Не твой герой

Глава 9

Приняв бодрящий душ и переодевшись в чистую одежду, я спокойно отправился в школу. Ночная «экспедиция за экипировкой» прошла успешно — полный комплект защитного снаряжения теперь надежно спрятан в укромном месте, а на счету осталось немного денег после трат в $6400. Не густо, но для старта сойдет.

Шагая по знакомым улочкам, я с удовольствием вдыхал утренний воздух. На углу мистер Джонсон уже разворачивал свою тележку с хот-догами, радио играло что-то из «Нирваны» — видимо, память о Курте еще свежа в эфире. Из окна соседнего дома доносились звуки утренних новостей — дикторша что-то вещала про экономический подъем и снижение преступности в отдельных районах.

Остановившись на автобусной остановке, я полез в карман за мелочью на проезд. Автобус подкатил с привычным грохотом и выхлопом сизого дыма — старенький «Дженерал Моторс», весь в царапинах и потертостях. Кондуктор, полноватая негритянка в форменной кепке, дружелюбно кивнула, принимая монеты.

Втиснувшись в переполненный салон, я устроился у запотевшего окна. Пассажиры читали утренние газеты — кто-то «Таймс», кто-то «Дейли Ньюз». Парень в кожаной куртке слушал что-то через наушники своего плеера, негромко постукивая пальцами по колену в такт музыке. Видимо, неплохой альбом попался.

Паучьи способности продолжали развиваться — сила в десять раз превышала человеческую норму, рефлексы острые как бритва, а обостренные чувства улавливали каждый звук в радиусе нескольких кварталов. Жаль только, что способности к производству паутины и прилипанию к поверхностям пока не проявились.

Выйдя на нужной остановке возле газетного киоска, где продавец раскладывал свежие номера, я направился к школе. В витринах магазинов красовались афиши новых фильмов — «Форрест Гамп» и «Интервью с вампиром» особенно привлекали внимание прохожих.

У входа в школу меня поджидал знакомый гул голосов. Ребята обсуждали вчерашний матч «Никс» и новый альбом «Грин Дэй». Кто-то жаловался на домашку по алгебре, кто-то хвастался новыми кроссовками «Найк Эйр».

— Йо, Паркер! — послышался знакомый голос Флэша, который направлялся ко мне с широкой улыбкой. В руках у него была кассета с музыкой.

— Привет, Флэш. Готов к новому дню покорения футбольных вершин? — с усмешкой поинтересовался я. — Или тренер Кравчински уже передумал насчет моих консультаций?

— Да ты что, Пит! — радостно хлопнул меня по плечу Флэш. — Тренер вчера весь вечер расхваливал твою работу с командой. Говорит, парни стали играть как настоящая машина. Кстати, а ты «Зеленый день» слушаешь? — он помахал кассетой. — Только что «Дуки» купил, хочешь послушать на большой перемене?

— Конечно, — кивнул я, вспоминая, как недавно этот же парень называл меня ботаником и совал головой в школьные шкафчики. Удивительно, как все изменилось за эти восемь дней.

Мы вошли в школу, и тут же к нам присоединился Гарри. Младший Озборн выглядел слегка помятым — видимо, вчерашняя вечеринка в элитном клубе дала о себе знать.

— Утро, братишки, — зевнул он, поправляя рюкзак. — Питер, отец спрашивал о тебе вчера. Все интересуется, когда ты наконец согласишься поработать в «Озкорп». Говорит, что у тебя голова варит лучше, чем у половины его научного отдела.

— Передай Норману, что я польщен, но пока сосредоточен на учебе, — ответил я, направляясь к своему шкафчику. — К тому же у меня есть работа в лаборатории доктора Коннорса.

— Ах да, этот чудак с рептилиями, — махнул рукой Гарри. — Отец говорит, что Коннорс слишком увлекся регенеративной биологией. Мол, играет с огнем.

Эти слова заставили меня насторожиться. За последние дни работы в лаборатории я заметил, что доктор Коннорс становится все более одержимым своими экспериментами. Зеленая сыворотка, которую он тестировал на мышах, давала впечатляющие результаты, но и пугающие побочные эффекты.

— Кстати, — продолжил Гарри, доставая из шкафчика учебники, — на выходных у меня тематическая вечеринка. Родители уехали в Европу по делам, так что дом в нашем распоряжении. Приходи, будет весело.

Флэш заинтересованно поднял бровь:

— Какая вечеринка? Можно и меня пригласить? Обещаю не крушить мебель.

— Конечно, старик, — рассмеялся Гарри. — Чем больше народу, тем лучше. Только предупреждаю — дресс-код строгий. Тема «Голливуд золотых времен».

Прозвенел звонок на первый урок. Физика с мистером Уорреном — один из моих любимых предметов, особенно с учетом того, что я мог демонстрировать знания, которые официально должен был получить только через несколько лет.

— Ладно, мужики, побежали, — сказал я, захлопывая шкафчик. — А то Уоррен опять будет читать лекцию о пунктуальности.

Мы направились к кабинету физики, и я невольно подумал о том, как странно складывается моя двойная жизнь. Днем — обычный школьник с друзьями и домашними заданиями, а ночью...

После уроков я направился на футбольное поле, где команда уже разминалась под присмотром тренера Кравчински. Старый поляк кивнул мне с одобрением — за эти дни я успел заслужить его уважение своими нестандартными методами тренировок.

— Паркер! — рявкнул он. — Сегодня работаем над командной игрой. Покажи этим увальням, как правильно читать поле.

Я улыбнулся и подошел к команде. Большинство парней уже относились ко мне с уважением — Флэш постарался распространить слухи о моих аналитических способностях и знании биомеханики. Конечно, они не знали истинного источника моих знаний, но результат был налицо.

— Окей, мужики, — начал я, указывая на расстановку. — Джейсон, твоя проблема в том, что ты слишком рано телеграфируешь свои намерения. Защитник видит твой взгляд и уже знает, куда ты побежишь. А ты, Майк, перестань полагаться только на силу. Скорость реакции важнее грубой мощи.

Я провел их через серию упражнений, используя знания спортивной психологии и тактики, которые официально должен был получить только в университете. Парни внимательно слушали — результаты говорили сами за себя. За неделю команда стала играть как слаженный механизм.

— Брэд, — обратился я к здоровяку ростом под два метра, — ты же понимаешь, что твоя задача не просто снести противника, а создать пространство для товарищей? Используй массу как инструмент, а не как дубину.

Брэд Дэвис, капитан команды, сначала скептически относился к советам «ботаника», но теперь ловил каждое мое слово. Парень был из тех, кто решал проблемы кулаками, и такие связи могли пригодиться в будущем.

— Питер прав, — поддержал Флэш. — Вчера мы разобрали игру «Патриотов», и их защита работает именно по такому принципу.

Тренировка продолжалась полтора часа. Я следил за каждым движением, корректировал технику, объяснял тактические нюансы. Паучьи чувства позволяли мне замечать мельчайшие детали — как игрок переносит вес, куда направляет взгляд, как меняется дыхание перед рывком.

— Отличная работа, Паркер, — подошел ко мне тренер, когда команда отправилась в раздевалку. — Ты думал о карьере тренера? Или спортивного аналитика?

— Пока сосредоточен на науке, мистер Кравчински, — ответил я. — Но помогать команде — это удовольствие.

В раздевалке атмосфера была дружественной. Парни шутили, обсуждали приближающийся матч с соседней школой. Несколько ребят подошли ко мне поблагодарить за советы.

— Слушай, Питер, — негромко сказал Брэд, когда мы остались почти одни. — Если тебе когда-нибудь понадобится помощь... ну, любого рода... обращайся. Мы не забываем хорошего отношения.

Именно этого я и добивался. В этом городе, где каждую ночь происходили странные инциденты, где появлялись люди в масках и костюмах, иметь союзников среди обычных, но крепких парней было не лишним. Команда «Мидтаун Хай» могла стать хорошим прикрытием и поддержкой в случае необходимости.

— Спасибо, Брэд. Взаимно, — кивнул я, пожимая ему руку.

Выходя со стадиона, я заметил, как несколько девушек из группы поддержки обсуждали тренировку. Лиз Аллан помахала мне рукой с трибуны — симпатичная блондинка явно заинтересовалась «новым» Питером Паркером.

Но сейчас у меня были более важные дела. Через час работа в лаборатории Коннорса, где я планировал продолжить изучение его экспериментов. А вечером — время заняться созданием собственного костюма. Куртка для мотокросса и тактическое снаряжение были хорошим началом, но этого было недостаточно для серьезной работы на улицах.

Вернувшись в кампус к Коннорсу и помогая ему по мелочи, я быстро остался один в лаборатории. Доктор ушел на совещание с деканом, оставив меня «приводить в порядок рабочее место» — отличная возможность заняться собственными исследованиями.

Убедившись, что коридоры пусты, я достал из укромного места несколько пробирок с образцами крови, которые тайком взял у себя в первые дни после пробуждения. Тогда это казалось глупой затеей, но теперь я понимал — изучение собственной мутации может дать ответы на множество вопросов.

Включив микроскоп и центрифугу, я принялся за работу. Мои знания биохимии и генетики, унаследованные от прошлой жизни, помогали разбираться в сложных процессах. Первое, что бросилось в глаза — измененная структура гемоглобина. Красные кровяные тельца были почти в полтора раза крупнее обычных, что объясняло повышенную выносливость и скорость восстановления.

— Интересно, — пробормотал я, делая заметки в блокноте. — Ускоренный метаболизм, но при этом клетки не изнашиваются быстрее. Наоборот, они как будто обновляются эффективнее.

Следующим этапом стал анализ ДНК. Здесь все становилось еще загадочнее. В хромосомах явно присутствовали чужеродные последовательности — не человеческие, но и не полностью паучьи. Что-то среднее, гибридное.

Но самое интересное обнаружилось, когда я начал изучать нейромедиаторы. В образцах спинномозговой жидкости, которую удалось получить с помощью тонкой иглы (благодаря усиленной регенерации процедура прошла безболезненно), содержались неизвестные науке соединения.

— Феромоны? — задумчиво произнес я, рассматривая молекулярную структуру. — Или что-то еще более сложное?

Дальнейший анализ показал поразительную вещь. Эти вещества могли воздействовать на поведенческие центры мозга других людей, вызывая подсознательное доверие и готовность следовать указаниям. Не полный контроль сознания, но достаточно мощное влияние, чтобы формировать лояльность и командную иерархию.

— Ген подчинения альфе, — усмехнулся я, записывая наблюдения. — Природа предусмотрела все. Паук-самец должен не только охотиться, но и контролировать свою территорию.

Это многое объясняло. Почему Флэш так быстро изменил отношение ко мне. Почему футбольная команда беспрекословно принимала мои советы. Почему даже тренер Кравчински стал относиться с уважением. Мое тело вырабатывало биологические сигналы, которые на подсознательном уровне устанавливали меня как лидера группы.

Звук шагов в коридоре заставил меня поспешно спрятать образцы и переключиться на официальную работу. Когда доктор Коннорс вернулся, я как ни в чем не бывало мыл лабораторную посуду.

— Как дела, Питер? — спросил он, снимая пиджак. — Надеюсь, ты не скучал в одиночестве?

— Все отлично, доктор. Как прошло совещание? — невинно поинтересовался я, продолжая работать.

— Очередная бюрократическая волокита, — махнул рукой Коннорс. — Комиссия по этике опять докапывается до наших экспериментов. Боятся, что мы зайдем слишком далеко.

Он не знал, насколько был прав. И насколько далеко уже зашел я сам, изучая тайны собственной мутации. Информация о феромонах альфа-доминирования открывала новые возможности. Если я смогу усилить этот эффект или научиться контролировать его сознательно...

— Доктор, — сказал я, заканчивая уборку, — а что вы знаете о социальном поведении пауков? О том, как они устанавливают иерархию в группах?

Коннорс удивленно посмотрел на меня:

— Большинство пауков — одиночки, Питер. Но некоторые виды действительно демонстрируют сложное социальное поведение. А что тебя заинтересовало в этой теме?

— Просто любопытство, — улыбнулся я. — Хочу лучше понимать биологические основы лидерства.

Если бы он только знал, как близко к истине подошел в своих словах о том, что мы можем зайти «слишком далеко». Но пути назад уже не было. Мутация развивалась, способности росли, а вместе с ними — и амбиции.

Покидая кампус, я столкнулся с какой-то бледной голубоглазой блондинкой с крайне милым личиком. Девушка несла стопку учебников и явно торопилась, но при виде меня остановилась.

— Извините, — произнесла она мелодичным голосом с легким акцентом. — Вы не Питер Паркер случайно? Лаборант моего отца?

Я удивленно поднял бровь. Коннорс никогда не упоминал о дочери, хотя в лаборатории иногда можно было заметить семейные фотографии на его рабочем столе.

— Верно, это я. А вы?..

— Беатрис, — улыбнулась она, протягивая свободную руку для пожатия. — Беатрис Коннорс. Папа очень хорошо о вас отзывается. Говорит, что у вас редкий дар к науке для старшеклассника.

Пожимая ее прохладную ладонь, я невольно отметил, насколько она отличается от отца. Где доктор Коннорс был весь в работе, постоянно напряженный и сосредоточенный, его дочь излучала спокойствие и какую-то особенную грацию. Белокурые волосы аккуратно собраны в косу, голубые глаза смотрели с искренним интересом.

— Приятно познакомиться, — ответил я. — Ваш отец тоже упоминал... — соврал я, поскольку Коннорс держал личную жизнь в строжайшем секрете. — Вы тоже изучаете биологию?

— Химию, на втором курсе, — кивнула Беатрис. — Но биология тоже интересна. Особенно то, чем занимается папа. Регенеративная медицина может изменить мир, не правда ли?

В ее голосе слышалась гордость за отца, но и что-то еще. Беспокойство? Или просто любопытство к работе, которую она понимала лишь частично?

— Определенно, — согласился я. — Ваш отец — выдающийся ученый. Работать с ним большая честь.

— Скажите, — неожиданно спросила она, поправляя ремень сумки, — он не выглядит переутомленным? Последнее время папа почти не бывает дома, только работа, работа, работа. Мама беспокоится.

Этот вопрос заставил меня задуматься. Действительно, за последние дни доктор Коннорс стал еще более одержимым своими экспериментами. Зеленая сыворотка, странные побочные эффекты на лабораторных мышах, его пристальное внимание к моим предложениям по альтернативным методам исследования...

— Наука требует жертв, — дипломатично ответил я. — Но я слежу, чтобы он не перерабатывал. Обещаю.

Беатрис одарила меня благодарной улыбкой, от которой что-то тепло шевельнулось в груди. Девушка была действительно красивой, но красотой не яркой, а какой-то утонченной, интеллигентной.

— Спасибо, — сказала она. — А вы... не хотели бы как-нибудь выпить кофе? Я имею в виду, просто поговорить. Мне интересно узнать больше о работе папы, а он сам рассказывает очень мало.

Предложение было неожиданным, но и заманчивым. С одной стороны, сближение с семьей Коннорса могло дать доступ к дополнительной информации о его исследованиях. С другой стороны, в голубых глазах Беатрис читался искренний интерес, не только научный.

— С удовольствием, — ответил я. — Может быть, завтра после занятий? Знаю одно хорошее кафе неподалеку.

— Отлично, — обрадовалась она. — Встретимся здесь, у главного входа, в четыре?

— Договорились.

Мы попрощались, и я проводил взглядом ее стройную фигурку, пока она не скрылась в одном из корпусов. Интересный поворот событий. Дочь Коннорса могла стать как ценным источником информации, так и... чем-то большим.

Возвращаясь домой на автобусе, я размышлял о новых возможностях. Беатрис явно волновалась за отца, а значит, замечала изменения в его поведении. Если мои подозрения верны, и доктор действительно приближается к опасной черте в своих экспериментах, она может оказаться союзницей в попытках его остановить.

Или наоборот — станет препятствием, если узнает о моих собственных исследованиях. Впрочем, время покажет.

Вернувшись домой, я обнаружил Мэй, сладко спящую на диване в гостиной. Телевизор тихо бормотал — шла какая-то передача о политике, а на экране мелькал знакомый силуэт президента Клинтона. Пульт валялся рядом с рукой тети, а на журнальном столике стояла недопитая чашка чая и лежала раскрытая книга Стивена Кинга — «Бессонница».

Осторожно выключив телевизор, я нежно взял Мэй на руки. Она что-то пробормотала во сне и прижалась ближе, как маленький ребенок. В такие моменты особенно остро ощущалась ответственность за этого дорогого мне человека. Мэй была единственной семьей, которая у меня осталась, и я не собирался ее подводить.

Аккуратно донеся тетю до спальни, я уложил ее на кровать и укрыл одеялом. Она даже не проснулась, лишь довольно вздохнула и повернулась на бок. На тумбочке стоял старый будильник с двумя медными колокольчиками — механический монстр, который каждое утро безжалостно выдирал из объятий сна. Рядом лежали очки для чтения и еще одна книга — «Анна Каренина» Толстого. Мэй всегда была большой любительницей классики.

Тихо прикрыв дверь спальни, я направился на кухню. Желудок настойчиво напоминал о себе — тренировка с командой и работа в лаборатории отняли много сил, а ускоренный метаболизм требовал постоянной подпитки. Лазанья была как раз тем, что нужно — сытно, вкусно и можно приготовить с запасом.

Первым делом я включил старенькое радио «Панасоник», стоявшее на подоконнике. Покрутив настройку, поймал волну местной рок-станции. В эфире как раз играли «Alive» от Pearl Jam — Эдди Веддер проникновенно пел о том, что все еще жив, и это отлично подходило моему настроению.

— I'm still alive... — тихо подпевал я, доставая из холодильника необходимые продукты.

Холодильник был настоящим ветераном — белый «Дженерал Электрик» с хромированными ручками, который верой и правдой служил семье Паркеров уже лет десять. Морозилка требовала регулярной разморозки, а дверца закрывалась только если правильно дернуть за ручку, но он все еще работал как часы.

Выложив на стол фарш, сыр моцарелла, пармезан, лук, чеснок, помидоры и листы для лазаньи, я принялся за дело. Сначала нужно было приготовить соус — основу любой хорошей лазаньи. Поставил на плиту старую чугунную сковороду, которая досталась нам еще от бабушки Мэй. Тяжелая, надежная, с деревянной ручкой, обмотанной изолентой.

Пока сковорода нагревалась, я мелко нарубил лук и чеснок. Запах свежего чеснока всегда действовал успокаивающе — что-то домашнее, уютное в этом аромате. На радио сменилась композиция — теперь играли Nirvana, «Come As You Are». Курт Кобейн был мертв всего несколько месяцев, но его музыка все еще звучала на каждой станции.

Добавив в разогретую сковороду немного оливкового масла, я высыпал туда лук. Шипение и потрескивание наполнили кухню, а сладковатый аромат карамелизующегося лука смешался с запахом чеснока. Готовить в такой тишине, под неспешную музыку, было настоящей медитацией.

Следующим в сковороду отправился фарш — говяжий, свежий, купленный у мясника О'Райли на углу. Старый ирландец держал лавку уже тридцать лет и знал толк в мясе. Фарш зашипел и начал менять цвет с ярко-красного на коричневый. Я помешивал его деревянной лопаткой, разбивая комки.

— Here we are now, entertain us... — напевал Кобейн из динамиков, а я подпевал, размешивая фарш.

Когда мясо прожарилось, добавил измельченный чеснок. Аромат усилился в разы — острый, пряный запах заполнил всю кухню. Затем пришла очередь помидоров. Консервированные томаты «Хант» в жестяной банке — классика американской кухни. Открыл консервным ножом, который висел на магните на дверце холодильника, и вылил содержимое в сковороду.

Томаты весело забулькали, смешиваясь с мясом. Добавил щепотку соли, черного перца, сушеный базилик и орегано. Специи хранились в старых стеклянных баночках на полочке над плитой — некоторые из них помнили еще дядю Бена. При мысли о нем на душе стало немного грустно, но я отогнал печальные мысли. Сейчас важно было сосредоточиться на готовке.

На радио начали крутить рекламу — какой-то магазин мебели предлагал скидки, страховая компания гарантировала защиту, а местная автомойка приглашала привести машину «в божеский вид». Реклама девяностых была особенной — простой, прямолинейной, без современных маркетинговых уловок.

Пока соус томился на медленном огне, я занялся сыром. Моцарелла нуждалась в нарезке — взял острый нож и принялся делать тонкие ломтики. Свежий сыр был мягким и эластичным, нож легко проходил через белую массу. Пармезан требовал другого подхода — его нужно было натереть на терке.

Старая терка «Прогресс» с четырьмя рабочими поверхностями была еще одним наследием семьи. Натирать пармезан было приятным занятием — сыр легко крошился, превращаясь в ароматную стружку. Несколько раз я не удержался и попробовал немного прямо с терки. Соленый, острый вкус выдержанного сыра прекрасно дополнял общую картину.

Радио переключилось на музыку — теперь играли Stone Temple Pilots с их хитом «Plush». Скотт Вейланд мелодично выводил: «And I feel that time's a wasted go...», а я готовил bechamel — белый соус для лазаньи.

В небольшой кастрюльке растопил кусочек сливочного масла, добавил муку и принялся помешивать венчиком, чтобы не образовалось комков. Получилась светлая масляно-мучная смесь — roux, как называли ее французы. Затем постепенно начал вливать молоко, постоянно помешивая.

Молоко было настоящим, цельным, в стеклянной бутылке от местной молочной фермы Андерсонов. На бутылке красовалась картинка с коровой и надпись «Fresh Daily». Такое молоко давало совершенно другой вкус, чем пастеризованное из супермаркета.

Bechamel постепенно густел, превращаясь в кремообразную массу. Добавил щепотку мускатного ореха — секрет, который знала еще бабушка Мэй. Этот орех придавал соусу особенную теплоту и глубину вкуса.

Теперь пришло время собирать лазанью. Достал из шкафчика стеклянную форму для запекания — прямоугольную, с толстыми стенками, которая равномерно распределяла тепло. Смазал дно тонким слоем bechamel, чтобы листы не прилипли.

Первый слой — листы лазаньи. Сухие, твердые пластины цвета слоновой кости укладывались ровными рядами. Поверх них — мясной соус, который к этому времени приобрел насыщенный красно-коричневый цвет и источал умопомрачительный аромат. Затем bechamel, моцарелла и тертый пармезан.

— So I would choose to be with you, that's if the choice were mine to make... — пел Вейланд, а я повторял слои. Паста, мясо, белый соус, сыр. И снова. И еще раз.

Духовка уже разогрелась до 375 градусов по Фаренгейту. Старая «Дженерал Электрик» с механическими переключателями и стеклянным окошком, через которое можно было наблюдать за процессом. Поставил форму на средний уровень и включил таймер на сорок пять минут.

Пока лазанья готовилась, я принялся мыть посуду. Горячая вода из крана шла с хорошим напором — недавно Мэй наконец решилась поменять старые трубы. Моющее средство «Joy» в желтой бутылочке хорошо справлялось с жиром, а губка с жесткой стороной легко отчищала присохшие остатки пищи.

На радио объявили время — половина седьмого вечера. Диджей Томми Картер рассказывал о пробках на дорогах и обещал включить новый альбом Soundgarden после рекламной паузы. Голос у него был типично радийный — глубокий, бархатистый, с легкой хрипотцой.

Через полчаса из духовки начали доноситься божественные ароматы. Сыр плавился и пузырился, образуя золотистую корочку. Bechamel соединялся с мясным соусом, создавая идеальную гармонию вкусов. Аромат был настолько насыщенным, что слюнки сами собой текли.

Заглянул через стеклянное окошко духовки — лазанья приобретала аппетитный золотисто-коричневый цвет. Еще несколько минут, и можно будет доставать. На радио как раз включили «Black» от Pearl Jam — одну из самых проникновенных баллад группы.

Когда таймер наконец прозвенел, я достал форму из духовки. Лазанья выглядела идеально — румяная корочка, аккуратные слои, видные на срезе, аромат, от которого кружилась голова. Поставил форму на деревянную подставку остывать — Мэй всегда говорила, что лазанье нужно дать отдохнуть минут десять, чтобы слои схватились.

Тем временем приготовил простой салат из айсберга, помидоров и огурцов. Заправил оливковым маслом, бальзамическим уксусом, добавил щепотку соли и перца. Свежесть овощей должна была сбалансировать сытность основного блюда.

Разрезав лазанью на порции, я положил кусок на тарелку и отнес в спальню Мэй. Она как раз просыпалась, сонно потирая глаза.

— Питер? Что за аромат? — пробормотала она, садясь на кровати.

— Лазанья, — улыбнулся я. — Решил приготовить ужин. Голодна?

Глаза Мэй засветились от удовольствия:

— Боже мой, как пахнет! Ты становишься настоящим поваром, дорогой.

Мы поужинали на кухне, слушая радио и негромко разговаривая о прошедшем дне. Мэй рассказывала о работе, я — о школе и тренировках. Лазанья получилась действительно удачной — сытной, ароматной, с идеально сбалансированными вкусами.

За окном медленно опускались сумерки, а на радио играла музыка, которая навсегда останется саундтреком этого времени. Простые радости — домашняя еда, теплая кухня, близкий человек рядом. Иногда именно такие моменты и были самыми важными в жизни.

После ужина Мэй потянулась и довольно вздохнула:

— Знаешь что, дорогой? Давай возьмем мороженого и посмотрим что-нибудь хорошее по телевизору. Сегодня пятница, можно позволить себе расслабиться.

Идея показалась мне отличной. Направившись к морозилке, я достал большую упаковку мороженого «Хааген-Дазс» со вкусом ванили и шоколадной крошки — Мэй купила его на прошлой неделе как «маленькую радость для души». Мороженое было настоящей роскошью в нашем бюджете, но тетя всегда говорила, что иногда нужно баловать себя.

— Тебе в стаканчике или в мисочке? — спросил я, доставая из шкафчика две глубокие керамические пиалы с цветочным узором.

— В мисочке, конечно. И не жалей, — рассмеялась Мэй. — После такой лазаньи можно позволить себе и десерт.

Щедро наложив мороженое в пиалы, я добавил сверху немного шоколадного сиропа «Херши» и горсточку измельченных орехов. Мэй наблюдала за моими действиями с одобрительной улыбкой.

— Где ты научился так красиво подавать десерты? — поинтересовалась она, принимая свою порцию.

— Смотрел кулинарные передачи, — пожал плечами я. — «Фрюгал Гурмэ» и «Великие повара Америки». Джулия Чайлд знает толк в красивой подаче.

Мы перебрались в гостиную, где Мэй уже расстелила на диване большой шерстяной плед в шотландскую клетку — зеленый с красными полосами, еще дедушкин. Плед был старым, местами потертым, но невероятно теплым и уютным. Пах домом, детством и безопасностью.

— Что будем смотреть? — спросила Мэй, устраиваясь на диване и накрываясь пледом.

Я включил телевизор с диагональю экрана в двадцать пять дюймов, который занимал почти половину тумбы. Кинескоп был слегка выпуклым, а изображение иногда немного рябило, но в целом картинка была четкой. Пульт представлял собой массивную пластиковую коробку с большими кнопками, которые приходилось нажимать с усилием.

Переключив на NBC, мы попали как раз на вечерний сеанс. На экране появились знакомые титры и логотип кинокомпании — «Касл Рок Энтертэйнмент». Название фильма высветилось крупными буквами: «Бессонная в Сиэтле».

— О, это с Томом Хэнксом и Мег Райан! — оживилась Мэй. — Видела трейлеры, говорят, очень романтичная комедия. Как раз то, что нужно для пятничного вечера.

Мы устроились рядом под пледом, Мэй положила голову мне на плечо, а я обнял ее со всей нежностью и теплотой. Было удивительно уютно и спокойно — то редкое чувство полного умиротворения, которое я почти забыл за последние напряженные дни.

На экране разворачивалась история овдовевшего архитектора из Сиэтла, который переезжает туда с маленьким сыном, пытаясь начать новую жизнь. Том Хэнкс играл с той особенной теплотой, которая сделала его одним из самых любимых актеров Америки.

— Какая трогательная история, — тихо сказала Мэй во время сцены, где персонаж Хэнкса рассказывает сыну о покойной жене. — Напоминает мне о твоем дяде Бене. Как он умел любить...

Я кивнул, размышляя о том, как киноиндустрия Голливуда в последние годы все чаще обращается к семейным ценностям. После бурных восьмидесятых с их культом успеха и материализма, девяностые принесли тягу к простым человеческим чувствам.

— В последнее время я часто вижу таких мужчин, — продолжила Мэй, машинально поглаживая мое плечо. — Потерявших жен, оставшихся одних с детьми. И знаешь, что меня больше всего поражает? Как они учатся быть и отцом, и матерью одновременно.

— А ты никогда не думала о том, чтобы снова выйти замуж? — осторожно спросил я, понимая, что тема деликатная.

— Конечно, думала. Но знаешь... после Бена все остальные мужчины кажутся какими-то неполными. — Мэй помолчала, наблюдая за игрой актеров. — К тому же, у меня есть ты. И это главное.

Упоминание о дяде Бене всегда вызывало смешанные чувства. С одной стороны, теплые воспоминания о добром, мудром человеке, который заменил мне отца. С другой — болезненное осознание того, что его больше нет.

— Он был хорошим человеком, — тихо сказал я.

— Лучшим, — согласилась Мэй, и в ее голосе слышалась легкая грусть. — И ты очень на него похож, Питер. Особенно в последнее время.

Ее слова заставили меня задуматься. Действительно, за эти восемь дней я сильно изменился. Не только физически — хотя паучьи способности, конечно, играли свою роль — но и внутренне. Словно обрел какую-то новую уверенность в себе, понимание своего места в мире.

На экране тем временем развивалась романтическая линия. Мэг Райан в роли журналистки из Балтимора случайно слышит радиопередачу с участием персонажа Хэнкса и влюбляется в голос незнакомца. Классический сюжет голливудской романтической комедии — встреча судьбы, препятствия, счастливый финал.

— Хорошее кино, — заметила Мэй, подкладывая под голову маленькую подушку. — Не то что эти боевики с Сильвестром Сталлоне и Арнольдом Шварценеггером. Хотя иногда и их приятно посмотреть.

— Какой твой любимый фильм? — спросил я, понимая, что за все годы жизни с тетей мы не так уж часто обсуждали кинематографические предпочтения.

— «Касабланка», — не задумываясь ответила Мэй. — Хамфри Богарт и Ингрид Бергман. Классика голливудского романтизма. А у тебя?

Я задумался. В прошлой жизни предпочитал научную фантастику и триллеры, но сейчас, в теле подростка девяностых, вкусы казались несколько иными.

— «Индиана Джонс», — сказал я после паузы. — Все три части. Приключения, юмор, харизматичный герой.

— Ах, Харрисон Форд, — мечтательно протянула Мэй. — Красавчик. Жаль, что такие мужчины встречаются только в кино.

Мы рассмеялись, и я почувствовал, как напряжение последних дней постепенно отпускает. Было что-то невероятно умиротворяющее в этой простой домашней сцене — мы с тетей под пледом, мороженое, хороший фильм по телевизору. Никаких суперспособностей, никаких тайных лабораторий, никаких планов стать героем или антигероем. Просто семья, проводящая вечер вместе.

Во время рекламной паузы на экране замелькали типичные ролики середины девяностых. «Кока-Кола» с белыми медведями и слоганом «Always Coca-Cola», «Макдоналдс» с новой линейкой бургеров, реклама пейджеров «Моторола» — «Оставайтесь на связи!». Рекламировали новый альбом Элтона Джона «The Lion King Soundtrack», а автомобильная реклама «Форда» обещала «Качество — это работа номер один».

— Питер, — неожиданно сказала Мэй, — я хочу, чтобы ты знал: ты можешь рассказать мне о чем угодно. Если у тебя есть проблемы, вопросы, если что-то беспокоит... Я всегда буду тебя слушать и поддерживать.

Ее слова прозвучали неожиданно серьезно на фоне легкого вечернего просмотра. Я понял, что Мэй чувствует — я действительно сильно изменился за последнее время, и она беспокоится.

— Спасибо, Мэй. Это много значит для меня, — искренне ответил я. — Просто... взрослею, наверное. Старший класс, планы на поступление в колледж, новые знакомства.

— Девушки? — с хитрой улыбкой спросила она.

— Возможно, — уклончиво ответил я, вспоминая о Фелиции Харди и сегодняшней встрече с Беатрис Коннорс. — Пока еще все неопределенно.

— Главное, будь собой. Правильная девушка полюбит тебя таким, какой ты есть.

Фильм продолжался, и мы погрузились в созерцание. Режиссерская работа Норы Эфрон была действительно мастерской — она сумела создать атмосферу современной сказки, где чудеса случаются в обычной жизни. Операторская работа показывала Сиэтл и Нью-Йорк во всей красе — два города, символизирующих разные стороны американской мечты.

— Какая музыка красивая, — заметила Мэй, когда зазвучала композиция Селин Дион. — Идеально подходит к фильму.

Действительно, саундтрек был подобран великолепно. Романтические баллады, джазовые стандарты, современные хиты — все это создавало идеальное эмоциональное сопровождение к происходящему на экране.

Постепенно я почувствовал, как веки становятся тяжелыми. Теплый плед, мягкий диван, размеренный ритм фильма, присутствие Мэй рядом — все это действовало усыпляюще. Ускоренный метаболизм требовал больше отдыха, чем я думал.

— Устал? — тихо спросила Мэй, заметив, что я начинаю клевать носом.

— Немного, — признался я. — Насыщенный день был.

— Спи, дорогой. Я досмотрю фильм и тоже лягу.

Но вместо того чтобы идти в свою комнату, я просто устроился поудобнее на диване, положив голову на плечо Мэй. Она нежно погладила меня по волосам, как в детстве, когда я болел или просто грустил.

— Мой мальчик, — тихо прошептала она, и в ее голосе слышалась вся материнская нежность мира.

Сознание начало плыть. Я слышал приглушенные голоса актеров, музыку, тихое дыхание Мэй рядом. Где-то на периферии восприятия мелькали мысли о завтрашней встрече с Беатрис, о работе в лаборатории, о команде и новых планах. Но все это казалось далеким и неважным.

В последний момент перед сном я ощутил что-то необычное. Паучьи чувства уловили почти неслышимый звук — скрип половиц в соседней квартире, тихие шаги на лестнице, отдаленный гул автомобилей за окном. Весь дом, вся улица словно жили своей скрытой жизнью, о которой обычные люди даже не подозревали.

Но сейчас это не беспокоило. Наоборот, создавало ощущение безопасности — я знал, что происходит вокруг, контролировал ситуацию. Можно было расслабиться и просто побыть обычным подростком, засыпающим на диване рядом с любимой тетей.

На экране тем временем подходила к кульминации история о любви на расстоянии. Мэг Райан и Том Хэнкс должны были встретиться на вершине Эмпайр-стейт-билдинг — классическая отсылка к «Роману в большом городе» с Кэри Грантом. Голливуд любил такие переклички между фильмами разных эпох.

— Хороший фильм, — сонно пробормотал я, уже наполовину провалившись в дрему.

— Очень хороший, — согласилась Мэй, продолжая гладить меня по волосам. — Спи, дорогой. Завтра новый день.

И я заснул под звуки финальной сцены, под тепло пледа и материнских рук, в безопасности дома, который пах лазаньей и ванильным мороженым. Заснул, забыв на время о суперспособностях и тайных планах, просто позволив себе быть семнадцатилетним парнем, которого любят и о котором заботятся.

Последнее, что я помнил перед полным погружением в сон — тихий голос Мэй, напевающей мелодию из фильма, и ощущение полного покоя. Завтра снова начнется другая жизнь, полная загадок и опасностей. Но сейчас было только это — тепло, уют и любовь.