Начальник Культуры

Глава 15

Вся задумка рушилась, как карточный домик. Панки на сцене метались, переглядывались, но не могли взять контроль над ситуацией. Бдительный нервно поддёргивал гитару, но пальцы дрожали, кто-то пытался подстроиться под сбивающийся ритм, но лишь делал хуже. Самый худой и юный пацан, видимо, осознав, что уже ничего не исправить, опустил плечи и шагнул назад, словно сдаваясь. Толпа перед сценой начинала закипать, в первых рядах мелькали раздражённые лица, кто-то махнул рукой, кто-то крикнул:

— Что за хрень⁈

На панков пришла молодёжь, и они не собирались мириться с ситуацией. Напряжение нарастало и стала почти осязаемым, словно в воздухе скапливался электрический заряд перед ударом молнии. Я видел, как кто-то из музыкантов бросил быстрый, умоляющий взгляд в мою сторону — даже не с надеждой, а с отчаянием. Еще секунда, и зал окончательно сорвётся, и тогда ничего уже не исправить.

Я шагнул вперёд и рывком выхватил микрофон у панка, который уже потерял всякую надежду. Прежде чем толпа успела до конца осознать, что происходит, пропел уверено:

— С головы сорвал ветер мой колпак…

Звук прорезал пространство, будто нож прошёлся по стеклу. Толпа замерла на долю секунды, а потом взорвалась. Люди в первых рядах вскочили, сзади сдавленно охнули. Глаза некоторых зрителей загорелись, а руки взметнулись вверх. Но некоторые все же сохраняли скептицизм.

— Да ладно⁈ Это он поёт⁈

Не все были в восторге. Где-то в середине зала парень с недовольным лицом прикрыл уши, девушка рядом с ним поморщилась. Я чувствовал всё это, замечал каждое движение, и мне не нужно было слышать их слов, чтобы понять, что именно происходит.

Я вкладывал в песню всю душу, но правда была очевидной — когда тебе медведь на ухо наступил, то лучше не петь. Песня вообще-то всегда исполнялась соло Князем, но тут уж не до канонов, и в самый нужный момент на помощь мне пришёл Бдительный.

Он не просто вступил — он вошёл в ритм, как если бы ждал этого момента всю жизнь. Шагнув вперёд, он уверенно взял вторую партию, выровнял мелодию и стабилизировал звук.

— Я хотел любви, но вышло всё не так…

Его голос накрыл зал мощной волной. Голос у Бдительного был мощный и хорошо поставленный. И он придал песне тот самый надрыв, который был в оригинале и без которого песня была мертва.

Я почувствовал, как энергия сцены изменилась. Гитары снова нашли свою линию, барабаны выбили чёткий ритм, вся группа буквально ощутила новую волну уверенности. Музыка ожила… но проблема в том, что партию Князя нельзя было заменить партией Горшка, по крайней мере, конкретно в этой песне. Не успел я об этом подумать, как…

— Знаю я… ничего в жизни не вернуть…

Неожиданно для меня к нам подключился Карл, причем всё ещё в образе Владимира Кузьмина. И его голос, черт возьми, идеально лег в партию Князя.

Толпа взорвалась во второй раз, и теперь уже все до одного зрители радовались по-настоящему.

Это был триумф, уже никто не сомневался — номер спасён. Зал гудел, как перегретый котёл, в котором кипит лава. Люди двигались в такт музыке, подхватывали мелодию, откликаясь на каждый аккорд. Всё шло по нарастающей, и теперь номер уже нельзя было остановить — он разгонялся, подчиняя себе каждого в зале.

Музыка усиливалась, гитары били мощными аккордами, барабаны держали жёсткий, отточенный ритм, а наши голоса резали воздух, спаивая воедино эмоции, драйв и движение.

Когда настал момент для припева, всё, что было раньше, показалось лишь разогревом перед настоящим взрывом. Зал запел, их голоса слились в единый мощный хор, захлестнув сцену волной звука.

— РАЗБЕЖАВШИСЬ, ПРЫГНУ СО СКАЛЫ!

Мой микрофон был уже не нужен.

Сотни людей, не сговариваясь, пели так, как будто это был их личный гимн, их крик в бесконечность.

Толпа ревела, подхватывая каждую строчку. Музыка больше не принадлежала только сцене — теперь это была неотделимая часть всего зала, пульсирующая в ритме бешеной энергии. Люди выкрикивали слова, не заботясь ни о чём, кроме того, чтобы отдать себя этому моменту полностью. В их глазах горел восторг, они были поглощены энергией песни, ещё свежей, но уже успевшей стать бессмертной, и полностью растворившись в ритме.

Молодёжь в первых рядах подпрыгивала, скандируя каждую строку, кто-то вскидывал руки вверх, а кто-то, не выдержав, просто закрывал глаза и пел, будто сейчас не существовало ни мира вокруг, ни проблем — только эта песня, только этот момент.

Но среди всей этой ярости и восторга я заметил движение у бокового прохода. Кто это — сомнений не оставалось. Рубанов. Он не кричал, не суетился, не делал резких движений. Он просто стоял в тени и быстро, резко, но чётко размахивал руками, подавая сигналы. Его лицо оставалось невозмутимым, но глаза говорили о другом. В них застыла злорадная решимость, смешанная с напряжением. Он не сдавался, а тянул время, дожидаясь нужного момента для последнего удара.

Я проследил за направлением его взгляда и сразу понял, что именно он задумал. Дима, мой двуликий сосед, стоял у пульта, его пальцы уже лежали на регуляторах громкости. Это был не случайный жест, не запоздалая реакция — он точно знал, что делает. Он уже был частью этого плана.

Я рванулся вперёд, но не успел. Внезапно гитары провалились в пустоту, барабаны заглохли, а микрофоны смолкли, оставляя лишь глухое эхо голосов. Музыка оборвалась.

Зал замер, люди переглядывались, кто-то оглядывался в сторону сцены, пытаясь понять, что произошло.

Музыканты тоже замерли, сбитые с толку, барабанщик машинально ударил по тарелке, но та осталась практически немой. Всё, что было мощным водоворотом эмоций, вдруг зависло в воздухе глухой тишиной.

Я не медлил. Сорвавшись с места, перепрыгнул через усилитель, толкнул стойку с проводами, буквально проломился за кулисы, не замечая, кого сбиваю с ног.

— Что случилось⁈ — бросил я одному из звуковиков, не сбавляя шага.

Тот даже не сразу понял, что я обращаюсь к нему, потом резко кивнул в сторону аппаратной.

— Кто-то отключил основную линию!

Я уже знал, кто. Осталось только добраться до него. Влетев в дверь аппаратной, я увидел Диму. Тот стоял перед пультом, его пальцы всё ещё лежали на регуляторах громкости. Он не успел даже моргнуть, когда я, не раздумывая, врезал ему под дых. Воздух со свистом вышел у него из лёгких, он согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух.

— Где звук⁈

Дима захрипел, отшатнулся, пытаясь опереться о стол. Его глаза метались, он искал, что сказать, но я не дал ему шанса. Схватив его за воротник, впечатал спиной в стену.

— Включи! Включи звук, гад!

Дима закашлялся, попытался что-то сделать, но уже было поздно. Я развернулся и замер, наконец, уловив, что происходит.

Зал не остановился, люди продолжили петь. Без музыки и микрофонов. Без всего.

Хор голосов сотрясал стены, заполняя собой весь зал.

Люди будто и не замечали, что музыка исчезла. Они не ждали, когда кто-то вернёт им звук, не пытались понять, что случилось. Они просто пели, и это было мощнее любых усилителей, громче любых микрофонов. Их голоса слились в единый могучий гул, который пробирал до костей. Аппаратура могла замолчать, но музыку было не остановить.

Я на секунду замер, осознавая, что только что произошло. Дима, до этого пытавшийся хоть как-то оправдаться, теперь тоже смотрел на зал, стиснув губы. Его пальцы дёрнулись, но было поздно — его работа уже не имела никакого значения. Всё, на что он надеялся, рассыпалось в пыль. Я схватил запасной провод, подсоединил микрофон напрямую к усилителю, не разбираясь, правильно ли всё делаю, и, перекрыв собой пульт, выкрикнул в зал:

— Еще раз, вместе!

Хор голосов прозвучал в ответ.

Звук вернулся. Гитары рванули мощным аккордом, барабаны ударили с новой силой. Но я знал — даже если бы они не включились, шоу бы продолжалось.

Я медленно повернул голову и посмотрел в сторону прохода. Рубанов стоял неподвижно. Он не отступил, не бросился прочь, но его лицо буквально исказилось от изумления. Он схватился за голову, словно не понимая, как же его план рухнул. Он сделал всё, чтобы сорвать концерт — и всё же он состоялся.

Толпа ревела. Овации сотрясали стены, на сцене панки переглядывались, меня хлопали по плечу, не скрывая эмоций. Это уже не был мой проект, мой концерт. Это был наш концерт в самом прямом смысле. Концерт всех людей.

Я перевёл взгляд на комиссию. Лев качал головой, на его лице застыла лёгкая усмешка — он явно не ожидал такого финала. У Клары на щеках вспыхнул румянец. Эдуард сидел, скрестив руки, но в её взгляде его читалось нечто большее, чем просто профессиональный интерес. А главное — Ольга Васильевна… она пела.

Песня стихала, последние аккорды таяли в воздухе. На секунду зал застыл, словно не желая расставаться с этим моментом, а затем разразился шквалом оваций. Разрозненные хлопки слились в единый рёв восторга, который заполнил помещение, отразившись от стен и поднявшись до самого потолка. Люди вставали, вскидывали руки вверх, кто-то поднимал телефоны-раскладушки, чтобы запечатлеть финальные мгновения концерта. В толпе мелькали счастливые лица, люди не могли перестать улыбаться и вскидывали руки вверх в восхищении.

Это был триумф…

— Мужики, красавцы! — подбодрил я панков. — Настоящие Горшок и Князь отдыхают!

Панки довольно улыбались, не до конца осознавая, что их выступление произвело настоящий фурор.

Но праздновать будем потом — для меня это не было окончанием вечера. Комиссия не закончила свою работу. Я увидел, что члены комиссии направились в фойе, туда же стремглав устремился Рубанов. Я, хоть и с некоторым отставанием, двинулся следом.

Фойе гудело, словно растревоженный улей. Люди не спешили расходиться — всем хотелось поделиться эмоциями. Некоторые уже пробирались к накрытым столам, откуда тянуло ароматом свежих пирожков и горячего чая.

Рядом с раздачей еды висел баннер с рекламой магазина Аветика. Я заметил, как несколько человек остановились у него, разглядывая предложения. Один парень в футболке с логотипом «КиШ» похлопал друга по плечу, показывая пальцем на скидку. Всё сложилось идеально — даже этот баннер теперь выглядел не как часть рекламной кампании, а как часть концерта, как его продолжение.

Я направился к месту, где стояли члены комиссии Рубанов. Толпа вокруг всё ещё шумела, но здесь, в этом маленьком круге, атмосфера былам натянутой, словно струна перед тем, как её сорвут в резкий аккорд.

Рубанов стоял чуть в стороне, скрестив руки, его взгляд беспокойно метался по залу. Он явно искал лазейку, хоть какую-то зацепку, возможность перехватить контроль. Он напрягся и выглядел как зверь, загнанный в угол, которому осталось только рычать.

Ольга Васильевна, до этого внимательно следившая за происходящим, спокойно посмотрела на меня.

— Поздравляю, Максим Валерьевич. Концерт прошёл на высоком уровне, — в её голосе не было излишних эмоций, но нотка одобрения звучала чётко.

Это был важный момент, и мы все это поняли. Она оценила не только сам концерт или мои спорные вокальные данные, но и то, как я справился с ситуацией, как удержал контроль, не дал всему рухнуть.

Рубанов напрягся, подался вперёд, его губы дрогнули в усмешке.

— Всё это, конечно, замечательно… — он выдержал паузу, прищуриваясь, словно пытаясь продемонстрировать уверенность, но в голосе его уже сквозило раздражение, — но покрывает ли это финансовый разрыв?

Он говорил медленно, словно смакуя слова, словно заранее готовился добить, сделать финальный выпад. Этот козёл хотел поставить под сомнение всю мою работу. Ну и заодно ждал реакции. Буравил меня взглядом, считая секунды до того момента, когда я начну оправдываться, искать доводы и запинаться.

Я не ответил. Только спокойно достал из папки, которую успел на бегу прихватить за сценой, отчёт и протянул его Ольге Васильевне.

Рубанов лишь нервно облизал губы. Ольга Васильевна развернула документы и начала просматривать их. Клара подвинулась ближе, сдвинула очки на переносицу и тоже внимательно следила за каждой строчкой. Лев и Эдуард тоже наклонились вперед, откровенно заинтересовавшись.

Рубанов, не имея возможности заглянуть в листы, не нарушив при этом приличий, не сводил глаз с лиц членов комиссии. Он пытался уловить хоть намёк на недовольство, хоть тень сомнения, но не находил ничего.

Ольга Васильевна перелистнула последнюю страницу, аккуратно сложила бумаги и передала их мне.

— Никаких нарушений не выявлено, — чётко произнесла она.

— Как… как не выявлено? — Рубанов опешил, его голос дрогнул, лицо побледнело.

Ольга Васильевна даже не взглянула на него.

— Более того, работа отдела культуры организована на высоком уровне. Образцово. Мы будем рекомендовать внедрение подобных стандартов в других районных администрациях, — отчеканила глава комиссии.

Рубанов сжал кулаки, не веря в происходящее. Всё, на что он рассчитывал — провал, скандал, мой разгромный отчёт — только что рухнуло у него на глазах. Он резко перевёл взгляд на меня, в глазах вспыхнула ярость.

— Вы… вы что, издеваетесь?..

Я спокойно встретил его взгляд.

— Нет. Просто работаю, — я с невозмутимым видом пожал плечами.

Я знал, что я сейчас впереди него, как говорится, на два корпуса, и моему ощущению победы не мешал даже сценический наряд, который, конечно, я не имел возможности скинуть. Глава администрации окинул меня взглядом, словно споткнувшись о моё спокойствие, стиснул зубы, но промолчал. Я видел, что он едва сдерживается. Он и сам понял, что проиграл.

Не знаю, попробовал ли бы Рубанов что-то предпринять, но в этот момент появился полковник прямо в форме. Он двигался неспешно, но в его походке читалась жёсткость человека, который не просто отдаёт приказы, а требует их выполнения. За отцом шел Бдительный.

Полковник Кузнецов обвёл взглядом членов комиссии, затем посмотрел на меня — на секунду всё-таки сбился, заметив мой неофициальный прикид, но тут же спокойно, четко произнес:

— Максим Валерьевич, выражаю вам благодарность за выдающуюся воспитательную работу. Если бы не вы, мой сын… кхм… никогда бы не начал свою жизнь заново.

Бдительный едва заметно напрягся. Кузнецов-старший на секунду задержал взгляд на нём, затем повернулся к комиссии и продолжил:

— Он был готов скатиться… совсем. И если бы не этот концерт, если бы не вовлекли в эту работу, если бы не люди, которые его окружили… Не вы, Максим Валерьевич… я не знаю, что бы было.

Он сделал паузу, затем твёрдо добавил:

— А теперь он собирается учиться.

Лев переглянулся с Ольгой Васильевной.

— Ну вот, — негромко проговорил Лев. — Видите, какая культура может быть? А ещё все спрашивают, зачем нам культурные мероприятия… Ну вот же, наглядно.

— Так вот затем и нужна. Чтобы людей менять в лучшую сторону, — отрезала Ольга Васильевна.

Рубанов молчал. Челюсть его совершенно оквадратилась, он сжал в руки в кулаки и явно судорожно перебирал в голове возможные выходы. Ему нужен был хоть какой-то повод, хоть один шанс, чтобы вывернуться. Но прежде чем он успел открыть рот, полковник заговорил снова.

Он повернулся к Бдительному и спокойно, но твёрдо спросил:

— Учиться, значит, идёшь?

— Да, отец.

Бдительный произнёс это чётко и без колебаний, только успев быстро стрельнуть взглядом в мою сторону, и в этот момент я заметил, как на лице полковника мелькнуло удовлетворение. Он коротко кивнул, затем посмотрел на меня и проговорил уже тише, но не менее уверенно:

— Еще раз, вы сделали правильное дело, Максим Валерьевич. Я это ценю.

Я лишь кивнул в ответ, понимая, что большего сейчас и не требуется.

От автора

Цикл, который развил жанр НАЗАД В СССР и стал классикой жанра — возвращается! Вышел новый том!

КУРСАНТ — серия, от которой невозможно оторваться. НА ВСЕ КНИГИ СЕРИИ СКИДКИ: https://author.today/work/203823