Наследники империи

Глава 3

Колин Макинтайр бросил свой пиджак на стул, и в его зеленых глазах появилась смешинка, видя как робот-дворецкий пытается его подцепить. Танни была так же аккуратна, как и кошка, на которую она так была похожа, и она запрограммировала бытовых роботов, чтобы исправлять его небрежность вместо нее, когда она была где-нибудь занята.

Он заглянул мимоходом в библиотеку и увидел две копны соболиных волос склонившихся над голограммой. Это было похоже на первичный преобразователь главной силовой установки гравитонного конвейера, и близнецы деловито управляли показом через свои нейронные каналы, чтобы вывести его развернутую схему, споря по каким-то заумным вопросам.

Их отец покачал головой и продолжил свой путь. Это было сложно представить что им было всего двенадцать, когда они учились, однако, он знал, что это только потому, что он вырос без импланта образования.

С нейронным интерфейсом не было никакого врожденного предела данным, которые можно было бы дать любому человеку, но исходные данные были не то же самое что знание, и это потребовало совершенно нового набора образовательных подходов. Впервые в истории человечества, единственная вещь, которая имела значение и лучшие педагоги всегда на этом настаивали, что истинная цель образования: освоение знаний. Теперь студентам уже не нужно проводить бесчисленные часы получая знания, но теперь возникала задача осознания ими того, что они уже “знали”, и учиться это использовать, учиться думать, и это восхищало хороших учителей. К сожалению, это также отменило традиционные критерии работы и производительности. Слишком многие учителя, приверженцы старых правил, были потеряны, и даже больше того, некоторые из них, во главе с профсоюзами Запада, вели ожесточенную кампанию против принятия нового. Человеческий род в целом, казалось, думал, что Император обладал своего рода волшебной палочкой, и, в некотором смысле, они были правы. Колин мог делать почти все, что он решал необходимым сделать… до тех пор, пока он был готов использовать тяжелую артиллерию и был достаточно уверен что битва того стоит.

Ему потребовались более трех лет, чтобы сделать вывод, какие образовательные учреждение Земли нужно затронуть. В течение сорока трех месяцев он выслушивал причину за причиной, почему перестройка не может быть выполнена. Лишь у очень небольшого числа Земных школьников был нейроинтерфейс. Слишком мало было доступного оборудования. Слишком много новых понятий в слишком короткое время могло спутать уже обучающихся детей и нанести невосстановимый ущерб их психике. Список продолжался все дальше и дальше, пока, ему это не надоело и он объявил о роспуске всех профсоюзов учителей и увольнении каждого учителя, нанятого любым государственно финансируемым образовательным учреждением или системой на всей планете.

Люди, которых он уволил, попытались бороться с его указом в судах только для того, чтобы обнаружить, что Великая Хартия дала Колину полномочия сделать то, что он сделал, и когда они натолкнулись на холодное выражение его лица, обычно хорошо скрываемое напускной веселостью, их глубокая озабоченность благополучием их студентов подверглась радикальному изменению. Внезапно, единственное что они захотели, это сделать переход максимально быстрым и безболезненным, и если бы Император только позволил им вернуться назад на свои рабочие места, они бы взялись за дело немедленно.

И они вернулись. Все еще не без проволочек, когда они думали, что никто не видит, но они вернулись к нему. Конечно, каждое из их более ранних возражений имели долю правды, которые сделали внедрение совершенно новой системы образования трудным и часто удручающе медленным, но как только они признали, что Колин был серьезен, они действительно принялись за дело и продвинулись в нем. И по пути те, кто имел задатки настоящего учителя, а не мелкого бюрократа, открыли для себя вновь радость обучения. Те, кто не смог это сделать, как правило исчезали из профессии все больше и больше, но их предыдущая позиция и затяжная партизанская война задержали полномасштабное внедрение современного образования на Земле, по крайней мере на десять лет.

Что означало, конечно, что образование детей на Бирхате было гораздо лучше чем у детей на Земле. Дахак проводил большую часть своего времени на орбите Бирхат, и в то время как образовательные учреждения Земли воевали с Имперскими образовательными подходами, Дахак уже освоил их. Больше того, он, в отличие от них, не имел никаких общепринятых или личных возражений на их принятие, и он использовал только десятую часть своего огромного потенциала, для обучения небольшой общепланетной исследовательской группы. Его студенты проявили неутомимый голод к учебе, и, на сколько Колину было известно близнецы никогда не прогуливали, и это его пугало.

Он прошел в кабинет, и Джилтани улыбнулась ему из-за своего стола. Он нашел время, чтобы поцеловать ее должным образом, потом плюхнулся в кресло и вздохнул удовлетворенно, ощутив, как оно подстраивается под контуры его тела.

“Ты очень здраво поступил, покинув тот кабинет, любовь моя,” подметила Джилтани, поставив свой компьютер в ожидание, и он кивнул.

“Ты, должна это попробовать когда-нибудь,” сказал он многозначительно, и она засмеялась.

“Нет, мой Колин. ‘ты лучше отвези меня на край света, где можно ничего не делать, хотя это, — ” она указала на бумажки и чипы с данными, разбросанные по ее столу”- гораздо интереснее.”

“Да?”

“Да. Аманда пытается придумать, как мы можем лучше использовать Тао-линевские гипер ракеты Марк Двадцать в небольшой тактической единице.”

Колин иронично покачал головой. Джилтани не любила битвы, — она слишком хорошо знала им цену, — еще были темные и опасные места в ее душе. Он подозревал, что никто, даже он сам, не сможет когда-либо принять некоторые из них, но горькая жизнь партизанской борьбы оставила свой след, и, в отличие от него, она рассматривала войну не как последний ответ, но как практичный, рабочий вариант. Она не была беспощадной, но она была гораздо более способна устроить бойню — и менее склонна брать пленных, — чем он. Именно поэтому он сделал ее Военным Министром. Как Военачальник, Колин был верховный главнокомандующий Империи, но на самом деле, это Танни управляла их растущим день за днем военным ведомством.

— Хорошо, если ты сможешь оторвать себя, мы сможем принять гостей.

— А? — она подняла голову на него.

“Исис, Коханна, и … проект Коханны,” сказал он менее весело. “Я боюсь, что Джефферсон может быть прав в логичности приказа на их уничтожение, но я не могу сказать, что с нетерпением жду принятия такого решения.”

— Не должен ты. — его жена вышла из-за своего стола. — Логика, как ты сказал когда-то давно, любовь моя, может быть ничем кроме уверенного пути в заблуждение.

— Твоя правда, малыш, — вздохнул он, обнимая ее, когда она подошла. Она остановилась, чтобы взлохматить его песчаные волосы, а затем опустилась в свое кресло. — Дело в том, я думаю, что я пытаюсь морально подготовится к принятию решения против них, потому что я думаю, что я должен, и это заставляет меня чувствовать что-то вроде стыда.

— В день когда твоя неуверенность умолкнет будет днём, когда ты стал меньше, чем твоя лучшая часть себя, Колин, — сказала она мягко.

Он улыбнулся, перевёл разговор на что-то более удобное, и позволил голосу Танни литься над ним. Он ценил мгновенья, когда они могли забыть об Империи, забыть о своих обязанностях, забыть о необходимости покончить с угрозой Ачуультани раз и навсегда, и мягкая архаичная речь Танни плела заклинание, которое помогло ему держать эти вещи на расстоянии, пусть даже очень недолго. Она освоила свой английский во время войны Алой и Белой розы и наотрез отказалась оставить его. Кроме того, как она указывала при случае, она говорила на истинном английском, а не на униженном диалекте, который выучил он.

“Прости меня, Колин,” мягкий голос вторгся в паузу в их разговоре, “но прибыли Коханна и Исис.”

“Спасибо.” Колин вздохнул и почувствовал как ускользает момент отрешенности от вселенной, и возвращается в свой привычный временной ритм. “Скажи им, что мы в кабинете.”

— Я уже сделал это. Они прибудут через мгновение.

“Отлично. И будь поблизости, возможно ты нам понадобишься.”

“Конечно,” подтвердил Дахак. Колин знал, самая малость внимания компьютера всегда следовала за ним, в готовности ответить на вопросы или сообщить ему о новых разработках, но Дахак разработал специальную подпрограмму для контроля потребностей своего Императора, без того чтобы обращать на него пристальное внимание, за исключением некоторых критических параметров. Это был его способ обеспечения конфиденциальности Колина, концепция, которую он не вполне понимал, но признавал ее важность для его человеческих друзей.

Дверь кабинета открылась, и в нее тихонько вошли Коханна и белокурая женщина, чьи состарившиеся глаза так удивительно были похожи на глаза Джилтани. Исис Тюдор было более девяноста лет, и она не получила никаких био-имплантов в молодости, так как она родилась на Земле. К тому времени, когда они стали доступными, ее тело было слишком старым и хрупким для полного набора био-имплантов, и возраст сокращал ее силы с каждым годом все больше и больше. Тем не менее, ее разум пылал энергией, и импланты, которое она все же получила, давали ей противоречивую энергию на фоне ее растущей слабости.

Джилтани встала чтобы обнять ее в то время как Коханна встретилась взглядом с Колином на грани вызова и четыре черно-подпалые собаки последовали за ней в дверь. Они двигались с более чем не свойственной собачьей натуре точностью, и усевшись на ковёр они образовали аккуратную линию.

Они выглядели, подумал Колин, как пожарные краны на ногах. Отцом щенков Тинкер Белл был породистый ротвейлер, и лабораторное происхождение было едва заметно. У них был плотное, внушительное телосложение, мощные мускулы, и самый крупный из них должно быть весил почти шестьдесят килограммов.

Он изучил их на предмет изменений, сделанных Коханной. Их было не так уж много. Массивная голова ротвейлера была, пожалуй, несколько шире, с более выраженным черепной выпуклостью, хотя он и сомневался, что заметил бы, если бы не приглядывался, и было еще что-то. И тогда он понял. Глаза смотрящие на него с пристальным вниманием выдавали наличие интеллекта за ними.

— Ну что же, Колин. — Голос Коханны отвлёк его внимание от собак. — Вы хотели их видеть. Вот они.

Он бросил на нее взгляд, но выражение ее лица поставило его в тупик. Он был приучен к ее вспыльчивости, но ее темные глаза были полны боли. Это, понял он для себя с неожиданностью, был для нее далеко не бескровный проект.

“Садитесь, Ханна,” сказал он тихо и встал на колени перед собаками, пока она садилась в свободное кресло. Собаки подняли головы, чтобы взглянуть на него и он провел рукой вниз по большой, широкой спине одной из них. Его чувственные усилители были на высоте и он чувствовал обычные выпуклости мышц породы … и еще кое-что. Он посмотрел на Коханну и она пожала плечами.

”’Ханна,” он вздохнул, “Я должен сказать Вам, что я в некотором смысле меньше волнуюсь о генетических изменениях, чем об остальных аспектах. У Вас есть какие-либо идеи, как антитехнари будут реагировать на полностью улучшенных собак? Идея собаки с такой силой и плотностью будет их пугать.”

“Тогда они идиоты!” Коханна посмотрела на него, потом вздохнула, и что-то очень похожее на чувство вины разбавило ее ярость. Узел напряженности внутри него несколько ослаб, когда он увидел это и понял, насколько ее гнев идет от осознания того, что, возможно, она зашла слишком далеко.

“Ладно,” сказала она наконец, своим низким голосом, “Может быть, я идиотка. Я до сих пор считаю — ” глаза ее сверкнули “- что они суеверные дикари, но, черт возьми, Колин, я не могу понять, как их мозги работают! Эти собаки представляют для них не большую опасность, чем любое другое расширение человеческих возможностей!”

— Я знаю, вы думаете, что они не опасны, Ханна, но-

— Я ничего не думаю, Колин, я знаю! И так будет и с вами, если у вас хватит времени, чтобы познакомиться с ними.

“Это”, он признал, “то, чего я больше чем немного боюсь.” Он вернулся к собакам и крупный самец, к которому он прикоснулся, спокойно на него посмотрел. “Это — Галахад?” спросил он Коханну… но ответил кто-то другой.

— Да, — сказал механический голос, и глаза Колина расширились, когда он увидел небольшой вокодер на ошейнике собаки. Дрожь пробежала по спине, при виде того, как бессловесное животное” говорит, но она исчезла в одно мгновение. Ее сменило ощущение чуда, и странный восторг, который он постарался подавить, и он глубоко вздохнул.

— Ну, Галахад, — сказал он тихо, — Коханна объяснила, почему я хотел с вами познакомиться?

— Да, — ответил пес. Его уши двигались, и Колин понял, что это была преднамеренный жест, предназначенный для передачи смысла. — Но мы не понимаем, почему другие нас боятся. — Слова прозвучали медленно, но без колебаний.

— Минуточку, Галахад, — сказал Колин, чувствуя лишь небольшое ощущение нереальности от обмена любезностями с собакой. Он снова посмотрел на Коханну.

— Насколько это была компьютерная обработка?

— Там некоторое улучшение, — призналась она. — Они склонны забывать определенные слова, и их структура предложения очень проста. Они никогда не используют прошедшее время. Но программное обеспечение ограничено “заполнением дыр”. Это не меняет их смысл”.

“Галахад”, Колин обратился к собаке, “Вы не пугаете меня. или кого-либо в этой комнате. но некоторые люди найдут Вас… неестественными, а люди боятся вещей, которые они не понимают.”

“Почему?” Спросил Галахард.

“Я хотел бы объяснить, почему,” вздохнул Колин.

“Опасность вызывает страх,” сказала собака “Но мы не опасны. Мы просто хотим жить. Мы не зло.”

Колин моргнул. Такие слова, как “зло” подразумевают способность манипулировать понятиями световых лет, чего раньше Тинкер Белл никогда не удавалось.

“Галахад”, спросил он осторожно “Что такое “зло” в вашем понимании?”

“Зло”, произнес механический голос, ” это опасность. Зло-это когда больно без физической боли.”

Колин вздрогнул, Галахад поразил его в самое сердце своим определением зла. И это ли он имел в виду или нет, но это направило Колина в решении о их судьбе в совершенно иное русло.

Колин Макинтайр смотрел в глубины своей души, и ему не нравилось то, что он видел. Как он мог объяснить то, что большая часть человечества была неспособна понять, и что Галахад видел так ясно, или почему ему стало так стыдно за это?

“Человек-Колин,” Колин поднял глаза на Галахада заговорившего снова: “Я пытаюсь понять, для лучшего понимания, но не понимаю. Мы знаем,” массивная собачья голова кивнула на своих товарищей”, вы можете умертвить нас. Но мы не хотим умирать. И вы не хотите умертвить нас. Если мы должны умереть, мы не можем остановить вас. Но это не правильно, человек-Колин.” Собачьи глаза смотрели на него с достоинством и проникая в самое сердце. “Это неправильно,” повторил Галахад,” и вы это знаете.”

Колин закусил губу. Он повернулся к Джилтани, и когда ее черные, слегка чужеродные глаза, глаза целой Империи, встретились с его и в них тоже блестели слезы.

“Он имеет на это право, мой Колин, — тихо сказала она. “Должны ли мы решить их умертвить, это будет страх, который нами движет-страх, что заставляет нас делать то, что мы хорошо знаем, что это неправильно. Нет, больше, чем неправильно”.Она опустилась на колени рядом с ним, касаясь тонкой рукой тяжелой головы Галахада. “Как Галахад уже сказал, зло это когда больно без физической боли.”

“Я знаю.” Его голос был так же тих, и затем он встряхнулся. “Исис?”

”’Танни права. Если бы я знала то, что планировала Ханна, я была бы полностью на вашей стороне, но посмотрите на них. Они великолепны. Они Люди Колин, — они хорошие люди, которым, случилось, иметь четыре ноги, а не руки.”

“Да”. Колин посмотрел на свои руки, рук у Галахад не было, и почувствовал что для себя решение он уже принял. Он встал и потеребил нос, глубоко задумавшись. “О скольких мы здесь говорим,”Ханна?”

“О десяти. Эти четверо и еще два маленьких помета.”

“Ладно”.Он повернулся к Галахаду и его братьями и сестрами. “Послушайте меня, вы все. Я знаю, что вы не понимаете, почему люди должны вас бояться, а все ли из вас понимают, что такое возможно?” Четыре собачьи головы кивнул в безошибочном знаке согласия, и он усмехнулся, несмотря на свою торжественность. “Хорошо, потому что единственный путь для нас держать вас в безопасности это сделать так, что бы люди, которых вы можете напугать не знали о вашем существовании, но мы не сможем делать это вечно.”

“Таким образом, вот что я собираюсь сделать. С этого момента вы четверо будете жить с нами. с Танни и мной. и за исключением того времени, когда вы будете только с нами, вы должны симулировать поведение обычных собак. Вы можете сделать это?”

“Да, человек-Колин” Это говорил не Галахад, а меньшая самка, и ее достойное выражение лица резко исчезло. Она подскочила к нему, виляя хвостом и стараясь лизнуть с энтузиазмом его лицо, затем она начала метаться по комнате с безумным лаем. Она застыла, высунув язык, неряшливо упала на ковер, перекатилась на спину, и замахала всеми четырьмя лапами в воздухе. Затем она перекатилась назад и выпрямилась, в ее глазах был смех.

“Все в порядке!” Он вытер лицо и ухмыльнулся, потом снова посерьезнел. — Я не знаю, поймете ли вы это, но мы собираемся брать вас во многие места и показывать вас многим людям, и я хочу, чтобы вы вели себя, как обычные собаки. Корреспонденты получат огромное количество материала о вас, и это хорошо. И, когда правда о вас все же выйдет наружу, я хочу использовать то, что все человечество видело вас. Я хочу, чтобы они привыкли к мысли, что вы не опасны. То, что вы были здесь довольно долго, и ни кому не причинили вреда. — Вы поняли?

“Если мы докажем, что мы не зло, люди не будут нас бояться?” спроси Галахад.

“Точно. Это не совсем справедливо. Вам не придется это доказывать больше, чем им. но это — то, как это должно быть. Вы можете сделать это?”

“Мы сможем, человек-Колин, — тихо проговорил Галахад.