Утро началось не с кофе, а с очередных газетных заголовков, бьющих по репутации точнее, чем любой бюрократический отчёт. Я едва успел переступить порог кабинета, когда Таня без лишних слов кивнула на стол, усыпанный газетами и распечатками с местных новостных сайтов. Она сидела, скрестив руки на груди, и в её взгляде читалась сосредоточенность, но не тревога. Она уже знала, что там написано, и ждала моей реакции.
Я взял одну из газет, развернул, и первое, что бросилось в глаза — кричащий заголовок, набранный жирным шрифтом:
«Как в районе панки заменили искусство»
Для наглядности — фотография: пьяный в дрызг панк, которому было не суждено спеть «Князя». Подпись под фото была соответствующей:
«Такой ли должна быть культура в нашем районе?»
Я перевернул страницу, ожидая увидеть что-то ещё более откровенное, и, конечно же, не ошибся.
«Праздник за счёт бюджета: сколько стоила показуха?»
Текст с напускной заботой о налогоплательщиках подробно расписывал «излишние» траты на концерт, обвиняя меня в использовании средств, которые можно было направить на «более важные нужды». Разумеется, не упоминалось, что люди получили именно то, что хотели. Всё подавалось так, будто я организовал не культурное событие, а бессмысленный пир во время чумы.
Я отложил газету и посмотрел на Таню. Она разложила передо мной несколько листов с распечатанными скриншотами из ЖЖ. Всё в одном ключе: скандал, расточительство, кто ответит за нецелевые расходы?
Я быстро пробежал глазами по распечаткам. Всё было стандартно: несколько ключевых аккаунтов разгоняли нужный посыл, под их сообщениями появлялись внезапно обеспокоенные пользователи, поддерживающие эту волну. Сейчас интернет и блогосфера ещё молоды, и комментаторы клевали на эту нехитрую наживку, как голодная рыба. Я уже видел такие кампании раньше. Сначала формируется искусственное возмущение, потом оно подогревается новыми статьями, а затем включаются и чиновники с необходимыми мерами.
— Это значит, что скоро появятся «народные представители», которые внезапно начнут требовать привлечения меня к ответственности, — вздохнул я.
Я задумчиво постучал пальцами по столу. Значит, у нас меньше времени, чем мне казалось.
В этот момент в кабинет влетел Карл, его лицо выражало откровенное беспокойство.
— Максим Валерьевич, в курилке услышал… Фух, говорят, что кто-то уже отправил в область анонимный запрос о проверке расходов на концерт.
Я едва заметно кивнул. Значит, дело пошло дальше простого информационного шума.
В этот момент дверь кабинета распахнулась, и внутрь вошла Вероника, у неё в руках была ещё одна газета, а на ее лице застыла смесь раздражения и насмешки. Она с размаху шлёпнула издание на стол и с характерным хмыканьем произнесла:
— А вы видели это? У нас тут, оказывается, культурная революция. Правда, её собираются отменить.
Я мельком глянул на новый заголовок.
«Вместо концертов — ремонт школ. Почему культура жрёт деньги?»
Я пробежался глазами по статье и сразу понял, что этот материал был куда более хитрым. Здесь не было прямых обвинений, зато акценты расставлены грамотно: культура, мол, это хорошо, но почему на неё столько тратят, когда в городе полно более насущных проблем? К тому же апофеозом культурных мероприятий называли концерт маргиналов. Мол, из-за недостатка финансирования панков недоучили в школе, а теперь местный отдел культуры продвигает маргинальные ценности в массы.
Манипуляция, рассчитанная не на громкий скандал, а на широкую аудиторию, на тех, кто не вникает в детали.
— Вот это уже серьёзней, — протянул я, просматривая статью дальше.
— Ну да, тут уже не скандал, а «взвешенный подход к общественным финансам». Кстати, ходит слух, что вы, Максим Валерьевич, на этом концерте что-то себе в карман положили.
— Что, прямо в косуху спрятал? — я поднял бровь и усмехнулся.
— Говорят, что один из подрядчиков перевел деньги не на счет администрации, а куда-то ещё. Дескать, через «прокладку». Они не предъявляют пока, но если захотят — начнут копать. А вы сами знаете, что у нас там с документацией проблема.
Лариса резко вскинула голову.
Ясно… меня объявили расточителем и чуть ли не врагом народа. Рубанов повышал ставки, и, скорее всего, получил поддержку от того зама по финансам. Глава нашей администрация прекрасно знал, что в отчётах есть неточности. Раз он не боялся, что схватят за задницу прежде всего его (а я ведь, не побоюсь этого слова, отмывал отмытые деньги через наш отдел), значит, у него есть гарантия по собственной безопасности. Иначе бы он не рубил сук, на котором сидел сам.
Я медленно положил газету на стол, чувствуя, как раздражение перерастает в сосредоточенность. Это не был хаотичный информационный вброс. Это был план, рассчитанный на долгосрочное раскачивание. Значит, следовало готовить не ответ, а контратаку.
— Что будем делать? — голос Тани был спокойным, но я чувствовал, что она тоже собрана и готова действовать.
Я взглянул на неё.
— У нас два пути. Либо молчим и ждём, либо…
— Либо атакуем первыми, — закончила она, и в её голосе прозвучало удовлетворение.
— Нужно раскачать другую волну. Не оправдываться, не спорить, а показать, что культура — это не зря потраченные деньги, а инвестиция.
— Вот это я понимаю, разговор! — восхитилась Таня.
— Значит, действуем, — я наклонился вперёд, постукивая пальцами по столу. — Разгоняем другую повестку. Таня, твой редактор готов нам помочь?
— Я думаю, что да, — она долго не колебалась.
— Карл, Вероника, Лариса, найдите людей, которые посещали концерт, чтобы они могли дать положительные комментарии. Нам нужно показать не скандал, а успех.
Подготовка к контратаке шла полным ходом. Я ждал прихода того самого главреда местной газеты, о котором упомянула Таня. Широков был человеком непростым. С одной стороны — опытный журналист, знающий, как работают информационные войны. С другой — человек, который не влезает в конфликт, если не видит выгоды.
Его газета не была, конечно, таблоидом, но и серьёзным изданием её назвать было трудно. Основной формат — новости города, немного аналитики, редкие разоблачительные материалы. Вопрос был в одном: согласится ли он сыграть на нашей стороне?
Когда в коридоре раздались шаги, я уже знал, что это он. Открылась дверь, и в кабинет вошёл мужчина лет сорока с копной взлохмаченных волос, в небрежно застёгнутой рубашке и с кожаной папкой в руке. Взгляд цепкий, слегка насмешливый, но без привычного высокомерия, которое бывает у журналистов, всегда и везде чувствующих своё превосходство над обывателем.
— Максим Валерьевич, — он улыбнулся и сел в кресло, даже не дожидаясь приглашения. — Честно говоря, ждал, когда вы сами ко мне обратитесь, но раз уж Татьяна настояла…
Я не спешил отвечать, лишь наблюдал за ним. Он вытянул из папки лист с какими-то заметками и помахал им в воздухе.
— Как думаете, сколько раз я видел подобные истории? Концерт, резонанс, а потом кто-то сверху решает, что всё это было «слишком».
— И что с ними обычно происходит дальше? — я чуть наклонился вперёд.
Широков невозмутимо пожал плечами.
— Обычно? Сначала чиновники оправдываются, потом пытаются доказать свою правоту, а в итоге всё сходит на нет. Через неделю никто не вспоминает. Но что-то мне подсказывает, что у вас немного другой случай…
— Именно так. Я не собираюсь оправдываться, — сухо пояснил я.
Женя поднял брови, но в глазах мелькнул интерес.
— Так. Это уже что-то новое.
Я перевёл взгляд на стол, где лежали бумаги с отчётами по доходам от концерта, статистика посещаемости, выгоды для города.
— В прессе сейчас одна повестка: разгул панков, расточительство, ненужные траты.Нам нужно развернуть её в другую сторону: оживление культурной среды, новые инициативы, а главное, — я посмотрел на журналиста. — Нам нужно донести мысль, что концерт — это отличный инструмент реабилитации этих самых маргинальных элементов.
Я решил, что то, что слышала лишь комиссия и Рубанов в фойе ДК, теперь должны узнать все.
Широков усмехнулся, перебирая бумаги.
— Угу. Значит, не отрицать, а перекрывать новой информацией?
— Именно.
Он задумчиво покачал головой.
— Вопрос в другом: зачем это мне?
Конечно, этого вопроса я ждал. Но не спешил отвечать. Таня просила улыбаться, но я просто посмотрел ему в глаза.
— Интересная тема. Взаимовыгодное сотрудничество. Возможность стать первоисточником информации, пока остальные гоняются за слухами.
Женя помолчал, взвешивая доводы.
— Допустим, я в это ввязываюсь. Что конкретно вы хотите? — он лениво перебирал бумаги. — Максим Валерьевич, вы вообще понимаете, во что сами-то влезли?
— Понимаю, — отрезал я.
— Как бы вам так сказать, я не люблю ставить на лошадь, которая может споткнуться. Вы реально хотите выступить против всей этой машины?
Я выдержал паузу, затем спокойно ответил:
— Реально. Более чем.
Широков внимательно посмотрел на меня, оценивая.
— Ну ладно. Тогда посмотрим, как вы будете держаться. Я могу дать серию статей. Разные углы подачи. Первое — финансовая сторона вопроса. Второе — культурное развитие. Третье — реальная реакция людей.
Он пролистал бумаги, остановился на странице с цифрами доходов, какое-то время молча изучал их, затем поднял голову.
Я наклонился ближе:
— Я предлагаю тебе написать настоящее журналистское расследование. Не просто статью, а такую, чтобы задело каждого, кто её прочтёт.
Широков прищурился:
— Детальнее.
— Давай начнём с фактов. Были маргиналы. Люди, которых неоднократно привлекали к ответственности. Административка, уголовка — полный набор. Они считались отребьем, списанным со счетов. Но в отделе культуры, куда они попали на перевоспитание, был разработан методологический комплекс реабилитации. Не просто кружки и беседы, которые, вы уж меня извините, обычно не работают — полноценная система, в которой с ними работали, давали шанс изменить себя. И теперь это не маргиналы, а ответственные члены общества со своей позицией. Они работают. У них есть цель. Они сами хотят изменить мир.
Я выдержал паузу.
— Мне нужно, чтобы каждый, кто прочитает твоё чёртово расследование, пустил слезу. Чтобы чиновники, которые хотят срезать финансирование, начали оправдываться перед самими собой. Чтобы их жёны, увидев статью, спрашивали за ужином: «Ты что, тоже голосовал против?» И чтобы им всем было стыдно.
Широков медленно кивнул, сжав губы.
— Это можно сделать. Но мне понадобятся материалы. Интервью. Истории.
Я откинулся на спинку стула и улыбнулся.
— Они у тебя будут.
— Хорошо. Условие: я работаю с материалом так, как считаю нужным. Я не собираюсь писать заготовленные пресс-релизы, — заявил журналист.
— Мне и не нужен пресс-релиз. Мне нужна другая точка зрения в инфополе.
Женя кивнул, поднялся, сунул папку под мышку. Когда он ушёл, Таня вошла в кабинет, скрестив руки.
— Ну?
— Он согласился, — я медленно выдохнул.
— Ну что ж. Посмотрим, как скоро они заметят, что ветер начал дуть в другую сторону, — воскликнула Таня. — Кстати, ты Диму не видел?
Я оторвался от отчётов, бросил на нее быстрый взгляд.
— Нет. А что?
— Да так. Исчез куда-то. Обычно он рядом со мной всегда ошивается, а сегодня ни слуху ни духу.
Я слегка нахмурился. Дима не то чтобы был мне нужен в этот момент, но всё же странно — по идее, сосед обычно мельтешил под ногами, комментировал, пытался показать свою незаменимость.
— Телефон пробовала?
— Да. Не отвечает.
Я пожал плечами.
— Может, решил на время слиться, чтоб не попасть под раздачу. Он знает, что я понял, что к чему. Если он связался с Рубановым, а потом понял, что это была ошибка, ему сейчас не до разговоров.
Во взгляде Тани читался лёгкий скепсис.
— Возможно. Но мне кажется, тут что-то не так.
Я не стал развивать тему. Сейчас лично мне было не до поисков Димы, с которым мы так толком и не поговорили после случившегося на концерте. Возможно, он действительно решил отсидеться, а возможно, у него были свои причины исчезнуть.
Я вернулся к документам, уже переключившись на другую задачу.
Начало следующего рабочего дня запомнилось тем, что воздух в коридорах словно бы стал гуще, чем обычно. Люди говорили вполголоса, передвигались быстрее, а в кабинетах заседали группами, будто готовились к чему-то большему, чем очередной рабочий день. Не было громких обсуждений, не звучали привычные разговоры о бытовых мелочах.
— Полчаса назад. Официально — проверка финансирования оттуда, — с порога ошарашила меня Лариса, ткнув пальцем вверх.
— Где они сейчас?
— У Рубанова, — сообщила моя сотрудница. — Пока слушают доклад о финансовом состоянии района. Но к полудню они доберутся до нас.
Я взглянул в сторону длинного коридора, где был расположен кабинет Рубанова.
— Кто приехал? — уточнил я.
— Два аудитора из областного департамента экономики и их руководитель, — Вероника чуть понизила голос. — Ткаченко.
Понятно, значит зам по финансам не запалился лично. А проверка, выходит, внутренняя…
Я принял информацию и кивнул, прикидывая, сколько у нас времени, прежде чем Ткаченко доберётся до нас. Я позвонил сотрудникам и велел всем собираться в срочном порядке.
— Что-нибудь у нас запрашивали уже? — спросил я, когда мы зашли в кабинет.
— Пока стандартный пакет: отчёты о мероприятиях, финансовые сводки, договоры.
Я знал, что на самом деле всё это комиссии было без надобности. Меня хотели взять покрепче… сомневаюсь, что тут будет произведено реальное расследование с привлечением правоохранительных органов, потому что в таком случае посыпятся все. Как говорится, будут стрелять в меня, а зацепят вас. Рубанов и те, кто его прикрывает, на такое не пойдут, слишком рискованно. Но пальцем мне сейчас погрозят и попросят освободить место по-хорошему.
— Ладно, Максим Валерьевич, готовьтесь к встрече с Ткаченко, — вздохнула Вероника.
Готовиться я и не думал, а пошел прямиком в кабинет Рубанова, где и собралась вся внутренняя проверка. Я не собирался играть в эти подковёрные игры, буду бить первым, чтобы у моих оппонентов отпало желание атаковать меня.
Рубанов и Ткаченко сидели в его кабинете, расслабленно потягивая коньяк из хрустальных рюмок. Их лица выражали самодовольство людей, которые уже приняли все решения и теперь просто наслаждались моментом.
Я вошёл без стука. Они даже не сразу меня заметили, но когда увидели, переглянулись с удивлением.
— Максим Валерьевич, а что это вы без приглашения? — приподнял брови Рубанов, не выпуская из рук хрусталь.
— Хотите игры? — спросил я, закрывая за собой дверь.
Ткаченко усмехнулся и тоже отпил из рюмки.
— Какие игры, Максим Валерьевич?
— А вот сейчас я вам расскажу.
Я подошёл ближе, не спеша, глядя прямо в глаза Рубанову.
— Если вы думаете, что сможете наглым образом выдавить меня из отдела культуры или урезать бюджет, то я вам скажу одно: ставки растут.
Рубанов откинулся на спинку кресла, скрестив руки.
— И как же ты собираешься их повышать? Я уже знаю, что ты обратился к Широкову.
— Кому? — Ткаченко нахмурился.
— Журналисту, так себе борзописцу, — усмехнулся Рубанов.
Оба рассмеялись, ничуть не стесняясь. Пусть смеются, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Я выдержал паузу и спокойно продолжил:
— Попробуете меня выжить — я пойду до конца. Подключу прокуратуру, следственный комитет, прессу. Если кто-то думает, что тут речь о каких-то махинациях внутри отдела культуры, то я готов развернуть повестку в другую сторону — к хищениям в администрации. А если покопаться глубже, то и на областной уровень выйдем.
— Ты нас пугаешь, Максим Валерьевич? — усмехнулся Ткаченко, но его пальцы слегка подрагивали, когда он ставил бокал обратно.
— Я вас умоляю, — Рубанов покачал головой. — Кто тебя слушать-то будет?
Я наклонился чуть ближе, смакуя момент:
— Веня и будет слушать. Фамилия Венедиктов вам что-нибудь говорит?
Оба замерли. Имя сработало как удар в челюсть. Они не ожидали, что я его назову. Таким как я «смертным» эти имена знать не по чину, но мои абоненты не могли знать, что с тем же Венедиктовым я по прошлой жизни не раз ходил в баню. Так вон Веня был из тех принципиальных, кто отправлял взяточников и растратчиков бюджета далеко и надолго.
Рубанов, наконец, поставил бокал на стол — медленно, словно с ударением.
— Откуда ты…
— От верблюда, — перебил я. — И да, моя хорошая, я тоже способен играть по-грязному.
Я вытащил телефон.
— Что мне мешает позвонить в милицию и сказать, что в кабинете главы района два пьяных чинуши ведут себя неадекватно. Возможно, речь о превышении должностных…
— Максим Валерьевич! — резко подался вперёд Ткаченко. — Не надо!
— Как не надо?
— Ну что вы, ей-богу, — торопливо заговорил зам по финансам. — Все же свои, по-семейному можно решить…
— Со своими так не поступают, — я убрал телефон и снова посмотрел на них.
Рубанов сглотнул, взгляд у него уже был не такой самоуверенный.
— У меня к вам предложение, — тихо сказал я. — Пока не поздно, сворачивайте все свои инициативы.