Невеста дома Доустер

Глава 50

Мы провалились вместе с ними в какой-то волшебный полдень — будто сам дом позволил забыть обо всём. Смех, поцелуи, лёгкие касания, переплетённые руки… всё тянулось лениво и сладко, пока время не растворилось. Я не думала ни о предках, ни о ритуалах, ни о том, что будет дальше. Только о них таких разных, но одинаково дорогих моему сердцу.

Когда солнце опустилось ниже, я всё же выбралась из их рук и пошла в душ — тёплая вода смыла остатки усталости, но не смогла смыть то ощущение лёгкости, которое они мне подарили. Сайлас сказал, что ему нужно кое-что проверить, поцеловал меня в висок и ушёл. Варен же ждал у двери.

— Готова? — спросил он, и я кивнула.

Он вёл меня по коридору, не отпуская мою ладонь. Шёл рядом — высокий, сосредоточенный, но в его пальцах ощущалась мягкость, будто он боялся, что я исчезну, если отпустить.

— Варен… — я глянула на него исподлобья. — Это правда, что вы решили, будто я теперь только с Элианом?

Он немного помедлил.

— Да. Мы… подумали, что всё очевидно. Ты бросилась к нему, рискуя собой.

— Я бы сделала это для любого из вас. Он повернул голову, изучая мой профиль.

— Почему?

— Потому что я не смогу выбрать между вами.

Мы шли медленно, шаги гулко отдавались под сводами.

— Я заметил, — сказал он наконец. — Ты относишься к нам одинаково тепло. Это… довольно необычно.

Я усмехнулась.

— Я знаю. Но ничего не могу с этим поделать.

— Как и мы.

Он опустил взгляд, будто подбирал слова.

— Через несколько дней предки примут решение, и…

— И если это будешь не ты, ты больше никогда ко мне не прикоснёшься? — перебила я.

Он вздохнул.

— Мишель, я бы отдал что угодно, чтобы ты была моей женой. Я… люблю тебя. Но если ты выберешь другого — меня утешит только одно: ты будешь счастлива. С кем-то из моих братьев, кто любит тебя не меньше.

— Но я не смогу так. Он остановился, обернулся ко мне.

— Как — «так»?

— Не смогу не целовать тебя. Или Сайласа. Не смогу делать вид, что между нами ничего не было. Это невозможно.

Он отвёл взгляд, и в уголках его губ мелькнула печальная улыбка.

— Тогда мы разъедемся. Чтобы не причинять тебе боль. Ты останешься здесь, с мужем.

— Нет, пожалуйста, не надо. Варен…

— Я не знаю, что ещё мы можем сделать, любимая моя девочка.

Он провёл пальцами по моим волосам и пошёл дальше. Тренировка прошла на удивление спокойно — словно мы оба решили не дразнить судьбу.Когда стемнело, я вернулась к Элиану.

Он сидел у камина, и когда я вошла, его взгляд сразу оживился — будто в комнате зажёгся свет. Он поднялся, быстро пересёк пространство и обнял меня так крепко, словно боялся, что ему показалось.

— Вернулась, — сказал он негромко, прижимая ладонь к моей щеке.

— А ты сомневался? Он усмехнулся и, не отпуская, прошептал:

— Я просто… не могу без тебя спать. Обещай, что всегда будешь возвращаться ко мне.

Я рассмеялась, упираясь лбом ему в грудь.

— Всегда? Даже если буду сердиться?

— Особенно тогда, — сказал он серьёзно и, не дожидаясь ответа, потянул меня к кровати.

Мы упали на мягкие подушки, всё вокруг стало тихим и замедленным. Он поцеловал меня сначала осторожно, будто проверяя, позволю ли, а потом глубже.

— А что ты будешь делать, если я достанусь не тебе? — спросила я, когда дыхание немного выровнялось.

Он отстранился, провёл пальцем по моим губам и улыбнулся.

— Приму твой выбор.

— Но это не мой выбор, — возразила я, чувствуя, как в груди снова поднимается та же боль — из-за обречённости всего, что между нами.

Он наклонился ближе, почти касаясь губами моих губ.

— Это всегда только твой выбор, жизнь моя, — прошептал он.

И в этих словах не было ни укора, ни сомнения — только уверенность, от которой хотелось верить, что, может быть, всё действительно решаю я.

Новый день начался с настойчивого стука в дверь — сначала тихого, потом всё громче, настойчивее, и, наконец, за ними донёсся знакомый голос Тораса:

— Элиан! Мишель! Откройте уже!

Элиан недовольно поморщился, натянул одеяло повыше, но я, едва очнувшись от сна, решила, что проще открыть — иначе Торас просто выломает дверь. Встав, я даже не подумала о том, что на мне лишь лёгкая полупрозрачная ночнушка. Холодок утреннего воздуха пробежал по коже, но я не придала этому значения.

И только когда дверь распахнулась, а на пороге появился Торас, я осознала, насколько… откровенно выгляжу. Он застыл, буквально потеряв дар речи. На мгновение в его глазах мелькнуло нечто между восхищением и замешательством.

Хотя, если уж быть честной… что я такого показываю, чего он не видел? Все они видели. И не просто видели — трогали, касались, целовали. Стыд был бы теперь странным чувством. Хотя, наверное, именно из-за этого я и перестала стесняться.

Я сделала шаг к нему — медленный, уверенный. Он не двинулся, но в его взгляде вспыхнуло что-то тёплое, знакомое. Я позволила ему обнять меня, и он заключил меня в объятия, прижимая так, будто хотел убедиться, что я реальна.

— Это так странно, — пробормотал он, скользнув губами по моей щеке.

— Идти к брату, находить там свою полуголую жену, нежную и тёплую после сна не со мной и… целовать.

— Так не находи, — раздался из-за спины раздражённый голос Элиана. — И дай нам выспаться.

Он поднялся, забирая с кресла рубашку, и, даже не посмотрев на нас, скрылся в душе.

Торас усмехнулся, как будто это только подогрело его настроение.

— Никогда бы не подумал, что у него может быть жена, — сказал он тихо и, не обращая внимания на предупреждение, наклонился ко мне и поцеловал.

Поцелуй вышел тёплым и неожиданно долгим — неспешным.

— Чего ты вообще пришёл так рано? — спросила я, пытаясь отдышаться после поцелуя и прикрыться краем одеяла. — Не дождался завтрака?

— Мне приснилось, — серьёзно ответил Торас, будто речь шла о спасении мира. — Как можно сделать статую. И ты мне срочно нужна.

Я хохотнула.

— Статую? Прямо сейчас? — он кивнул с самым вдохновлённым выражением лица.

— Торас, может хотя бы подожди, пока я… — но договорить я не успела.

Он вдруг подхватил меня на руки — легко, будто я ничего не весила, и, не обращая внимания на мой удивлённый вскрик, направился к выходу.

— Торас! Я же раздета! — выдохнула я, смеясь.

— Вот именно, — ответил он невозмутимо. — Так натура честнее, Мишель. Не мешай вдохновению.

Я смеялась, уткнувшись носом ему в шею, пока мы шли по коридору. К счастью, утро было раннее, и замок ещё спал. Почти весь.

Навстречу нам вышел Сайлас — с чашкой кофе, взъерошенный и явно не ожидал такой картины. Он замер, а потом тихо фыркнул.

— У вас, я смотрю, творческий подъем, — протянул он. — Главное, не простудите натуру. И, не дожидаясь ответа, с усмешкой пошёл дальше.

Я всё ещё смеялась, когда Торас толкнул ногой дверь в свою мастерскую и поставил меня на пол.

— Так, — сказал он, уже захлопывая за нами дверь, — стой вот здесь. Я сделала шаг назад, прижимая ткань ночнушки к себе. Он посмотрел на меня, как скульптор на мрамор.

— Замри, моя хорошая, — прошептал он, приближаясь. — Я быстренько тебя зарисую. Он уже срывал с меня ночнушку, и я даже не сопротивлялась — от смеха и лёгкого волнения. — А потом согрею, обещаю, — добавил он, улыбнувшись уголками губ.

И, взяв в руки карандаш, принялся творить — вдохновлённый, сосредоточенный, а я стояла, глядя на него, и думала, что, пожалуй, вдохновение действительно где-то рядом. Не знаю, сколько времени это заняло, но довольно много. Я порядком замерзла и уже даже начала дрожать.

Он отступил на шаг и оглядел получившийся набросок, а потом перевёл взгляд на меня.

— Готово, — сказал он с удовлетворением и только теперь, кажется, осознал, как дрожат мои плечи.

Я попыталась натянуть на себя тонкую ткань, но она почти не грела.

— Вот, доработался, — пробормотала я, пытаясь улыбнуться.

Торас отложил уголь, подошёл ближе и, не говоря ни слова, провёл ладонью по моему плечу — медленно, осторожно, будто проверяя, не слишком ли холодна кожа.

— Замёрзла, — констатировал он. — А я ведь обещал тебя согреть.

Я хотела пошутить, но не успела — его ладони уже скользнули по моим рукам, растирая их, возвращая тепло. Движения становились шире, мягче, и от его прикосновений внутри всё будто начинало таять.

— Лучше? — спросил он, не отрывая взгляда.

— Почти, — выдохнула я.

Он наклонился ближе, так что его дыхание коснулось моей щеки, и прошептал:

— Тогда я продолжу.

Я не возражала. Он гладил мои плечи, тёплыми ладонями обнимал спину. Я смотрела в его пылающие вдохновением и нашим общим жаром глаза. А потом сама не поняла как, случился поцелуй. Тёплый, неторопливый, как сама утренняя мягкость, от которой не хотелось никуда уходить.

Я прижалась к нему, чувствуя, как возвращается не только тепло, но и то самое ощущение спокойного, тихого счастья — когда всё вокруг замирает, и остаётся только этот миг.

Я чувствовала, как в груди с каждым вдохом рождается дрожь — теплая, беспомощная, будто огонь растапливал лёд под кожей. Он целовал так, словно боялся отпустить хоть на миг, и я отвечала тем же — не думая, не взвешивая, только ощущая.

Карандаши на столе покатились, когда он притянул меня ближе. Стук сердца заглушал всё остальное. Дыхание смешалось, пальцы находили кожу, и в каждом движении было что-то большее, чем просто желание — жажда быть рядом, быть нужным.

Когда мы наконец отстранились, на губах остался вкус его дыхания, в висках пульсировало то же странное, сладкое головокружение. Он смотрел на меня, всё ещё не отпуская, и улыбнулся — тихо, чуть устало, с тем самым выражением, от которого хотелось снова потерять голову.

— Кажется, я снова нашёл вдохновение, — шепнул он, и я невольно рассмеялась, прижимаясь к его груди.

Он чуть отстранился, всё ещё касаясь лбом моего лба, и выдохнул:

— Ты больше не невинна, Мишель. — Его голос прозвучал тихо, почти с грустью. — И я не знаю… насколько ты не против быть сейчас со мной, как с мужем. Я удивлённо посмотрела на него.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что я знаю, что других братьев ты… ты к ним более расположена. Или, может, они просто настойчивее, — он усмехнулся, но без злости, а с лёгкой обречённостью.

— Ты ошибаешься, — покачала я головой. — Я чувствую к тебе ровно то же, что и к ним. И ты ничем не хуже, Торас. Он вздохнул, скользнув пальцами по моим волосам.

— Ты бы смогла меня полюбить? — спросил он, глядя прямо в глаза. — Если честно, я уже не надеюсь, что предки выберут тебе меня.

Я прикоснулась к его губам кончиками пальцев и прошептала:

— Я уже люблю тебя, Торас.

Он замер. А потом его глаза вспыхнули — не просто радостью, а каким-то ослепительным внутренним светом, словно в нём вдруг зажглась новая звезда. Он выдохнул, дрогнувшими пальцами провёл по моей щеке, будто проверяя, не сон ли это.

— Не смей шутить так, — хрипло сказал он, но в голосе слышалось неверие, восторг, трепет.

— Я не шучу, — ответила я.

Он коротко рассмеялся, с тем странным, почти счастливым безумием, от которого у меня перехватило дыхание.

— Тогда... прости.

Он подхватил меня, легко посадил на край стола, и все его краски, кисти и эскизы полетели на пол. Он легко оказался у меня между ног, склонился ко мне, и наш поцелуй вспыхнул, как искра, — уже без слов, без сомнений, с тем отчаянным, страстным восторгом, который случается, когда чувства становятся сильнее разума.

Я почувствовала, как его руки обвивают меня, как в его дыхании смешались счастье и дрожь. И всё вокруг — мастерская, холодные стены, запах краски — растворилось, оставив только нас двоих и то, что горело между нами.

Он держал меня так, будто боялся отпустить хоть на миг — и в то же время будто только теперь осмелился по-настоящему прикоснуться. В каждом движении, в каждом взгляде было столько тепла, что сердце сжималось от нежности.

Его руки были горячими, уверенными, но бережными. Он целовал меня так, словно каждый вдох был обещанием — молчаливым, трепетным, бесконечно нежным.

Я обхватила его бедра ногами, и он вжался в меня, заполняя собой, ловя мой стон губами. Стол под нами едва заметно дрожал, кисти и баночки с красками падали на пол, но в тот миг весь мир сузился до одного дыхания — общего, смешанного, как одно целое.

Я слышала, как он шепчет моё имя, будто молитву, как в голосе звучит не только желание, но и что-то гораздо глубже — благодарность, счастье, любовь. Всё сливалось в единое, как два цвета, которые невозможно больше разделить.

Я и правда любила его. Кажется, я уже любила их всех. Таких разных. Но представить себе жизнь хотя бы без одного из них… Я могла, но почему-то не хотела.

Он сжимал мое тело руками заботливо и нежно. Наш секс был больше похож на произведение искусства, вершиной которого стал мой оргазм.

Когда всё закончилось, он всё ещё держал меня, прижимая к груди. Наши сердца билиcь в такт, дыхание постепенно выравнивалось. Он провёл пальцами по моим волосам, потом наклонился и коснулся губами моего лба.

— Если это сон, — прошептал он, — пусть он никогда не кончается.

Я улыбнулась сквозь лёгкую дрожь и ответила:

— Тогда мы оба спим.

Он тихо рассмеялся, а я, уткнувшись носом в его шею, подумала, что, может быть, именно так и выглядит настоящее волшебство — не в огне и не в заклинаниях, а в этой тишине, где двое просто счастливы быть рядом?