Старого камнетёса звали Эрик, а его жену Ингой. Вдвоём они владели небольшой угольной шахтой, в которой потихоньку, в меру своих преклонных лет, колупали уголь и продавали. На это жили, и содержали внучку.
Девочку, спасённую из амбара, звали Анной, и её отец, сын Эрика, погиб в шахте вместе женой и братьями, другими сыновьями Инги и Эрика.
Всё это я узнал после того, как мы затушили пожар. Возбуждённая деревня, в которой было-то всего девять дворов, потихоньку разошлись по домам. Люди ещё порывались остаться охранять стариков, некоторые подозрительно поглядывали на нас, особенно на огромного и страшного Бам-Бама, но старый Эрик уговорил всех разойтись.
Во-первых, он прекрасно помнил Креону, которая помогла ему всего пару месяцев назад. Нам же с Виолом старик был безмерно благодарен за спасение внучки, поэтому в его взгляде читалось, что даже если мы его ограбим, ему будет всё равно.
Что касается внучки, та вообще не показывала виду, что испугалась. Она тут же сдружилась с Лукой, и была просто в восхищении от огромного колючего медоежа, который к тому же оказался добрым и лизучим…
— Ой, а можно покататься? — это был практически первый её вопрос, когда она пришла в себя и увидела мальчишку, сидящего верхом на громадном звере.
Кутеня я пока старался никому не показывать, отправив его дежурить вокруг деревни. Что-то мне подсказывало, что в местах, где связанных девочек посреди ночи сжигают в амбарах, может быть неспокойно.
Стараясь держать себя в руках после пережитого, Инга и Эрик предложили нам ночлег в их старом двухэтажном доме. Места оказалось достаточно, ведь раньше дом вмещал много народу.
Супруги очень расстроились, когда узнали, что Тиары, спутницы Креоны, больше нет. Поэтому на стол, когда нас угостили наспех сготовленным ужином, Эрик поставил бутыль вина, припрятанного для особых случаев. А помин души юной алтарницы и невольный праздник по случаю спасения внучки были как раз такими случаями.
За столом-то я и узнал, что охранять Эрика деревенские порывались не только от нас. Сначала старик не хотел ничего рассказывать, не желая досаждать нам своими проблемами, но за столом с нами был Виол. Пользуясь своим даром, бард разговорил старика.
Все в деревне знали, кто давно точит зуб на камнетёса и на его угольную шахту — один из советников кнеза Камнелома, боярин Игорь Рудничный. У него было много шахт: с мрамором, с гранитом, с железом и даже, поговаривают, с золотом.
Шахты он эти часто скупал за бесценок, обманывая или угрожая так же, как случилось со старым камнетёсом. И именно в его шахте погибли сыновья Эрика.
Сначала я думал, что их завалило, но всё оказалось гораздо хуже — рудокопов убили подземные твари… И старый Эрик знал, что вина лежит на хозяине рудника.
В Камнеломе есть правило. Обычно перед работами шахту сначала проверяет дружина с опытными магами, и лишь потом туда спускаются рабочие.
Но прижимистый боярин лишний раз свою личную дружину не напрягал, предпочитая посылать людей на зачистку, лишь когда начинают страдать рабочие. Шахтёров он обычно набирал либо издалека, либо из окружных деревень, потому что горожане были ближе к кнезу и больше жаловались.
Деревенские же и приезжие жаловались мало. Камнелом, в котором всегда была работа, впитывал в себя желающих заработать со всей Троецарии, и они обычно не знали о тонкостях работы.
Деревенские же молчали, потому что наоборот — тут все всех знали. И мстительный боярин, если бы выведал, кто на него пожаловался, в долгу бы не остался…
— А что кнез, на жалобы реагирует? — спросил я, хлебая простую, но от того очень даже вкусную похлёбку. Уж после дорожной сухомятки самое оно.
— Так у кнеза сколько дел-то? Боярин Рудничный-то не один, тут полно шахтовладельцев. Камень-то и Лучевия покупает, и в Раздорожье возим, торговля кипит. Тем более, рядом ещё и броссы строптивые… — тут Эрик кашлянул, поперхнувшись.
Его жена даже побледнела, ожидая мою реакцию. Лишь Креона и Виол будто бы ничего не заметили, продолжая сметать угощение.
— Громада, господин Эрик имеет в виду, что наш царь Могута Раздорожный очень дорожит дружбой с броссами, — сказал бард, довольно смакуя сахарный сухарик, — И что кнез, чтоб не попасть под опалу, будет в первую очередь следить, как идут дела с горным народом.
Я задумчиво потёр подбородок, потом улыбнулся притихшей хозяйке, на всякий случай похвалив её готовку. Что-то тут сильно боятся моих соплеменников, и кажется, моё поведение несколько выделяется.
— То есть, боярин этот, Рудничный, как-то связан с броссами? — задумчиво спросил я.
— У боярина хорошо налажена торговля с бро… кхм… с вами, — чуть погодя сказал Эрик.
— И что мы покупаем?
— Ну, в основном уголь, — камнетёс поскрёб седую бороду, — Калёный Щит недалеко, там много кузниц, и броссам легче покупать уголь у нас, чем спускать с гор. Да и цены у нас… эээ… велением царя ниже, чем обычно.
— Всё ради дружбы с броссами, — Виол пожал плечами, заметив мой взгляд, — Ну, громада, мир же не может быть чёрным и белым.
Я усмехнулся. И это он говорит мне, бывшему Тёмному Жрецу.
— Старый я уже, и помощников нет, как раньше, — вздохнул камнетёс, — Угля немного могу дать… И как назло, шахта-то моя богатая.
— А чего не наймёшь-то?
Эрик цыкнул, чуть махнув головой.
— Экий ты простой, горный парень. А кто ко мне пойдёт, если у меня с боярином вражда? Скоро, наверное, и сам кнез намекнёт, что надо бы продать…
— Так что не продашь-то?
— Дык ежели б цену нормальную дали, я б и в город переехал, хозяйство-то не тянем уж, — Эрик стиснул кулаки, — Занялся бы чем, опыт у меня большой, инструмент вот могу сделать да починить. А уголь? Это для вас чёрный, да и всё, а он ведь разный на самом деле. Оттенок там, пальцами потереть, и уже понимаешь, какой жарче горит…
Я перебил его:
— А боярин, значит, предлагает продать за бесценок?
— То-то и оно… И ссориться с ним никто не хочет.
Тут старик был прав. Никто не купит шахту, чтобы потом же продать её по цене ниже.
Если, как говорит старик, тут были и другие шахтовладельцы, то значит, между ними Камнелом и его окрестности уже поделены. Можно было бы двинуть в город и поспрашивать, кто способен пободаться с боярином на равных. Вот только что-то мне подсказывало, что даже равные бодаться не захотят, раз никто ещё не предложил старику другую цену.
Но то, что этот боярин Рудничный был связан с броссами, подарило мне одну шальную идею. Заодно и выясню хоть что-то о Калёном Щите из первых, так сказать, рук.
— Я и накопить пытаюсь, чтоб потом отдать этому упырю шахту, и гори она огнём! Да всё бестолку, эти всё козни строят, выживают нас отсюда. Вот, госпожа Креона не даст соврать.
В прошлый раз, когда Креона с подругой затушили пожар в шахте, это оказалось настоящим чудом. Потому что боярин явно рассчитывал, что старики обратятся к его магам, и что потом он сможет вынести вопрос на обсуждение к кнезу… «Старый камнетёс просто погубит такую ценную шахту, и надо что-то с этим делать».
Инструмент Эрику портили, обвал раз в шахте устроили. И дом, и амбар поджигали уже раньше, а в этот раз ещё и подождали, когда старики угля накопят подольше.
Сейчас вот нечисть ещё какая-то завелась, хотя отродясь в шахте такого не было. Эрик подозревал, что это как-то маги боярина подсуетились, и выгнать её ни старики, ни деревенские не могли. Никто не мог в шахту войти, даже собаки рычали и упирались.
— Но то, что они внучку мою, Аннушку, сжечь хотели, это впервые, — старик шмыгнул носом, а его жена расплакалась.
Они прислушались к смеху внучки, которая в ночном дворе каталась на Бам-Баме вместе с Лукой. За них я не переживал — рядом с медоежом им, наверное, сейчас безопаснее, чем в крепости кнеза.
— Да в моркатов нужник её, эту шахту! — выпалил Эрик, — Завтра же съезжаем, пусть подавится этот Рудничный!
— Не спеши, отец, — загадочно улыбнувшись, сказал я, — И нечисть выгоним, и с шахтой решится. Уедешь в свой город, успеется.
Виол, встретившись со мной взглядом, судорожно сглотнул.
Это была прекрасная ночь… Точнее, её остатки.
Впервые за долгое время чистый я лежал на простыни, укрывшись одеялом. И пусть простынь была вся в заплатах, стиранная, наверное, в тысячный раз, как и старенькое чиненное-перечиненное одеяло.
Подушка под головой кололась лежалой соломой, которую давно пора было менять, но после стольких ночей, проведённых в поле, в лесу и в горах, это было блаженством.
Я слушал сопение барда и мальчишки в комнате, а также голоса взволнованных стариков внизу, которые суетились с баней для Креоны. Кажется, чародейка слишком разомлела, не уследила за магией, и баня из жаркой превратилась в ледяную. Это вызвало у меня улыбку…
Ночь уже практически закончилась, за окном алел рассвет, но я всё же позволил себе закрыть глаза и заснуть.
Мы с Виолом стояли перед входом в шахту. Оттуда тянуло пылью и чем-то ещё, настораживающим и будто бы предупреждающим: «Хочешь остаться жив, не входи».
Я недовольно потёр нос. Ну вот, очень даже знакомая магия… Нечистью никакой и не пахнет, а вот в том, что кто-то туда сунул артефакт, заряженный на страх, сомневаться не приходилось. Причём работа очень грубая, с лишним магическим шумом.
Может, для деревни и сойдёт, но если бы Всеволоду Десятому предложили такой артефакт, он бы сунул артефакт его создателю… кхм… в другую пещеру.
Чем мы сегодня и займёмся. Но сначала, конечно же, достанем артефакт, чтобы было что возвращать хозяину.
— Громада, а ты уверен? — Виол поднял голову, с сожалением глядя на солнышко, которое так и останется тут. А он, бедный, будет прозябать в тёмных и холодных недрах горы…
— Боишься?
— Опасаюсь… Я как-то не очень люблю пещеры. Ты же знаешь, мне бы в город — таверны, рынки, музыка, толпа. Видит Маюн, там я, как рыба в воде.
— Тогда идём в Камнелом?
— Громада! — Виол возмущённо засопел, — Вы с Креоной бываете очень жестоки…
— Я бы как раз наконец выслушал твою историю. Виол, я не шучу. Кто такая та, кого ты так боишься?
Бард поджал губы, сверля меня взглядом. Потом обернулся на двор… Креону и Луку я решил оставить присматривать за стариками, потому что опасался мести со стороны боярина. По этой же причине и Кутень пока что продолжал дежурство над деревней.
— Она — маг земли, — нехотя сказал Виол, ступая под тень шахты, — Это редкая стихия для магов, и в Камнеломе очень ценится.
— И чем же ты ей насолил?
— Я… ну… мы не сошлись во взглядах на поэзию…
— Поэзию⁈
— Громада, сочиняют не только барды же. Любой, у кого есть талант… А, в печень всё! Просто я немного покритиковал её стихи.