Мы шли рядом, шаг в шаг. Каменный пол гулко отдавал в тишине коридора. Сайлас наклонился чуть ближе, будто делился секретом:
— И ещё, Мишель. — Его голос был низким, серьёзным, без привычной насмешки. — Не упоминай, что была у меня ночью. Пусть это останется между нами.
Я повернула голову. — Серьезно? Стесняешься, что пустил меня?
— Нет, глупая, — уголок его губ дёрнулся. — Потом объясню. А пока просто сделай так, как я сказал.
Я кивнула, не настаивая. Секретики, так секретики.
Мы вошли в столовую. Там уже сидели все братья. Варен, как всегда, первым заметил меня — его взгляд мягко согрел, и он встал, чтобы пододвинуть мне стул. Но я краем глаза видела, как это вызвало раздражение у Элиана: он едва заметно нахмурился, отводя взгляд в сторону.
Торас приветливо улыбнулся, будто рад меня видеть — в его взгляде было столько искреннего света, что я тоже не удержалась и улыбнулась в ответ.
Ашер сидел во главе стола, как и подобает старшему. Он кивнул нам, не выказывая эмоций, но взгляд его задержался на моей руке в руке Сайласа. Я почувствовала лёгкое напряжение, но Сайлас отпустил меня вовремя — так, что это выглядело естественно.
— Доброе утро, — произнесла я, обращаясь ко всем сразу.
— Доброе, Мишель, — ответили почти хором, каждый со своей интонацией: Варен тепло, Торас с лёгкой веселинкой, Элиан сухо, Ашер ровно, а Сайлас, севший рядом, с привычной ухмылкой.
Слуги расставляли блюда. В зале витал аромат свежего хлеба, меда и пряных трав. Я села на своё место, стараясь не показывать, что внутри у меня всё ещё дрожит после ночного визита Флама.
Флам вошёл так, будто зал принадлежал ему. Его шаги были размеренными, улыбка — широкая, уверенная, в голосе звенело удовольствие:
— Как приятно видеть всех моих дорогих родственников вместе. И, конечно же, очаровательную невесту.
Я едва успела вдохнуть, как Ашер холодно отозвался:
— На данный момент она не твоя невеста, Флам.
— О, — дядя усмехнулся, театрально разведя руками. — Но я искренне надеюсь исправить это досадное недоразумение сразу после завтрака.
Он повернулся ко мне, оглядел с головы до ног слишком пристально, задержавшись на украшениях.
— Ну что, Мишель, — сказал он почти ласково, — вы рады, что за ваше сердце борются сразу шесть мужчин?
Я подняла на него взгляд и ответила ровно: — И пять было многовато. Увеличивать это количество совсем не хотелось бы.
Сбоку донёсся сдержанный смешок. Варен прикрыл рот ладонью, Торас кашлянул, Сайлас едва заметно дёрнул уголком губ. Даже Элиан, кажется, приподнял бровь.
Флам прищурился, но улыбку не потерял: — Это не надолго, Мишель. Поверьте, дорогая, предки сделают правильный выбор довольно быстро.
Я удивлённо посмотрела на него. Взгляд скользнул по лицам братьев — и я увидела то, чего не ожидала. Едва уловимая тревога в их глазах. Настороженность. Словно в словах дяди звучало нечто, о чём мне пока не рассказывали.
Что происходит? Вопрос повис внутри меня, но вслух я его не произнесла.
Мы доели в относительной тишине. Лишь звон посуды и приглушённые шаги слуг нарушали гнетущую атмосферу. Даже Сайлас не отпускал привычных колкостей. Каждый был сосредоточен — но на чём? На еде? На мыслях?
Флам закончил завтрак первым — вилку отложил, бокал вина отпил и откинулся на спинку кресла, словно всё происходящее было лишь его театром. Но не двинулся, ждал, пока последний из нас поставит прибор. И когда тишина повисла над столом, он поднялся и торжественно произнёс:
— А теперь, я думаю, отличный момент, чтобы обручиться, дорогая Мишель. В кругу семьи, как и подобает. Прими от меня это украшение.
Я вздрогнула. Но не успела ничего ответить. Он даже не дал мне подняться — подошёл к моему месту, резко выдвинул стул вместе со мной, и я оказалась чуть откинутой назад. Сердце забилось так громко, что в ушах зазвенело.
Флам склонился на одно колено передо мной. Улыбка его была тёплой и хищной одновременно. Он взял мою ногу — уверенно, властно, будто имел на это право с самого начала.
Я беспомощно посмотрела на Ашера. Но тот лишь сжал губы так плотно, что на скулах выступили жилки. Никакого знака, никакой помощи. Лишь молчаливое напряжение.
— Ты… — хотела что-то сказать, но голос пропал, когда Флам достал из внутреннего кармана тонкий браслет-обруч, явно из того же гарнитура. Только вместо камня в оправе тлел красный, как раскалённый уголь, самоцвет.
Он скользнул украшением по щиколотке и сомкнул замок.
Жгучая боль пронзила меня мгновенно. Казалось, кожа под металлом вспыхнула огнём. Я едва не вскрикнула — дыхание перехватило, в глазах потемнело. Словно меня ударило раскалённым железом.
— Ах, — выдохнула я, резко дёрнувшись, но Флам держал мою ногу крепко, не позволяя отдёрнуть. Его пальцы сомкнулись на щиколотке стальными тисками.
— Потерпи, Мишель, — прошептал он довольно. — Это лишь знак того, что связь установилась.
Я зажмурилась, пытаясь не показать, насколько обжигает металл. Казалось, кожа под браслетом пылает, но в то же время боль уходила куда-то глубже — в жилы, в кровь, пронзала кость.
Когда он наконец отпустил, я рывком втянула ногу, дыхание сбилось, руки дрожали.
Братья молчали. Смотрели. И в их глазах я видела смесь — злость, напряжение, сожаление.
Я едва отдышалась, прижимая ладонь к щиколотке, где украшение больше не жгло, но оставляло странное ощущение чужого присутствия — будто чья-то рука всё ещё держала меня.
— Почему… так больно? — голос сорвался, вышел хриплым.
Флам поднялся, улыбнулся снисходительно:
— Потому что это было сделано не во время основного ритуала. Но поскольку ещё никто из претендентов не был отвергнут, присоединиться к нашему маленькому состязанию я всё же могу. Правда, — он наклонил голову, — есть небольшие неудобства в виде боли. Но не волнуйся, она скоро пройдёт.
Я моргнула, пытаясь осмыслить услышанное: — То есть… после того, как хоть один из вас будет отвергнут, уже никто не сможет присоединиться?
— Верно, — дядя кивнул с самодовольной улыбкой. — Тогда дверь в наше приключение захлопнется окончательно.
— Вы знали, что мне будет больно… — выдавила я.
Он чуть развёл руками, играя в театральное удивление: — Конечно, знал. Но разве небольшая боль может стать на пути к нашему общему счастью, дорогая?
В его голосе прозвучало такое сладкое самодовольство, что меня едва не вывернуло. Я резко поднялась из-за стола, отодвигая стул.
— Если вы не против, я вынуждена уйти, — холодно произнесла я и, не дожидаясь ни ответа, ни позволения, развернулась и вышла из-за стола.
Все взгляды — братьев, Флама — я чувствовала на себе спиной, словно раскалённые иглы. Но оборачиваться не стала.
Я шла по коридору быстро, почти бегом, будто хотела стряхнуть с себя ощущение жгучего браслета на щиколотке. Но лёгкие шаги за спиной тут же догнали меня.
— Мишель, — мягко позвал Торос.
Я остановилась, и он сразу оказался рядом, чуть наклонившись, будто извиняясь всем своим видом.
— Прости, — сказал он тихо. — Я не мог ничего сделать. Ритуал… он священен. И для нашей семьи он очень важен.
Я обернулась, вскинула на него взгляд: — Почему? Почему это настолько важно?
Он закусил губу, отвёл глаза. Долго молчал. А потом лишь тихо сказал: — Просто так принято.
— Отличная семья, все мне врут или недоговаривают, — горько усмехнулась я.
Он виновато улыбнулся, осторожно коснувшись моей руки: — Но я могу хотя бы провести с тобой время. Я ведь тоже твой муж. Или ты предпочла Варена?
Я удивлённо посмотрела на него. Слишком искренний, слишком юный в своём признании. И вдруг споймала себя на том, что я и правда зря придаю этому всему столько значения. Скоро все украшения свалятся, а уж от одного мужа я точно сбегу. Кстати об этом. — Знаешь, я была бы рада просто… погулять. Где-нибудь вне этого дома. Потому что… — я запнулась, не договорила, давая ему возможно придумать что-то подходящее самостоятельно.
Его лицо посерьёзнело. — Я тоже был бы рад, — ответил Торос. — Но пока у тебя нет окончательного мужа, нельзя уходить за пределы дома.
— Даже если я захочу?
— Даже если очень захочешь, — вздохнул он. — Таковы правила.
Мы шли по коридорам, он пытался увести меня в сторону внутреннего сада, но мне там делать было нечего. Оттуда не сбежать, я его хорошо изучила. А вниз по другой лестнице я еще не ходила... Каменные стены здесь были прохладнее, коридор пах влажным камнем и чем-то металлическим.
— А что в подвалах? — спросила я, приглядываясь к дверям с тяжёлыми замками.
Торос удивлённо моргнул: — В подвалах? Ничего, что могло бы заинтересовать женщину. Там хранилища, оружейные, винные погреба.
Я фыркнула: — А ты, значит, точно знаешь, что может заинтересовать женщину?
Он смутился, почесал затылок и вдруг оживился: — Давай я лучше покажу тебе свою мастерскую.
— У тебя есть мастерская? — подняла я брови.
— Конечно, — гордо ответил он.
Любопытство перевесило осторожность и слегка отложило мои планы. Я кивнула, и он, заметно воодушевившись, повёл меня ещё ниже.
За тяжёлой дверью открылось просторное помещение с высоким сводчатым потолком. Повсюду — скульптуры: законченные и ещё в работе. Каменные фигуры людей и драконов, фрагменты лиц, ладоней, крыльев. Белый мрамор соседствовал с тёмным гранитом, пахло пылью, воском и чем-то свежим, словно он недавно работал.
Я шагнула вперёд — и замерла. На одном из постаментов стоял бюст. Едва намеченные черты лица… но они были слишком знакомыми.
— Торос… — я медленно обернулась к нему. — Это… я?
Он вспыхнул до кончиков ушей и неловко пожал плечами: — Ну… ещё в процессе. Я не думал, что ты заметишь сходство так быстро.
Я подошла ближе, коснулась каменного лица кончиками пальцев. Ещё не оконченные линии, но уже угадывались мои скулы, изгиб губ.
— Ты талантливый скульптор, — произнесла я почти шёпотом.
Он смутился ещё сильнее, но в глазах горела гордость.