Начальник Культуры

Глава 3

Оказалось, что я, вернее, тот, в кого меня занесло, жил в старой хрущёвке, да ещё и не в своей квартире, а снимал только комнату. Встретила она меня густым, въевшимся в стены запахом махорки, старого ковра и дешёвого одеколона, которым безуспешно пытались замаскировать что-то ещё, но явно не запах счастья.

Всё, как в классических коммуналках: за каждым углом — история, и далеко не всегда приличная. На стенах моей комнаты красовались плакаты, явно не мои, а от прошлых жильцов — «Король и Шут» с мрачным кладбищем, «Ляпис Трубецкой» времён «Ты кинула, ты» и даже те самые «Тату» — совсем юные девчонки в мокрых рубашках. Кто-то с душевной болью приписал поверх шариковой ручкой: «Дуры продажные».

На тумбочке валялась пара дисков — «Контра 1.6», самописный CD с «Арией» и зачуханная кассета «Русский размер». Под столом прятался системник, на кнопке включения — пластырь. Вероятность, что включится с первого раза? Процентов тридцать, если вселенная благосклонна.

— Ну здравствуй, мой новый-старый дом… — протянул я, делая шаг внутрь.

И тут же едва не приложился оземь — из-под ноги предательски укатился чуть не раздавленный жёлтый теннисный мячик. Чуть не наступил, но в последний момент отдёрнул ногу. А шарик покатился к батарее, как привидение из прошлого.

В детстве мы такие разрезали, набивали газетами, поджигали и кидали в подвалы. Кто не выбежал вовремя — слёзы, кашель, едкий запах горелого пластика. Воспитание улицы. Ну а этот, видимо, решил заняться спортом.

Глаза зацепились за две ржавые гантели в углу. Лежат, покрытые пылью, блины облезли, выглядели так, будто ими последний раз пользовались ещё при Советах. Значит, прежний я хотел начать новую жизнь — всё хотел, но так её и не начал.

Я поднял одну, покрутил в руке. Лёгкая. Как всё тут. Ну что ж, с этого и начнём.

В зеркале напротив поймал своё отражение.

Худой пацан с узкими плечами — будто старшеклассник-художник. Но глаза… Глаза мои. Тот самый взгляд, который с другим не спутаешь. Но этого мало. Тело надо приводить в соответствие с глазами. И с планами.

Хозяйка квартиры вернулась через пару часов, обвешанная авоськами, будто вернулась с фронтов, волоча трофеи.

Баба крепкая, с широкими плечами и задницей, которая в натянутых джинсах так и норовила вырваться на свободу. Грудь — как у доярки, руки — с кроваво-красными ногтями, голос прокуренный, но не противный. С такой под рюмку за жизнь поговорить можно. Если заслужишь.

Я подхватил её сумки — старый рефлекс, ещё с детства, когда помогал соседкам по коммуналке. Вежливость — не слабость, а заявка на хозяина дома.

— Ты чего это? — фыркнула она, косо посмотрев. — Сына моего вспомнил, что ли? Никогда раньше не помогал, а тут…

— Так он в армии, вроде? — уточнил я, судорожно пытаясь выудить из памяти хоть что-то про прежнего себя, но пока без особых успехов.

Память у нынешнего меня была странная. Что-то всплывало, что-то нет. Обрывками.

— В армии, только проводили, — она махнула рукой. — А мужик мой… — тут же добавила, закуривая. — Спился к чертям.

Сказала это спокойно, без надрыва. Видимо, уже давно смирилась. Да и говорила, поди, частенько это фразу.

— Кстати, Максим, второго числа — плати вперёд за аренду, — продолжила она. — Я сказки про задержку не слушаю. И ещё — к нам подселю жильца. Не дворец, поместимся.

Я глянул на ворох шмоток в углу коридора.

— Это его?

— Ну здрасьте, это твоего бывшего соседа, — хозяйка скептически покосилась на меня. — Сам же помогал ему собирать!

— А он за вещами собирается заходить?

— Не докладывал. Придет, куда денется, — она уже тянулась за сигаретой, но вдруг, неожиданно даже для самой себя, вся вздрогнула, напрягалсь, вытянувшись в струнку — будто гончая, а скорее, будто чья-то добыча.

— Людмила, что случилось?

— Эти… — мотнула головой в сторону окна. — Панки. Сейчас домой шла, а они на лавке сидят, мол, готовься… И ржут. Вот, паразиты, как таких гоблинов земля только носит?

— К чему готовься?

— А ты забыл, что они вечерне-ночные концерты устраивают⁈ Как вспомню — по телу дрожь. Говоришь по-человечески: «Убавьте». Так они сразу на три буквы и двери пинком. Гниль, — отмахнулась она, снова углубившись в разбор пакетов. — Легко женщину обидеть, жалко, на них управы нет!

Ясно. Нехорошие соседи. По классике — притон, драки, бухло, крики по ночам.

— Почему в ментовку не позвонить?

— Пф-ф… Да ментам до них дела нет, а к управдому не набегаешься. Хотя он мужик боевой! В свои восемьдесят кого хочешь на место поставит!

— Так в чём проблема?

— Они же как тараканы, — она устало закатила глаза — мол, как будто раньше не видел, а теперь вот интересуешься. — Шуганёшь — разбегутся, а через день снова наползут…

Я хмыкнул.

Значит, местная милиция предпочитает не вмешиваться. Соседи затаились, терпят. А управдом, похоже, воюет в одиночку. Интересно… Надо будет с этими гавриками познакомиться.

Значит, соседствую с говнарями. Отлично. Время меняется, а мразь остаётся. В молодости таких выкуривали из подвалов, только назывались они не панками, не говнарями, а шпаной. Отличие одно — раньше воспитание вели кулаками, теперь всё сложнее, законы, понимаешь, гуманизм.

— А новому соседу ты пока что про них не говори, — попросила Людмила, втыкая сигарету в угол рта. — Сбежит ещё, мне простои не нужны. И так денег ни на что не хватает…

Я кивнул, но внутри уже решил: этот вопрос я решу. По-соседски.

Ждать долго не пришлось. Говнарский концерт начался ровно в десять. Грохот такой, что чай в кружке кругами пошёл, а люстра закачалась, будто корабль в шторм.

— Ну, началось… — прокомментировала хозяйка, закуривая и тяжко вздыхая.

Я постучал в стену. Раз. Второй.

Толку — ноль.

Выдохнул, вышел на лестничную клетку. Дверь нашёл сразу — облезлый дерматин, из-под которого торчит жёлтый скукоженный поролон, как гной из нарыва. Стучал долго — сначала просто кулаком, потом ладонью, потом уже ногой. Эй, кроты, вылезайте!

Открыли не сразу.

На пороге нарисовался здоровый хрен с зелёным ирокезом и цепью через плечо. Перегар, как химическое оружие. Из-за его спины высунулся ещё один — с синим гребнем, жилистый, весь в каких-то порезах, узкоглазый, как крыса в Шанхае, готовая к побегу.

— Ты кто? — лениво поинтересовался зелёный.

— Сосед. Музыку убавьте.

Они переглянулись, заржали.

— Ты чё, студент, совсем борзый? За въезд не проставился, а уже командуешь? — зелёный сплюнул себе под ноги.

— Потише сделайте, — повторил я.

Синий показал мне палец и захлопнул дверь в сантиметре от носа.

Ладно, пацаны. Сами напросились.

Я вернулся в комнату, сел за стол. На тумбочке валялась «СПИД-Инфо». Первая полоса — жирная рожа депутата с проститутками в бане. Заголовок: «СЕНСАЦИЯ! Водку пил, девок щупал, вину отрицает».

Вырвал страницу, свернул трубкой. Теннисный шарик — вот он, под батареей. Руки сами вспомнили, что делать. Покрошил пластик, завернул в газету конвертиком, пропитал остатками «Тройного», который нашёл у хозяйки в шкафу.

Дальше — тоже дело техники. Подпер дверь шваброй, вернулся в квартиру и вышел на балкон, перелез на соседний. Поджег дымовуху и проверил тягу — всё как учили. Зашвырнул через форточку и перескочил к себе на балкон. Мышцы в руках от такой акробатики с непривычки подрагивали, но ничего.

Секунд через двадцать за стенкой начался ад.

Кашель, мат, паника.

Били в дверь, колотили, но выхода у них не было. Только через окно второго этажа на карниз.

Музыку я вырубил сам — отрубив им щиток, а заодно залив тумблер «Моментом». Теперь у них два варианта: либо сидеть в темноте, либо пытаться наладить рубильник.

Когда вернулся на кухню, Людмила как раз заваривала чай.

— Ты это… ты с ними как? — удивлённо спросила она.

— По-соседски, — я коротко пожал плечами.

Она посмотрела на меня по-новому. Не как на салагу, а как на человека, который что-то да может.

— Ты, Максимка, оказывается, совсем не простой мальчик, как думала… Взрослый.

— Спокойной ночи, Люд, — бросил я и ушёл в свою комнату.

Заснул быстро, хотя за стенкой ещё долго кашляли и матерились.

Музыку только больше никто не включал.

Утро встретило меня серым небом, мокрым снегом на подоконнике и звуками подъездной жизни: кто-то гремел ведром, кто-то матерился на собаку, а где-то вдалеке уже орало «Радио Шансон» — традиционный атрибут жизни в российской глубинке.

Я сел на кровать, потер лицо. Тело молодое, бодрое, а вставать всё равно не хотелось. На стене висел листок с надписью: «РЕЖИМ» — это уже не здешний, мой. Вчера накидал его на коленке. Тут не гостиница, тут сразу надо брать всё под контроль — включая самого себя.

'Подъём — 7:00

Зарядка — 7:15

Проверка подъезда — каждый день

Контроль соседей — по факту

Отжимания — минимум 30

Подтягивания — по погоде

Разбор информации — вечером'

Вчерашняя разминка показала: тело слабое, мышцы ватные, дыхалка никакая. И это не оправдание, а факт и задача.

Опустился на пол, пошла первая десятка отжиманий. На пятнадцатом забились плечи, на двадцатом пришлось остановиться и отдышаться.

Досадно, конечно, но ничего.

— Своё возьму, — сказал я себе.

Гантели валялись у стены. Поднял одну, потом другую: сгибания, жим, круговые. Гирьки-то смешные, но дело не в весе. Дело в привычке. Привыкнешь делать каждый день — нарастишь не только мышцы, но и характер.

На кухне, на столе, стояла тарелка с картофельными оладьями. Рядом — маленькая записка в клетку: «Максим, разогрей, не забудь.»

Люда уже ушла на работу. Трудилась в двух местах сразу, обычное дело. Квартирантов тоже пускала не от хорошей жизни — квартиру-то от родителей получила, а завод, куда в советское время устроилась, в конце девяностых накрылся медным тазом. Теперь вот выживала как могла.

Я прихватил оладушек и подошёл к окну. Во дворе копошился уже знакомый дед в старом армейском ватнике. Наш управдом, значит. Клеил на доску объявлений свежую важную бумажку.

Я доел, умылся, собрался и спустился вниз. Пора знакомиться с ключевыми людьми на районе.

— Здорово, дед.

Семеныч медленно повернул голову. Сканирующий взгляд опытного фронтовика прошёл от моих ботинок до макушки.

— Ты у Людки живёшь? — больше констатация, чем вопрос. — Слышь, ты это… правильно вчера сделал. Этих со страусами на башке давно приструнить надо. Бабу совсем достали.

Я кивнул.

— Квартирант, ага… Максим, — протянул руку.

— Семёныч, — пожал он крепко, с нажимом, будто винт закручивал.

На доске висела свежая бумажка, текст аккуратный, под линейку. Семёныч к таким вещам, очевидно, относился трепетно.

«Жильцы! В связи с участившимися случаями краж в подъездах просим всех соблюдать бдительность. О подозрительных лицах сообщайте управдому в квартиру 32 или участковому.»

— Чё, воруют? — скользнул я взглядом по объявлению.

— Шатаются тут всякие. То счётчики проверяют, то газ. А то просто кто-то дверь забыл закрыть — и всё, выносят всё, что плохо лежит.

— Панки тоже?

Семёныч усмехнулся:

— Панки — это так, пыль на сапогах. Тут поинтересней ребята шастают. Если чё заметишь — сразу ко мне. Не стесняйся. Участковый тут как мебель, а я до сих пор кому надо позвонить могу.

— Понял.

Семёныч потопал дальше. Вот он — реально работающий контроль. Не админка, не менты. Деды, прошедшие жизнь, и их телефонные связи из глубин девяностых. С такими лучше сразу на «ты».

Место моей службы встретило облезлым фасадом, табличкой «Администрация Белоярского района» с облупившейся буквой «А» и тяжёлым духом чугунных совковых батарей прямо на входе. Вахтёрша с пучком на голове смотрела сериал на чёрно-белом телевизоре и даже не подняла голову, когда я вошёл.

Кабинет мне выделили общий — комната на четверых, с обшарпанными столами, шкафом из восьмидесятых и линолеумом, прожжённым сигаретами и потертым годами долгой службы.

Трое коллег моментально обрисовали расклад.

Первая тётка с красными ногтями пилит их прямо на рабочем месте. Вторая — вяжет что-то непонятное, рядом на стуле разложены клубки шерстяных ниток. Третья, самая говорливая, пересказывает «Кармелиту», включая все интонации:

— И тут Дон Карлос говорит: «Розалита, я не могу без тебя жить!» — голос с надрывом, сейчас слезу пустит.

Я шагнул внутрь. Они даже не моргнули. Будто я тумбочка, а не их новый шеф. Зато мужик у окна, с залоснившейся лысиной, медленно повернул голову. Скользнул взглядом сверху вниз, оценивая. Ноги торчали из-под стола, ботинки — шитые-перешитые.

— Ты кто?

— Привет, товарищи работники невидимых фронтов. Я — Максим Валерьевич. Временно исполняющий обязанности начальника отдела культуры.

Он усмехнулся.

— Начальник? Так вот он, начальник, — кивнул на угол, где стол поменьше, прямо возле батареи. — Садись туда.

— А мне сказали, что стол вашего шефа — этот.

— Врут, — усмехнулся мужик, а бабенки подхихикнули.

Я подошёл к его столу, вытащил платок, не торопясь вытер столешницу, переложил на него свои папки.

Мужик медленно привстал.

— Это моё место! — голос ещё держит уверенность, но глаза уже бегают.

— Было, — не отрываясь от бумаг, ответил я.

— Да кто ты такой⁈ — фыркнул он, пальцы вцепились в край стола.

Я поднял голову. Глаза у него дёрнулись в сторону, не выдержал взгляда.

— Человек, который видит, что твои ботинки зашиты чёрной капроновой ниткой, а обручальное кольцо у тебя затёртое. Значит, деньги домой несёшь, жене, на семью. Это правильно.

Мужик опешил.

— Только вот шоколадки ты таскаешь не семье, — я кивнул на угол его стола, где под кипой бумаг торчал уголок шоколадной обёртки. Точно такая же была на подоконнике, рядом с болтающими тётками.

Тётки прыснули, но быстро заткнулись под моим взглядом.

— Извини, дружок, тебе придется пересесть. Ну и за работу пора браться, хорош чаи гонять.

— Тут так не бывает! — выдавил он.

— Теперь бывает, — ответил я спокойно.

Он замолчал. Потом шумно выдохнул, сгрёб бумаги и пересел к батарее.

— Молодой, — буркнул. — Ещё не знаешь, куда попал.

— Мы один коллектив, — подмигнул я. — Один корабль, так сказать. Если команда с капитаном, то бури нам не страшны. Давайте учиться работать в команде.

Не успел я толком разложиться, как в кабинет ворвался взволнованный замглавы.

— Максим Валерьевич! Тут это… срочно!

— Где горит?

— Кай Метов! Через два часа! Концерт! А у нас ни афиш, ни сцены, ни аппаратуры!

Я медленно поднял глаза.

— В эту дыру — Кай Метов?

— Да! Сам Натан Леонидович сказал!

Я встал, накинул пальто. Не успел приступить к обязанностям, уже аврал на меня повесили. Не просто так меня назначили, ой не просто… Ну да ладно, разберемся.

— Поехали в дом культуры… — кивнул я на дверь.

Дом культуры был как всё в этом городке — застывший с прошлых времен бетонный гроб, с облупленным фасадом и дверями, которые могли и вылететь при хорошем сквозняке. Из-под крыши свисала ледяная бахрома, из подвала тянуло кошками и плесенью. На стене — облезлый плакат с предвыборными обещаниями губернатора области.

Я уже был здесь вчера, а теперь осмотрелся более тщательно. Внутри — как в коммунальной кухне. Пыль, запах сырости и несвежих тряпок. В зале одна акустическая колонка валяется боком, другая подпёрта железякой. На сцене прогнувшийся настил, занавес с пятнами — то ли кетчуп, то ли кровь. У сцены бродили в шалях три тетки с гранёными стаканами чая в руках и ложкой на троих, грызли сушки. На меня посмотрели, как на проверку из Москвы.

— Кто директор? — спросил я.

— Павел Аристархович! — выдохнула одна из баб.

Через пять минут появился Павел Аристархович — пузатый, в рубашке, которая трещала на объемистом животе, и с румяными щеками.

— Здравствуйте, я…

— Где сцена? — перебил я.

— Вот! — обиделся он, включив шаткую лампу.

— Ты это серьёзно? — я даже улыбнулся.

— Ну а что вы хотите, простите… Вы?

— Максим Валерьевич. Новый начальник культуры. — Где афиши?

— Типография подвела… — замямлил тот.

— Где аппаратура?

— Часть сломалась, часть в спортзале, там свадьбу играть будут, напрокат им даём, чтобы хоть как-то денег на кулисы заработать…

— Понятно.

За следующий час я поднял на уши всех.

— Павел Аристархович! Так, смотри сюда! По сцене — половую доску закрепить, занавеску через утюг, в туалетах убрать ведра, аппаратуру стянуть хоть из школы, хоть из горсовета. Уборщицы пусть метут и заодно занавес заменят. Ткань нужна… И всё это — за час, максимум два. Время пошло.

— Но…

— Выполнять.

Начали бегать, суетиться и даже работать.

Через час зал уже был похож на зал, а не на приют для бездомных. Тетки побежали за гобеленом, нашелся в подвале с реквизитом подходящий кусок ткани для занавеса. Аппаратуру кое-как наскребли в соседней школе — одна колонка советская, вторая «Генерал саунд» из магазина «Эльдорадо». Звук — как из дырявого ведра, но хоть работает.

Павел Аристархович трясущимися руками вытащил из кармана мятый конверт и виновато сглотнул.

— Вот это на оплату.

— На оплату чего? — я даже не сразу понял.

— Каю Метову. Три тысячи рублей.

— Вы издеваетесь?

— Простите… В смысле?

— Ты мне хочешь сказать, что звезда Российского масштаба едет в твою, то есть в нашу, дыру за три косаря?

— Ну да, — заметил он. — Договор такой. Вот, могу показать, — пузан потянулся в карман.

— За три тысячи даже баянист Кузьмич, что на площади песни горланит, не выступил бы, не то что Метов.

— Ну мы ж газеты видели… Вот, Максим Валерьевич, чего вы нас совсем за людей не держите! Всё есть!

Он вручил мне какую-то папку. Я открыл и обнаружил там вклеенную вырезку из нашей районной газеты — мутная фотка, где какой-то тип в очках и блестящей рубашке позирует с микрофоном. Подпись: «Скоро к нам приедет сам Кай Метов».

Я всмотрелся в лицо персонажа на снимке.

— Это чё за урюк?

— Кай Метов же… — Павел Аристархович пожал плечами.

Это Кай Метов? Тогда я китайский акробат. Я смотрю ещё раз. Ну да, написано «Кай Метов», а выглядит как брат моего соседа Коляна, который свадьбы ведет за литр и коробку конфет.

— Нам так сказали! Он сам фото для газеты прислал. Ошибки быть не может!

Я закрыл папку и сунул ее обратно директору.

— Паш, — сказал я спокойно, — ты уверен, что это тот самый Кай Метов?

— Ну, нам так сказали…

— Деньги пока держи. Если это окажется не Кай Метов, он мне сам доплатит за моральный ущерб.

Я вышел на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом. Любопытно было вот что — как этот «Кай Метов» будет проходить по отчётности. Полагаю, там вопрос далеко не трех тысяч рублей, а нолика этак на два больше…

Там уже стоял Аристархович и курил одну за одной сигареты. Нервничал, на меня посмотрел с опаской.

— Ну и как думаешь, кого нам сейчас привезут — легенду 90-х или продавца пылесосов со станции? — подмигнул ему я.

Снег валил хлопьями. Вдалеке затормозила маршрутка, из нее вываливался щуплый мужчина в лакированных туфлях, блестящей рубашке и с застывшей коркой геля или лака на волосах.

— Вон он, — директор впопыхах затушил бычок о стену.

— Ну, пойдём встречать дорогого гостя! Ты одну хоть песню его знаешь?

— Ну… позишн намбер уан, — пропел Аристархович, оживившись. — И что-то про позднюю любовь…

— Понятно.

Мы пошли знакомиться со «звездой». Тыц-тыц…