в московскую квартиру Песцовых вечером того же дня.
— Прошу прощения, сударыни, — раскланялся капитан Дромадеров, — но нам необходимо задать вам несколько вопросов.
Маша чуть заметно поморщилась, но тут же приветливо улыбнулась:
— Проходите, господа. Сегодня довольно холодно. Не желаете горячего чаю или чего-нибудь покрепче?
— Ч-чаю! — простучал зубами прапорщик Курочкин.
— Да-да, — подтвердил капитан, — чаю и чего-нибудь покрепче.
— Усаживайтесь за стол, господа, — пригласила усталых мужчин Маша, — а я приготовлю всё необходимое
Каракалова ушла. Вера же, дождавшись, пока ИСБшники устроятся за столом, села напротив и принялась развлекать гостей светской беседой: о погоде, о жутких европейских нравах, о новых пьесах в столичных театрах, о…
— А вот и я!
С этими словами Маша выкатила из кухни сервировочный столик. Девушки в четыре руки накрыли стол, разлили по чашкам чай и приготовились к серьезному разговору.
Первым делом капитан плеснул себе изрядную порцию бренди. Выхлестал как воду, в три глотка. Подождал несколько секунд и расплылся в улыбке: лекарство подействовало. Он притянул к себе чашку с чаем, долил в него бренди, продегустировал и, удовлетворённо кивнув, повернулся к хозяйкам, показывая, что готов к разговору.
Тем временем прапорщик Курочкин попытался отпить чаю, но зубы его плясали так, что он чуть не отгрыз краешек чашки тонкого севрского фарфора. И тогда молодой человек решился на дерзость: трясущейся рукой ухватил бутылку бренди и, звеня горлышком по краю стакана, плесканул столько, сколько получилось. Когда прапорщик увидел результат, то даже испугался. Но деваться было некуда: не сливать же обратно в бутылку. И он, беря пример с начальства, залпом выхлебал все полстакана огненной воды. Уже через минуту прапорщик счастливо улыбался. Ему было тепло и хорошо. Забыв об этикете, он громко брякал ложкой, размешивая сахар, а после швыркал через край горячий сладкий чай, обильно заедая его мёдом и малиновым вареньем.
— Скажите, капитан, вам удалось что-нибудь выяснить? — начала разговор Маша.
Дромадеров недовольно глянул на подчиненного, но выговаривать не стал. Вместо этого отпил еще пару глотков брендированного чаю и состроил на лице приличествующее ситуации выражение.
— К сожалению, да. Ваша… э-э-э…
— Подруга, — помогла Вера.
— Да, подруга, — благодарно кивнул капитан. — она взяла напрокат машину и выехала из Москвы в сторону Воронежа. Машина эта найдена сгоревшей примерно на трети пути в сугробе на обочине дороги.
— О-ох! — не сдержала Вера восклицания, испуганным жестом прикрыв рот.
— В машине никого не было найдено. Вещей вашей… подруги, да, тоже не обнаружено. Из этого мы можем предположить два варианта: она вылетела с дороги, забрала вещи и продолжила движение на попутной машине. Либо…
Капитан сделал трагическую паузу
— Либо её вынудили остановиться, а после инсценировали аварию.
— А что с Алёной?
— Если второе предположение верно, то её, скорее всего, похитили.
— О-ох!
Маша непроизвольно повторила Верин жест.
— В связи с этим у нас и возникли дополнительные вопросы, — пояснил Дромадеров.
Маша посерьёзнела. Выпрямилась, сжала губы в тонкую ниточку, положила руки на стол перед собой. Подготовившись таким образом, произнесла:
— Спрашивайте, капитан.
Капитан одобрительно кивнул, достал из кармана кителя блокнот, перелистнул несколько страниц, откашлялся, смочил горло крепким во всех отношениях чаем и приступил:
— Скажите, насколько хорошо ваша подруга водит машину?
— Очень хорошо, — ответила Вера. — Водить она умеет и любит. Постоянно тусуется с городскими гонщиками.
— То есть, авария по причине ошибки водителя маловероятна, — уточнил Дромадеров.
— Именно так, — прибавила Маша. — Разве что имелась неисправность машины или внешняя помеха.
— Или то и другое, — как бы про себя добавил капитан, делая пометки в блокноте. — Вы случайно не связывались с поместьем, она туда не приезжала?
— Звонили, буквально полчаса назад. На тот момент она в поместье не появилась.
— А ваш супруг, он в курсе ситуации?
— К сожалению, нет. Он сейчас в Диком поле, а там связь отсутствует. Совсем.
Вера толкнула Машу ногой под столом, показала глазами на перстень. Та на секунду прикрыла глаза, показывая, что приняла сообщение. Этот обмен не ускользнул от проницательного взгляда капитана.
— У вас есть какой-то особый канал связи с господином Песцовым?
— Да, имеется, — принужденно улыбнулась Маша, — но в силу его, скажем так, особенностей, мы пользуемся им крайней редко. Большего я вам сказать не могу, поскольку эта информация относится к числу клановых секретов. Мы немедленно поставим его в известность, но даже в этом случае он вернется лишь через двое суток.
Дромадеров какое-то время морщил лоб, переваривая информацию, а потом задал очередной вопрос:
— Скажите, сударыни, у вас нет секретного кланового способа определить местоположение вашей подруги… хотя бы приблизительно.
— К сожалению, нет. Если сам человек не знает, где находится, то и сообщить об этом не сможет. Но мы проверим еще раз. Если вам будет возможно позвонить или передать информацию любым другим способом, мы незамедлительно поставим вас в известность, едва только узнаем что-то новое.
Капитан допил чай, с сожалением взглянул на полупустую бутылку бренди, потом собрался с силами, поднялся из-за стола и коротко поклонился хозяйкам:
— Думаю, нам пора. Если что-то узнаете, сразу же звоните безо всяких стеснений, в любое время дня и ночи. Вот моя визитка.
Он положил на стол кусочек картона. Позвал:
— Прапорщик!
В ответ нечленораздельно прозвучало:
— Да?
Капитан повернулся и лишь невероятным усилием удержался от большого боцманского загиба. Курочкин сидел на стуле, с трудом удерживая голову прямо. Глаза его сошлись к переносице, лицо было комично-строгим, а губы шевелились, строго выговаривая что-то невидимому оппоненту.
— Прапорщик, смирно! — рявкнул Дромадеров.
Курочкин, повинуясь рефлексам, вскочил на ноги, уронив при этом стул. У него почти получилось вытянуть руки по швам. Но в последний момент подвело чувство равновесия, и прапорщик принялся заваливаться набок.
Дромадеров подскочил, ухватил помощника за ворот. Вера сообразила, надела Курочкину на голову форменную шапку. Шинель просто всунула ему в руки, рассчитывая, что зимний холод протрезвит юношу сильней, чем все окрики начальства.
— Мы вас всех… — заплетающимся языком выдал Курочкин. — Всех спасём. Честь имею, мадам!
Он попытался было поцеловать Верину руку, но не обнаружил. Тогда боднул головой воздух, изображая поклон и лишь чудо и крепкая рука Дромадерова позволили ему избежать встречи с дверным косяком. Щелчок каблуками тоже откровенно не удался.
— Честь имею, ма…дамы! — повторил Курочкин попытку поклона.
Капитан прошипел что-то неразборчивое и, жестко вздёрнув за шиворот, повел подчиненного на улицу. В дверях остановился, наспех попрощался, наскоро извинился и, наконец, покинул помещение.
Где-то в неизвестном месте
Алена проснулась всё в том же бетонном бункере от скрежета закрывающейся двери. С грохотом дверь грохнулась о притвор, с обратной стороны глухо лязгнул засов. На полу перед входом возник пластиковый поднос, на котором стояли одноразовая тарелка с какой-то малосъедобной на вид массой и полулитровая бутылка воды. Початая.
Девушке было холодно, хотелось и есть, и пить, но такая подачка выглядела настолько унизительной, что она брезгливо отвернулась от подноса. Но теперь пришлось как-то справляться с организмом. Откровенно говоря, она никогда в жизни не была настолько голодна, и даже подумать не могла, насколько сильным бывает это чувство. Если бы не эти браслеты! Запертая внутри тела магия буквально сводила с ума. Ей бы хоть ненадолго, всего на полчасика вернуть силы! Она бы тут всё разнесла, камня на камне бы не оставила. И эту бетонную халабуду, и тех, кто её похищал, и вообще!
Разбуженные эмоциями потоки маны болезненно запульсировали в запястьях. Пришлось усмирять мысли, утихомиривать кровожадные устремления. Просто так, усилием воли, сделать это не удалось. Пришлось погружаться в медитацию.
Дело это Алёна не любила. Не в её натуре было часами сидеть неподвижно, сосредотачиваясь на чём-то одном. Но сейчас деваться было некуда. Она уселась в нужной позе, успокоила дыхание, изгнала из головы всё постороннее и, пусть и не сразу, но вошла в нужное состояние.
Все телесные неудобства сразу исчезли. Перед внутренним взором предстала знакомая картина: магическое ядро. Оно серьёзно выросло за последний год, и размером своим радовало глаз. Алёна вошла в ритм: на вдохе добавляла в ядро каплю маны, на выдохе выпускала её. Ядро привычно пульсировало в такт упражнениям.
Что случилось потом, Алёна толком не поняла. Шар ядра резко, скачком, увеличился, стал прозрачным, а после она обнаружила себя внутри шара, то есть, внутри ядра. Вокруг, за прозрачными стенками, царил зеленоватый полумрак. И в этом полумраке прямо перед ней зависла, чуть пошевеливая плавниками, огромная щука. Длиной она, наверное, была с саму Алёну, и пасть имела такую, что при желании легко могла бы откусить девушке голову. Видеть это было как минимум страшновато. Щука открыла пасть, продемонстрировав множество мелких острых загнутых внутрь зубов, приподняла жаберные крышки, и прямо в голове у девушки зазвучал надтреснутый старческий голос:
— Ну наконец-то, соизволила добраться, навестить старушку. Могла бы и пораньше заглянуть. Глядишь, сейчас бы в таком положении не оказалась.