Проверки в Академии начались уже на следующее утро — внезапно, точно по команде, без предупреждений или объявлений. Совет прислал специальную комиссию: оборотней старшей крови, молчаливых, настороженных, с глазами, в которых отражалась власть. Их шаги эхом отдавались по мраморным коридорам, а за спинами тянулось ощущение холода, будто вместе с ними в помещения входил не только контроль, но и приговор.
Они шли размеренно, корпус за корпусом, не торопясь, как хищники на охоте. Задавали вопросы, вникали в родословные, разворачивали старые архивы, требовали генетические документы, а иногда — и свежие пробы ДНК. Их интересовало происхождение. Истоки. Нечто скрытое под слоями анкет и биографий. Паника кралась по Академии, как утренний туман, затягивая собой лестницы, столовые, аудитории. Сначала едва ощутимая — только в чужих взглядах и внезапно захлопнутых дверях. Потом — уже слышимая в обрывках шёпота.
Все понимали: дело не в порядке. Не в статистике. Комиссия искала кого-то. Конкретного. Особенного. И чем тише звучали их шаги, тем сильнее билось сердце у тех, кто хоть что-то скрывал.
Ана чувствовала это всем телом — словно кольцо, узкое, жесткое, медленно, но неотвратимо сужалось вокруг неё. Она уже была в центре внимания, и воздух вокруг натянулся, как струна. Каждый день — как по минному полю.
Пока ей удавалось избегать прямых столкновений. Один раз она заметила инспектора у входа в столовую — его строгий профиль, тяжёлый взгляд — и тут же свернула в служебный коридор, где пахло моющими средствами и пылью. Второй раз — затаилась в библиотеке, просидела между стеллажами почти час, пока не пришло короткое сообщение от Леи: «Чисто. Можно выходить» .
Ещё кто-то явно помогал ей. Кто-то знал и не выдавал. Может, это был сам декан — старый, усталый волк, в глазах которого жила усталость от всех интриг этого мира. А может — кто-то другой, из тени. Таких в Академии всегда было больше, чем казалось на первый взгляд.
Но Ана знала: долго это не продлится. Их хватка только кажется неторопливой. На самом деле они подбирались ближе — с каждым часом. И когда момент настанет, убежать уже не получится.
Лея тоже была словно на иголках. Она то ходила по комнате кругами, то поджимала губы до белизны, бросала тревожные взгляды в окно и резко отворачивалась, будто ловила кого-то взглядом и тут же жалела об этом. Её движения стали резкими, голос — тише. Ана не раз пыталась поговорить с ней, поймать за руку, вытянуть из неё хоть слово, но Лея каждый раз лишь качала головой и шептала торопливо, почти извиняясь:
— Потом. Я тебе потом всё расскажу. Честно.
Ана, хоть и сдерживалась, чувствовала, как это потом нарастает внутри соседки, как буря под кожей. И когда оно случилось — это было внезапно, но совсем не случайно.
Всё произошло у двери архива. Лея спешила уйти, опустив голову и ускорив шаги. Томас шёл навстречу — уверенно, сосредоточенно, будто не видел никого вокруг. Они столкнулись. Он хотел войти, она — выйти. Ни один не уступил.
Мгновение. Пауза. Тишина.
Они оказались слишком близко, настолько, что дыхание Леи отразилось на его щеке. Время замерло на грани. Белка судорожно выдохнула, пробормотала что-то неразборчивое и сделала шаг назад, но задела его плечо. Потеряла равновесие. Леопард, почти машинально, схватил её за запястье — крепко, но не больно. Лея подняла глаза.
Их взгляды встретились.
Он открыл рот, будто хотел что-то сказать — важное, срочное, но нужные слова не пришли. Или уже не имели значения. Потому что через мгновение Лея его поцеловала.
Неловко. Нерешительно. Как будто не верила, что это действительно происходит.
Но и так, что забыть это было невозможно. Как вдох до боли в лёгких. Как ток под кожей.
Лея вбежала в комнату Аны через пятнадцать минут. Щёки пылали, глаза сияли, волосы взъерошены, дыхание — сбивчивое. Она даже не закрыла за собой дверь.
— Я поцеловала его! — выкрикнула она, будто призналась в преступлении.
Ана вздрогнула, чуть не уронив книгу на пол.
— Что? Кого ты… — Она выпрямилась, глаза расширились. — Томаса?
— Мы просто... столкнулись! И… и это просто… случилось! Он стоял так близко, и я... — Она замолчала, прижала пальцы к губам, будто пытаясь удержать это внутри. Но не смогла. — И он не отпрянул, не отттолкнул. Он ответил на поцелуй. Ну а потом опомнился и сбежал, как всегда.
Ана рассмеялась, поднялась и крепко обняла подругу, прижимая к себе, как шальную птицу.
— Добро пожаловать в клуб непредсказуемых альф, — прошептала она, улыбаясь. — Мы тут все поначалу в шоке.
Позже, тем же вечером, когда коридоры Академии опустели, а за окнами повис густой, почти вязкий полумрак, кто-то тихо постучал в дверь её комнаты. Ана отложила книгу, поднялась, немного затаив дыхание. Она уже знала, кто это. Чувствовала — по лёгкому покалыванию под кожей, по тому, как внезапно ожил воздух.
Таррен стоял в тени, опершись плечом о косяк, как будто не хотел спугнуть момент. Его взгляд был спокойным, но в глубине глаз светилось что-то другое. Не тревога, не настороженность, не привычная внутренняя борьба. А что-то тихое. Тёплое.
— Пойдёшь со мной?
— Куда?
— На свидание, — сказал он, и на губах мелькнула тень улыбки. — Настоящее. Без клыков, проверок и стаи. Только мы.
Ана рассмеялась. Легко. Нежданно. Сердце её вздрогнуло, как от случайного прикосновения.
— Согласна.
Они вышли за пределы кампуса, в город, где уже зажглись фонари. Ветер тихо перекатывался по черепичным крышам, улицы пахли мокрым камнем. Они нашли маленькое кафе на углу — с жёлтым светом, запотевшими окнами и лёгким ароматом корицы, витающим в воздухе, будто приглашение. Внутри играла ненавязчивая музыка, кто-то в углу читал газету, кто-то держал чужую ладонь в своей.
Они сели напротив друг друга за круглым столиком, и всё вдруг стало удивительно правильным. Уютным. Почти невозможным в их мире, но именно потому — драгоценным.
Таррен рассказывал о тренировках, о том, как инструктор упал в реку на глазах у всей группы. Ана смеялась и делилась байками с уроков для омег. Их смех звучал легко, они перебивали друг друга, спорили, говорили глупости — и всё это было счастьем.
А главное — смотрели друг на друга. Долго. Слишком долго для обычной беседы, но ровно столько, сколько нужно было, чтобы молчание между ними стало не пустотой, а смыслом.
Позже, когда город уже засыпал, они шли по мостовой.
— Помнишь ту ночь, когда мы патрулировали? — негромко спросил он.
— Конечно, — ответила Ана, не глядя, но чувствуя, как в груди что-то замирает.
— Тогда… я так хотел тебя поцеловать. До одурения. Но сдерживался, боролся с собой, с каждой клеткой. Думал, что сойду с ума от того, как ты близко и как сильно меня тянуло к тебе.
Она подняла на него взгляд.
— Я заметила.
Он остановился. Несколько секунд смотрел на неё, как будто пытался запомнить каждую черту, каждый поворот ресниц. Потом протянул руку, взял её ладонь в свою. Она не отдёрнулась. Наоборот — сжала его пальцы чуть крепче, чем нужно было.
— А сейчас? — спросила она. — Ты всё ещё хочешь?
Он не ответил. И не было нужды.
Он просто сделал шаг вперёд, и весь мир будто наклонился вместе с ним. Его губы встретили её мягко, почти с осторожностью. Но за этой осторожностью скрывалась сила — та самая, которая пряталась в его взгляде, в каждом сдержанном жесте, в том, как он всегда знал, когда остановиться.
Ана целовала его в ответ — спокойно, уверенно, с тем внутренним согласием, которое не нуждалось в словах.
И всё остальное исчезло.
Мир стал простым. И тёплым. И настоящим.