Когда они вернулись в Академию, солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая небо в приглушённые золотисто-розовые тона. Над воротами взметнулись силуэты стражей, и тени от колонн легли на мощёный двор, как длинные пальцы, медленно сжимающиеся в кулак.
Лея уже ждала их. Она стояла у главного входа, переминаясь с ноги на ногу, с дрожащими руками, прижав ладони к груди. И когда увидела Ану, сорвалась с места.
— Как же я за тебя переживала! — воскликнула она, обнимая подругу с такой силой, что та чуть не задохнулась. — Почему ты не предупредила? Я чуть с ума не сошла!
— Прости… — выдохнула Ана, чувствуя, как после всех событий тепло от Леи смывает напряжение. — Я не знала, что так всё обернётся.
— Тебя все-таки похитили? — Лея отстранилась и схватила её за плечи, вглядываясь в лицо. — Ты хоть понимаешь, что я думала, что больше тебя не увижу? Кто это был? Что случилось?
— Всё в порядке. Правда. Таррен пришёл… И Томас. Они успели. — Ана попыталась улыбнуться, но лицо предательски дёрнулось. — Я жива. И никто не пострадал… кроме Стива и его дружков.
Лея вздохнула и снова обняла её. Потом взяла за руку и, не говоря ни слова, повела в сторону корпуса. Они поднялись по лестнице, прошли по длинному коридору. В комнате Лея усадила Ану на кровать и принесла чай.
— Пей и рассказывай. Ты теперь вместе с Тарреном?
Ана отвела взгляд.
— Ты его по-настоящему выбрала? — осторожно спросила Лея.
— Я не знаю, — честно призналась Ана. — Всё так быстро. Слишком… по-звериному. А теперь я его омега. Формально. — Она провела пальцем по шее, чуть касаясь места, где теперь покоилась метка. — Но я не уверена, что готова… быть ею.
Лея только молча кивнула. Потом выдохнула:
— Главное, что ты жива. Что ты здесь. А остальное — разберёшься. Я рядом, если что.
Они посидели ещё немного, потом Лея ушла, а Ана, не переодеваясь, просто рухнула на подушки. Но сон не шёл. Мысли крутились, как ветер под куполом, а внутри всё ныло, от того, что слишком многое изменилось.
Позже, когда звёзды уже сияли в небе, она встала. Тихо оделась, расправила волосы, накинула тёплый кардиган и вышла из комнаты. Шла быстро, не думая, просто чувствуя, как что-то внутри зовёт. Шаги эхом отдавались в пустых коридорах.
Когда Ана подошла к двери его комнаты, пальцы дрожали. Не от страха. От напряжения. От слишком многого, что происходило между ними. И ещё от чего-то другого — тревожного, щемящего, давно не дающего покоя.
Она постучала. Раз — и тишина. Второй раз. Дверь отворилась почти сразу. Он будто ждал. В дверном проёме стоял Таррен, в тёмной футболке, с влажными волосами — он, очевидно, только что вышел из душа.
— Ты пришла, — сказал он тихо, словно признавая это не столько себе, сколько реальности.
— Мне нужно поговорить с тобой, — прошептала она. — Расскажи мне про Элизу. Я хочу знать.
Он кивнул и молча отступил, пропуская её внутрь.
Комната была почти такой же, как и тогда, когда она впервые заглянула в неё: аккуратная, выдержанная в темных тонах, с резким запахом хвои и волчьей энергии в воздухе. Она прошла чуть вперёд, пока Таррен сел на край кровати, сцепив пальцы в замок. Он смотрел в пол, прежде чем заговорить.
— Элиза… — начал он, и голос его стал немного грубее, словно он сам не знал, как подобрать слова. — Она была из другой стаи, но часто приезжала в нашу. Мы вместе учились, вместе тренировались. Она была сильной, смелой, настойчивой. Думал, что хочу быть с ней. что она — моя пара. Выбрал ее и ждал свой первый отбор. Но не успел. Её не стало. Я винил себя долго. А потом... просто закрылся. Решил, что больше никому не дам подобраться близко. Не выдержу второй потери.
Он замолчал, и в комнате на миг повисла тишина, но полная дыхания, не пустая.
Ана подошла ближе. Её взгляд упал на что-то, поблёскивающее у него на шее — тонкую цепочку с кулоном, полускрытым под тканью футболки.
— Этот кулон... — прошептала она. — Откуда он у тебя?
Таррен нахмурился, машинально прижав пальцы к груди.
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что, — Ана с трудом сглотнула, — это кулон моей мамы.
— Ты что-то путаешь, этот кулон дала мне Элиза.
— Мама подарила его мне, когда мне было девять. А потом... встретила мальчика в лесу. Он был ранен, испуган. Я помогла ему. Тогда у меня не было ничего, чтобы его подбодрить, поэтому отдала ему этот кулон.
— Как звали того мальчика?
— Не знаю. Он не хотел говорить, как его зовут. Я сказала, что буду звать его... мой маленький волчонок.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Я знаю, как звали того мальчика. — Голос его стал низким, почти шёпотом. — Таррен. Его звали Таррен.
Ана будто перестала дышать.
Он шагнул к ней, медленно, как будто приближался не к ней, а к самому центру собственной памяти, собственной правды. И когда оказался совсем рядом, заключил её в объятия. Крепко. Без слов. Как будто нашёл часть себя.
— Так это была ты, — выдохнул он ей в волосы. — Всё это время… это была ты.
Они стояли, не двигаясь. Она слышала, как у него стучит сердце. Он гладил её волосы, плечи, будто не верил, что может держать её в руках.
— Выходит, что Элиза солгала, — сказал он, наконец. — Она услышала мой рассказ, и сказала, что девочкой в лесу была она. Я хотел в это верить. Мне нужно было хоть что-то, что напоминало о прошлом. Оказывается, всё это время я носил твой кулон, Ана.
Он осторожно вложил украшение в её ладонь.
— Он принадлежит тебе.
Она смотрела на него долго. На этот янтарный осколок детства. И на альфу, что стоял перед ней — взрослого, сильного, которого она когда-то спасла…
— Тогда, — прошептала она, — ты был моим волчонком.
— А теперь твой волк, — ответил он, медленно притягивая её к себе, словно боялся, что она снова исчезнет из его жизни, как уже когда-то исчезла.
Он заключил её в объятия — не грубо, не жадно, не так, как альфа берёт свою омегу, а так, как мальчик из детства, нашедший то, что потерял когда-то давно. Его руки обняли её осторожно, будто он боялся разбудить сон. Его пальцы скользнули по её спине, замирая на талии, а лицо уткнулось в её волосы, впитывая аромат, который теперь знал наизусть.
— Я помнил тебя всё это время, — шептал он. — Годами искал в лицах. В голосах. В каждом взгляде, который задерживался на мне слишком долго.
Ана тихо выдохнула, чувствуя, как что-то внутри растворяется. Сопротивление. Гнев. Страх. Осталось только это — их дыхание, их память, их прежнее «мы», которое вдруг стало настоящим.
И тогда он поднял её лицо за подбородок и, не торопясь, медленно, как будто боялся спугнуть, наклонился и поцеловал.
Поцелуй был нежным, безмолвным признанием в верности. Он не требовал, не брал, не жаждал — он говорил. О детской привязанности. О боли утраты. О долгих годах одиночества и о надежде, что всё не зря. Его губы касались её мягко, с трепетом, будто он пытался передать всё, что не сумел сказать тогда, в детстве. Всё, что носил в себе всё это время.
Ана ответила, медленно, осторожно, прижимаясь ближе. Этот поцелуй был не о настоящем, не о прошлом, а о нити, которая связывала их с самого начала. С того лесного дня, где маленький волчонок впервые увидел девочку с глазами, полными тепла.
Когда их губы разъединились, Таррен прошептал, всё ещё прижимаясь лбом к её лбу:
— Спасибо, что ты вернулась ко мне.