НеТемный 6

Глава 23

Едва мы вошли под тронутые временем деревянные балки, поддерживающие своды шахты, как действие артефакта усилилось. Нам пришлось постоять немного, чтобы настроиться на чувство страха, давящего на нас из тёмной глубины тоннеля.

Прикрыв глаза, я довольно быстро выделил среди своих чувств и эмоций ту часть, которую вызывал артефакт, и отогнал их на задворки сознания. Это был довольно простой приём… кхм… Простой для бывшего Тёмного Жреца, хоть и пришлось эту магию немного переиначить под стихию огня.

Глянув на Виола, я подметил, что с его лица тоже исчезла маска тревоги. Во мне проснулся корыстный интерес… До попадания в этот мир к бардовскому ремеслу я всегда относился предвзято, теперь же наоборот — любая новая грань этой магии вызывала у меня лютый интерес.

— Как ты избавился от страха? — спросил я.

— А ты, громада?

— Смешал со стихией, — честно ответил я.

— Даже интересно, как…

— Раньше, когда был Тёмным Жрецом, я представлял свои эмоции, как доспех из чёрных и белых пластин. Потом мысленно входил во Тьму, и те чувства, которые нужно было погасить, просто становились невидимыми.

— Хм-м, интересно. Но ты ведь теперь маг, даже уже магистр огня.

— Я представил такой же доспех, только какие-то элементы горят, а какие-то нет. И, знаешь, получилось даже лучше, — сказал я, потихоньку продвигаясь вперёд, — Но как это работает у бардов?

— Вы, маги, всегда пытаетесь представить что-то, как знакомое явление. Будто видите огонь, или будто чувствуете его жар кожей… А мы, барды, ничего не представляем. Просто переключаемся вместо страха, например, на решимость.

На мой вопросительный взгляд он, усмехнувшись, всё же пояснил:

— Громада, я знаю сотни песен. И, когда пою их, слушатели могут испытывать радость, печаль, злость, надежду… Понимаешь?

— Догадываюсь…

— Я не могу внушать людям эмоции, сам не испытывая их. Есть песни, в которых страшные, гнетущие куплеты меняются на смелые, сподвигающие к действию. Вот я мысленно и переключился на такой куплет… Ты видел?

Досюда ещё доставал свет от входа, и что-то мелькнувшее впереди вдруг отвлекло нас от разговора.

— Да, заметил.

Виол даже чуть отшагнул назад.

— Что-то, громада, мне туда расхотелось. Увидеть-то я увидел, но не услышал! — он покачал головой, — А я собственным ушам привык доверять больше, чем глазам.

Я кивнул, подняв ладонь и «слушая» магический эфир впереди. Что-то и вправду поколебало общий фон, и мне стало ясно, что в шахте мы не одни.

Мы двинулись дальше, вступая в густую темноту. Здесь пахло пылью и свежей сосной от подпорных балок, которые камнетёс, видимо, не так давно менял. Немного воняло гарью, наверняка ещё с того самого пожара.

Я вызвал на ладони огонёк, и был доволен, что теперь мне удавалось сделать его довольно ярким, не прикладывая при этом усилий.

— Что там с твоей чародейкой земли? — решил я вернуться к разговору, — Неужели ты боишься её только из-за стихов?

— Ну, учитывая её характер… — глаза Виола нервно подрагивали в свете моего огонька, — Я тебе говорил, что маги земли — редкость?

— Да, — ответил я и признался, — Даже в прошлой жизни я не встречал таких, хоть и слышал. Любые другие стихии подвластны магии, потому что изменяемы, и я ещё понимаю магию пыли. Но камень⁈

— Да, эти маги не двигают горы, не раскалывают землю… Но они могут слышать её!

— Слышать?

— Да, — Виол оживлённо закивал, — Они прислушиваются к земле, и она им отвечает. Так они могут предсказывать обвали и землетрясения, могут найти и воду. Но самое главное, за что их и ценят — они слышат разные породы и ищут драгоценные жилы.

— Получается, земля говорит с ними?

— Вот и я захотел узнать. Ведь я много читал о таком, и когда оказался в Камнеломе и познакомился с Петрой, очень заинтересовался её талантом, потому что подозревал, что их магия имеет родство с нашей, бардовской.

Голос барда гулко отзывался в тоннеле.

— И я оказался прав, громада!

Виол нервным шёпотом поведал, что их знакомство с Петрой было довольно тесным. Уже немолодая, но состоятельная чародейка влюбилась в смуглого южанина безумно, будто девчонка, ведь он буквально пробил своими стихами путь к её сердцу, чуткому к поэзии.

И вот, в одну из романтичных ночей она ему и рассказала, как общается с «земными недрами». Оказалось, что чародейка читает им стихи.

Мысленным голосом она сочиняет разные поэмы, и недра ей отвечают. Одни жилы смеются, другие грустят, третьи вздыхают… Бывают, некоторые упрямо молчат, и чародейке приходится долго придумывать, чем же зацепить их.

Бард, конечно же, попросил рассказать ему хотя бы один из стихов. Петра долго сопротивлялась, но Виол был настойчив, и в конце концов она согласилась…

— Там оказалось совсем не то, что я ожидал, — Виол вздохнул, — Я ожидал… ну-у-у… чего-то возвышенного, а там ужасный набор слов.

— Какой?

— «Камень в камне скрип да скрип», — продекламировал бард, — «Камень скрип по камню скрип, это камень, а не гриб»… Как-то так.

Я усмехнулся:

— Ну, рифма-то есть.

— Вот и я рассмеялся, ослиный крик, — Виол поскрёб затылок, — А Петра очень близко это приняла… и потеряла способность.

— То есть?

— Она до этого не задумывалась, что у неё за стихи. А как стала задумываться, так и всё… Знаешь сказку о сороконожке, которая решила узнать, с какой ноги она начинает шаг?

Да уж, история Виола лишний раз подтвердила, как же бард обожает создавать проблемы на пустом месте.

— Вот теперь ясно… — задумчиво сказал я, — А ведь я бы мог ей помочь.

— Громада! — Виол аж вцепился в моё плечо, — Ты серьёзно? Зелье забвения тут не поможет, её семья ведь наняла лучших лекарей и целителей.

— Зелье забвения — детский лепет в сравнении с тем, что я смог спрятать свои воспоминания от богини.

Сказав это, я решил не упоминать, что вообще-то Бездна всё равно смогла проникнуть в тайник моей души, и сама же там спрятала от меня правду о дочери. Но факт остаётся фактом — воспоминания я спрятал очень хорошо, пусть и от самого себя.

Но самое главное, там же были спрятаны и мои чувства. А именно в чувствах, как я подозревал, и была проблема бедной чародейки, нарвавшейся на барда-недотёпу.

— Ещё бы уговорить её… — сказал Виол, — А вот и развилка.

Мы как раз дошли до поворота, где тоннель уходил сразу в две стороны. Я выудил из-за пазухи лист со схемой шахты, которую нам нарисовал камнетёс, и, пока разворачивал, чуть не оглох от шелеста бумаги — до того громко это оказалось в тишине пещеры.

Совершенно неожиданно перед нами, выскочив из-за угла, возникло какое-то существо. Низкорослое, со сгорбленной фигуркой, с блестящими глазками на носатом лице, заросшем клочковатой бородой.

Оно мелькнуло лишь на миг, всплеснув длинными руками, и тут же исчезло за другим углом. Мы переглянулись с Виолом, и тот жалобно поморщился:

— Я не услышал его шагов… Это невозможно!

На это я пожал плечами. Существо чем-то напомнило мне болотную кикимору, только бородатую, и я попытался вспомнить, знаю ли что-нибудь об этом.

Память Всеволода выцепила страницу из какого-то трактата, описывающего разную нечисть. И горные кикиморы там тоже были… К счастью, это были не самые страшные твари, что могли нам встретиться под горой.

Вот только камнетёс уверял нас, что шахта неглубокая, и не имеет никаких связей с магическими пещерами. Или уже имеет? Могли ли люди боярина как-то испортить шахту?

— Ну-ка… — Виол заглянул в схему и деловито подправил мою руку с огоньком, — Что-то не совсем сходится.

— Ты о чём?

— Сейчас, — бард отошёл на шаг, опасливо заглядывая за угол, — У!

Едва уловимое эхо унеслось за поворот: «У… у… у…».

Виол, приложив ладонь к уху, постоял немного, и тут же «укнул» в другую сторону. Тоже послушал, потом подошёл ко мне и ткнул пальцем:

— Направо, как сказал старый Эрик, и вправду всего пара поворотов, потом угольный забой. И оттуда я слышу, как шумит артефакт страха, — он провёл пальцем, — А вот здесь, как сказал камнетёс, тоже был забой, но он сгорел. В том пожаре, который Креона с Тиарой смогли заморозить…

— Он сказал, что эта штольня обвалилась, когда обгоревшие подпорные балки не выдержали.

— Да… Вот только часть моего эха не вернулась, — Виол вздохнул.

— Что это значит?

— Видит Маюн, обвал мог открыть какую-нибудь пещеру… настолько глубокую, что я не дождался своего эха.

— Значит, старик ещё не знает, что в его пещере теперь новые обитатели, — усмехнулся я, — И это может быть как благом, так и проклятием. Ну что ж, идём.

— Погоди, громада… Мы что, не вернёмся, чтобы рассказать?

— Нет, бард. Сначала достанем артефакт, который наверняка и притянул нечисть из пещеры. А потом глянем, что там за проход такой… Может, завалим его.

Пока мы шли до рабочего забоя, тень горной кикиморы так и мелькала впереди. Тварь выглядывала из-за угла и в панике уносилась дальше, явно недовольная тем, что мы движемся вслед за ней. Шагов при этом совсем не было слышно, поэтому я на всякий случай оглядывался назад, чтобы бесшумные сородичи кикиморы неожиданно не напали.

Нам всё же удалось разглядеть существо. Тело у горной было покрыто ороговевшей кожей, чем-то напоминающей колотый щебень. И да, с её морды свисала длинная грязная борода, которая одновременно служила ей и гривой. В остальном от дальней болотной родственницы она особо не отличалась.

Я рванул голову в сторону, уворачиваясь от свистнувшего камня, который тут же в пыль раскололся о стену.

— Слёзы мне в печень! — Виол пригнулся.

Снаряд запустила кикимора, которая от нас убегала, причём я едва успел его заметить. Смердящий свет, из-за артефакта страха даже не почуял угрозы!

До забоя нам остался всего один поворот, и я вызвал в руке Губитель Древа. В моих планах не было напрасного убийства кикиморы, но если она сама напрашивается, я с удовольствием вспомню, какие ингредиенты с её тела могут мне пригодиться, если вдруг снова надумаю заниматься алхимией.

Сам забой оказался довольной большой пещерой, неравномерно обтёсанной со всех сторон. Куски отломанного угля валялись в кучках тут и там, рядом лежали носилки и даже стояла одна тележка, в которую был свален горный инструмент.

— А жаль, — проворчал я, глядя на противоположную стену пещеры, где едва заметно мерцал узор.

Оказалось, это был не отдельный артефакт, а наложенные на скалу чары. Узор, представляющий из себя несколько кругов с лепестками, был выдолблен киркой и для надёжности подмазан кистью.

Так вот почему магия артефакта показалась мне грубой. Страх был не результатом, а побочным эффектом, заодно не пускавшим слишком любопытных людей в шахту.

Смердящий свет! Это даже хуже, чем ловушка…

Да, магия привлекала горных кикимор, и сразу десять штук толпились в нескольких шагах от стены. Они хотели подойти ближе, но заклинание не давало, и поэтому кикиморы так и толпились и невидимой черты. На нас они не обращали никакого внимания, лишь протягивали, как заворожённые, свои лапы к узору.

Просто кикиморы были слишком слабы, но они, а точнее их кровь, была нужна, чтобы сильнее напитать узор. И скоро должны подтянуться существа посильнее, которые и прольют кровь кикимор…

— Почему они так хотят туда? — прошептал бард.

— Тёмная Магия, — ответил я, невольно отступая назад, — Точнее, Магия Крови… Не знаю, кто научил боярина этому заклинанию, но он сыграл с ним злую шутку.

— Ты о чём? — спросил Виол, а потом вздрогнул, резко обернувшись, — Что это?

Я обернулся, тоже прислушиваясь. До меня донёсся отдалённый треск, и было непонятно, это трещат сами стены или звук доносится из коридора, по которому мы пришли.

— Маюнова песнь! — Виол побледнел, — Сюда идёт кто-то… что-то огромное!

До меня тяжёлые шаги донеслись лишь спустя несколько секунд…