Начальник Культуры

Глава 4

Эпатажный тип в лакированных туфлях и блестящей рубашке вывалился из маршрутки, как будто его везли не на концерт, а на работу, на фабрику. За ним вылезла бабушка с сеткой лука, мужик с клеткой, в которой орала курица, и какой-то пацан с мешком не пойми чего. Все разбрелись по разным сторонам, а наш артист, покрутив головой, направился к ДК.

Вообще, конечно, звезд из аэропорта забирают, а этот к народу близко, раз на маршрутке ездит.

Эпатажный держал в руках потёртую папку, из кармана торчала расчёска с обломанными зубьями, а лакированные туфли сразу же утонули в снежной каше. На такую «звезду» даже воробьи не повернули бы голову.

Я стоял на крыльце облезлого клуба, где ещё с советских времён присохла вывеска «… имени XXII съезда КПСС», давно уже покорёженная и с выцветшими буквами.

Оглядел будущего «всенародного любимца» с ног до головы. Лицо у него было как у человека, которого всю жизнь отправляют «не туда» — то в профтехучилище, то на картошку, то на стройку народного хозяйства.

Я поднял руку, чтобы этот товарищ меня заметил и вышел ему навстречу.

— Добро пожаловать в культурную столицу нашего района, в славный город Белый яр, — сказал я с такой улыбкой, с какой в советских фильмах комсорги встречали молодых передовиков с полей.

Он дёрнулся, состроил что-то похожее на улыбку, но глазки его почему-то запрыгали, как шальная пуля в ржавой бочке.

— Да, да… здравствуйте… — голосок у Кая тонкий, но прокуренный, что у шкодливого двоечника.

Не так я себе представлял Кая. Пусть даже Метова. Ладонь тянет нерешительно —, но я не протягиваю руку в ответ.

— Документы есть?

— Что?

— Вы же, гражданин Метов? Документы предъявите, плиз. У нас ведь как заведено? Без бумажки ты — подозреваемый, а с бумажкой — уважаемый. Кхе-кхе…

Слово «подозреваемый» его явно напрягло. Неправильный Кай Метов, он поет неправильные песни. Эпатажный заморгал, полез в папку, выудил какую-то бумажку с размытым штампом, где печать напоминала пятно от селёдки, а подпись можно было прочитать только при сильном желании и с помощью лупы.

— Это что? — я кивнул на бумажку.

— Это моя… гастрольная… По линии культурного фонда… через область… — проблеяла федеральная звезда.

Угу… кто бы сомневался. Хотя у нынешней звезды девяностых тоже не особо дела в гору идут. Даже анекдот в ходу: «Привет, Олимпийский!» — крикнул Кай Метов, проезжая мимо на велосипеде.

— Сам-то кто? На самом деле, — ткнул я его настойчивым взглядом.

— Я… артист эстрады…

— Фамилия.

— Метов… — он закашлялся, — Ну в смысле Кай Метов.

— Настоящий?

Он вылупился на меня, будто не понимает куда я клоню.

— Ну, как бы… — глаза мужика метнулись в сторону, где Павел Аристархович с каменным лицом пытался не разулыбаться.

— Ключевое слово «как бы», — кивнул я.

Сам же директор ДК мял шапку, как нашкодивший первоклассник. Я мысленно отметил: вот он, один из тех, кто в курсе, что тут на самом деле происходит.

Я вернул взгляд на двойника. В начале двухтысячных на эстраде все ещё было полно «дублеров» популярных артистов. Видимо передо мной стоял один из них.

— Скажи честно, ты понимаешь, что ты тут не как Кай Метов, а как расходный материал? — строго спросил я.

Он вздрогнул, как-то сразу осунулся, не мог понять чего я к нему прикопался. Но быстро взял себя в руки и гордо вскинул подбородок.

— Меня прислали, я работаю! Я пою! Позишен намбер ван.

— Сколько платят?

— Три тысячи рублей. Мы же догвоаривались…

— За весь концерт?

— Ну да… плюс обед и трансфер… — «Кай Метов» так жалко на меня посмотрел, будто я сейчас у него этот обед отберу и денег на маршрутку не дам.

Я же смотрел на этого гастролера с некоторой жалостью, думаю вот как колесить по стране в образе какого-то другого мужика, не входило в список его юношеских желаний.

Я понимал, если я сейчас сорву концерт, то люди останутся недовольны, а на концерт шло немало зрителей. И все они думали, что Кай Метов — настоящий. Из телевизора. Им все равно, что это дублер, им праздника хочется, как в телевизоре. Эх…

— Хм… Петь-то будешь? — скептически уточнил я.

— Буду! Буду! Никто не отличит!

— Ладно… В микрофон не материться, женщин у сцены не лапать, — выдавал я инструкции. — Как отпоешь, после концерта сразу ко мне. Будем разбираться, кто тебя сюда и за сколько впихнул.

Он чуть не поклонился, вроде и двойник, а артист до мозга костей. Звезды не кланяются, а настоящие артисты преклоняют голову перед публикой. Это у них в крови.

— Ну ты даёшь, начальник. Другой бы уже скандал устроил, — восторженно хмыкнул директор.

— Другой бы устроил. Я делаю выводы, — я развернулся к двери. — Павел Аристархович, проводи нашего артиста в гримерку, а то зрители заждались.

Я вернулся в ДК и проинспектировал готовность помещения для мероприятия. Занавес потрёпанный, на одной стороне «Добро пожаловать», на другой — «50 лет ДК». Буква «Д» держалась на соплях, за малым и упадёт. Колонки сдохшие, все мотанные и перемотанные. По стенам старые фотки — «Лучший баян района 2001 года» и «Лучшая доярка 1997». Фотки пусть висят — история, а вот занавес заменим, но не сейчас.

Буфет сделали импровизированный — пришлось сотрудников в местный продуктовый посылать. Сейчас на прилавке было несколько бутербродов с сервелатом и сыром, да разлитый по стаканам компот. Последний из своего погреба уборщица принесла

Бардак, конечно, но это я уже потом разберусь, как дошли до жизни такой. Пока же — сделали все, что могли, чтобы мероприятие спасти. Как говорится, работаем.

Публика собралась, как водится, самая простая, но по-своему колоритная. Бабы да девки принарядились, кто в китайском пуховике с блестящей тканью, кто в тяжёлой дублёнке или шубе «под Каракуль», а самые «статусные» поверх ещё и козий пуховый платок накинули — мол, и красиво, и тепло. Старшее поколение не изменяло традициям: тёплые сапоги или унты на массивной подошве, шапки-горшки из норки, пальто на ватине. Молодёжь, напротив, жертвовала комфортом ради моды — девчонки переобулись в туфельки с тонкими шпильками, натянули узкие джинсы, короткие дублёночки с мехом, а под ними — обязательно водолазка или блестящий топ, выглядывающий из-под куртки.

Парни тоже старались выглядеть «по последней моде»: турецкие свитера с витиеватыми узорами, джинсы «снежинкой» с побитыми коленками, стрижки с отчётливо намазанным гелем «Прелесть». А кто «по-мажорнее» — в кожаной куртке с меховым воротником, как из рекламы Marlboro.

Между взрослыми сновала группа детишек — кто в самодельных коронах из фольги, кто в мохнатых шапках-ушанках с завязанными на макушке ушами.

Молодёжи было немного. Им-то сейчас по подъездам да компьютерным клубам зависать привычнее, но вот старшее поколение ждало звезду с таким воодушевлением, как в 80-х ждали первый видеосалон или гастроли итальянской эстрады. Для них главное было не столько кто поёт, сколько сам момент: собрались, повидались, поговорили. Сейчас народ дружнее, теплее, общается не через экраны телефонов, а вживую, как прежде — лицом к лицу, в толпе, среди родных голосов.

— Просим, Максим Валерьевич, слово вступительное скажите и начинаем. Наш артист уже готов! — передо мной вырос Павел Аристархович.

Я поднялся на сцену и обратился к публике.

— Сегодня у нас настоящий праздник! Для вас выступит… — я оглядел полный зал.

— … замечательный артист Кай Метов!

Люди не виноваты, что им вместо оригинала копию привезли. Поэтому отнимать у них праздник я не собирался. Вон как глаза светятся.

Зал загудел. Я вернулся в зал и встал у стены. Рядом Павел Аристархович мял носовой платок, утирая строящийся по лбу пот. Морда красная, как после бани. Волнуется гад, есть за что переживать.

— Паш, — бросил я не оборачиваясь, — после концерта ко мне. Все папки за два года с гастролями. Полный комплект. Кому и сколько платили, ведомости, авансовые, все что есть.

— А-а зачем?..

— Для здоровья. Моего и твоего, — я обернулся и посмотрел так, что он осел. — А то вон красный весь, смотрю. Давление, наверное, проверять надо.

Тем временем зал гудел, как раскочегаренный самовар. Люди набились под самый потолок, от сцены до последних рядов. Кто сидел, кто стоял, а самые шустрые уже облюбовали проходы между рядами, чтобы быть поближе к «звезде». Воздух был густым, натопленным, пахлопраздником, мандаринами и духами «Чёрная магия».

— А-а-а!!! — завизжали девчонки, а кто-то в первом ряду даже вскочил в нетерпении, когда мелькнула за кулисами фигура артиста…

Зал взорвался зазывающими аплодисментами. В этот момент за кулисами наш «Кай Метов» перекрестился, зачем-то поплевал на ладони, встряхнул плечами и вышел на сцену.

Освещение мигнуло, вспыхнули прожектора. На подмостки шагнул невысокий мужик в кожаных брюках, блестящей рубашке и с чуть растрёпанной шевелюрой. В темноте и под светом старых софитов он действительно смахивал на настоящего Кая Метова.

— Привет, друзья! — он ухмыльнулся в микрофон.

Заиграла минусовка, и через секунду хрипловатый голос зазвучал над залом.

— «Позишн намбэ тууу…»

Зал ахнул от восторга. Дамы всплеснули руками над головой, мужики ритмично закачали головами, молодёжь вытащила немногочисленные мобильники, чтобы записать видео низкого качества. Никто не понимал, что перед ними не оригинал. Да им и не важно было.

Надо отдать должное, «Кай Метов» двигался по сцене уверенно, чуть картинно, выдавал фирменные жесты, растопыривал пальцы и подмигивал в зал. На припеве зал взорвался. Тянули хором, захлёбываясь от счастья.

Вторым номером пошёл хит «Вспомни меня». Какой-то мужчина лет пятидесяти от не выдержал, сорвался с места и стал качаться в такт, раскинув руки. Рядом его жена закрыла глаза и качала головой, проживая свои молодые годы.

А в третьем ряду плакала девчонка в белой кофточке, которой было лет шестнадцать. Растирала слёзы, улыбалась и тоже подпевала, а потом прошептала: Я люблю тебя, Кай Метов.

— Вот оно, искусство, — прокричал кто-то в зале. — Не то что ваши рэперы да гопники!

Кто-то махал руками, кто-то уже протягивал цветы артисту. Под конец концерта часть людей полезла на сцену, чтобы пощелкаться на «мыльницы» с любимым артистом.

Когда «Кай Метов» поклонился и ушёл за кулисы, зал гудел, не утихая. Люди кричали:

— Спасибо, Кай!!!

— На бис! Давай про дожди! Про подождут!

— Настоящий артист!

А я смотрел на это и думал: "Люди не виноваты, что им привезли копию. Главное, что праздник удался.

И на душе потеплело.

Но больше никаких подделок. Впредь праздники будем настоящие устраивать. Так… Как бы мне «Блестящих» приволочь на восьмое марта.

На следующий день я пришел на работу в администрацию. Идя по коридору я скользнул взглядом на чей-то пластиковый контейнер с селедкой под шубой, забытый на подоконнике. Вспомнил, что ещё даже не обедал и почувствовал как урчит в животе.

Как только я открыл дверь кабинета, меня встретили четыре пары глаз — вязальщица с вечным клубком, маникюрщица с пилкой и сериалолюбивая, та самая, что «Кармелиту» взахлеб пересказывала. И женатик.

— Вас к Рубанову, — скороговоркой выплюнула вязальщица, хлопая глазами.

— По какому поводу?

— Он не сообщил…

На столе у неё рядом с клубком валялась пустая обёртка от шоколадки. Той самой. Ага… Похоже зашитоботиночный не просто пожаловался, а уже начал плести паутину.

— Понял, — кивнул я. — Шоколадками не подавитесь.

Тётки торжествующе переглянулись, но ничего не сказали. Только мой оппонент принялся с особым усердием перекладывать папки туда-сюда. На моё место он сесть не рискнул, видимо ожидал результата моих переговоров с главой администрации.

Я спустился на первый этаж, где располагался кабинет главы администрации. Подмигнул симпатичной секретарше и зашёл внутрь без стука.

— А, это ты Максим, проходи дорогой!

Меня не надо просить дважды, я закрыл за собой дверь и подошел к столу, сел на стул и огляделся.

Кабинет Рубанова Натана Леонидовича был настоящим музеем аппаратной эпохи. Пыльный шкаф с подшивками «Советская культура» за 1986−87 годы, портрет Ельцина, подёрнутый паутиной, грамоты с одинаковыми формулировками, только года менялись, и три телефона — чёрный дисковый, кнопочный с отломанным приёмником и белый китайский, облепленный следами от пластыря.

Рубанов сидел на своем месте с холёным лицом человека, который лет двадцать назад выполнил последний полезный приказ, а дальше просто врос в кресло и двигал папки с места на место. На пальце — широкий перстень, на пузе — расстегнутая пуговица, из-под которой выпирала белая майка.

— Максим… — улыбка растянулась по лицу Рубанова, как намазанное сало. — Надо бы поговорить.

Я сидел, не снимая куртки. В таких кабинетах нельзя показывать, что ты расслабился. Здесь каждая пуговица — элемент защиты. Уже понял, что ничего хорошего не будет.

— Понимаешь, Максим… — начал Рубанов, сцепив пальцы в замок. — Ты человек новый, горячий, это хорошо. Нам нужны инициативные люди. Но… тут свои порядки. Тут сложился коллектив. А ты сразу… ну… как танк по клумбе. Проверки устроил, отчетность финансовую трясешь, а у тебя ведь отдел культуры, песни пойте, памятники охраняйте, а с накладными бухгалтерия разберется. Да? У нас команда…

— Команда? — я чуть подался вперёд. — Этовы про любителей вязания, маникюра и сериалов?

Рубанок дёрнулся, но взял себя в руки.

— Ну зачем ты так? Ты же молодой, перспективный. Мы же все хотим одного — стабильности. А ты сразу с наскока. Понимаешь… Люди жалуются.

— Кто?

— Да все… — он развёл руками. — Вот, например, сотрудник с твоего отдела. Очень уважаемый человек. Говорит, ты его с рабочего места согнал, оскорбил при всех. Это же неправильно. Тут традиции, уважение. Свои порядки.Он между прочим, десять лет отработал.

— Так что же вы его не назначили?

В ответ лишь пожатие плечами, но до меня кое-что начало доходить. Я медленно вытер стол пальцем. Слой пыли не вытирался, он вгрызся в дерево навечно. Поймал себя на мысли, что глава администрации наверное даже не знает имени «уважаемого человека».

— А давайте я уточню, какие тут свои порядки?

Рубанов замер, явно не ожидая того, что я вступлю в спор.

— Порядки — это когда двойники типа Кая Метова катаются по сёлам за три тысячи рублей, а в отчётах значатся как народные артисты с гонорарами гораздо больше… Эти порядки вы имеете в виду?

— Максим… — голос Рубанова чуть дрогнул.

— Нет, теперь послушайте меня внимательно, — я не повышал голоса, но каждое слово падало на стол, как гвоздь вбивал. — С сегодняшнего дня в моем отделе — порядки будут настоящие, а не пыль в глаза.

— Ну всё! — хлопнул по столу Рубанов. — я передумал тебя деражать как врио начальника. Я тебя снимаю, тут даже твоего согласия или заявления не требуется.

— Не советую, — хмыкнул я.

— Что? — закипал начальник.

Я подниму всю отчётность по гастролям, по культурным программам, по липовым постановлениям. И знаете, куда она уйдёт?

Рубанов сглотнул, его ладони вспотели так, что бумажка с телефона приклеилась к пальцам.

— Я…

— В Москву, Натан Леонидович. Даже не в область, а сразу в белокаменную. С комментариями, копиями, сметами и липовыми подписями. Думаете, они там не любят такие дела? Обожают. Особенно когда перед выборами нужно показать борьбу с коррупцией отсталых регионах. Себя в выгодном свете выставить, утопив провинциального чиновника.

Он аж рот открыл от изумления, не ожидал, что молодой покажет зубы и такую осведомленность в делах служебных. Ничего, пусть привыкает, если хочет сработаться. Я давно в этой теме.

— Максим Валерьевич, ну зачем так сразу… — Рубанов вдруг вспомнил мое отчество. — Мы же… Мы же команда!

— Да, теперь команда. Только я в этой команде не винтик, а капитан. И последнее — пока я здесь, никакие ваши липовые «звёзды» и подставные подрядчики не пройдут. Детский сад где? В газете писали. что уже давно должен быть. Нехорошо с детишками так поступать. В общем так… каждого буду проверять лично. Понятно?

— Максим, зря супротив батьки… — багровел Рубанов.

— Батька стар, творит что попало, давайте уже делать все для народа.

— А так разве получится?

— Получится. Начинать всегда страшно. Было бы желание, а я помогу его обрести.

Рубанов растерялся, не ответил, да и что он мог сказать?

Я встал и трижды хлопнул ладонью по столешнице.

— И да, если ещё раз попытаетесь выдавить меня через этих вязальщиц с шоколадками — я незамедлительно приму озвученные меры.

Я развернулся и вышел, слыша только тиканье настенных часов.