Долгие годы мирной жизни явно пошли Троецарии не на пользу. Конечно, в Средней и Северной я не был, но Южная точно размякла.
Погост, к которому мы вышли буквально через полчаса, оказался лишь небольшой сторожевой крепостью, построенной из дерева. Высокий бревенчатый частокол окружал деревянный кремль с башенкой, на которой должны были дежурить дозорные.
Тот взрыв, который мы устроили, должны были заметить с такого расстояния, да и дым до сих пор был виден. Но нет, в погосте было тихо, и звона тревожного колокола я не слышал.
К крепости лепились, словно она их могла защитить, крестьянские домики. Низкие, с тугой соломенной крышей; их белые стены очень выделялись рядом с серым частоколом.
Видно, что деревня выросла уже после того, как построили крепость. Солдат нужно было чем-то кормить, да и они привозили с собой семьи, которые потихоньку тут пообвыкли и осели.
В основном дома находилось за крепостью, будто прятались за ней, но поселение расширялось, и некоторые дворы выросли даже спереди. Всё же торговый тракт, поэтому я даже разглядел небольшую таверну.
Плохо. Перед стенами должен быть хороший обзор, ведь задача любой сторожевой крепости — успеть открыть ворота, принять всех крестьян внутрь, выслать гонца в столицу, а потом держать оборону до прихода подкрепления.
Хотя я уже видел, что оборону тут никто держать не собирался, судя по тишине в крепости. Да и некому — предатели просто смылись куда-то, не желая даже наблюдать, как вражеский отряд проходит сквозь деревню. Ну, а вдруг самим достанется?
Далеко за погостом на холмистой равнине виднелись квадратики полей, засеянных пшеницей, и я прекрасно видел, что где-то там беззаботно трудился народ. Кажется, крестьяне вообще не подозревали, что буквально через пару часов их всех убьют.
— Громада, да тут и сигнальный костёр бы не помог, — проворчал Виол, — Крепость пустая.
Вечерело, солнце весело катилось к горам на горизонте, и бард аж лоснился в его свете. С каждой минутой он потел всё больше, заметно нервничая и кидая глаза на приближающуюся ночь. Становиться оборотнем ему очень не хотелось.
— Что это ты невесёлый? — ощерился я, — Деревня же, там девки наверняка охочие до странствующих стихоплётов.
— Вдохновения нет, не видишь? — огрызнулся Виол.
— Не кипятись, что-нибудь придумаем. Проклятия — вещь такая, на самом деле. Могут быть вечными, неподвластным даже богам, а могут быть страшными, но такими пустячковыми, что снимаются каким-нибудь зельем из бабочки шелкопряда.
— Умеешь ты успокоить.
— Малуш прав, — вставила Креона, — Приводили к нам как-то в храм девушку, тоже на ней было магическое проклятие — к кому не прикасалась, замораживала насмерть. Ну, а люди думали, что это в ней великий маг холода пробудился, хотя там простолюдинка в седьмом поколении.
— И что? Вылечили?
— Это ей было наказание от Моркаты, так что пришлось ей остаться на всю жизнь в прислужницах при храме.
Чародейка замолчала — дорога как раз поднялась на небольшой холм, и мы увидели людей перед крайним домом в поселении. Толпа крестьян собралась у плетёного забора, взволнованно вглядываясь в нашу сторону, и в руках у некоторых я разглядел даже вилы.
Это вызвало у меня усмешку. Ну всё, теперь Троецария может спать спокойно.
От толпы веяло скорее страхом, чем решимостью, поэтому опасности никакой я не чуял, и сразу понял, что настоящих воинов там просто нет. Наверняка увидели дым на горизонте, вот и собрались всем селением это обсудить. То-то они всё оглядывались на крепость.
— Что они там обсуждают? — спросил я Виола.
Кутень уже порывался вылезти из Губителя, чтобы помогать мне, но я пока запрещал. Скоро цербер пригодится мне для более серьёзного дела.
— Гадают, что за дым на горизонте… Олухи, они думают, что это траву разбойники подпалили. А раз дружина из крепости куда-то уехала по своим делам, значит, опасности никакой нет.
— А про нас что говорят?
— Пока ничего. Видит Маюн, думать — не их конёк.
Я кивнул. Такова судьба у большинства простых селян. Без указующей руки будут стоять и болтать до тех самых пор, пока в них первые стрелы не полетят. Да и потом они будут в панике носиться по деревне, гадая, что первым спасать — дом или корову.
«А ведь на твоей совести не один десяток таких деревень, смертный», — ясный голос Хморока раздался в моей голове.
Удивился я совсем чуть-чуть, но быстро обрёл самообладание. Просто так божество, которое строит на меня планы, не проснулось бы и на совесть давить бы не стало.
Дожили, тёмный бог меня морали учит. Остановившись, я со вздохом оглянулся… Дым от разрушенной сторожевой башни, поднимающийся из-за холмов, отсюда был уже еле виден.
— О, громада, так они не по нашу душу, — прислушиваясь, сказал Виол, указывая на крестьян, — Кто-то в таверне их пугает.
— Ну, значит, пойдём и выясним, кто.
Я прибавил шагу. Моя роль мне была пока не совсем понятна, но в этот раз явление Хморока даже облегчило мне задачу. Законы мироздания просты — богам либо верят, либо враждуют с ними.
А раз бог мрака и смерти намекнул мне, что надо бы почистить карму, займёмся этим. Тем более, я уже заприметил возле таверны лошадь, запряжённую в телегу с клеткой.
Там, в степи, когда я вытягивал из главаря разбойников видения, я увидел, что они растерзали две семьи обычных купцов. Повезло выжить только детям, которых отдали работорговцам.
С момента моего появления в этом мире у меня к ним особый счёт, так что Хморок может особо и не напрягаться. Тем более, мне надо тренировать новые способности, и в бою это делать лучше всего.
— Неужели работорговцы так вольно себя чувствуют в Южной Троецарии? — всё же спросил я у Виола.
Тот замотал головой, будто оправдывался:
— Слёзы мне в печень, громада, так не было раньше!
— Надо будет как-нибудь наведаться к кнезу Солебрега, — проворчал я, — Это ведь его владения? И это его дружина должна здесь нести службу?
— Ну-у-у… — нехотя протянул бард, — Помнишь, в Солебреге был Предбанник, где раздавали задания всем, кто хочет в дружину? Последний раз, когда я проезжал здесь, тут в основном были они.
— Понял. Всякий сброд.
Крестьяне, собравшиеся возле таверны, наконец разглядели нас и сдали чуть-чуть назад, ближе к плетню. Будто вот заскочат за изгородь, и мы их не достанем.
Ну да, путники, приближающиеся к деревне, выглядели довольно устрашающе… Особенно огромный бросс с топором, который выглядел разъярённым.
Люди то и дело оборачивались на крепость. Такие странные дела тут творятся — ходит по деревне, кто попало, а защитников что-то не видно…
— Стой, кто такие⁈ — первым подал голос бородатый мужик, стоявший впереди. Хотя, судя по глазам, сейчас он был этому не рад, но вилы в дрожащих руках хоть чуть-чуть придавали ему уверенность.
За его спиной стояло ещё с десяток молодцов, кто с топорами, кто с вилами. И таращились они, оказывается, не на меня…
Вот же смердящий свет, я совсем забыл про Бам-бама. Ну да, огромный медоёж, чьими иглами можно человека насквозь проткнуть, так-то тоже страшный. Ладно хоть на нём верхом ехал вполне себе миловидный мальчишка, а так бы крестьяне, наверное, давно дёру дали.
Они так и теснились к калитке двора, не особо-то и препятствуя нам. Чуть дальше была та самая таверна, и я уже разглядел в телеге-клетушке трёх мальчиков и двух девчушек, в синяках и заплаканных. Я всё же испытал облегчение и даже мысленно поблагодарил Отца-Небо — они все были живы.
Какой удачный случай. Я же теперь добрый, на стороне светлых сил, поэтому уродам, которые всё это сотворили, с удовольствием поотрываю руки и ими же придушу.
Я двинулся к таверне мимо крестьян.
— Ты это, мужик, давай не того… это… — сказал-таки бородач, а потом разглядел на моей шее татуировку мага и побледнел.
Остановившись, я глянул на мужика.
— Староста?
Тот заметно заволновался.
— Ну, я это… господин маг… ну, за него я, да. А староста с дружиной уехал… с этими… говорят, приказ самого кнеза… вот и уехал…
— Собирай всех, — сказал я, — Бегите отсюда.
— Как бежать? А урожай⁈
— А коровы?
— Ну вы, народ, даёте, — встрял подоспевший бард, — Там же банда огромная идёт, просто целая армия!
— Банда⁈ — крестьяне стали испуганно переглядываться.
Я ничего не ответил, оставив их на попечение своих спутников, и пошёл к таверне.
Дверца клетки выломалась легко — на ней стояло какое-то магическое заклятие, но оно было таким же трухлявым, как и дерево, на которое его наложили. Только на то, чтобы слабенький живой товар не вылез, этого и хватало.
Дети испуганно вжались в прутья, глядя на огромного варвара, освободившего их. Лошадь испуганно заржала и рванула вперёд, так что мне пришлось упереться, удерживая телегу. Этого усилия хватило, чтобы старые оглобли просто оторвались.
Выдавив из себя ласковую улыбку, которая, кажется, испугала детишек ещё больше, я шагнул дальше. Из двери таверны как раз выскочил какой-то забулдыга, разворачивая на ходу кнут:
— Я вам, маленькая шваль, что сказал⁈ Если вы…
Он так и не успел договорить, потому что голова с удивлёнными глазами, срубленная Губителем, улетела куда-то в сторону. Его тело ещё не успело завалиться, когда я ворвался в таверну.
Внутри было довольно тесно, зал тут был всего на пару столов. Один был занят, за ним сидели трое — жирный боров и двое его подельников. Да-а-а, это вообще мелкая шайка, но даже такие уже никого не боялись в этих землях.
На коленях борова ёрзала служанка, в порванном платье и вся в слезах, и тот тискал её везде, куда мог дотянуться. Его улыбающиеся прихвостни тоже лапали девушку, время от времени кивая на валяющегося у стойки старика. Тот лежал с окровавленной головой, но я чувствовал, что он ещё жив.
— Ты же не хочешь, чтобы дедуля твой сдох? — ласково спрашивали у служанки.
— Так что давай не шали, красивая! Ух, какие прелести, Сияна позавиду… эй, ты кто⁈
Один из троих, сверкнув гнилыми зубами, всё же успел вскочить и выхватить нож, но я уже перехватил его руку. Гнилозубый истошно заорал, когда его пальцы со смачным хрустом смялись в кашу.
— Моя рука-а-а!!!
Второй стал как-то вяло поворачиваться, с глупой улыбкой — он как раз сунул грязные пальцы куда-то под платье девчонки — и я просто ударил его ладонью сверху по темечку, будто желая убавить ему роста и вбить в скамейку.
Надо сказать, скамья оказалась добротная, а вот шея у несчастного жалобно чавкнула, резко укоротившись. Он умер мгновенно, так и не убрав дебильную улыбку со своего лица.
Жирный работорговец оказался самым сообразительным. Хоть он и перепугался, но в его руке оказался нож, который боров тут же попытался приставить к горлу девушки.
— Эй, моча упырева, стоять!
— Зуфа-а-ар!!! — орал бедняга, пальцы которого всё ещё были в моих тисках, — Убей его! Моя рука!!!
— Ты ж не хочешь, чтоб она сдо… — жирный не договорил, круглыми глазами уставившись на то, как я прижал его подельника головой к столешнице и пришпилил его же ножом.
Раздражающие крики тут же прекратились, а боров судорожно сглотнул. Девушка на его коленях тоже побледнела, уставившись на жестокое убийство. Эх, что-то я распоясался, совсем на силы добра не похож.
Медленно свалился со скамьи тот, кому я сломал шею. Следом за ним я столкнул другого, и сел за стол. Положил на столешницу Губитель — огромный топор произвёл на жирного ещё большее впечатление.
— Грязь, — ухмыльнулся я и кивнул на девушку, — Ты и вправду думаешь, что я буду плакаться по ней?
Губы борова задрожали, он шмыгнул, пустив слезу. Дрогнула рука с ножом, и жирный едва слышно заскулил. Сейчас он хотел оказаться где угодно, только не здесь, не в этой таверне… Подальше от этого злого бросса.
Хмыкнув, я спокойно перегнулся к работорговцу, забрал из его обмякшей руки нож. Разглядывая красивую безделушку, с инкрустированной ручкой, я махнул девушке убираться — та, с облегчением вырвавшись из потных рук жирного, сразу же кинулась к своему деду.
Боров напротив меня совсем расклеился, стал глотать сопли и что-то там про жену и детишек. Ждут они его, бедного работягу, домой из дальнего похода.
— Видишь этот топор? — я показал на Губителя, — Коснусь им твоей кожи, и узнаю всю правду. Хочешь?
Тот бешеным взглядом уставился на топор, и даже стол заходил ходуном от его дрожи. Послышалось журчание, мне в нос ударил явственный запах мочи, и я поморщился… Да ну мразь, столько жизней загубил, ну хоть бы встретил смерть достойно!
Глаза у жирного вдруг закатились, изо рта потекла слюна, и он рухнул лицом в тарелку с похлёбкой, а затем и вовсе свалился под стол. Кажется, сердце само не выдержало его грехов.
— Спасибо… Спасибо, — причитала девушка, глядя на меня и ласково поглаживая старика, подняв его голову себе на колени.
Тот чуть приоткрыл глаза:
— Внученька.
Я ничего не ответил, вылез из-за стола и направился на улицу. Вообще-то мне надо было тренировать огненную магию, но пришлось пожалеть эту таверну. Хотя скоро от неё и так навряд ли что останется.
Народу на улице уже прибавилось. Появились ещё мужики, и женщины, и даже дети — всей этой толпе Виол с высоты телеги пытался объяснить, что надо отсюда уходить. Я и так уже догадался, что ему отвечали крестьяне.
— Да как мы бросим, у меня же корова вот отелилась!
— Урожай убирать начали, ваше высочество!
Я удивлённо повёл бровью. Виол им признался, что сын царя? Надеялся, что это их проймёт?
— Громада, ну хоть ты скажи им! — бард спрыгнул вниз.
— Да что тут объяснишь, — проворчал я, чувствуя какую-то опустошённость внутри, — Давай, собирай всех в крепость. Будем держать осаду.