Прошло несколько лунных циклов. Ярослав привык к новому телу, научился скакать на Зиране так, будто родился верхом, а в учебной схватке легко одолевал пятерых стражников. Каждую ночь к нему приходила Вейд — девушка, как выяснилось, влюбилась в красавчика Сихара с первого взгляда.
В общем, жизнь, можно сказать, наладилась и вошла в колею. Пока однажды вечером, когда Ярослав уже готовился к привычному сексуальному марафону и долгому крепкому сну, к нему в комнату не явился Корв, облаченный не в привычную тогу, а в кольчугу поверх туники и бронзовый шлем. На поясе жреца висели булава и кинжал.
— Надевай свои дурацкие штаны, и возьми всё свое оружие! — скомандовал жрец. — Идем!
— Куда мы на ночь глядя? — удивился Ярослав, послушно собираясь в дорогу.
— Выступаем в рейд! — Ответил Корв. — Пора проверить тебя в бою!
У восточных ворот храмового комплекса их ждали лошади, навьюченные сумками с провизией и бурдюками с водой. В сопровождение с ними отправлялся небольшой конный отряд — примерно двадцать стражников во главе с сотником Гаруком.
Ехали довольно долго — четыре дня. Вернее — двигались, в основном, по ночам, начиная движение перед закатом и заканчивая его через пару часов после рассвета — самое жаркое время спали под полотняными навесами. Песок хрустел на зубах, горячий ветер обжигал лицо. Ярослав впервые уехал так далеко от Храма Карса, впервые ощутил на себе полную мощь здешнего светила. Пытка испепеляющей жарой была мучительной — Краснов и представить себе не мог, что кто-то умудряется жить в пустыне, заниматься какими-то делами, рожать и растить детей.
Утром пятого дня отряд вышел на лагерь кочевников. Кочевье было жалким: несколько дырявых шатров, облезлые лошади, запах нищеты и страха.
— Это племя Кхарра, «крысы пустыни», — пояснил Корв, не глядя на него. — Сегодня мы очистим одно из их гнезд!
— Ты предлагаешь мне убивать этих людей? — спросил Ярослав. — К чему мне это?
— Чтобы понять, зачем ты здесь! — Ответил жрец, и многозначительно посмотрел ему в глаза.
Ярослав сжал рукоять палаша. Он не хотел этого. Но его активно подталкивали на «тропу войны».
Стражники слезли с коней и построились в одну шеренгу. Воевать верхом они, в силу отсутствия подходящего снаряжения, не умели. Корв встал за стеной щитов, жестом указав Ярославу на место рядом.
— Режем всех, кто держит оружие! — скомандовал Гарук. — Девок и щенков берем живьем. Стариков и старух — под нож! Карсу нужны молодые тела. Вперед!
Отряд быстрым шагом успел дойти до первого шатра, когда кочевники их заметили. Сразу поднялся дикий крик женщин и послышались воинственные возгласы мужчин. Первой жертвой оказался немолодой мужичок, выбежавший им навстречу с копьем наперевес. Гарук снес ему голову одним ударом. Кровь брызнула на песок, и воины ринулись в бой.
Кочевники, худые и обожженные солнцем, высыпали из своих развалюх с кривыми ножами и копьями с наконечниками из кости. Они дрались отчаянно, но против обученных закаленных стражников у них не было шансов. Их крики сливались в один протяжный стон. Они падали один за другим, не сумев нанести врагам даже малейшего урона. Вскоре все защитники были убиты и тогда началась настоящая резня.
Стражники сложили в кучу свои большие щиты, чтобы освободить руки и рассыпались по лагерю в поисках добычи. Ярослав не участвовал в этом «празднике жизни». Он молча стоял, наблюдая, как Гарук распарывает живот седому старику, как двое бойцов закалывают старух, пытавшихся защитить женщин с детьми.
— Ты не будешь сражаться? — спросил Корв.
— Это не бой. Это бойня! — хмуро ответил Ярослав.
Корв усмехнулся.
— Разницы нет!
Когда молодые девушки и дети были связаны, а «ненужные» кочевники добиты, стражники принялись за женщин. С них сорвали грязные туники и принялись насиловать, соревнуясь друг с другом в «мужской доблести» — кто больше перетрахает.
— Эй, Сихар, а ты чего стоишь? Говорили, что у тебя длинный меч! — крикнул Гарук, залезая на очередную жертву. — Или он у тебя мягкий?
Дружный хохот разгоряченных самцов был ответом на тупую шутку своего командира. Корв покосился на Краснова — капитан остался невозмутим, он еще в прошлой жизни научился игнорировать плоские подначки гопарей. Тогда жрец поднял над головой булаву и громко сказал:
— Прекращайте баловство! Быстро заканчивайте и уходим! Надо разбить лагерь под днёвку вот за той дюной до того, как солнце высоко поднимется. Или придется торчать тут до вечера среди трупов.
Видимо авторитет старшего жреца среди воинов Храма Карса был непререкаемым — вполголоса матерясь, насильники торопливо кончали, неохотно сползали со своих жертв и принялись навьючивать лошадей всяким «нужным» барахлом. Ненужное барахло подожгли. Уже когда весь отряд сидел верхом, Гарук обошел изнасилованных женщин (которых изначально не планировали тащить с собой) и лично перерезал им глотки.
Ярослав отвернулся.
— Ты должен был присоединиться к стражникам в бою, — сказал Корв, когда они вернулись в Храм. — Теперь они будут сомневаться в тебе.
— Мне плевать! — ответил Ярослав.
— Напрасно, — покачал головой жрец. — У твоего поступка могут быть неприятные последствия.
Его предположение начало сбываться в тот же день — теперь стражники смотрели на него иначе, не с ненавистью и страхом, а с презрением. Согласно их примитивному представлению о жизни, он проявил слабость. Невзирая на все его предыдущие поступки. Когда Ярослав шел по Арене к тренировочной площадке, один из воинов, коренастый детина со шрамом через левый глаз, плеснул ему под ноги мочой из деревянной бадьи.
— Трус! — бросил стражник, и вонючие капли забрызгали сандалии, оставив темные пятна на отполированной коже.
Другой, помоложе, с нервно дергающейся щекой и бегающими глазами, прошипел, проходя мимо:
— Карс не любит слабаков. Особенно тех, кто прячется за спинами настоящих воинов.
Гарук просто плюнул ему под ноги, не удостоив взглядом.
А сразу после обеда Краснова вызвали к Верховному жрецу.
Патриарх ждал его в своем кабинете с панорамным окном, выходящем на пустыню. Высокий, худой, с властным лицом, настоящий маршал. Ярослав стоял перед ним, чувствуя себя одной из песчинок, лежащих снаружи под испепеляющим солнцем.
— Твоя первая вылазка прошла успешно, — произнес Верховный.
Голос был спокоен, но в нем чувствовалась скрытая ярость.
— Если успех — это убийства и насилие… — Ярослав скривился, словно съел целый лимон.
— Это необходимо, — перебил Верховный. — Мы строим новую эру. И ради этого все средства хороши.
Ярослав промолчал.
— Ты не участвовал в бою! — рявкнул Верховный. — Ты просто наблюдал. Как будто это не твоя война!
— Потому что это не моя война, — отрезал Ярослав. — Я не собираюсь резать безоружных.
Тень скользнула по лицу патриарха. Он медленно поднялся, и вдруг Ярослав почувствовал давление — не физическое, а какое-то древнее, вязкое, будто сам воздух сжимал его горло.
— Ты ошибаешься, — прошипел жрец. — Это именно твоя война. Потому что ты наш.
Он сделал шаг вперед, и золотой обруч на его лбу вспыхнул тусклым светом.
— Ты думаешь, мы просто так вложили твою душу в тело Сихара? Ты — меч в руках Карса. И если меч отказывается рубить… его переплавляют.
Ярослав стиснул зубы.
— Попробуйте.
Жрец рассмеялся — сухой, безжизненный звук, будто кости, падающие на камень.
— О, мы не будем убивать тебя. Ты слишком ценен. Но у тебя есть слабость.
Он щелкнул пальцами, и дверь в покои распахнулась. Двое стражников втащили Вейд. Ее руки были связаны за спиной, рот закрыт кляпом, а глаза — широкие, испуганные — метались между Ярославом и патриархом.
— Милая девушка, — сказал Верховный, проводя пальцем по ее щеке. — Хотя и шлюха — до тебя она переспала с десятком мужчин. Правда, выбирала кого почище и помоложе — в основном, младших жрецов. Но сейчас я подумываю, а не отправить ли ее на кухонный двор, в качестве утешения для самых грязных и вонючих рабов.
Ярослав рванулся вперед, но невидимая сила приковала его к месту.
— Ты, урод…
Что-то сжало шею, Краснов захрипел от боли.
— Это тебе за оскорбление, тварь! — снова рявкнул старик. — Слушай меня внимательно: Ты пойдешь в следующий набег. И ты будешь там убивать. Иначе Вейд отправится в ямы для рабов.
Ярослав посмотрел на Вейд. Она трясла головой, словно говорила «не соглашайся», но в ее глазах плескался ужас.
— Хорошо, — прошипел Краснов. — Я пойду.
— И будешь убивать? — усмехнулся старик.
— Я пойду! — упрямо повторил Ярослав.
Патриарх задумался, затем кивнул.
— Пока достаточно.
Стражники отпустили Вейд, и она бросилась к Ярославу, но он не обнял ее. Он смотрел только на патриарха.
— Прибереги свою ярость для пустынных крыс! — сказал Верховный. — А теперь пошел вон!
Ярослав вышел из покоев Верховного жреца, и массивные дубовые двери с глухим стуком захлопнулись за его спиной. Звук эхом разнесся по высокому коридору, отражаясь от полированных каменных стен, покрытых причудливо извивающимися трещинами. Подошвы его сандалий с мягким шелестом скользили по мозаичному полу, где каждый камешек был уложен с математической точностью, образуя сложный узор из переплетающихся спиралей — символ «Жезла жизни».
Воздух в коридоре был прохладным, пропитанным запахом благовоний и какой-то тухлятины. Краснов остановился у узкого окна-бойницы. Горячий ветер пустыни обжигал лицо, принося с собой мельчайшие песчинки, которые хрустели на зубах и забивались в складки одежды. Внизу, за невысокой круговой стеной, раскинулось бескрайнее море дюн — золотистых, переливающихся под кровавым солнцем, движущихся почти незаметно, но неумолимо, как дыхание спящего гиганта. Девушка прижалась к нему, дрожа всем телом, и только сейчас Ярослав обнял ее и принялся успокаивающе поглаживать по спине. Вейд тихонько заплакала.
Снова оживились воспоминания о резне в пустыне. В голове опять зазвучали крики кочевников — хриплые, полные животного ужаса, смешанные с предсмертными хрипами. Пронзительный визг женщин, когда стражники срывали с них грязные одежды, обнажая иссушенные солнцем тела. Скрип кожи о кожу, тяжелое дыхание насильников, глухие удары кулаков по плоти, визгливый смех Гарука. Ярослав сглотнул ком в горле. Он прислонился лбом к прохладному камню, пытаясь заглушить воспоминания.
— А ведь я прямо там мог перебить всех стражников и прирезать этого борова! — прошептал Краснов девушке. — Но я стоял и смотрел, как эти мрази режут безоружных. Как Гарук забавы ради вспарывает животы старикам. Как они… — Он резко сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, оставляя на коже кровоточащие полумесяцы. — И что было бы потом — куда бы я делся? Уйти в пустыню? Даже если пройти через пески и вернуться к Сихарам — это будет верная смерть, они сразу поймут, что я одержимый. Идти на север? Еще более сложная задача — на том направлении почти нет колодцев. Это не мой мир! Это не моя война! Теперь еще и ты, Вейд…
— Ну, прости, что так вышло, Яр! — Она резко отстранилась, глаза сверкнули в полумраке, как у кошки. — Я всего лишь рабыня. Вынужденная ежедневно лавировать между изнасилованием и групповым изнасилованием!
Ярослав шагнул к ней. Пальцы сами потянулись к ее лицу, но остановились в сантиметре от кожи. Он почувствовал исходящее от нее тепло, увидел, как по шее пробежала дрожь, подняв мелкие пупырышки на смуглой коже. Ее дыхание коснулось его губ.
— Прости, девочка! Пока я жив, ты будешь в безопасности, обещаю! Я убью любого, кто тебя обидит!
Вейд закусила губу. Капля крови выступила на бледной коже, и он невольно проследил, как она скатывается по подбородку, оставляя алый след. Девушка бесшумно зарыдала и прильнула к нему всем телом. Ярослав обнял ее за плечи и повел в свою комнату. Там они некоторое время сидели на диване, думая каждый о своем.
— Я не из пустыни, — прошептала Вейд в самое ухо Ярославу, ощущая, как он невольно напрягается. — Я знаю, что там, на севере, за песками!
— И что?
— Империя… — Она обвела руками в воздухе, словно рисуя невидимые стены. — Там есть города из белого камня, который сверкает на солнце, как снег. Улицы, вымощенные плитами, настолько гладкими, что в дождь в них можно увидеть отражение неба. Фонтаны в садах, где вода поет, падая с высоты в мраморные чаши.
— И армия? — Его голос стал жестким, как сталь клинка. Ярослав вспомнил, что ему говорили о геноциде сторонников Карса.
— Да. — Она опустила глаза. Длинные ресницы отбрасывали тени на скулы. — Легионы в стальных доспехах, отполированных до зеркального блеска. Машины, которые метают огненные шары на расстояние в тысячу шагов. Корабли с пурпурными парусами, что бороздят Великое море.
Ярослав схватил ее за запястье. Кожа под его пальцами была удивительно мягкой, нежной — совсем не такой, как у местных женщин, изможденных пустыней. Он почувствовал тонкие шрамы на внутренней стороне предплечья — следы от веревок или, возможно, цепей.
— Почему ты здесь?
— Меня продали в рабство, — быстро ответила она, но зрачки дернулись в сторону, выдав ложь.
— Врешь!
Ее дыхание участилось. Ярослав чувствовал, как под его пальцами бешено стучит пульс, ускоряясь с каждым мгновением.
— Я не могу сказать.
— Почему?
— Потому что тогда ты меня убьешь.
Он отпустил ее руку, и она отпрянула, как ошпаренная. В глазах читался тот же ужас, который он видел получасом ранее, в покоях патриарха. И тогда Ярослав мягко, насколько мог, снова взял ее за ладони и поцеловал в губы.
— Нет, я не трону тебя! Я же обещал тебя защищать! Расскажи мне всё!
Вейд почти минуту сидела неподвижно, всматриваясь в его лицо. Потом, наконец, приняла решение и, прижав губы к его уху, начала шептать:
— Мой отец был имперским шпионом. Он пришел в Великую пустыню двадцать лет назад. Его послали узнать, существует ли ещё Храм Карса. Он нашел Храм, сумел втереться в доверие жрецам и даже стал одним из них. Это было очень сложно, ведь они представляют собой небольшую спаянную фанатизмом группу людей. Но отец смог, он был очень умен и его хорошо подготовили к миссии. Но доложить о своей находке руководству отцу не удалось — покинуть Храм не вышло. Он остался, влюбился в мою мать, простую рабыню. А потом родилась я… Он не сумел дать мне статус свободной, но, сколько я себя помню — всегда поддерживал и помогал. Рассказывал о жизни в Империи, о сверкающих городах, о закованных в сталь воинах. К сожалению, он умер, когда мне было семь лет. С того момента мне пришлось заботиться о себе самой. Немного облегчал существование и изредка выручал из беды друг отца — старший жрец Тарх.
— Тарх — тоже шпион? — удивился Ярослав.
— Нет. Он даже не из Империи. Просто они попали Храм почти в одно время и оба были чужаками, поэтому держались вместе.
Она замолчала, будто боялась сказать лишнее. Но Ярослав ждал, и через несколько секунд она продолжила:
— Прости, любимый, но я не знаю дороги на север! Отец говорил, что она петляет от колодца к колодцу. Малейшее отклонение от верного маршрута — смерть в песках. Недаром дорогу называют «Тропа Костей».
Ярослав почувствовал, как внутри всё оборвалось. Ничтожная надежда оказалась фикцией. Спасения не было…
— Но я не хочу бежать! — вдруг сказала Вейд. Она посмотрела на него, и сейчас в ее глазах не было страха. Только ярость. — Я хочу, чтобы этот Храм сгорел дотла! Вместе со всеми обитателями!
На следующее утро Корв нашел его на тренировочной площадке. Ярослав бил мечом по деревянного манекену, с каждым ударом представляя вместо него Патриарха, Гарука, безымянных стражников. Удары становились все яростнее, клинок свистел в воздухе, от чучела летели щепки.
Корв постоял в тени колоннады, наблюдая за его тренировкой. Длинные пальцы жреца перебирали черную кайму на тоге — привычный жест нервного напряжения.
— Ты сделал ошибку, — наконец сказал Корв, когда Ярослав остановился, восстанавливая дыхание. — Я предупреждал тебя не брать эту девчонку. Ты стал уязвим!
— Какая теперь, на хрен, разница? — Ярослав хмуро глянул на жреца. — Если бы не она, вы бы подловили меня на чем-то другом! Я для вас просто инструмент. Оружие, которое нужно направить в нужную сторону.
— Первоначальный план был иным! — Корв посмотрел прямо в глаза, и Краснов впервые увидел в его взгляде что-то, кроме привычной холодной расчетливости. — «Жезл жизни» должен был создать армию одержимых. Тысячи воинов, чьи тела взяты здесь, а души — из других миров. Мы вышли бы из пустыни, раздавили кочевников, собрали рабов… А потом двинулись на Империю.
— Но «Жезл» не работает, — усмехнулся Ярослав.
— Да, — Корв сжал кулаки. — И теперь у нас есть только ты — наша единственная надежда.
— А почему бы вам не нанять наёмников? Неужели в этом мире не существуют корпорации профессиональных солдат? Или почему не обучить военному делу младших жрецов и слуг — их по Храму несколько тысяч околачивается? Неужели обязательно нужно создавать армию из одержимых? Это часть вашей религии, поступать только таким образом? — Не выдержал Ярослав.
Корв на эти слова отреагировал предельно странно: пару минут просто стоял, опустив глаза и поглаживая переносицу. Наконец он поднял голову и с горькой усмешкой сказал:
— Не всё так просто, Яр! Неужели ты думаешь, что за тысячу лет мы не пытались так сделать?
Ярославу стало немного стыдно. Он, вообразив себя самым умным, предложил предельно простое в их обстоятельствах решение, которое только может прийти на ум военному, но жрец был прав — неужели они бы не додумались до этого за несколько веков?
— Ладно, потом это обсудим! — кивнул Корв. — А сейчас иди, готовься к новому рейду, вечером выступаем!
Через пять пути дней они вышли точно к стоянке кочевников. Вероятно, эти рейды не «били в пустоту», а организовывались по данным какой-то разведки. Очередные жертвы, «пустынные крысы» разбили лагерь у какой-то длинной канавы, скорее всего русла пересохшей в незапамятные времена реки.
Атаковали на рассвете, тем же порядком — спешились в прямой видимости от жалкой кучки полуистлевших навесов, растянутых на кривых шестах, построились в шеренгу, выставили вперед щиты и двинулись вперед мерным шагом. Солнце поднималось у горизонта раскаленным медным диском, отбрасывая на песок черные тени. Ярослав шагал рядом с Корвом за спинами стражников, чувствуя как по телу постепенно разливается жар. Но не от тмпературы воздуха, а от предчувствия чего-то ужасного.
Как и в прошлый раз, кочевники профукали появления воинов Храма — первые крики тревоги прозвучали, когда шеренга дошла до первого навеса. Внезапно строй стражников распался надвое, в середине образовалась широкая брешь. Пока Ярослав ошарашенно раздумывал, что это за авангардистский тактический приём, Корв приблизился к нему, как тень и тихонько сказал:
— Если не поднимешь меч, Вейд отведут в рабские ямы.
Ярослав, сжав рукоять палаша и стиснув зубы так сильно, что аж заныла челюсть, сделал несколько шагов и вышел за «стену» щитов.
В нос ударили запахи какого-то гнилья, чего-то прокисшего и дыма костра из сушеного дерьма.
— Вперед, Сихар! — голос Гарука прозвучал, как удар плетью. — Покажи, наконец, чего ты стоишь!
Первый кочевник — мальчишка лет пятнадцати, с всклокоченными волосами и костяным кинжалом — бросился на него, визжа от страха. Ярослав почувствовал, как его тело само реагирует — мышцы напряглись, сухожилия натянулись, как тетива лука. Палаш взметнулся вверх, холодная сталь сверкнула на солнце. Голова паренька отлетела, описав в воздухе дугу. Кровь хлынула из шеи, горячая, липкая, брызнув на руки, на лицо. Ее вкус — медный, соленый — заполнил рот.
Тело Ярослава ликовало. А разум… Разум онемел.
Почуявший запах смерти хищник внутри Краснова восторженно заревел и бросился в атаку. Стражники одобрительно закричали и последовали за ним. Уже через пару минут лагерь кочевников был вырезан полностью. Ярослав стоял среди изрубленных трупов, тяжело дыша. Его клинок был красным до гарды, кровь засохла на руках черными корками. В ушах все еще звенело — то ли от жары, то ли от адреналина.
— Ты сделал это в одиночку! «Крысы» пали от твоего меча, наши воины не успели ничего сделать! — Корв положил ему руку на плечо. Пальцы жреца были холодными, как у мертвеца. — Теперь ты действительно один из нас.
Стоящий рядом Гарук насмешливо фыркнул, но в его маленьких свиных глазках мелькнуло что-то новое — уважение?
— Пленных взять не успели, но это и не важно! — Продолжил Корв. — Всё равно тут одни дохляки были, для преобразования в призванных героев неподходящие!
Ярослав не ответил. Он смотрел на окровавленные тела вокруг.
— Это сделал не я… — почти не разжимая пересохшие губы, прошептал Краснов. Он поднял руки перед лицом — они казались чужими. Сердце, спокойное даже в моменты сильнейшей физической нагрузки, сейчас колотилось, как у загнанного зверя. — Нет, это мои руки. Это я убил их!
Он ясно помнил каждый удар… Шуршание стали, когда лезвие рассекало плоть, бульканье, которое издает перерезанное горло, хруст черепа под клинком палаша.
— Я убил детей, — сказал Ярослав. Глаза жгло, но слез не было — пустыня высушила и их. — Стариков. Беременную женщину — видел, как она упала, хватаясь за живот…
Корв стоял рядом, бросая на него оценивающие взгляды.
— Они все равно бы умерли. От жажды. От голода. От рук работорговцев, — медленно произнес жрец.
— Это не оправдание! — выкрикнул Краснов. Его голос прозвучал неестественно громко, несколько стражников оглянулись на шум.
— Нет, — согласился жрец. — Это факт. Ты сделал то, что должен был. Как солдат.
— Как солдат? — посмотрел на него Краснов. — Я был на войне, но никогда не трогал мирных жителей!
Корв вздохнул, поправил ремешок шлема. В его движениях не было ни капли раскаяния — только усталая практичность.
Внезапно привычная тяжесть палаша стала невыносимой. Клинок выскользнул из пальцев, с глухим звуком упав на песок. Руки дрожали, как в лихорадке. Ярослав попытался поднять меч — пальцы не слушались, будто отказывались вспомнить, как это делать.
— Это пройдет. После десятого раза. После сотого. — Корв поднял меч, вложил его обратно в дрожащие ладони Ярослава. — Тело запоминает. Душа… привыкает.
Ярослав резко отшатнулся.
— Я не хочу привыкать!
— Тогда умри, — пожал плечами Корв. — Выбора нет.
Краснова вырвало прямо на песок. Желудок, пустой с вечера, выдал только желчь — горькую, едкую.
— Неужели нашему герою стало плохо? — раздался рядом язвительный голос.
Гарук стоял в паре шагов, скрестив руки на груди. В его взгляде не было обычной насмешки — только холодное любопытство.
— Отвали, — прохрипел Ярослав.
Сотник не ушел. Напротив, он сделал шаг ближе, его потное, покрытое шрамами лицо оказалось в сантиметре от глаз Краснова.
— Первый раз всегда тяжело, — неожиданно сказал Гарук. — Потом легче. А потом… — он усмехнулся, обнажив желтые зубы, — потом начинаешь получать удовольствие.
Ярослав ударил его. Кулак врезался в челюсть с таким треском, что несколько стражников схватились за оружие. Гарук отлетел на пару шагов, выплюнул кровь — но засмеялся.
— Это всё, что ты можешь? — сотник вытер рот. — Бей сильнее. Бей, пока не забудешь, кто ты. Пока не останется тот, кем ты стал.
Ярослав развернулся и пошел прочь. За спиной раздался хохот — не только Гарука, но и других стражников.
Они знали. Все они прошли через это.
И теперь он стал одним из них.