Черные брови дракона хмурятся. Он смотрит на Томаль так, будто испепелить готов. За ту короткую паузу, что он выдерживает, воздух начинает искриться.
– Томаль, что за бред ты сейчас несешь?
Голос низкий, но такой пугающий, что все внутри дрожит. Я так напряжена, что не могу дышать. Словно кто-то играет трагическую мелодию на скрипке моих нервов. Вот-вот лопнут струны!
– Бред? – оскорбляется Томаль. А ведь еще секунду назад она задирала нос, предвкушая мое распятие. – Да это дюжина адептов видела! Они вдвоем с профессором Саласом заперлись в лаборатории и не открывали дверь, когда профессор Стайл ломился!
Это был выстрел в голову, но я ощутила, как разрывается сердце. Бац, и все лопнуло! Весь мир в осколках, а тело в ранах.
Арон молчит. А я все так же стою как вкопанная, пытаясь заставить себя сказать хоть слово. Сказать, что все это было не так.
Готова разрыдаться и начать просить прощение, хоть и не делала того, в чем драконша пытается меня обвинить. Но даже рта открыть не могу, так сильно я сейчас боюсь гнева, что искажает грозное мужское лицо.
– Арон, я… – чудом пересиливая нарастающий страх, заставляю себя говорить, но дракон одним лишь жестом поднятой руки велит мне заткнуться. На меня не смотрит. Вообще. Смотрит на Томаль. Убийственным взглядом.
– Еще раз услышу, как ты разносишь несусветные сплетни о моей жене, и я забуду наше славное детство и то, что твой дядя – советник, – предупреждает ее Арон.
Томаль явно хочет что-то сказать, но под его напором и рта раскрыть не смеет точно так же, как и я. Ее острое лицо искажается обидой, а в глазах собираются слезы.
– И подружек своих предупреди. А если я еще раз что-то подобное услышу… – Арон не заканчивает фразу, но всем и так понятно, что будет очень плохо.
Не поворачиваясь ко мне и не глядя на меня, он безошибочно хватает мою руку чуть выше запястья, сжимает до боли, и тут же все вокруг вертится.
Мы больше не в ресторации, мы в его доме. Огромный зал освещен лишь теплым светом торшеров, создавая романтическую обстановку. Прислугу не видно и не слышно, зато в глаза бросаются разложенные на диванах платья и несколько подарочных коробок. Он готовил сюрприз? А тут… такое…
Слезы скребутся к глазам, Арон отпускает мою руку, да так, словно это прикосновение его испачкало, и молча ступает прочь.
– Арон, пожалуйста, послушай! – кидаюсь вслед за ним .
Меня трясет, но не только от страха. Я знаю, что там в ресторации, хоть он и вступился за меня, но поверил Томаль. Каждому ее слову. А это неправда!
Он останавливается, но не дает и шанса продолжить.
– Ни слова.
Приказ четкий. Жесткий. Но он так говорит лишь потому, что наверняка полагает, что я начну говорить, что сожалею о содеянном или, хуже того, заявлю, что наш брак – это фарс и в случившемся нет ничего такого. Но я-то хочу сказать другое!
Он отрывает каблук от пола и удаляется так стремительно, что я боюсь не успеть!
– Томаль сказала неправду! – спешу выпалить я, пока у меня есть шанс.
Остановился. Стоит ко мне спиной. В комнате такая тишина, что слышно лишь мое взволнованное нервное дыхание и всхлипы.
– Я не делала того, в чем она пытается меня обвинить! – спешу сказать ему, пока дракон слушает, но застываю в ужасе, как только он оборачивается.
Сколько бурлящей ярости в его глазах! Она молниями впивается в меня и разрывает изнутри на части.
– Поверь мне, – только и прошу я едва слышно.
Смотрю на него так искренне, так откровенно, будто душу наружу вынула. Не знаю почему, но сейчас для меня жизненно важно, чтобы он поверил мне. Вовсе не из-за страха или чувства вины. Нет.
Но его глаза по-прежнему источают злобу.
– Ты была в его лаборатории? – он задает один-единственный вопрос, делая угрожающий шаг мне навстречу, и от макушки до пят я вся наливаюсь свинцом.
Судорожно думаю, что ему ответить, ведь простое “да” станет приговором. А пока мои мысли мечутся, дракон оказывается совсем близко.
– Я была там по делу! – спешу заверить. – Правда!
– По какому делу, Элла? – рычит он мне в лицо, сдувая остатки моей решимости.
Гоблины! Почему он задает вопросы, на которые нет простых ответов? Я не хочу ему врать, но про тайну рождения рассказать не могу. Тем более, когда сама еще ни в чем не уверена.
– Мне нужно было подготовиться к экзамену по зельеварению. Это очень важно для меня, но ничего более, – говорю первое, что приходит в голову.
– И поэтому вы заперли дверь?
Еще один вопрос, вырывающий землю из-под ног. И что мне делать? Опять врать? Опять выкручиваться? Он ведь читает меня сейчас, как открытую книгу. Я только глубже раскапываю яму своим враньем.
– Ничего не было. Даже близко. Поверь мне. Пожалуйста, – только и говорю ему, слезно глядя в глаза.
Молчит. Ярости в нем все больше. В изумрудных глазах плещется опасное черное пламя.
– Ты больше не выйдешь за порог этого дома, – рычит он мне в лицо. – Ясно?!
Что?! Он это серьезно? Я теперь пленница?
– Но я ж сказала, что ничего не сделала! Почему ты можешь так просто поверить Томаль, и даже не хочешь попытаться услышать меня? – говорю ему в сердцах.
– Потому что от тебя за версту несет враньем! – он рявкает так, что я невольно вздрагиваю, но тут же сжимаю кулачки.
– Будто от тебя нет! Я видела тебя сегодня в компании твоей блондинки с портрета. Да-да, с Лилит. Нетрудно догадаться, что это с ней ты был прошлой ночью! Так что, не тебе меня обвинять! – выдаю я и вижу, как изумрудные глаза дракона застилает такая густая беспросветная тьма, что надо бежать без оглядки.
Зрачки из круглых обращаются в нитевидные, и становится настолько страшно, что я уже не чувствую ни рук, ни ног.
Арон испытывает меня убийственным взглядом, а потом касается горячими пальцами моего подбородка, вынуждая смотреть ему в лицо.
– Ты ни шагу не сделаешь из этого дома, – его горячее дыхание обжигает кожу. – Ты все поняла?
Обида так хлещет внутри, что и слова вымолвить не могу. Да и чего толку говорить, если он все равно не слышит? И про Лилит ничего не сказал. Просто продолжил гнуть свою линию.
Не дождавшись от меня ответа, дракон отстраняется. Идет к диванам, заваленным коробками, и хватает одну из них. Самую маленькую. Небрежно срывает ленту и достает приметный камень, очень похожий на артефакт перемещения.
– Это тебе теперь не понадобится, – говорит он, швыряет коробку на пол и уходит. А я остаюсь стоять одна в огромном пустом зале.
О боги! Да почему же так больно в груди? Почему он мне не поверил? Почему поверил этой Томаль? А мне даже не попытался!
А ведь сам говорил, что мы должны дать друг другу шанс.
Стоп. Почему для меня это так важно? Я ведь еще вчера хотела от него бежать, а сегодня раздираю глотку, пытаясь бороться с несправедливостью.
Нет. Не с ней.
О боги! Я с ужасом понимаю, что мне не так уж важно, что думает та дюжина адептов в академии и какие гадости говорит за спиной, но мне важно то, верит ли мне Арон. С чего вдруг? Почему?
Прониклась к нему благодарностью после совета? Увидела в нем не врага, а друга?
И этот самый друг сейчас посадил меня под замок. Он ничем не лучше тети с дядей!
Наверное, мне стоило сбежать еще утром прямо из академии в эту гоблинскую Гвинею, если бы я о ней знала заранее. Самой. Одной. И тогда всего этого бы не произошло.
Собрав себя по кусочкам, стираю слезы и тихо ступаю по лестнице вверх.
– Госпожа, – обращается ко мне робко Амира. Утопая в своих мыслях, я даже не заметила, как она подошла.
– Ваша комната там, – скромно говорит она, опустив голову.
Моя комната? Меня отселили? Верно, достопочтенные брачующиеся ведь часто живут по отдельности, когда имение позволяет. Тут комнат больше, чем пальцев на руках. Так что не удивительно. Однако не могу не обратить внимание на то, что это произошло именно сейчас.
Бросаю взгляд на дверь той самой спальни, где провела прошлую ночь. Одна.
В голове вертятся мысли, возвращая меня к Лилит! Думая о ней, я начинаю путаться в происходящем.
С одной стороны этот его многозначительный взгляд и чувство, что я для него не игрушка. Не вещь, как для тети и дяди. А с другой – Лилит.
Не могу выкинуть из головы тот её взгляд, так и заявляющий “Арон мой”. Если он выбрал ее, то зачем это все?
Вхожу в комнату, обозначенную Амирой. Она меньших размеров, но в таких же серых тонах.
– Принести вам чего-нибудь? Может быть, воды? – беспокоится Амира.
По всей видимости, она слышала наш “тихий” разговор.
– Нет, спасибо, – отказываюсь я.
– Если что-то захотите —зовите в любое время, – искренне откликается она. Такая милая.
– До утра я точно тебя не побеспокою, – заверяю ее и, видя какие-то сомнения в ее глазах, добавляю, – и никуда не денусь.
– Простите, госпожа, – она опускает голову. Винит себя за то, что позволила мне раскусить ее опасения.
– Тебе не за что извиняться, Амира. Доброй ночи, – желаю я ей от всей души и, когда дверь закрывается, тушу в комнате свет.
В темноте не видно слез, и можно дать волю чувствам.
Когда глаза опустошаются и усталость сменяет душевную боль, отрываю взгляд от окна и плетусь в постель.
Из-за слез веки опухшие, а белки немного красные даже утром. И холодная вода не спасает.
Хотя идти мне некуда, так что никто и не увидит.
Когда Амира приходит ко мне, чтобы помочь с одеждой, я уже собранная.
– Завтрак скоро приготовят, – сообщает она, но в ответ я говорю, что не голодна.
Есть, в самом деле, не хочется.
– Если вы из-за господина отказываетесь, то его нет, – тихо шепчет она.
– И ночью не было? – догадываюсь я, и девушка тут же смущается.
– Госпожа, пожалуйста, не задавайте мне такие вопросы, – просит она, и я киваю.
– Не буду, – обещаю я, потому что по ее виду уже прекрасно все поняла.
Но завтракать все равно не хочу. Как и обедать. Не из вредности. Просто кусок в горло не лезет.
Схожу с ума, находясь в четырех стенах, как пленница. Даже во двор мне выйти не дают. Приходится слоняться по дому, ловя на себе жалостливые взгляды прислуги.
– Нет, не пускай! – слышу голоса в коридоре. – Хозяин ведь добро не давал.
Кого они не впускают? Выглядываю в окно. Айла. Развернули с порога, даже увидеть мне ее не дали. Да что же это такое? Даже узникам темницы положены редкие свидания!
В такие моменты в голову опять лезут мысли о побеге. Но ввиду случившегося, это нагонит еще больше ненужных слухов. Не хочу никого подставлять. Пусть все уляжется, тогда и решу, что делать дальше.
Следующей по счету комнатой, в которой я не была, оказывается библиотека. Такая большая, внушительная. Но книг в ней не много. В осном все, что касается делопроизводства и еще несколько стопок газет. Видимо, архивы. Я слышала, что многие их хранят, а вот тетя и дядя нет.
Интересно, здесь я могу найти что-то о покойных родственниках Блейков, дочерью которых меня считают, или о семье зельеваров, к которой приписывает меня профессор Салас? Много лет с тех пор прошло. Сохранилось ли что-то, если вообще упоминалось?
За перелистыванием пожелтевших страниц даже не замечаю, как садится солнце. В глазах уже рябит, и впервые за день начинаю чувствовать голод, но слишком увлечена процессом, чтобы оторваться. К несчастью, того, что мне нужно, нигде нет.
Ах! Вот! “Пожар в доме зельевара”. Может, это оно?
Слышу голоса из коридора. Кто-то пришел? Не нужно, чтобы меня поймали за таким интересным занятием.
Скорее складываю в кучу все газеты, а ту, что меня привлекла, забираю с собой.
Прежде чем выглянуть в коридор, проверяю, нет ли кого. Пусто.
На цыпочках мчусь к лестнице, чтобы дочитать статью в своей комнате, но худощавый мужчина выходит из гостиной так резко, что я едва не вскрикиваю от неожиданности.
– Леди Эшер, что вас так напугало? – с фальшивым беспокойством спрашивает советник.
Тот самый, что с мышиными волосами и пугающими желтыми глазами. Его неприятный скользкий взгляд цепляется за газету в моих руках. Не знаю, успел ли он прочитать, но я живо убираю руки за спину.
– Ваше неожиданное появление, – отвечаю ему. – Вы вышли слишком тихо.
– Разве? Мой опыт подсказывает, что так реагируют те, кто хотят что-то скрыть, леди Эшер, – он делает странный акцент на обращении, не стесняясь высказывать свое недовольство мной. – Позволите узнать, что такого вас привлекло в пожаре в доме зельевара, который случился тысячу лет назад?