Наследники империи

Глава 30

Шон Макинтайр стоял рядом с Сэнди, хмуро уставившись на карту местности. Тиболд и еще десяток других офицеров почтительно стояли вокруг, наблюдая как он и ‘Ангел Сэнди’ изучают карту, и абсолютная уверенность в их глазах вызывала в нем желание на них закричать.

После битвы за Йортаун прошло пять ‘местных’ дней. Армия Ангелов продвинулась за это время на сто тридцать километров, но теперь, прямо на её пути, находились подготовленные старшим капитаном Ортаком позиции, и как бы Шон ни старался, он не видел ни какого способа его обойти. В самом деле, он пришел к такому же выводу, который Тиболд предложил с самого начала: единственный способ обойти, был пройти через них, и это было причиной, из-за которой он был хмур.

Армия Шона имела абсолютное преимущество ведения боевых действий на открытом пространстве. Трофейное оружие с Йортауна составило двадцать шесть тысяч мушкетов, Шону этого хватило сполна, чтобы вооружить все пятьдесят восемь тысяч людей, и превратить их в мушкетеров, а также отправить несколько тысяч человек для укрепления Тирганского ущелья на западе. Брашан перегнал Израиль в горы по близости от Йортауна, что бы уменьшить время в пути до линкора. Автоматизированные мастерские под управлением Нархани подняли скорость модификации винтовок до сорока пяти сотен винтовок (с учетом байонетного кольца) за ночь, а Малагорские оружейники добавляли к этому еще почти тысячу своих каждый день, после того, как ‘ангелы’ рассказали о станках для нарезки стволов. К сожалению, более половины армии Шона были обучены, как пикинеры, и новобранцы все еще учились, с какой стороны нужно заряжать пули.

И даже несмотря на это, его войска были более подвижны и имели несравненно большую огневую мощь, чем любая другая Пардалианская армия. Новые, унифицированные стрелковые подразделения, которые он с Тиболдом организовал, могли поражать противника на дистанции в пять или шесть раз превышающей радиус обычного гладкоствольного оружия, и отсутствие древкового оружия сделало их гораздо более мобильными. Даже лучшие пикинеры были менее проворны со своими пяти метровыми пиками, а его вооруженные винтовками воины могли кружить вокруг тяжелых фалангов Гвардейцев. В сочетании с высоким темпом стрельбы, Армия Ангелов могла бы сократить в четыре или в пять раз свою численность в пользу мобильности.

К сожалению, Старший-Капитан Ортак это знал. У него было предостаточно пушек, поскольку Лорд Маршал Рокас понимал, что отсутствие простора под Йортауном уменьшило бы эффективность его пушек, и он оставил большую их части в тылу, отправив вперед лишь часть для поддержки, но в действительности, из примерно восьмидесяти тысяч его людей на самом деле вооружены были лишь половина из них. Чуть меньше двенадцати тысяч из них были Мушкетерами, которые на открытой местности не могли противостоять Армии Ангелов. Однако мало ли у них оружия или нет, но у него людей было почти на сорок процентов больше, чем у Шона, и все эти безоружные люди были заняты лопатами. Они были брошены на земляные работы выше Ерастора, закрывая Долину Келдак к северу от Мортана, при том что свои тылы он и не собирался прикрывать. Ни одна армия не могла обойти их. Мортан был непроходим более чем на девяносто километров вверх или вниз по течению от Ерастора, и местность к югу от реки была столь заболоченной, что никакие ниогарки не смогут протащить там ни артиллерию ни подводы.

Во многих отношениях, оборонительные возможности Ерастора были выше, чем даже Йортауна, и Шон с Тиболдом рассматривали возможность встретить Рокаса там. Но в конце концов, они приняли решение в пользу Йортауна, поскольку его ландшафт позволял Шону организовать свою засаду, хотя для простого оборонительного сражения, Ерастор был бы гораздо лучше. Все фланги были закрыты Хребтом Ерастор и рекой, что не оставляло противнику хоть многочисленному — хоть мобильному — какой либо лазейки. Он должен был атаковать в лоб, а если Ортак откажется выйти, Шону придется идти за ним … что означало, что множество Гвардейских мушкетеров могли сидеть позади своих укреплений, до тех пор, пока люди Шона не войдут в радиус поражения их оружия. Моральный дух Гвардейцев был ослаблен тем, что произошло под Йортауном, в то время как моральный дух Армии Ангелов вырос в обратной пропорции, и Шон знал, что его войска могли взять Ерастор. Но цена этого взятия приводила его в ужас.

Нахмурившись он углубился в изучение карты, и еще раз браня себя за то, что не поторопил развитие боевых действий. Ему потребовалось пять дней на преодоление пути, который Пардалианская армия могла пройти за три, если бы её подгоняли, и последствия обещали быть ужасными. Если бы он активнее наступал на пятки убегающему Войску, возможно, он выдавил бы Ортака из Ерастора еще до того, как старший капитан успел бы окопаться, и оправдывание себя тем, что его войска были вымотаны битвой под Йортауном, не приносило ему облегчения. Он должен был погнаться за ними с рассветом, несмотря на усталость, а не тратить напрасно целых два дня на погребения умерших и сбор брошенного Войском оружия, и он обругал себя за задержку.

Он, так же, хотел оторваться на Тиболда, что позволил ему задержаться, но это было бы несправедливо. Экс-Гвардеец чтил военные традиции, которые сформировались после Раскольнических Войн, а Пардалианские войны велись за территории. В идеале, сражений старались избегать, пытаясь переиграть соперника тактически, для чего были характерны сложные, почти формальные марши и контр марши до тех пор, пока они не достигли апогея, выливаясь или в формальные сражения или осады жизненно важных крепостей. Наполеоновская доктрина преследования и уничтожения врага была чужда местным военным силам. И это не должно было произойти, учитывая что мобильность даваемая ниогарками практически ничего не стоила, но это случилось, и сокрушительная победа, подобная произошедшей под Йортауном привела бы большинство войн к тому, что проигравшая сторона уже кричала бы, подчиняясь любым условиям. Но не в этот раз. Первосвященник Вроксан и Правящий Круг, возможно, не имели ни малейшего представления, что Шон и его незадачливые друзья, в действительности, собирались делать после, но они поняли, что они борются за свое выживание. Хуже того, они дрались, как им казалось, за свои души. Ох, было очевидно, что они были неразрывно связаны со светской властью, но они также не видели ни какого различия между “Божьей волей” и доминированием Храма над Пардалом. При таких обстоятельствах не было — не могло быть — ни какого приемлемого “условия” для “еретиков”, кроме полного истребления, и они занимались мобилизацией своих резервов. В течение еще следующих двух, максимум трех недель, тысячи свежих войск будет выдвинуто в Ерастор. Он должен был как-то разгромить позиции Ерастора до тех пор, пока не прибыло это подкрепление, и он внутренне сжался от мысли, что пострадают его люди, из-за того, что он облажался.

Его раздумья над картой начали упорядочиваться. Умом он понимал, что не всегда может быть найдено правильное решение, но он был еще молод. Постаревший на сотни лет после Йортауна, но еще достаточно молодой, чтобы верить, что должно быть решение, если он будет достаточно умен, чтобы его увидеть.

Чья-то рука коснулась его локтя, он повернул голову и увидел что Сэнди смотрит на него. На её лице уже не было той маски ужаса, которая была у неё в ту, первую, ночь после битвы под Йортауном, но, как и у всего экипажа Израиля, бойня, произошедшая в тот день, оставила на ней свой след. В её взгляде опять начали появляться искры веселья, однако в них стало меньше дерзости. Возможно, меньше самоуверенности, от гораздо лучшего понимания ужасной стоимости происходящего. Теперь же в этом взгляде без слов читался вопрос, и он вздохнул.

“Я не вижу ответа”, - сказал он по-английски. “Они соорудили слишком основательный заслон, и это, черт, моя вина.”

“Ох, чушь!” воскликнула она, также по-английски, сильнее сжав его локоть. “Мы все учимся по ходу дела, и последнее, что нам нужно, так это самобичевание себя за вещи, которые ты не можешь изменить. Мне кажется, что ты провел отличную операцию под Йортауном, а сейчас тебе предстоит поработать еще больше.”

“Конечно, я так и сделаю.” Он старался скрыть горечь в своем голосе. Его офицеры, возможно, не понимали по-английски, но они могли распознавать эмоциональные обертоны, и не было никакого смысла, поколебать их надежды. “К сожалению,” решительно продолжал он бодрым тоном, “плохие парни, тоже, неплохо поработали. Не в части увеличения своей численности, а в части укрепления позиций.” Он махнул рукой на пятнадцати километровое земляное укрепление, соединяющее каменистые отроги Ерастора с рекой. “Мы удивили Рокаса, сделав то, что он считал, было невозможно, но Ортак гораздо лучшее представляет наши возможности, и он хорошо закрепился, что бы обесценить все наши преимущества. Мы можем взять его наступая в лоб, но мы потеряем тысячи, и я просто не могу убедить себя, что это того стоит, Сэнди. Это не стоит того, что бы мы всего лишь получили доступ к компьютеру!”

“Это не только, наш доступ к компьютеру!” — сказала она яростно, затем сменила свой тон, когда несколько офицеров недоуменно на них уставились. Она покачала головой и продолжила более спокойно. “Это вопрос жизни и смерти для всех этих людей, Шон — ты знаешь это.”

“Да? И чья же это вина?” рявкнул он.

“Наша,” сказала она непреклонно. “Моя, если тебе будет угодно. Но это из-за того, что мы что-то упустили, а не сделали нарочно, и если мы все это затеяли, то мы должны довести все до конца.

Шон закрыл глаза и ощутил горечь от понимания, что она была права. Этот разговор они поднимали уже не один раз, и очередным перефразированием его сейчас ничего было не добиться. Кроме того, ему нравились Малагорцы. Даже если он не несет ни какой ответственности за их затруднительное положение, он все равно хотел бы помочь им.

“Я знаю,” сказал он наконец. Он открыл глаза и криво усмехнулся, затем погладил руку на своем локте. “И в этом твоей вины не больше, чем моей или Таммана или Брашана — или даже Гарри. Просто понимание того, что многие из них погибнут, из-за того, что я плохо поработал, достаточно тяжело.” Она хотела было что-то сказать, но он покачал головой. “О-о, ты прав. Люди совершают ошибки пока они учатся. Я знаю это. Я только хочу, что бы мои ошибки не приводили к гибели людей.”

“Ты должен делать все, что в твоих силах.” Ее голос был так нежен, что у него появилось желание её обнять, но одному только Богу было известно, как отреагировали ли бы его офицеры, если б он начал обнимать ‘Ангела’!

Он на самом деле почувствовал, как его рот растянулся в причудливой улыбке от этой мысли, и он, сложа руки за спину, снова медленно двинулся вокруг стола, изучая карту местности со всех ракурсов. Если бы только существовал способ использовать его подвижность! Кто-то — кажется это был Натан Бедфорд Форрест — как то сказал, что война была вопросом “как быть раньше всех и больше всех,” все же одна действительная слабость в позиции Ортака была, это её протяженность, а не численность войск. Её фронт составлял пятнадцать километров — даже больше, с учетом выступов в его земляных укреплениях — что дало ему едва две тысячи вооруженных людей на километр, даже если он не оставит никаких резервов. Конечно, у него еще было тридцать или сорок тысяч, которые он мог бы послать, подобрать оружие своих павших товарищей, но даже так он был на пределе. Если бы Шон мог взломать его фронт в любом месте, и оказаться позади этих укреплений, он мог бы смести их, словно веником. Но у него не было ни какой возможности -

Он неожиданно замолчал, и его глаза сузились. Он стоял совершенно неподвижно, уставившись на карту, в то время как работал его мозг, а затем он начал улыбаться.

“Шон? Шон?” Сэнди пришлось позвать его дважды, прежде чем он резко поднял глаза. “Что?” спросила она, и его улыбка стала более свирепой.

“Я хочу использовать его ошибки,” сказал он. “Я размышлял о том, как нас заблокировал Ортак, и что я должен был думать о том, как он заманил себя в ловушку.”

“В ловушку?” спросила она растерянно, и он подозвал Тиболда поближе и указал на карту.

“Может ли пехота пройти через эти болота?” спросил он на Пардалианском, и теперь настала очередь экс-Гвардееца хмуриться на карту.

“Только не пикинеров,” сказал он через мгновение, “но вот мушкетеров можно было бы провести.” Он склонил голову набок, сравнивая изысканно подробную, предоставленную ангелами, карту со всеми картами, которые он когда-либо видел раньше, потом постучал указательным пальцем по южному краю болота. “Я всегда думал, что здесь плохая почва шире, вдоль южной стороны долины,” сказал он медленно. “Мы могли бы, вероятно, провести отряд по этой узкой полосе за, э-э, десять или двенадцать часов. Но не с пушкими или пиками, однако, Господин Шон. В этих болотах практически нет твердой земли. Возможно вам удастся протащить несколько легких пушек, но любая тяжелая пушка утонет в мгновение ока. И даже после того, как вы пройдете через болото, земля между ними и рекой еще достаточно мягкая, чтобы замедлить вас.”

“Будет ли Ортак ожидать от нас что-либо подобное?” спросил Шон, и Тиболд быстро покачал головой.

“У него такие же карты, которые мы имели до вас и анг-” экс-Гвардеец не договорил слово, вспомнив, как Господин Шон и ангелы постоянно пытались заставить людей их так не называть. На мгновение его лицо загорелось, но затем он улыбнулся своему высокому молодому командиру. “У него такие же карты какие всегда были у нас раньше. Кроме того, капитан Гвардейцев не стал бы даже рассматривать вероятность того, что можно вообще оставить пики и пушки.”

“Вот это то, что я надеялся от вас услышать,” пробормотал Шон, и его мозг загудел, рассчитывая время и расстояние. Мортан, шириной в три километра выше и ниже Ерастора, совершенно не имел здесь бродов, его можно было перейти лишь в Малце, небольшом городке в девяноста с лишним километрах ниже ее слияния с рекой Ерастор. Если он повернет на запад, за пределы видимости укреплений Ортака, и сбросит одновременно достаточно плотов … Или, если на то пошло, могли бы его инженеры сколотить подходящие мосты? Он сосредоточился, задумавшись на мгновение, затем покачал головой. Нет, это займет в лучшем случае два или три дня, если это вообще получится, а у него не было возможности в пустую потерять два или три дня.

“Все в порядке, Тиболд,” сказал он. “Вот что мы сделаем. Первое …”

Старший Капитан Ортак стоял в окопе центрального бастиона, уставившись на запад. Моросящий дождь заполнял серой пеленой Долину Келдак, ограничивая видимость, но он знал, что было там, и он выдохнул с благодарностью к его врагам, за отсутствие инициативы. Каждый день, прошедший без нападения, не только помогал поднять боевой дух его силам, но и приближал на один день тот момент, когда прибудет подкрепление, в котором он отчаянно нуждался.

Он напрягал глаза, пытаясь разглядеть детали земляных укреплений еретиков, возводимых напротив его укреплений. Часть его вздрагивала каждый раз, когда он думал о цене, которую придется заплатить за их взятие, когда Святое Войско будет укреплено и возобновит наступление, но даже это не могло поколебать его благодарность. Он знал, как он был слаб, и если еретики были бы готовы бросить войска прямо на него в любом месте-

Он вздрогнул, и не из-за дождя. Он не любил стоять спиной к реке, но Ерастор можно было перейти вброд практически на всем его протяжении. Если бы он захотел, он мог бы отойти обратно за него, хотя он должен был отказаться от этой идеи из-за военного обоза, а еще, это было лучшее — вероятно единственное — место, в котором можно было остановить войска с запада. Призванные рабочие строили еще одно укрепление в его тылу, в Бариконе, но Барикон лучше подходит, чтобы выдержать атаки с востока. Нет, он должен был удерживать еретиков здесь, если он не хочет выпустить их из долины Келдак, и если они когда-то вырвутся из герцогства, их возможности для маневра возрастут стократно. После того, что они сделали с Лорд Маршалом Рокасом в Йортауне, этого было достаточно, чтобы мороз пробрался в самое крепкое сердце.

Он укутался в свой плащ и в задумчивости пошевелил губами. Семафорная сеть по всему Малагору была перерезана, но она продолжала работать к востоку от него, и депеши Храма были не столь пугающими, чем они должны были бы быть. Светские феодалы были медленными на подъем, но Гвардейцы основательно опустошили свои гарнизоны во всех восточных королевствах, и пятьдесят тысяч человек были уже на пути к нему. А еще хороший момент был в том, что начали приходить первые обозы с оружием. Там было не так много, как ему бы хотелось, особенно учитывая то, сколько еретики захватили в Йортауне, но он все же получил восемь тысяч пик и более пяти сотен мушкетов. Если отчеты с Йортауна были верны, еретики нашли какой-то способ довести дистанцию поражения обычных и малагорских мушкетов до дистанции нарезных винтовок, в следствии чего потери будут чудовищными, даже если удастся вооружить всех Гвардейцев до единого, но этот фактор будет играть не столь существенную роль при атаке стационарных укреплений, чем на открытой местности. Им необходимо будет найти какое-нибудь решение против столь мощного огня еретиков в будущем, и Ортак уже рассматривал возможность перераспределения соотношения огнестрельного оружия и пик, но на данный момент он был пробкой в горле бутылки, и казалось, что еретики не хотят приносить себя в жертву, чтобы удалить её.

Он вздохнул и встряхнулся. Темнело, а у него было еще предостаточно ожидающей его бумажной работы, чтобы задержать его до полуночи. По крайней мере, лучше быть в своих покоях в Ерасторе, чем в палатке посреди поля, сказал он себе криво улыбаясь, он повернулся и подозвал своего браналка.

Шон Макинтайр спешился и вытер капли дождя со своего лица. Он мог бы использовать его импланты, чтобы оставаться сухим, но это было бы несправедливо по отношению к его войскам, что, вероятно, было глупо, но он решил так. Он усмехнулся собственному упрямству и почесал холку браналка, слушая его негромкое посвистывание от удовольствия, и пытался скрыть свое беспокойство за промокший насквозь отряд.

Это заняло больше времени, чем планировалось, и дождь был сильнее, чем предсказал метеорологический зонд Израиля. Холодный фронт опускаясь вниз по долине встретил теплый фронт из Санку и Келдака, и последний прогноз Брашана предупреждал, что по крайней мере еще двадцать часов будет идти проливной дождь, возможно с грозой. Это сделает землю еще мягче и передвигаться будет еще труднее, и броды под Малцем окажутся еще глубже под водой, но, по крайней мере, это не выглядело так, что Мортан достигнет критической отметки. Или, подумал он мрачно, еще нет.

Тиболд пришпорил своего браналка и пристроился с ним рядом.

“Капитан Джуал добрался до места разбивки лагеря, Господин Шон.” Тон экс-Гвардейца заставил Шона повести бровью, и Тиболд вздохнул. “Оно по локоть в воде, Мой Господин.”

“Красота.” Шон закрыл глаза и глубоко вдохнул, затем отправил по своему имплантированному кому сообщение на катер Сэнди, парящий в небе. “У нас здесь, внизу проблема,” отрапортовал он. “Место для разбивки лагеря под водой.”

“Черт. Подожди секундочку,” ответила она, опрашивая свои датчики и ругая себя за то, что не проверили их раньше. Она нахмурилась, подключившись через нейро интерфейс к датчикам, сканируя пространство перед отрядом, затем ее глаза просветлели. “Ладно. Если вы пройдете еще шесть километров на юг, уровень земли там выше.

“Дрова?” спросил он с надеждой.

“Боюсь что нет,” ответила она, и он вздохнул.

“В любом случае спасибо.” Он повернулся к Тиболду. “Скажите Джуалу он найдет возвышенность, если примет немного южнее и продолжит двигаться еще около часа.”

“Так точно, Господин Шон.” Тиболд даже не спрашивал, от куда его командир это знал; он просто развернул своего браналка и поскакал в наступающую темноту, а Шон откинулся в своем седле и вздохнул.

У него было двадцать пять тысяч человек, идущих по грязи в направлении бродов, которые к тому моменту, когда они к ним подойдут, должны быть не столь глубокими, что бы их можно было преодолеть, и он уже начинал задумываться, а правильно ли он поступил. Дни на Пардале были длинными, и по хорошим дорогам (а Пардалианские дороги заставили бы любого Римского императора умереть от зависти), регулярная пехота, в хорошую погоду, преодолевала по пятьдесят километров в день. При походе же по пересеченной местности в дождь, на открытом пространстве, они делали от силы тридцать, и они еще даже не достигли болота. Люди все же были в гораздо лучшем настрое, чем он считал возможным в данных обстоятельствах, но они шли в течение трех изнурительных дней, главным образом, в дождь и без горячей пищи. Даже для человека с полным био улучшением, этот поход не приносил удовольствие; для обычного же человека, это было чистейшее, изнурительное мучение, и они были едва ли на пол пути к бродам.

Он прокрутил в голове последние сообщения от их скрытых развед модулей. Ортак получил новое оружие, но до подхода какой либо помощи было еще по крайней мере двенадцать дней. Даже если допустить, что его отряд задержится в пути больше, чем предполагалось, Шон должен возвратиться на север Мортана в течение еще четырех дней, но он с ужасом думал, как они рискуют от такой поспешности. Крестьяне из долины разбежались, когда наступало Святое Войско, и войска Храма подобрали и съели уже все, что только оставалось на заброшенных фермах. До сих пор их еще сопровождали ниогарки, но их отправят домой, когда отряд подойдет к болоту. Оттуда, пехота Шона вынуждена будет упаковать все свои припасы — в том числе боеприпасы — на спины, и это дает им не больше, чем недельный запас еды. Что означало, что если его план удивить Ортака не сработает, у него будет двадцать пять тысяч голодных людей в ловушке между Ерастором и подоспевшим подкреплением Гвардейцев.

По крайней мере, Ортак до сих пор им подыгрывал. Старший капитан ‘знал’, что местность к югу от реки была непроходимой, и у него было слишком мало вооруженных людей, что бы распылять их из его подготовленных позиций. Он выставил пикеты на Востоке Ерастора, но они были очень близко к мостам. Было все еще непросто приспособиться к ограничениям до-технического общества, и, несмотря ни на что, Шон чувствовал дискомфорт, от того что они не прятались. Его отряд был едва ли в пятидесяти километрах от позиции Ортаки, и трудно было поверить, что Ортак не подозревает ни о чем, что он делает, но доклады старшему капитану и Сэндина отчеты от подслушивающих развед модулей все же подтверждали, что он ничего не подозревает.

Сырость вокруг натолкнула Шона на мысль. Жалкие, какими сейчас были он и его войско, они несли самое смертоносное оружие, из известных человеку: сюрприз. И, по крайней мере, если он все испортит, этого не произойдет, из-за того, что Гвардейцы застанут его врасплох.

Он еще раз пришпорил своего браналка, приняв в седле прежнюю позу и потрусил вперед вдоль отряда.

Отец Стомалд шагнул внутрь командной палатки и остановился. Ангел Гарри стояла в одиночестве, глядя на карту, не подозревая о его присутствии, и ее плечи были напряжены.

Молодой священник колебался. С одной стороны ему не хотелось её беспокоить, а с другой, ему хотелось подойти поближе. Ангелу не требовался комфорт простых смертных, но Стомалд чувствовал себя виноватым, что он все меньше и меньше думал о ней, как ему подобало бы.

Ангелы были вынуждены разделить свои обязанности, что вполне естественно было запланировано, и часть этих обязанностей Ангела Гарри была быть в постоянном контакте со Стомалдом. Боевые действия в войне, в ловушку которой все они попали, были задачей Господина Шон и Господина Таммана, но отвечать за последствия этих действий было задачей Стомалда. Он был тем, кто все это начал, каковы бы ни были его намерения, и он был тем, кто должен нести бремя заботы о жертвах. Он принял это бремя, что для него было лишь продолжением его обязанностей священника, и его собственная вера направляла его взвалить на свои плечи этот груз ответственности, даже если бы он и мог каким-то образом избежать этого. Но он был не одинок перед суровым требованиями своих обязанностей, как у Господина Шона и Господина Таммана были Тиболд и Ангел Сэнди, у Стомалда была Ангел Гарри. Однако каким бы не было мрачным бремя, и какими бы ужасными последствиями войны и ее ужасах он не столкнулся бы, она была всегда рядом, всегда готовая придать ему силы и поддержать его, когда он спотыкался. И поэтому, подумал он, он и пришел, чувствуя такие вещи, о которых он не мог — и не должен — чувствовать.

Но знание того, что ты не должен так поступать и останавливать себя от совершения этого поступка, это были две совершенно разные вещи. Она казалась такой молодой, и она отличалась от Ангела Сэнди. Она была … нежной, какой то. Благородной. Ангел Сэнди глубоко переживала — никто из тех, кто видел её лицо в ту ночь под Йортауном, не может в этом усомниться — и все же у неё была ярость толмака, которой не хватало Ангелу Гарри. Никто и никогда не мог назвать Ангела слабой, но Ангел Сэнди и Господин Шон были родственными душами, которые отбрасывали нерешительность, как отбрасывают слишком маленькую одежду всякий раз, когда это было нужно. Их взоры всегда были обращены на следующую битву, следующую задачу, тогда как Ангел Гарри была той, к кому инстинктивно обращаются в беде, как если бы или они, или Стомалд, чувствовали сострадание в ее сердце. Любой Ангел, конечно, должен быть особенным, но Стомалд видел, как даже самые закаленные солдаты провожали глазами Ангела Гарри. Армия последовала бы за Господином Шоном или Ангелом Сэнди или Господином Тамманом против самого Ада, но в их сердцах была Ангел Гарри.

Также, как и в сердце Стомалда, а еще …

Священник вздохнул, и его глаза потемнели, когда он признал истину. Его любовь к Ангелу Гарри была неправильной, ибо это было не то чувство, которое должен испытывать мужчина по отношению к святому посланнику Бога.

Она услышала его негромкий вздох и обернулась, и он был потрясен, увидев слезы в ее одном здоровом глазе. Она вытерла их так же быстро, как и повернулась, но он видел их, и, прежде чем он вспомнил, кто она, он потянулся к ней.

Он замер, с вытянутой рукой, в шоке от его собственного безрассудства. О чем он думает? Она была ангелом, а не просто красивая молодая женщина, какой она являлась. Не он ли учился полагаться на её силу? Обращаться к ней за утешением, когда его собственная усталость и печаль стольких смертей давила на него? Как он смеет протягивать руку, чтобы утешить ее?

Но он не увидел гнева в ее взгляде, и его сердце затрепетало с любопытством и ноющей радостью, когда она взяла его за руку. Она сжала ее и повернула голову, оглядываясь назад, на карту на столе, а Стомалд все стоял, держа ее за руку, переполненный нахлынувшими эмоциями. Это было так хорошо, так естественно, стоять с ней, как если бы это было то место, где он и должен был быть, но чувство вины перечеркивало тот подъем, что он испытывал. Он знал о ее красоте, о ее прекрасном сочетании силы и нежности, и он жаждал больше, чем он когда-либо желал чего-то еще, кроме служения Самому Богу, что бы это мгновение длилось вечно.

“Что случилось?” спросил он наконец, и внутреннее беспокойство в его голосе, удивило даже его.

“Я просто — ” Она замолчала, затем слегка встряхнула головой. “Я просто волнуюсь за Шона,” негромко произнесла она. “Уровень воды в реке растет, сколько им еще идти, и шансы, когда они туда попадут …” Она глубоко вздохнула и посмотрела на него слегка улыбаясь. “Глупо с моей стороны, не правда ли?”

“Не глупо,” не согласился Стомалд. “Вы беспокоитесь, потому что вы заботливы.”

“Может быть.” Она по-прежнему держала его за руку, но другая ее рука провела пальцем по маршруту движения Господина Шона, и она перешла на шепот. “Я иногда чувствую себя такой виноватой, Стомалд. Виноватой, за то, что беспокоюсь за Шона больше, чем за кого-либо другого, и за то, что послужило причиной всего этого. Это моя вина, вы знаете это.”

Стомалд вздрогнул, и его наполнила ненависть к самому себе, когда он осознал свою собственную ревность. Он ревновал ее за беспокойство о Господине Шоне! Его испугали эмоции, которые ему не подобало, но, затем до него дошел смысл сказанных ею слов, и он отбросил исследование своих чувств.

“Вы не виноваты. Это была наша вина в том, что мы прикасались к вам своими нечестивыми руками.” Он опустил голову. “Это была моя вина, а не ваша, Миледи.”

“Нет, моя!” резко сказала она и он подняв взгляд смутился ее гнева. Ее единственный глаз уперся в него, и она яростно покачала головой. “Даже не думай так, Стомалд! Вы сделали то, чему учила вас ваша Церковь, и — ” Она замолчала, прикусив губу, потом кивнула сама себе. “И это вы знаете еще далеко не все из того, что здесь происходит, даже до сих пор,” добавила она с тихой горечью.

Стомалд уставился на нее, растроганный до глубины души за ее готовность прощать человека, который почти сжег ее заживо, но все же сбитый с толку ее словами. Она была ангелом, и ангелом способным знать то, что не доступно ни одному смертному, но ее голос предполагал, что она имела в виду не только это. Недоумение, наполнило его, и он схватился за первое, что пришло ему в голову.

“Вы слишком сильно беспокоитесь о Господине Шоне, не так ли, Миледи?” спросил он и, возможно, прикусил себе язык. Вопрос был слишком близко к его собственному запретному желанию, и он ждал, что она разозлиться, но она только кивнула.

“Да,” сказала она тихо. “Я беспокоюсь о них о всех, но особенно о Шоне.”

“Я вижу,” сказал он, и его сердце пронзил предательский клинок. Он услышал боль в собственном голосе и попытался повернуться и убежать, но ее пальцы нежно, но сильнее, чем сталь, удержали его, не причиняя ему вреда, и как бы он не пытался, их взгляды встретились.

“Стомалд, я-” сказала она, потом покачала головой и сказала что-то еще. Она говорила сама с собой, на своем родном языке, на котором она разговаривала с Ангелом Сэнди и их Защитниками. Стомалд не мог понять ее слов, но он распознал любопытную концовку, её суть, и его сердце забилось, когда она усадила его на табурет. Он сел, повинуясь, на него, как всегда испытывая неловкость от того, что сидит в ее присутствии, и она сделала глубокий, глубокий вздох.

“Я очень сильно беспокоюсь о Шоне,” сказала она ему. “Он мой брат.”

“Ваш —?” Стомалд изумленно уставился на нее, пытаясь понять, но его разум отказывался принять это. Он предполагал, мечтал, надеялся, но он никогда бы не поверил. Господин Шон был смертным, однако на него, возможно, сошла Божественная благодать, но если он был ее брат, если кровь смертных могла смешиваться с кровью ангелов, тогда -

“Пришло время, чтобы вы знали правду,” спокойно сказала она.

“… правду?” повторил он, и она кивнула.

“Есть причина, по которой Сэнди и я постоянно настаивали, что бы вы не относились к нам, как к ангелам, Стомалд. Понимаете, мы не они.”

“Не они?” повторил он тупо. “Не … кто, Миледи?”

“Ангелы”. Она вздохнула, и его потрясло выражение ее лица. Она уставилась на него, с нежностью в её одноглазом взгляде, как будто она боялась его реакции, но он мог только смотреть вдаль. Не ангелы? Это было … это было нелепо! Конечно, они были ангелами! Это было то, почему он проповедовал их послание своим людям и причина по которой Матерь-церковь объявила на них Священную Войну! Они должны быть ангелами!”

“Но-” начал было он хриплым и дрожащим голосом, и обхватил себя руками, как если бы он спасался от пронизывающего ветра. “Но вы — ангелы. Чудеса сотворенные вами, что бы спасти нас, ваши одежды, — а все те действия, которые мы все видели, совершаемые Господином Шоном и Господином Тамманом, согласно вашим указаниям!”

“Это вовсе не чудеса,” сказала она все так же тихо, будто моля его о понимании. “Они-ох, как же мне объяснить тебе?” Она отвернулась, сложив руки на груди, и выпрямив спину словно шомпол. “Мы … можем сделать множество вещей, которые вы не можете,” сказала она наконец, “но мы смертные, Стомалд. Все из нас. У нас просто есть инструменты, навыки, которых у вас еще нет, но если бы у вас были эти инструменты, вы могли бы делать все, что вы видели из того, что делали мы и даже больше.”

“Вы … смертны?” прошептал он, и даже через вихрь путаницы, разрушающей всю его уверенность, он внезапно ощутил нахлынувшую радость.

“Да,” сказала она тихо. “Прости меня, пожалуйста. Я … Я никогда не хотела обманывать тебя, никогда не имела в виду …” Она замолчала, пожимая плечами, и его сердце сжалось, когда он понял, что она плачет. “Мы никогда не хотели что бы это случилось, Стомалд.” Ее прекрасный голос был хриплым и сдавленным. “Мы только … мы хотели только, добраться домой, а потом я побежала прямо на Тиболда, и он выстрелил в меня и доставил меня в Крагсенд, и как-то это все-”

Она яростно покачала головой и повернулась к нему лицом.

“Пожалуйста, Стомалд. Пожалуйста, поверь, мы никогда, ни за что, не хотели причинить никому вреда. Не тебе, не твоим людям, не даже Правящему Кругу. Это просто … случилось, и мы не могли позволить церкви уничтожить вас за то, что мы спровоцировали!”

“Добраться домой?” Стомалд поднялся с табурета, подошел и стал прямо перед ней, уставившись на ее заплаканное и счастливое лицо, и она кивнула. “Домой … куда?” спросил он нерешительно.

“Туда.” Она указала на небо, невидимое сквозь крышу шатра, и на какое то мгновение чистый ужас наполнил священника. Звезды! Она была со звезд, а Писание говорит, что именно демоны изгнали Человека из небосвода -

Его охватила болезненная паника. Он сделал именно то, в чем его обвинял Правящий Круг? И он отдал свою преданность Великим Демонам, которые стремились только к разрушению всех дел Божьих?

Но затем, так же быстро, как и появился, страх прошел, с ума сойти. Кем бы она не была, Ангел Гарри — или кто там она есть на самом деле — она не демон. Он видел слишком много её боли среди раненых и умирающих, слишком много нежности и сострадания, что бы поверить в это. И Писание однозначно говорит, что демон, большой или маленький, не может говорить на Святом Языке, но она говорила на нем каждый день! Всю свою жизнь, Стомалда учили незыблемости Писания, но теперь он столкнулся с действительностью едва ли не более страшной, чем возможность того, что она может быть на самом деле демон, так как если она пришла со звезд, Писание говорит, что она демон, и все то же Писание доказывает обратное, что она не могла быть им.

Он почувствовал, как краеугольный камень его жизни перевернулся у него под ногами, подобно мокрому, предательскому песку, и его всего охватил страх. Но даже при том, что страх пытался им овладеть, он обратился к своей вере в нее. Ангел она или нет, он ей доверял. А еще более чем доверял, признался он сам себе. Он её любил.

“Расскажи мне,” попросил он, и она шагнула вперед. Она положила руки ему на плечи и посмотрела ему в лицо, и он почувствовал, как от нежного прикосновения её пальцев его страх улетучился.

“Я расскажу. Я тебе расскажу все. Некоторое из этого будет сложно понять, может быть, даже практически невозможно — в начале, по крайней мере, — но я клянусь, что это правда, Стомалд. Ты будешь доверять мне достаточно, что бы верить мне?”

“Конечно,” сказал он просто, и абсолютная уверенность в его голосе была слегка неожиданной даже для него.

“Спасибо,” сказала она тихо, затем глубоко вздохнула. “Первое, что ты должен понять,” сказала она более оживленно, ” это что же произошло — не только здесь, на Пардале, но там, так же- ” она опять кивнула на крышу шатра “шестнадцать тысяч ваших лет назад.”

Прошло несколько часов. Стомалд потерял счет, сколько раз он вынужден был останавливать ее для более развернутого объяснения, и в его голове была каша из того, что она рассказала. Это было безумием, невозможным, анафемой, чтобы все, чему его когда-либо учили … и он поверил каждому слову. У него не было выбора, и неистовый смысл удивления смешался с шоком и мучительным разрушением такой уверенности.

” … вот такой его размер, Стомалд,” сказала она наконец. Они сидели на соседних табуретах, и свечи в фонарях у палатки уже практически погасли. “Мы никогда не хотели причинить кому-либо вред, и не хотели кого-либо обманывать. Мы пытались сказать вам, что Сэнди и я не ангелы, но никто, похоже, в это не верил, и если бы мы настаивали и разрушили бы вашу сплоченность, когда Церковь приняла решение убить вас всех, из-за того, что мы начали-” Она несчастно пожала плечами и он медленно кивнул.

“Да, я понял.” Он погладил колени, затем облизал губы и выдавил натянутую улыбку. “Я всегда удивлялся, почему вы и Анге-вы и Сэнди настаивали на том, что бы мы не называли вас ‘Ангелами’, когда мы с вами общались.”

“Сможешь … сможешь ли ты простить нас?” спросила она тихо. “Мы никогда не хотели оскорбить ваши убеждения или использовать вашу веру против вас самих. Действительно не хотели.”

“Простить вас?” Он улыбнулся более естественно и покачал головой. “Тут нечего прощать, Миледи. Вы те, кто вы есть, и правда есть правда, и если Писание ошибается, возможно, вы-Божьи посланники. Исходя из того, что вы говорите, этот мир провел тысячи и тысячи лет неведения по пути к истине и живя в страхе перед злом, которое более не существует, и, конечно, Бог может послать кого Он пожелает, что бы показать нам правду!”

“Тогда … ты не сердишься на нас?”

“Сердиться, Миледи?” Он энергично покачал головой. “Существует множество моментов из твоего рассказа, которые я не понимаю, но Леди Сэнди была права. После того как начали развиваться события, я и все, кто последовал за мной, были бы уничтожены Матерью-церковью без вашей помощи. Как я могу сердиться на вас за спасение моего народа? И если Писание неправильно, тогда епископы и первосвященники, так же, должны научиться понимать и принимать это. Нет, Леди Гарри. Я не говорю, что все наши люди смогут принять то, что вы мне рассказали. Но придет день, когда они смогут и будут знать правду, и, когда они будут свободно путешествовать к звездам без страха перед демонами и проклятиями, они больше не буду сердиться на вас, так же, как не могу сердиться и я.”

“Стомалд,” сказала она тихо, “ты замечательный человек.”

“Я только деревенский священник,” возразил он, испытывая неловкость и прилив радости от свечения в её взгляде. “Рядом с вами, я невежественный ребенок, играющий в грязи на берегу маленького ручья.”

“Нет, это не так. Единственная разница между нами в образовании и доступе к знаниям, отсутствующими в вашем мире, а я выросла с этими вещами. Ты этого не знал, и если бы мы поменялись местами, я сомневаюсь, что я могла бы принять истину так, как её принял ты.”

“Принял, Миледи?” Он засмеялся. “Я все еще пытаюсь поверить, что это не сон!”

“Нет, это не сон,” повторила она с улыбкой, “и по тому, ты такой замечательный.” Ее улыбка превратилась вдруг в ухмылку. “Я всегда удивлялась, что на самом деле чувствовал Отец, когда Дахак начал ему рассказывать действительную человеческую историю. Теперь я знаю, как, должно быть, чувствовал себя Дахак, во время подобного объяснения!”

“Я бы хотел однажды встретиться с этим ‘Дахаком’,” задумчиво произнес Стомалд.

“Ты с ним встретишься,” заверила она его. “Я не могу дождаться, чтобы забрать тебя домой и познакомить тебя с Мамой и Папой!”

“Забрать …?” Он, прищурившись, уставился на нее, потом застыл, когда она протянула руку и, обхватив его лицо теми сильными как сталь, и одновременно очень нежными пальцами.

“Конечно, Стомалд,” сказала она очень тихо. “Почему ты думаешь, я захотела рассказать тебе правду?”

Он уставился на нее с недоверием, и тогда она наклонилась и поцеловала его.