Понедельник начался тревожно. Еще лежа в постели, я почувствовал странное беспокойство — паучий инстинкт подавал слабые, но настойчивые сигналы. Что-то было не так, но я не мог понять что именно.
Позавтракав с Мэй и выслушав её традиционные наставления о важности образования, я отправился в школу. Но уже на первом уроке понял, что не могу сосредоточиться. Мысли постоянно возвращались к Трис — когда мы виделись в последний раз, она выглядела немного бледнее обычного, хотя старалась это скрыть.
Во время большой перемены я подошел к Гарри, который стоял у своего шкафчика.
— Слушай, мне нужно уехать, — сказал я без предисловий. — Семейные обстоятельства.
Гарри поднял бровь:
— Опять? Питер, ты в последнее время пропускаешь школу чаще, чем бываешь на уроках.
— Это важно, — настоял я. — Очень важно.
В моем голосе, видимо, было что-то такое, что заставило его отнестись серьезно.
— Хорошо. Хочешь, скажу учителям, что ты заболел?
— Спасибо. Я тебе должен.
Незаметно выбравшись из школы через служебный выход, я сел на первый же автобус до университета. По дороге беспокойство только усиливалось. Инстинкт, который еще ни разу меня не подводил, настойчиво твердил, что с Трис что-то не так.
Добравшись до кампуса Эмпайр Стейт, я направился к корпусу биологического факультета. Знал, что у Трис в это время должна быть лекция по органической химии. Но когда я заглянул в аудиторию 207, её там не было.
Подождав окончания лекции, я подошел к её однокурснице — девушке по имени Дженнифер, с которой Трис иногда готовилась к экзаменам.
— Джен, привет. Ты не знаешь, где Беатрис? Она не пришла на лекцию?
Дженнифер выглядела обеспокоенной:
— Питер? Она сегодня утром была в общежитии, но выглядела ужасно. Бледная, слабая. Сказала, что голова кружится. Я предложила вызвать врача, но она отказалась.
Сердце ухнуло вниз. Я поблагодарил Дженнифер и поспешил к студенческому общежитию. Это было современное десятиэтажное здание в пяти минутах ходьбы от главного корпуса.
На входе меня остановил охранник — высокий афроамериканец лет пятидесяти в форменной рубашке.
— Куда направляемся, молодой человек?
— К Беатрис Коннорс, комната 418. Я её парень.
Он окинул меня оценивающим взглядом:
— А у тебя есть пропуск?
— Нет, но...
— Тогда придется подождать внизу, пока я не свяжусь с девушкой.
Охранник снял трубку внутреннего телефона и набрал номер. Прошла минута ожидания, затем еще одна. Наконец он положил трубку:
— Не отвечает. Может, спит или ушла куда-то.
— Послушайте, это очень важно, — начал я, но он уже качал головой.
— Правила есть правила, сынок.
Я мог бы применить силу — одним движением руки свалить его с ног и подняться наверх. Но это привлекло бы ненужное внимание. Вместо этого я решил действовать хитростью.
— Хорошо, я подожду снаружи, — сказал я и вышел из здания.
Обойдя общежитие, я нашел пожарную лестницу с обратной стороны. Четвертый этаж — значит, окна Трис должны быть где-то на уровне площадки между третьим и четвертым этажами.
Паучьи способности позволили мне взобраться по металлической конструкции практически бесшумно. На четвертом этаже я остановился и начал заглядывать в окна, ища знакомую обстановку комнаты Трис.
Нашел её окно шестым по счету. Комната была маленькой — кровать, письменный стол, шкаф, несколько полок с книгами. И на кровати, свернувшись калачиком под одеялом, лежала Трис.
Даже через стекло я видел, что с ней что-то не так. Кожа была восковой бледности, на лбу блестели капли пота. Дышала она неровно, порывисто.
Окно было заперто, но старые защелки поддались легкому нажиму. Я тихо открыл створку и проскользнул внутри.
— Трис? — позвал я шепотом.
Она открыла глаза — красные, воспаленные. Потребовалось несколько секунд, чтобы она сфокусировала взгляд на мне.
— Питер? — голос был слабым, хрипловатым. — Как ты... что ты здесь делаешь?
Я подошел к кровати и сел на край. Рука автоматически потянулась к её лбу — кожа горела.
— У тебя высокая температура. Как долго ты так себя чувствуешь?
— С прошлой ночи, — призналась она, пытаясь приподняться. — Сначала думала, что просто простудилась, но потом...
Она не закончила фразу, лицо исказилось от боли. Я увидел, как она прижала руку к боку.
— Где болит?
— Здесь, — показала она на область под ребрами. — И в спине. И голова кружится, когда встаю.
Я знал эти симптомы. Острый лимфобластный лейкоз мог давать именно такую клиническую картину — увеличение селезенки, боли в костях, общая интоксикация. Болезнь прогрессировала.
— Трис, нужно ехать в больницу, — сказал я как можно спокойнее.
— Нет, — замотала она головой. — Отец и так переживает. Если узнает, что мне стало хуже...
— А если не обратиться к врачам, станет еще хуже.
Она посмотрела на меня долгим взглядом, и я увидел в её глазах страх. Не просто страх боли или больницы — страх смерти.
— Питер, а что если... что если я не выздоровею?
Сердце сжалось от её слов. Я взял её руку в свои:
— Ты выздоровеешь. Обещаю.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю. Я не позволю тебе умереть.
В моем голосе прозвучала такая убежденность, что Трис немного расслабилась.
— Останешься со мной? — попросила она. — Не хочу быть одна.
— Конечно останусь.
Я помог ей устроиться поудобнее, поправил подушки, укрыл одеялом. Затем принес стакан воды из маленькой раковины в углу комнаты.
— Пей маленькими глотками, — сказал я, поддерживая её голову.
Трис послушно сделала несколько глотков, но я видел, как ей трудно даже это простое действие.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросила она, снова ложась. — Отвлеки от плохих мыслей.
Я сел в кресло рядом с кроватью и начал рассказывать о вчерашнем дне с Мэй, о старых итальянских фильмах, о том, как мы смеялись над выходками Адриано Челентано. Трис слушала с закрытыми глазами, время от времени слабо улыбаясь.
— Твоя тетя звучит как замечательная женщина, — сказала она, когда я закончил рассказ.
— Она бы тебе понравилась. И ты бы ей понравилась.
— Думаешь, мы когда-нибудь познакомимся?
— Уверен.
Около полудня ей стало хуже. Температура поднялась еще выше, началась тошнота. Я держал её за руку, пока её тошнило в маленькую мисочку, гладил по спине, шептал успокаивающие слова.
— Я выгляжу ужасно, — пробормотала она, обессиленно откидываясь на подушки.
— Ты выглядишь красиво, — сказал я искренне. — Всегда.
Она слабо рассмеялась:
— Лжец. У меня наверняка волосы торчат во все стороны, а лицо бледное как у вампира.
— Тогда я влюблен в вампира.
Это вызвало более искреннюю улыбку.
Весь день я не отходил от её постели. Помогал пить воду, приносил прохладные полотенца для компрессов, просто держал за руку, когда ей было особенно плохо. Мы говорили обо всем и ни о чем — о книгах, которые любим, о местах, где хотели бы побывать, о планах на будущее.
— Знаешь, о чем я мечтаю? — спросила она около четырех часов дня, когда температура немного спала.
— О чем?
— Поехать в Италию. Увидеть Рим, Флоренцию, Венецию. Походить по тем местам, где снимали фильмы, которые ты вчера смотрел.
— Мы поедем, — сказал я решительно. — Как только ты поправишься, поедем в Италию. Я покажу тебе все самые красивые места.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Она сжала мою руку слабыми пальцами:
— Тогда мне есть ради чего выздоравливать.
К вечеру стало ясно, что медлить больше нельзя. Трис была очень слаба, температура держалась под сорок, а боли усиливались. Я понимал, что если не принять меры, её состояние может стать критическим.
— Трис, — сказал я мягко, но твердо. — Я вызываю "скорую".
— Нет, пожалуйста...
— Послушай меня. Я не медик, но вижу, что тебе становится хуже. Если мы не обратимся к врачам сейчас, завтра может быть поздно.
В её глазах снова появился страх, но на этот раз она не стала спорить. Просто кивнула.
Я взял её мобильный телефон — одну из тех новых моделей Motorola, которые только начинали входить в моду — и набрал 911.
— Служба экстренного вызова, слушаю вас.
— Мне нужна "скорая" в студенческое общежитие Эмпайр Стейт, комната 418. У девушки высокая температура, боли в животе и общая слабость.
— Возраст пациентки?
— Девятнадцать лет.
— Машина будет через десять минут. Оставайтесь на линии.
Пока мы ждали медиков, я помог Трис собрать необходимые вещи — документы, сменную одежду, её любимую книгу. Она едва держалась на ногах, опираясь на мою руку.
— Питер, — сказала она тихо, — позвони папе. Скажи ему, что я в больнице.
— Конечно. Он сразу же приедет.
— И скажи... скажи, что я его люблю. На случай, если...
— Ты сама ему это скажешь, — перебил я. — Много раз еще скажешь.
Медики прибыли точно в срок. Двое парамедиков — мужчина средних лет и молодая женщина — быстро осмотрели Трис, измерили давление и температуру, задали несколько вопросов о симптомах.
— Госпитализация необходима, — сказал старший медик. — Похоже на острое состояние, требующее немедленного обследования.
Трис перевезли в больницу святого Винсента — ту самую, где работала Мэй. По дороге я держал её за руку, пока капельница медленно вливала физиологический раствор в её вену.
— Не покидай меня, — шептала она.
— Никогда, — отвечал я. — Я буду рядом, что бы ни случилось.
В приемном отделении началась суета. Врачи, анализы, рентген, множество вопросов. Я оставался рядом, насколько это было возможно, и звонил доктору Коннорсу каждые полчаса, держа его в курсе происходящего.
Когда Трис наконец разместили в палате и дали ей обезболивающее, она немного успокоилась. Я сидел рядом с её кроватью, не выпуская её руку из своих.
— Спасибо, — прошептала она, уже засыпая от лекарств.
— За что?
— За то, что не оставил меня одну. За то, что заставил обратиться к врачам. За то, что ты есть.
Она заснула, но я остался сидеть рядом. В коридоре слышались шаги медсестер, где-то плакал ребенок, работал кондиционер. Обычные больничные звуки, которые в такие моменты кажутся невыносимо громкими.
Доктор Коннорс примчался через час. Увидев меня в коридоре, он бросился ко мне:
— Как она? Что говорят врачи?
— Стабильное состояние, — доложил я. — Взяли анализы, делают обследование. Окончательный диагноз будут ставить завтра утром.
Он прошел в палату, и я видел через стеклянную дверь, как он склонился над спящей дочерью, гладил её по волосам, шептал что-то. На его лице была написана такая боль, что мне захотелось отвернуться.
Когда он вышел, глаза его были красными.
— Питер, — сказал он хрипло, — спасибо. Если бы ты не был рядом...
— Я люблю её, доктор Коннорс. И сделаю все, чтобы она поправилась.
Он посмотрел на меня долгим взглядом:
— Знаю. Вижу это. И я... я рад, что у неё есть ты.
Мы просидели в больнице до глубокой ночи. Трис периодически просыпалась, мы немного разговаривали, потом она снова засыпала. Состояние её было стабильным, но врачи не скрывали обеспокоенности.
Около полуночи доктор Коннорс настоял, чтобы я поехал домой:
— Ты провел с ней весь день. Отдохни. Завтра тебе понадобятся силы.
Я не хотел уезжать, но понимал, что он прав. Поцеловав спящую Трис в лоб, я пообещал вернуться утром первым делом.
По дороге домой я думал о прошедшем дне. Я пропустил всю школу, не выполнил ни одного задания, не появился на тренировке футбольной команды. Но ни секунды не жалел об этом.
Трис была важнее всего остального. И я сделаю все возможное и невозможное, чтобы спасти её.
Дома меня ждала встревоженная Мэй:
— Питер, где ты был? Звонили из школы, сказали, что ты не появлялся на уроках.
— Извини, тетя Мэй. У... у моей девушки проблемы со здоровьем. Она в больнице.
Лицо Мэй сразу смягчилось:
— О, дорогой. Что-то серьезное?
— Пока не знаем. Завтра будут результаты обследования.
Она обняла меня:
— Если нужна помощь — скажи. Я работаю в святого Винсента, может, смогу что-то узнать или помочь.
— Спасибо. Завтра, возможно, воспользуюсь предложением.
Лежа в постели, я долго не мог заснуть. Мысли крутились вокруг Трис, её болезни, экспериментального лечения, которое мы разрабатывали с её отцом. Нужно было ускорить процесс. Любой ценой.
Время работало против нас.
Следующий день я провел в больнице, не отходя от палаты Трис. Результаты анализов подтвердили мои худшие опасения — острый лимфобластный лейкоз прогрессировал быстрее, чем ожидали врачи. Содержание бластных клеток в крови выросло до критических значений.
Доктор Коннорс был в отчаянии. Я видел, как он пытался сохранить самообладание перед дочерью, но в коридоре его маска спадала, обнажая безграничную боль отца, который может потерять самое дорогое.
— Стандартная химиотерапия может дать нам несколько месяцев, — говорил лечащий врач, доктор Стивенс. — Но в случае такой агрессивной формы заболевания прогноз осторожный.
Несколько месяцев. Этого было мало. Катастрофически мало.
Около четырех вечера, когда Трис спала под действием обезболивающих, а доктор Коннорс ушел встречаться с онкологами, меня вызвали к телефону на медицинском посту.
— Мистер Паркер? — голос был незнакомый, официальный.
— Да, слушаю.
— С вами говорит помощник мистера Фиска. Он хотел бы встретиться с вами сегодня вечером. Машина подъедет к больнице в семь тридцать.
— Я не могу сейчас...
— Мистер Фиск настаивает, — перебил голос. — Речь идет о деле особой важности. Касающемся здоровья мисс Коннорс.
Кровь застыла в жилах. Фиск знал о Трис. Знал, где она находится, знал о её состоянии.
— Понимаю, — сказал я, стараясь сохранить спокойствие. — Буду ждать.
Положив трубку, я вернулся в палату. Трис спала, её лицо было бледным, почти прозрачным. Я сел рядом с кроватью и взял её руку. Кожа была прохладной, пульс слабым.
Ровно в семь тридцать к главному входу больницы подъехал знакомый черный "Роллс-Ройс". Я поцеловал Трис в лоб — она не проснулась — и вышел на улицу.
Водитель молча открыл дверь. На этот раз в салоне, кроме Фиска, находился еще один человек — худощавый мужчина азиатской внешности в дорогом костюме. Его глаза были холодными, как у змеи.
— Питер, — приветствовал меня Фиск. — Позволь представить — мистер Ноуб, мой советник по особым вопросам.
Ноуб кивнул, не говоря ни слова. Что-то в его взгляде заставило паучий инстинкт напрячься.
Машина тронулась, направляясь в сторону Манхэттена. Некоторое время мы ехали молча. Фиск изучал документы, Ноуб смотрел в окно, а я пытался понять, что происходит.
— Печальные новости о твоей подруге, — наконец сказал Фиск, не поднимая глаз от бумаг. — Лейкоз — коварная болезнь. Особенно в её возрасте.
— Откуда вы знаете? — спросил я напряженно.
— Питер, я же говорил тебе — в этом городе мало что происходит без моего ведома. — Он наконец посмотрел на меня. — Больница святого Винсента получает значительное финансирование от моих компаний. Естественно, я интересуюсь судьбой пациентов.
Это была ложь, и мы оба это знали. Фиск специально собирал информацию обо мне, и болезнь Трис стала для него козырной картой.
— Доктор Стивенс — компетентный специалист, — продолжал Фиск. — Но, боюсь, стандартные методы лечения в данном случае малоэффективны. Мисс Коннорс нужна помощь более... радикального характера.
— Что вы имеете в виду?
— Экспериментальное лечение. Новейшие препараты, которые еще не одобрены FDA. Терапия стволовыми клетками. Генная инженерия. — Фиск убрал документы в портфель. — Все это стоит очень дорого и требует определенных связей.
Машина остановилась перед небоскребом в деловом центре. Мы поднялись на лифте на сорок второй этаж, в роскошный офис с панорамными окнами. Весь Нью-Йорк расстилался внизу, сверкая огнями.
— Присаживайся, — предложил Фиск, указывая на кресло напротив массивного стола красного дерева.
Ноуб остался стоять у окна, по-прежнему молча. Его присутствие создавало атмосферу скрытой угрозы.
— Питер, — начал Фиск, устраиваясь в своем кресле, — время любезностей прошло. Мне нужен ответ на мое предложение.
— Какой именно ответ?
— Согласие сотрудничать. Информация о работе доктора Коннорса. Доступ к его исследованиям.
— А если я откажусь?
Фиск тяжело вздохнул:
— Тогда боюсь, что финансирование экспериментального лечения мисс Коннорс станет... проблематичным. Более того, могут возникнуть вопросы к больничному руководству о качестве медицинского обслуживания.
Угроза была завуалированной, но совершенно ясной. Фиск мог повлиять на лечение Трис. Мог ухудшить её положение или, наоборот, помочь.
— Это шантаж, — сказал я спокойно.
— Это бизнес, — поправил Фиск. — Взаимовыгодное сотрудничество. Ты даешь мне информацию, я обеспечиваю твоей девушке лучшее лечение в мире.
Ноуб повернулся от окна. В его руке блеснул тонкий нож.
— Мистер Фиск не любит, когда ему отказывают, — сказал он тихим голосом с легким акцентом. — Особенно когда речь идет о семье.
— Семья? — переспросил я.
— Разве мисс Коннорс не стала для тебя семьей? — улыбнулся Фиск. — А доктор Коннорс? Твоя тетя Мэй? Семейные связи так важны. И так хрупки.
Паучий инстинкт взорвался предупреждающими сигналами. Фиск угрожал не только Трис, но и Мэй. Это переходило все границы.
— Оставьте мою семью в покое, — сказал я, и в голосе прозвучали нотки, которые заставили Ноуба настороженно выпрямиться.
— О, Питер, — покачал головой Фиск. — Ты все еще не понимаешь ситуацию. Я не делаю угроз. Я констатирую факты. В этом городе может случиться многое. Медицинские ошибки. Несчастные случаи. Автомобильные аварии.
Он встал и подошел к окну, встав рядом с Ноубом.
— Но если мы сотрудничаем, то все эти неприятности обходят нас стороной. Более того, мои ресурсы работают на благо твоих близких.
— Конкретно что вы хотите?
— Начнем с малого. Еженедельные отчеты о ходе исследований Коннорса. Копии его записей. Образцы экспериментальных препаратов.
— А взамен?
— Трис получит доступ к клинике в Швейцарии, где проводят самые передовые исследования в области лечения лейкоза. Доктор Коннорс получит финансирование для своих работ. А твоя тетя — повышение до старшей медсестры с соответствующей зарплатой.
Предложение было продуманным. Фиск знал, что давит на самые болевые точки — здоровье Трис, карьеру её отца, благополучие Мэй.
— И если я соглашусь, вы гарантируете их безопасность?
— Абсолютно. Мое слово — железная гарантия.
Ноуб тихо рассмеялся:
— А если откажешься... ну, несчастные случаи происходят каждый день.
Я встал из кресла и подошел к ним. Фиск был намного крупнее меня, а Ноуб выглядел как профессиональный убийца. Но я чувствовал в себе силу, которой хватило бы, чтобы переломать им кости голыми руками.
— Позвольте мне кое-что прояснить, — сказал я тихо, но очень отчетливо. — Если с кем-то из моих близких что-то случится, я найду вас. И то, что произойдет дальше, будет намного хуже смерти.
В моем голосе прозвучало что-то такое, что заставило даже Ноуба отступить на шаг. Фиск поднял брови:
— Угрожаешь мне, мальчик?
— Предупреждаю.
Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Фиск первым отвел взгляд:
— Хорошо. Вижу, что ты серьезно относишься к семье. Это похвально. Значит, мы понимаем друг друга.
— Мне нужно время подумать.
— Время — роскошь, которой у твоей девушки нет, — напомнил Фиск. — Каждый день промедления уменьшает её шансы.
— Сколько времени?
— До завтрашнего вечера. В семь часов жду твоего звонка.
Он протянул мне визитную карточку с телефонным номером.
— И Питер, — добавил он, когда я направился к выходу, — не пытайся играть со мной. Я играю в эту игру намного дольше тебя.
Ноуб проводил меня до лифта. Перед тем как двери закрылись, он сказал:
— Твоя девушка очень красивая. Было бы жаль, если с ней что-то случится.
Я схватил его за горло быстрее, чем он успел среагировать. Прижал к стене лифта, и мои пальцы начали сжиматься.
— Еще одно слово про неё, — прошипел я, — и я вырву тебе глотку.
Глаза Ноуба расширились от удивления. Он попытался достать нож, но я перехватил его руку и сжал запястье до хруста. Нож упал на пол.
— Ты... ты не обычный подросток, — выдавил он.
— Нет. И лучше тебе это запомнить.
Я отпустил его и поднял нож. Одним движением согнул клинок пополам и бросил у его ног.
— Передай своему боссу: если он тронет хоть волос на голове моих близких, я уничтожу всю его империю.
Двери лифта открылись в вестибюле. Я вышел, не оглядываясь.
На улице меня ждал тот же "Роллс-Ройс". Водитель молча открыл дверь. По дороге в больницу я обдумывал ситуацию.
Фиск поставил меня в практически безвыходное положение. Он держал в руках жизни самых дорогих мне людей и не стеснялся этим пользоваться. Отказаться от его предложения означало подвергнуть Трис и Мэй смертельной опасности.
Но согласиться — значило предать доктора Коннорса и передать Фиску доступ к технологиям, которые могли изменить мир.
А может быть, был третий путь?
Когда машина остановилась у больницы, я принял решение. Завтра вечером Фиск получит свой ответ. Но это будет не тот ответ, которого он ожидает.
В палате Трис спала. Доктор Коннорс сидел рядом с её кроватью, держа дочь за руку. Увидев меня, он устало поднял голову:
— Где ты был? Я волновался.
— Решал некоторые вопросы, — уклончиво ответил я. — Как она?
— Стабильно. Завтра начинаем первый курс химиотерапии.
Я сел в кресло с другой стороны кровати и тоже взял руку Трис. Она была теплой, живой. И я поклялся себе, что сделаю все возможное, чтобы сохранить эту жизнь.
— Доктор Коннорс, — сказал я тихо, — как продвигается работа над нашим препаратом?
— Медленно. Нужно еще несколько недель тестирования.
— А если ускорить процесс?
— Это рискованно. Препарат недостаточно изучен.
— Но он может помочь?
Коннорс долго молчал, глядя на лицо дочери:
— Теоретически — да. Но если что-то пойдет не так...
— Хуже уже не будет, — сказал я мягко. — Стандартное лечение дает ей несколько месяцев. Наш препарат может дать всю жизнь.
— Ты прав, — вздохнул он. — Завтра же начну подготовку к испытаниям.
Остаток вечера мы провели втроем — Коннорс, я и спящая Трис. За окном постепенно темнело, зажигались огни города. Где-то там, в своем небоскребе, Фиск строил планы и ждал моего ответа.
Он получит его. Но это будет последняя ошибка в его жизни.