Начальник Культуры

Глава 6

Дверцы «таблетки» закрываются не на замок, а на проволоку. Чудо инженерной мысли. Нужно завладеть документацией, пока ее не уничтожили. Я, конечно, мог забрать ее на правах начальника, но тогда Рубанов будет в курсе, и предпринимает ответный шаг. Хотелось сделать все по тихому, чтобы самому опередить его на шаг.

Пока Павел Аристархович ушел в архив, я залез в кузов УАЗика и притаился под каким-то пледом. Ждать пришлось недолго, скоро директор вернулся и причитая, поставил ещё один ящик в машину.

— Чуть что Паша помоги, Паша выручай, а то что у паши проблем по горло никого не волнует! — с этими словами он захлопнул двери и перевязал проволокой.

Я притаившись лежал в темноте среди папок, нюхая бумагу и машинное масло. Когда машина тронулась, я откинул плед, ослабил проволоку и дождавшись первого светофора, открыл дверцы УАЗика. Следом вытащил документы.

Светофор загорелся зелёным и уазик двинулся, а я, оставшись незамеченным, перетаскал ящики на обочину.

Дальше оставалось делать техники. Я поймал попутку, договорился чтобы он вместе с ящиками подкинул меня до администрации.

Зашел через черный вход с табличкой «Посторонним вход воспрещён». На руку сыграло то, что настало время обеденного перерыва. Я отнёс отчётность к себе в кабинет и спрятал под столом, провернув дело незамеченным..

Рубанов наверняка думал, что сумел меня обставить. Но смеётся тот, кто смеётся последним. Однако, через пару минут после окончания перерыва, телефон на моем столе зазвенел.

— Максим Валерьевич, вас начальник вызывает! — сообщила секретарша.

Рубанов сидел за столом, расстёгнутый, красный, сжимал в руке стакан воды, будто в нём вся надежда на будущее.

— Максим Валерьевич, — крякнул он с натянутой фальшивой улыбкой и приподнялся из-за стола, чтобы предложить мне рукопожатие. — Как твое ничего?

Я не шевельнулся, так и остался стоять у двери.

— Мое ничего цветёт и благоухает. Зачем вызывали?

— Понимаете, тут такие дела… — начал глава администрации издалека.

— Натан Леонидович, — я подошёл ближе, — не надо. Если хотите что-то сказать, говорите сразу.

Он крякнул, поправляя галстук, но голос попытался поставить в начальственные нотки:

— Нам из области прислали нового кандидата на место начальника культуры. Тут уж я ничего не могу поделать. Его сверху спустили. Извините, но ваша карьера в этой должности оказалась недолгой. На днях я освобожу вас от исполнения обязанностей. Вы ведь итак не на постоянке, временно исполняли. так что не обессудьте.

— Уж не про Пирожкова Дмитрия речь идет? — догадался я.

— А вы что, уже в курсе? Ну да, Дмитрий Палыч. Свой человек. Порядочный и коллектив его на старом месте работы уважал. Честно вам скажу, вы же тут как кость в горле. И знаете, Максим Валерьевич, если бы только я так думал….

Я медленно выдохнул.

— Хотите выгнать? Хм… Не советую.

— Я? Выгнать? Да мне жаль вас, Максим Валерьевич. Вы парень молодой, горячий. Просто не вписались. Это же не ваша вина, просто не ваше место. Такое тоже бывает. Уйдете без скандала, по-хорошему.

Шеф явно осмелел после нашей последней встречи. Видимо думал, что хвосты подчистил и не знал, что документация у меня под столом хранится, а не уехала на уазике на свалку гореть.

Я подошёл вплотную к столу начальника.

— То есть вы меня не услышали, Натан Леонидович? — спросил я, намекая на концертные сметы.

Рубанове ещё не обязательно знать, что я в курсе зачистки. Пусть не понимает, зато потом как поймёт, но всему свое время.

— Я вам не стал говорить в прошлый раз, что все ваши сведения о махинациях и бумагах отчетности — бредни! Ну а прав я или нет — разберётся комиссия, когда приедет, — добавил он с легкой непринуждённостью как будто между прочим. — Вот вам две недели как раз на то, чтобы ответить на все интересующие их вопросы. Коль вы сами не хотите уходить, держите ответ перед комиссией.

— Комиссия? — переспросил я.

— Угу, проверка с области по работе вашего отдела. Уже в пути, — он улыбнулся своей прокуренной, липкой улыбкой. — Вот, Максим Валерьевич. Не хотели по-хорошему, ну значит… сами виноваты.

— Ну пусть приезжают. Встретим хлебом и солью, — заверил я. — Только я в должности недавно, что с того, что найдут нарушения?

— Ну знаете, как руководитель вы обязаны все исправить незамедлительно. А вы не сможете, не успеете. Думаю, комиссия признает вас некомпетентным.

— Что ж… посмотрим. Я даже помогу комиссии вникнуть в суть, — я повернулся к двери. — Пусть проверяют.

За дверью я услышал, как Рубанов с шумом выдохнул, словно мешок с картошкой уронил. Он думал, что всё решил. А вот не угадал, я только начал действо.

В коридоре вязальщица с маникюрщицей делали вид, что обсуждают цены на картошку. Я их видел насквозь и одарил фальшивой улыбкой.

— Дамы, — сказал я, проходя мимо, — за работу.

Они вздрогнули и исчезли.

В кабинете зашитоботиночный, которого звали сидел, уткнувшись в бумаги. Вид у него был смирный, но внутри уже наверняка придумывал новый способ поставить мне подножку. Что-то мне подсказывало, что он наверняка знал — работать мне осталось немного.

— Все документы за прошлый год — ко мне на стол через час, — напомнил я.

Он кивнул, даже не пытаясь спорить. Я сел за свой стол и начал разбираться с концертными отчетностями, которые добыл при попытке их уничтожить.

Цифры в отчётах по концертам не то что не сходились — они плясали, как пьяная теща на сельской свадьбе. Где-то гонорары липовые, где-то расходы на аппаратуру задним числом, где-то в отчётах значились концерты, которых вообще не было. Я делал пометки на полях, красной ручкой, как в старой бухгалтерской тетради, и всё больше понимал — здесь не просто воруют, здесь воруют со вкусом.

Суммы не заоблачные — тут не Москва, не область, тут всё скромно, по-деревенски. Пару тысяч на аппаратуру, ещё тысячу на транспортные расходы, десятку на «организацию гастролей» — всё по чуть-чуть, но в карманах оседает.

Я откинулся на спинку скрипучего кресла, посмотрел на потолок. Ну, теперь понятно, откуда у нашего Рубанова чёрный внедорожник, который он каждое утро ставит у бокового входа, чтобы народ не видел. И понятно, почему он меня так активно пытается слить. Я же не просто ему мешаю, я ему прямо по кормушке топчу. Он думал взять юнца из соседнего отдела и поставить рулить культурой, чтобы потом на него все списать. Но не вышло. Юнец показал зубы, потому что вовсе не юнец, а теперь его надо слить. Но сливалка еще не выросла.

Мобильник на столе пиликнул коротким сигналом — старый добрый Nokia 3310, который я нашёл в ящике стола. В телефоне был всего один номер — «Семёныч». Я ещё вчера забил его, предчувствуя, что дед мне пригодится.

— Максим? — голос у Семёныча звучал, как старая шлифмашинка — чуть хрипит, но работает. — Всё готово. Через час семнадцать минут придут из жэка обрубать им свет! Доклад окончен.

Управдом отключился, звонил он со стационарного. Я бросил телефон на стол и посмотрел напоследок на растущую стопку папок. Отсюда тянулась ниточка не только к липовым концертам. Тут была целая схема — подставные подрядчики, левые сметы, фальшивые акты приёмки. И каждую такую бумажку подписывал один и тот же человек — Рубанов. Тут не только документация по культуре, тут по все сферы приплетены.

Я ещё раз медленно провёл пальцем по последнему акту, где значилось: «Концерт артиста в рамках программы „Культура в каждый дом“. Гонорар — 120 тысяч рублей».

И рядом липкое фото нашего «Кая Метова», который приехал за три тысячи и обед.

— Ну, Рубанов, — сказал я вслух. — Ты мне ещё песни попоёшь.

А пока самое время разобраться с панками. Я прихватил с собой часть документов из ящика, чтобы разобраться уже дома.

ЖЭК находился в паре кварталах и представлял собой памятник эпохе, когда СССР уже не было, а совок ещё держал за горло. Массивная железная дверь, облезшая до металла. Рядом на клумбе, где кто-то пытался сажать цветы, оказалась припаркована «Нива» цвета мокрого песка, с потёками боках. На крыше приваренный багажник, а на нём кусок старой чугунной батареи.

Семёныч курил у входа, прикрывая папиросу ладонью, как под миномётным огнём. Увидел меня, кивнул — мол, заходи.

— Где электрик? — спросил я сразу.

Семёныч вздохнул, затоптал бычок в талом снегу.

— Там он… в кондиции, — голосом похоронного бюро сообщил он. — Сам увидишь.

В дверях ЖЭК встречал нас расстеленной половой тряпкой на пороге, которая уже видела развал Союза и переход на расчёт в условных единицах. В коридоре ютилась гора ржавых труб и батарей, сложенная как в музее. Кабинка с диспетчером закрыта, на нём кто-то прилепил жвачкой старую визитку: «Кредит за час. Без залога».

Семёныч повёл меня в подсобку.

— Полюбуйся на героя, — сказал он с такой интонацией, будто представлял меня гостям на свадьбе.

В углу валялся электрик — пузатый, с красной рожей. Футболка с логотипом «Славинвестбанк», на пузе пятно то ли от борща, то ли от масла. На газете перед ним гранёный стакан с мутным пойлом, рядом смятая пачка «Примы».

— Это ваш специалист прилег? — уточнил я.

— Самый лучший, — с тяжёлым сарказмом подтвердил Семёныч.

Я пару раз хлопнул электрика по щекам — ноль реакции. Набрал воды из чайника и выплеснул в лицо.

Электрик вздрогнул, захрипел, приоткрыл один глаз, потом второй.

— Чё за нах?.. — просипел он, обиженно на меня вылупившись.

— Поднимайся, Штирлиц. Тебе на Капустную 17 пора. Свет отрубить нерадивым жильцам. Панкам. Помнишь таких? — я держал его за шкирку, чтобы туша не сползла вниз по стулу.

— Не, я к ним не пойду! Они ж меня в прошлый раз чуть на барабан не натянули! — запротестовал электрик.

— Спокойно, — голос я сделал мягким, почти дружеским. — Теперь ты не один. Семёныч и я с тобой. Мы тебя в обиду не дадим.

— Это точно, — добавил Семёныч, сдвигая брови. — Если что, их самих на барабан натянем. Я на фронте и не таких ломал.

Электрик шмыгнул носом, огляделся, принялся тереть себе виски.

— Ладно… только быстро… голова трещит, — пробурчал он.

Я уже выходил, когда вспомнил про документы — оставил их на столе в коридоре, пока приводил электрика в чувства. Вернулся за ними и увидел, как Семёныч стоит к столу спиной, а уголок одной из папок торчит у него из-за локтя.

— Потерял что-то? — спросил я спокойно, но в голосе уже звякнул металл.

Семёныч не обернулся сразу, сделал вид, что не услышал. Потом медленно повернулся.

— Да вот… думал, это наши, по ЖКХ… — он спрятал руки за спину. — А это твои что ли?

Я молча взял папку, не говоря ни слова. Перебрал документы взглядом — всё вроде на месте, но что-то внутри екнуло.

— Пошли, пока наш электрик в себя верит, — сказал я, сунув папку под мышку.

— Пошли, — буркнул Семёныч, но в глазах его мелькнуло что-то… слишком живое.

Электрика застали умывающимся снегом.

— Бр-р-р! — приговаривал он, втирая снег в раскрасневшееся лицо.

Идти решили по дворам и минут через десять уже были возле нашего дома. Панковская квартира светилась как радиационная точка — в мерцании гирлянд. Электрик шёл, как на расстрел, зябко кутаясь в свою спецовку.

— Если дёрнутся, я сам разберусь первым — предупредил я.

Семёныч молча кивнул. Мы зашли в подъезд под зевки электрика, поднялись на второй этаж и остановились напротив входной двери притона. Я постучал в дверь так, что где-то на первом этаже задребезжала люстра.

— А ну, открыли! Плановая проверка!

За дверью послышались шорохи и глухое:

— Да пошли вы…

— Открывайте по-хорошему, или откроем по-плохому, — пообещал я.

За дверью соображали, что делать дальше. Но когда я решил переходить на плохой сценарий развития событий и попытаться выбить дверь плечом, щёлкнул замок.

Дверь приоткрылась на пару сантиметров, оттуда выглянул один из панков — с красным ирокезом, подбитым глазом и губой, залепленной пластырем. Видок как после бегства из вытрезвителя.

— Чё надо?

— Свет вам отключать пришли. Долги по квартплате, — строго сказал я.

Панк прищурился, оценил нас троих. Меня, Семёныча и бледного электрика.

— Так вы же…

— Вот именно, — кивнул я. — Поэтому либо по-хорошему, либо по-плохому.

Панк насмешливо фыркнул, уж не знаю, что в моих словах его развеселило.

— По-плохому, так по-плохому, — и он попытался закрыть дверь.

Я поставил ногу в проём.

— Считай, что уже по-плохому, — я спокойно посмотрел ему в глаза.

Не знаю какой бы поворот получили дальнейшие события, потому что нас скулах красного заходили желваки. Но в этот момент в дверном проеме появился ещё один парк с зелёным ирокезом.

— Э, хорош! Какое нахрен отключение, вы угораете? Мы уже всё оплатили, — Оплатили? — я достал из кармана сложенную бумажку. — А по базе у вас долг не закрыт. Так что либо покажете квитанции, либо — всё по закону.

Он ухмыльнулся ещё шире, достал из кармана смятый чек, потряс им перед лицом.

— Вот, смотри! Всё чисто! Облом?

Я взял чек, мельком глянул — действительно, платежка сегодняшняя, сумма с точностью до копейки. Я не подал виду, что удивлён. Хотя, конечно, странно, панк если он с убеждениями, в жизни за квартиру не будет платить.

— Молодцы. Значит, с оплатой разобрались. А теперь по поводу заявлений, — я достал вторую бумагу. — Тут на вас пять жалоб за месяц. Шум, оскорбления соседей, угрозы. За это платёжек нет.

Зелёный скривился.

— Так мы же, типа, просто музыку слушали!

— Музыку? — я прищурился. — А то, что у бабки с пятого давление под двести от вашего «Короля и Шута» — это тоже музыка?

Он зыркнул на меня, шагнул вперёд, грудь в грудь.

— А ты вообще кто такой, а? Участковый что ли? Как базаришь, фуфел⁈

Я чуть улыбнулся, положил руку на плечо панка и увеличил дистанцию.

— Хуже. Я ваш сосед.

— Сосед, значит? — зеленый ирокез махнул рукой, будто отгонял комара. — Да иди ты…

Я ударил первым.

Локтем в солнечное сплетение, коротко, без замаха. Он сложился пополам, выдохнул «ух» и осел на порог. Из-за его спины выскочил синий — тот, что вечно в футболке с Че Геварой. В руках кастет, пальцы сжимают его настолько сильно, что побелели костяшки.

— Ну-ка, иди сюда, сука! — зарычал он.

Я шагнул вперёд, сбил ему руку вниз и резко впечатал лбом в переносицу. Хрустнуло, как сухарик. Синий сел прямо на грязный коврик, зажимая нос, из которого текло что-то подозрительно тёмное.

Семёныч даже не вмешивался — стоял в дверях, как на блокпосту, на случай, если кто-то ещё захочет геройствовать. Электрик успел струхнуть и сделал пару шагов назад, если ситуация будет развиваться не в нашу пользу.

— Всё, цирк закончен, — я поправил рукав. — А теперь — либо вы сами идёте в отделение, либо вас туда понесут.

Зелёный со стоном поднялся на локти.

— Ты чё, охренел? У меня батя в милиции работает! Тебе борода!

— Вот и замечательно, — я достал телефон. — Сейчас батя узнает, какой у него талантливый сын.

— Да тебя самого закопают! — сипнул синий, пытаясь встать.

— Возможно, — я набрал номер участкового. — Только не сегодня.

Через двадцать минут участковый уже был на месте. Лицо у него было как у человека, которого выдернули из тёплой постели ради чьих-то разборок.

— Кто вызывал? — недовольно буркнул он. — И чего опять произошло?

— Вот, — я указал на панков. — Должники, нарушители тишины, угрозы соседям,

— Сейчас не ночь, поэтому заявления принимать не буду, а вот ложный вызов — оформлю запросто!

Вон разговоры начались, его ни чуточку не смущало, что нас трое и все мы можем дать свидетельские показания.

— Вряд ли ложный, у нас еще нападение на должностное лицо при исполнении, — сказал я.

— Кто должностное лицо? — не особо заинтересовано спросил участковый.

— Вот, электрик! Пришел отключать у этих товарищи электричество.

— Постановление имеется? — уточнил мент, уже заранее скривившись, будто заранее готовился сказать «разбирайтесь сами».

— Пожалуйста! — я достал сложенную вдвое бумагу и развернул перед его носом.

— Да ты этой бумажкой жопу можешь подтереть, мы заплатили! — взвизгнул красный и даже сделал шаг вперёд, махая руками.

Зелёный в это время уже прижимал к уху телефон, а по глазам было видно — дозвонился.

— Да, пап… ага, пап… щас я ему трубку дам, — с ехидцей сказал он и протянул трубку участковому. — На, поговори. Тебе тут кое-что объяснят.

Участковый взял трубку, прижал к уху, брови сразу поползли вверх.

— Слушаю… так… понял, — кивнул он несколько раз. — Да, товарищ полковник… — голос сразу стал мягче. — Нет, конечно… разберёмся на месте… конечно…

Я молча ждал. Семёныч тоже молчал, только уголком рта усмехнулся, когда участковый отключился.

— Ну что? — я не спешил. — Намекают, что мы тут зря?

Участковый почесал шею, раздумывая над ответом.

— Ну, сами понимаете… ситуация сложная… там… ну вы же в курсе, кто…

— А мне плевать, кто там. — Я сказал это ровно, чуть тише, чем обычно, но каждое слово упало как пресс на бетон. — Ты сейчас где находишься, товарищ лейтенант?

— Ну как где… по вызову приехал… — начал мямлить участковый.

— На службе, — спокойно поправил я. — Ты при исполнении. Значит, обязан реагировать на правонарушение. Я правильно понимаю? Вот систематические нарушители общественного порядка. Вот управдом, может подтвердить. Если надо, я пробегусь по квартирам и соберу коллективную жалобу. Но это твоя работа, думаю, что одного заявления от меня будет достаточно, а свидетелей ты полный подъезд найдешь, опросишь, они все подтвердят.

— Ну… да.

— Да я… — участковый засуетился. — Мы же можем по-хорошему, ну зачем вы так сразу…

— А я не сразу. Я тебе шанс дал. Ты его профукал. Сколько звонков на них поступало? Почти каждый день участкового вызывали. А толку ноль.

— Так я…

— Или сейчас выполняешь свои обязанности, или я собираю коллективную жалобу, но уже не только на них, но и на тебя, как на должностное лицо, на твое бездействие. И иду в прокуратуру. Ну так как, товарищ лейтенант? Работать будем?

Участковый вспотел, глаза забегали.

— Будем работать, — выдавил он.

— Тогда не тяни резину. Задерживай, оформляй и вези в отдел, собирай свидетельскую базу, поквартирный обход и все такое, — я кивнул на панков. — И помни: это не я тебя заставляю. Это закон тебя обязывает.

Участковый бледный как моль, достал блокнот, что-то написал там. Панки заметно сникли, но для порядка ещё пару раз пробормотали что-то про «папа разберётся». Я молча смотрел, как их выводят, а Семёныч хмыкнул мне на ухо:

— Красиво вжал.

— Я не вжал, — ответил я. — Я просто напомнил, что в милиции не работают, а служат.

Участковый погрузил задержанных в свой жигуленок, но они даже там умудрились вести себя вызывающе.

— Мы ещё посмотрим, кто кого! — крикнул зелёный и показал мне средний палец.

— Посмотрим, — я подошёл ближе. — Это вы ещё ко мне на исправительные работы не попали.

— На какие нахрен работы⁈ — возмутился синий.

— На общественно-полезные, — я чуть улыбнулся. — Уборка, покраска, помощь клубу и лично мне. Суд будет гуманным, я лично прослежу. И учтите — каждый день под моим присмотром.

Перегорю с судьей, попрошу за хулиганку административный арест им заменить исправительными работами. Есть же такая мера наказания в административном законодательстве.

Жигуленок уехал, а Семеныч повернулся ко мне.

— Ну, Максим, ты им, конечно, счастливое будущее организовал, — хмыкнул он.

— Организовал, — подтвердил я. — И себе тоже.

Мы попрощались я вернулся в квартиру. Ключ провернулся в замке с характерным хрустом, и сразу из-за двери потянуло жареной картошкой вперемешку с запахом жареного лука. Люда колдовала на кухне — слышно было, как она передвигает кастрюли и насвистывает что-то из «Пропаганды».

Я только куртку снял, как из комнаты вышла Таня, вытирая руки полотенцем. Она тоже на кухне поколдовала — от её тарелок тянуло жареным мясом.

— О, начальник культуры пришёл, — Люда выглянула из кухни, улыбнулась. — Ужинать будешь?

— Конечно будет, — Таня чуть поджала губы, но улыбку удержала. — Я как раз на стол накрыла.

— Да я тоже, — не осталась в долгу Люда. — Грех с пустым животом мужика после рабочего дня оставлять.

Обе смотрели на меня так, будто я был главной наградой в лотерее «Русское лото». Я знал этот взгляд и знал, что отвертеться не получится.

— А давайте так, — я снял рубашку, накинул чистую футболку. — Сначала пробую твоё, — кивнул я Тане. — Потом твоё, — улыбнулся Люде. — Чтобы никому обидно не было.

— Ну-ну, — хмыкнула Таня. — Комиссия по дегустации.

— Начальник в своём стиле, — Люда подмигнула, но в её голосе уже сквозил соревновательный азарт. вероятно, я должен был сделать какие-то выводы и дать оценку блюдам.

Я сел за стол, расположился поудобнее. С одной стороны тарелка с румяными отбивными, с другой — кастрюля с ароматной картошкой и котлетами.

— Ну что, — я взял вилку, ловя на себе взгляды женщин. — Сейчас все попробую!