Наследник 4

Глава 3

Глава 3

— Прочь от него и пошли вон! — Приказал я ледяным тоном, сидя в седле. Мои люди за спиной напряглись, готовые к действию.

— А ты нам не указ! — огрызнулся долговязый пан, повернувшись ко мне и уперев руки в бока. — Иди своей дорогой!

— Мы тут с быдлом, не мешай! — поддакнул его приятель, делая шаг ко мне и угрожающе выпячивая грудь. — А то и тебе достанется!

— Взять их! — коротко скомандовал я.

Мои воины ждали только этого и мигом покинули седла. Пятеро теней метнулись вперед. Дядя Олег остался рядом со мной, положив руку на саблю, но не вмешиваясь — пятерых с лихвой хватит на двоих пьяных шляхтичей.

Поляки не успели толком среагировать. Один из моих сторожей, низкорослый, но верткий Степан, подсек долговязого под колени. Тот с удивленным воплем рухнул на грязную мостовую. Двое других воинов мгновенно навалились сверху, выкручивая руки.

Второй поляк успел выхватить саблю, но не успел ей взмахнуть. Мощный удар кулаком в челюсть от Игната отправил его в полет к стене дома. Сабля со звоном отлетела в сторону. Прежде чем он успел подняться, еще двое моих людей прижали его к земле, один коленом на спину, другой выламывая руку.

«Не прошли зря тренировки с моими сторожами», — довольно отметил я про себя. Вся стычка заняла не больше десяти ударов сердца. Быстро, жестко и эффективно.

— Ну что, панове? — Хмыкнул я, глядя на барахтающихся на земле поляков, которых крепко держали мои воины. — Все еще хотите развлекаться?

Долговязый что-то мычал, пытаясь вывернуться, а второй только стонал, держась за разбитую челюсть. Спесь с них слетела мгновенно.

Мужик, которого они задирали, смотрел на происходящее с открытым ртом, в глазах его был ужас пополам с изумлением.

— Что с ними делать, княже? — спросил Игнат, все еще придавливая коленом своего противника.

— Бока им намните, пусть навсегда запомнят, — поморщился я.

Мои люди тут же оскалились и с видимым удовольствием начали втаптывать поляков в грязь. Мне шляхтичей совсем не жалко было, по-хорошему повесить бы их на ближайшем суку, и всех делов.

— Спасибо, князь-батюшка! Век не забуду! — пролепетал мужик, кланяясь в пояс.

— Ступай своей дорогой, — отмахнулся я и повернулся к дяде Олегу. — Поехали.

Мы двинулись дальше, оставив позади поверженных поляков и быстро удаляющегося мужика. Несколько зевак, наблюдавших за сценой издалека, торопливо отвернулись и постарались раствориться в сумерках.

— Лихо ты их, Андрей, — хмыкнул дядя Олег. — Но шуму теперь может быть… Узнают, кто их побил… Пожалуются поди.

— Пусть узнают, — пожал я плечами. — Нельзя позволять им так себя вести в нашем городе. Это только начало, дядя. Чем ближе свадьба, тем больше будет таких вот стычек.

Посмотрим, что скажет князь Василий Иванович. Инцидент придал моему походу к Шуйскому еще больше остроты. По прибытии на подворье к Шуйскому меня тут же провели в горницу, с собой я взял только дядю.

В горнице нас уже ждал хозяин. Князь Василий Иванович Шуйский стоял у окна — невысокий, сухопарый, с клиновидной, тронутой сединой бородкой и пронзительными, умными глазами. Рядом с ним стояли еще двое мужчин — его братья. Старший, Дмитрий Иванович, был повыше и поплотнее Василия, с тяжеловатым взглядом исподлобья, в котором не чувствовалось хитрости, скорее, упрямство и некоторая тугодумность. Младший же, Иван Иванович по прозвищу Пуговка, наоборот, был невысок и довольно неказист, с маленькими глазками-бусинками, которые цепко и незаметно следили за всем происходящим — прозвище свое он получил, видимо, не зря. Все трое приветствовали меня сдержанным поклоном.

— Андрей Владимирович, — проговорил Василий Иванович тихим, ровным голосом, в котором, однако, слышались стальные нотки. — Рад узреть родича, как я был рад, что род Старицких жив и ныне процветает, — и он указал рукой на накрытый стол.

Я сел, дядя Олег встал у меня за спиной, на него с недовольством покосились Шуйские. Братья Василия сели за старшим, их лица были непроницаемы, как у истуканов.

— Благодарю за приглашение, князь Василий Иванович. Я тоже безмерно рад с тобой встретиться и печалюсь о том, что раньше не довелось свидеться, — ответил я, стараясь соответствовать его тону.

— Славно, — улыбнулся он уголками губ, и понеслось словоблудие обо всем и ни о чем. О здоровье, о тетушке, о Старице и полку моем, о предстоящем походе на крымчаков.

Спустя полчаса разговоров Шуйский перешел к иной теме.

— Беспокоюсь я ныне о земле православной, князь, — со вздохом начала Василий, пересев ближе ко мне. Его цепкий взгляд, казалось, пытался проникнуть мне под кожу. — Москва шумит, Андрей Владимирович. Приезд твой — событие заметное. И чин тысяцкого, что государь наш Дмитрий Иоаннович тебе пожаловал… Великая честь. И великая ответственность ложится на твои плечи.

«Начинает издалека. Честь, ответственность… К чему клонит?» — мелькало в голове.

— Государь был милостив, — так же уклончиво ответил я. — Готовлюсь служить ему верой и правдой, как подобает. Дьяк Грамотин уже рассказал о свадебной росписи.

— Росписи… — Шуйский чуть заметно поджал губы. — Воистину, грядет небывалое на православной земле. И не все из них, думается мне, на пользу земле нашей пойдет. Князь, видишь сам — город полон иноземцев. Шумят, безобразничают… Народ косится, духовенство шепчется. Негоже это.

— Видел сегодня непотребство на улице, — подтвердил я. — Пришлось угомонить пару шляхтичей.

Глаза Шуйского на миг блеснули интересом.

— Вот как? Стало быть, и ты не одобряешь сие? И правильно, князь. Не по нутру мне засилье иноземцев, что веру нашу не чтят, порядки не уважают. А ведь их еще тысячи прибудут с воеводой Мнишеком… Боюсь, как бы не дошло до беды великой. И свадьба эта… — Он вздохнул, словно сетуя. — Столько разговоров… Порядки новые вводятся. Коронация царицы до венчания… Миропомазание вместо крещения… Говорят, сама невеста настояла, а государь… уступил. Тяжело ему, видно, одному супротив такого напора стоять. Советники нужны верные, кто бы подсказал, как по старине, как по вере нашей положено…

«Вот оно. Он не царя винит напрямую, но сетует на „иноземный напор“, на „неверных советников“. Намекает, что царь слаб или введен в заблуждение и нужны „правильные“ люди рядом. То есть он сам и его братья. Ловко плетет, старый лис», — мелькнуло в голове.

— Государь молод, горяч, — осторожно заметил я, продолжая игру. — Возможно, ему и впрямь нужен мудрый совет от опытных бояр. Но решения он принимает сам, как помазанник Божий.

Шуйский чуть прищурился, уловив мой ответный ход.

— Помазанник Божий… — повторил он задумчиво. — Дай-то Бог… Дай Бог ему мудрости править нами. А мы и помогать ему должны, князь, как верные слуги и бояре. Указывать на ошибки. Уберегать от неверных шагов. Особенно сейчас, когда столько шатаний. Нам, Рюриковичам — Старицким и Шуйским — нужно стоять вместе. Ради блага всей земли православной. Как думаешь, князь Андрей Володимирович?

Он снова прощупывал меня, предлагая объединиться под знаменем «общего блага» и «древних родов». Но я видел холодный расчет в его глазах. Власть — вот чего он жаждал. И я все больше убеждался, что иметь с ним дело опасно и… противно. Он ничем не лучше тех, против кого якобы собирается бороться.

Я помолчал с мгновение, собираясь с мыслями, а затем медленно поднялся.

— Думаю, князь Василий Иванович, что долг каждого из нас — честно служить тому, кого Бог дал нам в правители, — произнес я твердо, глядя ему прямо в глаза. — Государь Дмитрий Иоаннович оказал мне доверие, назначив тысяцким на своей свадьбе. И мой долг — обеспечить, чтобы воля его была исполнена, а торжества прошли гладко и без помех. Сомнения же и советы лучше высказывать государю лично, а не шептаться по углам.

Лицо Шуйского застыло, превратившись в непроницаемую маску. Лишь в глубине глаз мелькнул холодный огонек. Братья его за спиной замерли, напряглись. Он понял. Понял, что я не стану участвовать в его интригах, что выбираю сторону царя — по крайней мере, на словах. И что я могу быть опасен.

— Что ж… — после паузы произнес он совершенно ровным, бесцветным голосом. — Вольному воля. Благодарю за беседу, князь Андрей Владимирович. Время позднее уже.

«Без поддержки Шуйских вся моя затея с судом над „царем“, многое теряет. Это и так была авантюра, а сейчас уж тем более. Да и Шуйский легко обернёт это к своей выгоде, а меня за борт. Нет, нельзя с ним иметь дел!» — промелькнуло в голове. «Единственный мой козырь это знание будущего и это надо использовать, и что бы оно произошло».

Я решил добить Шуйских, чтобы уж они точно не свернули с пути бунта, да заодно и про меня не забыли. Быть не только «наследником» царя, но и врагом для них, лютым!

Я не спешил вставать, хмыкнув, глянул на Дмитрия Ивановича Шуйского и медленно, вкрадчиво заговорил:

— Дмитрий Иванович, ты, кажется, женат на Екатерине Григорьевне, дочери Малюты?

— Женат, — напряженно кивнул он, не понимая, к чему веду я. Брат его Иван Пуговка тоже подался вперед, а Василий Иванович прищурился.

— Эх, часто моя тетушка его вспоминает Малюту да жалеет, — улыбнулся я.

— И о чем жалеет? — с интересом вклинился Василий.

— О том, что помер он, и не удалось ей узреть, как его на кол посадили. Но у него же остались дети… А там и другие родичи, — многообещающе глянул я на Дмитрия, а после и на Василия. Они же замерли и окаменели. Дмитрий побагровел, Иван Пуговка стиснул кулаки. Лишь Василий Иванович сохранил внешнее спокойствие, но глаза его метали молнии.

— Спасибо за хлеб за соль, Василий Иванович, — поднялся я с лавки. Он даже не встал. Это был знак явного разрыва и холодной вражды, это-то мне и требовалось.

Ну вот и все. Я сделал свой ход. Он теперь видит во мне не только препятствие, но и врага. Это должно заставить его действовать, пока я не успел укрепиться при царе. Опасная игра, но выбора у меня не было.

— Князь Василий Иванович, Дмитрий Иванович, Иван Иванович, — я коротко кивнул ему и его братьям и, не оглядываясь, направился к выходу. Дядя Олег молча последовал за мной. За спиной я чувствовал ледяное молчание. Теперь Шуйский точно не остановится. Обратный отсчет пошел.

Мы выехали из ворот шуйского подворья обратно на темную улицу. Мои сторожа окружили нас плотным кольцом.

— Ну ты, Андрей! — не удержался дядя Олег, как только мы отъехали. Голос его был скорее удивленным, чем встревоженным. — Прямо сказал боярину! Сердитый он какой-то был под конец.

— Так надо было, дядя, — ответил я, понимая, что Олег мог не уловить всех тонкостей разговора. — А я хитрить не люблю. Сказал как есть — служу государю.

— И правильно! — хлопнул меня по плечу Олег. — Ты князь и боярин, царский родич! Чего перед ним хвостом вертеть? А то расселись тут, бояре… Но все ж таки… не по себе мне от него. Хмурый больно, и братья его тоже глядят исподлобья. Ты поосторожнее с ними, Андрей. Мало ли что удумают.

— Я всегда осторожен, дядя, — заверил я его. Простота Олега была по-своему обезоруживающей, но посвящать его во все хитросплетения я счел лишним. — Не беспокойся.

Мы молча вернулись на свое подворье. У ворот нас уже ждал Елисей.

— Княже, как приказал. Агапка здесь, ждет тебя в горнице.

— Добро, — кивнул я. — Еще вести есть?

— По Шуйским не быстро. Теперь знаю, где живут, да и тебя видели в гостях. Смотреть буду.

— Ступай, Елисей, сделай дело. Только не попадись.

Я вошел в свою горницу. За столом при свете одинокой свечи сидел Агапка.

— Здрав будь, Агапка, — сказал я, закрывая дверь.

— И тебе, князь Андрей Владимирович. — Он поднялся и поклонился. — Елисей сказал, звал ты меня.

— Звал, — кивнул я, садясь напротив.

— Помнишь путь наш в старицу, как меня подстерегли и что мы узнали? — глянул я на него проникновенно.

Агапка хмыкнул:

— Как не помнить, княже. Хорошая была тогда драка.

— Я потому и позвал тебя, Агапка. Чует мое сердце, скоро здесь большая буча начнется. И всплывет то самое нападение, и кто за ним стоял! Когда придет время, мне твоя помощь понадобится и твое слово. Поможешь?

Агапка посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд был твердым и ясным.

— Ты спрашиваешь, княже? За тебя мы завсегда готовы слово сказать. И не только я. Десяток мой за мной пойдет! Только скажи когда.

На душе у меня немного полегчало. Боярские интриги, польская спесь, царская слепота… Но была еще и эта опора — служилые люди, готовые постоять за свое.

— Скоро, Агапка. Думаю, очень скоро. Будь готов. И людей своих предупреди.

— Будем готовы, князь. Не сомневайся.

Он снова поклонился и вышел. Я остался один в тишине горницы, думая, что стоит сделать. Меня в Москве долго не было, а холопы оставались на подворье. Могли их купить? Вполне.

— Олег, — крикнул я громко, и спустя пару минут в горницу зашел дядя в простой рубахе. Видимо, ко сну готовился.

— Чего? — зевнул он.

— Скажешь Федотко и другим, чтобы холопов с подворья не выпускали никуда и ни под каким предлогом. Коли снедь закончится, самим ходить на торг. Без них.

— А чегось? — тут же стал серьезен дядя.

— Сболтнуть лишнего могут, а оно мне не надо.

— Понял, — только и сказал он и скрылся за дверью.

Я же посидел немного в тишине, глядя на огонек свечи, а потом, затушив его, отправился спать.

Два дня пролетели в лихорадочной суете, которая все больше охватывала Москву. Город готовился к встрече царской невесты и невиданной доселе свадьбе. Улицы спешно украшали, где-то подновляли терема, мимо которых должен был проехать свадебный поезд. В Кремле и вовсе царило столпотворение: слуги носились туда-сюда, приказные и дьяки составляли бесконечные росписи для пиров и церемоний, из Грановитой палаты доносились то звуки иноземных музыкальных инструментов, то крики распорядителей. Сам царь Дмитрий был словно на крыльях — неугомонный, возбужденный, он лично вникал во все мелочи, от убранства палат до покроя новых кафтанов для себя и своих приближенных.

Меня он тоже не оставлял без внимания. Как тысяцкому, мне надлежало присутствовать при многих приготовлениях. Дмитрий то и дело звал меня к себе, показывал привезенные из Польши диковинки, советовался о расстановке бояр на пирах, хотя слушал вполуха. С восторгом рассказывал о красоте и уме своей нареченной Марины. Он совершенно не замечал ни моего сдержанного поведения, ни мрачных лиц старых бояр, ни глухого ропота, что нарастал в городе из-за бесчинств поляков, прибывавших с каждым днем все в большем числе. Шуйские затаились, после нашего разговора от них не было ни слуху ни духу, но я знал — они действуют, плетут свои сети в тишине палат.

Елисей доносил о встречах.

На исходе второго дня, когда я вновь был у царя, обсуждавшего с Грамотиным порядок встречи невесты, в палату ворвался запыхавшийся гонец.

— Государь! Весть! Марина Юрьевна в двух переходах от Москвы! Завтра к полудню будут!

— Едет! Едет! — Дмитрий подскочил с места, глаза его сияли. — Наконец-то! Андрюша, слышал⁈ Завтра! Готовиться! Живо! Ты, как тысяцкий, рядом со мной поедешь! Встретим мою голубку со всей пышностью! Грамотин, распорядись! Все должно быть по высшему разряду! Музыку! Трубы! Знамена!

Он метался по палате, отдавая отрывистые приказания, смеясь и потирая руки. Весь двор мгновенно пришел в движение. Зазвучали трубы, призывая к сбору, во дворе заржали кони, забегали оруженосцы, бояре спешно облачались в самые нарядные одежды.

Мне предстояло исполнять свою роль тысяцкого — быть неотлучной тенью царя на этой встрече. Я надел парадный княжеский кафтан, проверил саблю. Дядя Олег и мои сторожа были наготове.

С утра пышная процессия выстроилась во дворе Кремля. Впереди — сам царь Дмитрий на белом аргамаке, сияющий и возбужденный, рядом — я, как и положено тысяцкому, и Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, как дружка. За нами ближние бояре, включая князя Мстиславского и Шуйских, что старались на меня не смотреть, думные люди, отряд телохранителей в иноземных мундирах, сотня стрельцов со знаменами.

— Ну, Андрюша, с Богом! — крикнул мне Дмитрий, трогая коня. — К невесте!