Глава 5

Приближаясь к застывшему в воинственной позе магу, я не пытался напугать его каким-то особым взглядом или выражением лица. Я просто скалился звериной улыбкой.

Вообще, у варваров с этим сложно. Груде мышц, спустившейся с гор, и способной своим лбом колоть огромные валуны, изощрённая мимика недоступна. Я пытался уже несколько раз использовать красноречие Всеволода, и довольно быстро понял, что сложные манипуляции мне недоступны.

Но состроить непроницаемую каменную рожу и прилепить к ней какую-никакую улыбку — это мы умеем. Прибавить к этому мой рост, топор в руке и кучу обугленных головёшек вокруг, так любой задохлик должен как минимум обмочиться.

И всё же во взгляде этого самого Деметриуса сквозила непокорность. Не ярость загнанной в угол крысы, готовой подороже продать свою жизнь, а настоящее чувство превосходства… Как у картёжника, спрятавшего в рукаве козырь и смекнувшего, какие дилетанты играют против него.

Даже Кутень, сидящий чуть поодаль за спиной, почуял что-то. С виду цербер ничего не показал, но в моей голове разнёсся его предупреждающий рык.

«Знаю», — мысленно ответил я, остановившись в паре шагов от Деметриуса.

Вот только мой опыт мне подсказывал, что тут не только в козыре причина. Ведь это может быть банальная глупость.

Маг деловито отряхнулся, сбивая дымящиеся пылинки, и с заметным пренебрежением оглянулся на учинённые мной разрушения. Пробежался презрительным взглядом по обугленным останкам, всего минуту назад бывшим его сообщниками.

Пока он крутил головой, я разглядел татуировку. Это был лучевийский вариант, но я всё равно легко прочёл её. И, кажется, поспешил с выводами — это ещё даже не маг, а всего лишь старший послушник, второй ранг.

Видимо, обучаясь магии огня где-то в Лучевии, он быстро смекнул, что выше таланта не прыгнет, и искать удачу надо там, где мало магов. Почему он решил, что нет лучше места, чем банда головорезов, я так и не понял.

Глупо было рисковать, и я остановился в паре шагов от Деметриуса, прикидывая, достану ли до него Губителем. Не привык я ещё к такой магической мощи, и решил подстраховаться мышцами и оружием.

Под моим сапогом хрустнули угольки из чьих-то пальцев, и Деметриус соизволил вернуть свой взгляд ко мне.

— Что же ты не подходишь ближе, бросс? — он сам шагнул вперёд и, оскалившись, с силой сомкнул челюсть, а потом раскрыл рот, чтобы с чувством выдохнуть в мою сторону, — Х-ха-а! — и зловеще расхохотался.

Когда меня коснулся уже поднадоевший запах чеснока, я всё же позволил себе удивиться. Нет, мне приходилось встречать глупцов, но таких вестников тупости, хохочущих в полной тишине, впервые. Да уж лучше бы попытался убить меня огненной магией!

Он хохотал и хохотал, запрокинув голову… Наконец, до крохотных мозгов Деметриуса что-то дошло, и он недовольно скривился, увидев, что я ещё не повержен.

— Ну, значит, ты не тот, — и выкинул руку, складывая пальцы в магическом плетении, — Сдох… А-А-А-А!!!

Он даже не заметил, как сверкнул мой топор, а его пальцы, точнее, вся кисть, кровавой дугой отлетела в обугленную траву, где и упокоилась. А я оценивающе тронул лезвие Губителя и одобряюще кивнул.

— Ты… бросская шваль! Ты… ах… ох! — Деметриус аж начал задыхаться, упав на колени, зажимая целой ладонью культю и круглыми глазами разглядывая мантию, обагряющуюся кровью, — Я же уничтожу… тебя… ах! Даже не знаешь, кто за мной стоит! Ты… будешь молить…

— Ну одна же осталась, — буркнул я, шагнув к нему, — Я добрый.

Тот даже успел целой рукой схватиться за пояс, явно намереваясь использовать ещё какой-то артефакт. Короткий хрустящий удар коленом в лицо… Послушник зашатался, схватившись за окровавленный нос и закатывая глаза, а я в этот момент его культю и просто прижёг магическим огнём.

Деметриус жалобно всхрапнул и, завалившись, просто отключился.

— Да смердящий свет! — я выругался, поняв, что для этого жалкого недоноска столько боли оказалось слишком много, — И что теперь, ждать, когда очухается⁈

Вот что мне не достаёт в теле Малуша, так это изящества Всеволода. Даже хлёсткую пощёчину не влепишь, обязательно шею свернёшь!

Ещё и цербер в этот момент сообщил, как шелестит трава в поле. Кажется, мои спутники всё-таки заметили огненное представление и теперь спешат узнать, не нужна ли помощь.

Я оценивающе глянул вокруг, раздумывая, насколько ужасна окружающая картина для Луки. Вечно ведь печься о его ранимой душе нельзя, надо бы уже корочкой обрастать.

Обугленная поляна, где некоторые кучки пепла отдалённо напоминают людей, и покалеченный послушник… Ладно, сойдёт, мальчишка и похуже видел.

— Храм-храм-храм! — рыкнул Кутень, подойдя и коснувшись носом Губителя Древа в моей руке, — Сам-сам-сам.

Глянув на топор, я в который раз подумал, до чего же тугие у варвара мозги. Пора бы уже и привыкнуть, что мне не нужны допросы с пытками.

Присев над тяжко дышащим в беспамятстве калекой, я приложил к его щеке лезвие. Кстати, когда срубил ему руку, то никаких видений мне не открылось. И сейчас не вижу.

Хм-м-м… А если я проявлю волю, что хочу узреть его прошлое?

* * *

Видимо, теперь так это и работало… Потому что я тут же осознал себя намного ниже ростом, да ещё и явно слабее. Степной ветер будто покачивал меня, взметая полы моей жёлтой робы.

Впереди конный отряд воинов, около двух десятков всадников. Лучевийцев я сразу узнал по их традиционным доспехам — кольчуги с коваными нагрудными дисками. Троецарцы больше предпочитали кожаные брони с нашитой стальной чешуёй.

Я оглянулся… За моей спиной те самые головорезы, и нас окружают ещё всадники. Да лучевийцев тут полсотни, не меньше.

Судя по лицам моей банды, нам ничего не остаётся, как ждать своей казни. Мы стоим в степи, ослеплённые ярким палящим солнцем, и в нос бьёт запах крови. Кажется, несколько моих людей лежат в отдалении, порубленные лучевийскими клинками.

— За преступления, которые вы делать многократно! Которые вы совершать против лучевийская корона! Против светлейшего Тянь Куо и лучевийский народ… — громко вещает на ломаном троецарском один из троих всадников, стоящих чуть впереди остальных, — … вас есть приговаривать…

Я толком его не вижу, как раз за его головой сияет солнце, но голос показался мне ужасно знакомым.

Мне всё же удаётся разглядеть одежды чиновника, и тут же я вспомнил, где видел и слышал его. Да это же тот лучевийский вельможа, которого я пришил в пещере с гарпиями! Как же его там? Советник второго круга Джау Лонг, вроде…

— … к мгновенная смерть! — прозвучали последние слова глашатая.

Повисла тишина, и я слушаю биение своего сердца, будто выпрыгивающего из груди. Никогда я ещё не был так напуган, как в этот день… А ведь как хорошо всё начиналось!

Вся южная торговля между Троецарией и Лучевией шла по морю, и по этому тракту ездили только редкие и начинающие купцы, желающие сэкономить на аренде корабля.

На погостах у меня были свои люди, которые быстро могли передать весточку Одувану, нашему воздушному чародею-послушнику. Толку от него, кроме получения этих посланий, не было никакого, но эта схема прекрасно работала. Мы всегда успевали спрятаться… до этого дня.

Послышались всхлипы, кто-то и вправду заплакал, упал на колени и стал молить о пощаде. Видимо, я крепко задумался, слушая мысли Деметриуса, потому как пропустил, что это уже я… кхм… то есть, уже Деметриус ползёт по траве к копытам лошади, утирая сопли и завывая от страха.

— Не хочу умирать… Простите! Накажите, только не убивайте! — я с отвращением смотрю, как моё тело, из глаз которого приходится наблюдать эту сцену, подползает к копытам, а потом пытается дотянуться до сапога, чтобы поцеловать.

Я уже собирался выйти из этого видения… Ну разве такая тряпка может предоставить мне какую-то ценную информацию? Да и советника этого я уже пришил.

Но в последний момент пришлось всё же напомнить самому себе, что не только в советнике дело. Был там в пещере ещё кое-кто, кому я задолжал, да и глаза Деметриуса уже разглядели его…

Вот ты, мой хорошенький!

Сапог, как и ожидалось, не возжелал быть целованным, поэтому прилетел в лоб мне… кхм… то есть, Деметриусу. И, пока я летел на землю, сквозь мириады искр разглядывал того, кто меня так взволновал.

Тот самый послушник, владеющий магией пыли. Его пальцы ещё целы, не отгрызены тенепёрыми гарпиями, и я понимаю, что вся сцена происходит ещё до посещения солебрежской магической зоны.

Лошадь послушника, одетого в песочную мантию и прикрытого лёгкой кольчугой, стоит чуть позади советника. Молодой всадник с лёгкой скукой наблюдает за сценой, и даже моё падение не вызывает у него интереса, хотя конный отряд взрывается хохотом.

— Ты говорить, не хотеть умирать? А чем же ты думать, жалкий смерд, когда вставать на этот путь⁈

Лёжа на земле и не спуская глаз с советника, я уже догадывался, что дальше будет.

Сначала я, утирая сопли и слёзы, жаловался на несчастную жизнь и своб глупость, которая сюда привела. А затем советник прочитал гневную отповедь о том, сколько терпения нужно великому Тянь Куо, чтобы простить такой сброд, и как велико его милосердие… И как тяжело сдерживать клинки верных солдат, жаждущих отмщения за жизни порубленных нами простых торговцев…

— Впрочем, вы все мочь отплатить долг королю, — лицо советника исказила улыбка, — Отрепье! Вы молить троецарских богов, чтоб они спасти ваши жизни!

Затем вельможа спрыгнул с лошади и, толкнув сапогом меня в бок, кивнул в сторону:

— Идти туда! — и показал мне следовать за тем самым послушником, который тоже спрыгнул с лошади.

Деметриус не то, чтобы шёл, а скорее полз за ним по траве. Но вот мы отошли на достаточное расстояние, и послушник, повернувшись ко мне, спросил на чистом лучевийском:

— Значит, хочешь жить?

Я не стал удивляться, почему понимаю язык. Деметриус понимал, и видение доносило до меня смысл любой фразы.

Зато я наконец хорошо разглядел этого хитреца, который смог так ловко провести меня в пещере с гарпиями и слинять с помощью особого артефакта телепортации.

Очень юный, черноволосый, в лучевийским разрезом глаз, для меня он не сильно отличался от остальных в конном отряде. Единственное, у него была седая прядь, полоской идущая ровно по серединке макушки. Он в неё вплёл золотую нить, но больше никак не выделял, собрав все волосы в конский хвост.

На груди у него краешком выглядывал уже знакомый мне защитный амулет, который я так и не сохранил. На поясе же у послушника висело то самое квадратное кадило.

— Я очень хочу жить, великий господин… — разомкнулись мои губы.

Тут же ко мне протянулась рука в шёлковой перчатке, и в мои ладони, звякнув, упали монетки. Я удивлённо воззрился на них.

— Тогда будешь жить ты один, остальные пойдут в расход. Ясно?

Без тени сомнения моя голова сразу же закивала. Деметриус ни секунды не переживал о своих сообщниках.

— Я в тебе не сомневался, — сказал послушник без улыбки, — Занимайтесь тем, чем занимались, но… — тут он кашлянул в кулак, — … кха… убивайте ещё больше! Нападайте на деревушки приграничные, жгите, крестьян в полях убивайте, охотников, гонцов…

— Великий господин, я не понимаю…

— Полукровка, тебе не надо понимать. Если будут троецарцы, одеваетесь лучевийцами, и убиваете. Если лучевийцы, то вы — троецарцы, доспехи и оружие дадим. И всех под нож, да так, чтобы мучились подольше!

Мои глаза прищурились. Даже в пустячковом мозге Деметриуса произошла серьёзная мыслительная работа, и он догадался, что-то тут нечисто.

— Абсолютно всех?

— Хороший вопрос, — послушник ухмыльнулся, — Один, максимум двое в резне пусть выживут… Попытайте хорошенько, но чтоб убежать смогли, и чтоб языки целые были. Они должны рассказать людям.

Своими собственными глазами… точнее, глазами Деметриуса я наблюдал, как зарождается тот самый заговор, о котором мне говорили Агата и Виол. Кому-то очень нужна война между Лучевией и Троецарией, и как нельзя лучше для этого подойдут стычки на границе.

— Вижу, ты смекаешь лишнее, — послушник покачал головой, — Не думай об этом, и я тебя не забуду.

В мои руки ссыпались ещё монеты.

— Господин… — я снова захныкал, — Что мне это золото, если рано или поздно придёт дружина? Будь то троецарская или… эээ…

Мои губы хотели прознести «лучевийская», но Деметриус понял, что не стоит говорить лишнее. Не стоит намекать послушнику, что сопровождающие его воины, кажется, не совсем верны королю Лучевии.

— Твой ум и вправду поражает меня, — лишний раз польстил мне послушник, на самом деле усыпляя лишнюю сообразительность, — Далеко пойдёшь, а мне такие люди нужны. Знаешь, как тяжко найти стоящие мозги?

Я растянулся в мучительной улыбке, а потом послушник положил мне в ладонь золотой артефакт. Изящный круглый медальон с нарисованными звёздами, солнцем и луной.

— Этот артефакт мгновенно перенесёт тебя ко мне, если переломить да подпитать огнём. Но только тебя!

И вот здесь хозяин моих глаз растянулся в улыбке, окончательно поверив, что господин и вправду спасёт ему жизнь. Сам же я с трудом удержал себя в видении, едва не расхохотавшись — если бы Деметриус представлял себе ценность этого артефакта, то догадался бы, что обычной пешке такое не отдадут.

— А что мне сказать остальным? — всё же спросил я, с волнением вешая медальон на шею.

— Это твои проблемы. Обмани, придумай что-нибудь, но мне нужны убийства. Золото дам, купи их. А с догадливыми спорить не надо, от них избавляться надо… Да ты и сам знаешь, полукровка.

И он отсыпал мне больше золота. Вложил ещё пару защитных амулетов, объяснив, от чего они.

А потом, крепко задумавшись, вытащил ещё бутылёк. Моего носа коснулся запах чеснока.

— Полукровка, — явно сомневаясь, сказал он, — Хоть это и маловероятно, и я сам не верю в эти сказки, но… хм-м… повелитель волнуется…

— Его величество светлейший Тянь Куо может не сомневаться, я выполню любое его поручение, — начал я петь дифирамбы.

— Да, да, его величество… — хмыкнул послушник, — Вот что, на тракте может появиться бросс… или лиственники… Они ни в коем случае не должны выжить!

Загрузка...