Глава 5

В коридоре на нашем этаже уже стояли все трое — маникюрщица, вязальщица и та, что сериалы наизусть знала. Делали вид, что пришли к фикусу у форточки покурить.

— Работать идите, — сказал я им, не останавливаясь.

Они исчезли так быстро, будто я с ружьём за ними погнался.

В кабинете зашитоботиночный сидел в своём углу у батареи. Вязальщица спрятала спицы, а сериальщица помалкивала в платочек.

— Значит так, коллеги. Зла не держу, понимаю, что вы в системе, как в секте. Но… с сегодняшнего дня на рабочем месте без вязания, маникюра и сериалов. С этого момента мы не отдел, — я поднял указательный палец в потолок. — Мы оперативная группа по ликвидации имеющегося в районе культурного бардака. Ферштейн? Кто не согласен — заявление по собственному на стол. Остальные — со мной в команде. Вопросы?

Ответом стало густое тягучее молчание и вздохи.

— Отлично. Молчание — знак согласия. Работайте, коллеги. От вас к завтрашнему дню подробный расклад по состоянию текущих дел и предложения. Список первоочередных мер по улучшению наших позиций в сфере культурной деятельности района.

Подчиненные разявили рты, видимо не поняли и я решил пояснить:

— Ну, в общем, идеи от вас жду ценные, товарищи специалисты отдела. Как стать передовиками в культурном смысле. Боградский район обскакать нужно. Да и Воронцовский в спину дышит. В области мы должны быть у-ух! А не э-эх! Ясно?

Присутствующие закивали. Без энтузиазма, но уже более менее энергично.

Я сел за стол и открыл первую папку. Сверху торчал лист с датой, написанной шариковой ручкой задним числом. Типичная схема.

Я планировал начать с Кая Метова, и я понимал, что если здесь не будет моих порядков, то из этого болота нашему району никогда не выбраться. Что ж, мне не привыкать, а остальные привыкнут.

* * *

Дверь здания администрации за моей спиной захлопнулась с глухим бухом. Сегодняшний день можно было называть удачным. Завтра будет новый день, новая война Я понимал, что так просто никто не захочет принимать поражение и новый уклад. Просто так никто не уступит свои позиции. Но я привык воевать — всю жизнь в политике.

На улице вечернее небо сгустилось тучами, фонари плевались тусклой желтизной, атмосфера грустная. Рядом у рынка собирали палатки торгаши — как шатры кочевники разбирали.

Завтра разберёмся со всеми — с липовыми отчётами, культурой, схемами, где двойник певца — норма, а реальную звезду сюда никто и не позовёт. Всё завтра. А сегодня я вернулся в свою съёмную комнату — один из тысяч горожан, которых жизнь окунула в эту провинциальную жизнь нулевых.

Подъезд встретил запахом старой мешковины, мокрого картона и кошек — классика старых хрущёвок. На стене у почтовых ящиков висело новое объявление, написанное крупным размашистым почерком:

«Сегодня в 19:00 собрание жильцов по вопросу ремонта крыши. Присутствие обязательно!».

Подписано было жирной, как в старых партпротоколах, подписью Семёныча. Ну не менялся мужик — таких даже время боится.

О управдоме Семеныче мне кое-что удалось разузнать. Он вернулся с войны, сразу вступил в партию, а с 90-х, когда понял, что коммунисты уже никому не нужны, стал председателем дома. Сам себе председатель, сам себе прокуратура и следак. Где надо Семеныч продавливал ЖЭК сам и давал пинка, а где надо вызывал ментов и поднимал общественность. Мужик из тех, кто знает у кого что в холодильнике и чем в кастрюлях пахнет.

Я вздохнул, поправил воротник и поднялся на этаж, где у своей двери меня ждал сюрприз.

Газета «СПИД-Инфо» приморозилась на двери явно на супер-клее, криво, поперёк глазка. На первой полосе пьяная рожа некогда популярного артиста и заголовок: «Водка до добра не доводит».

Но заинтересовало меня другое — рядом с заголовком газеты маркером было написано: «Здесь живёт стукач».

Я срывать не торопился, ученый на такого рода фокуса. Потрогал пальцем край газеты — приклеена намертво. Под дверью увидел жирную массу из ливерной колбасы, о которую, судя по всему, я должен был подскользнуться. Рядом с порогом валялся обглоданный куриный окорочок, явно из мусорного бака.

Ну привет, панки…

вошел в квартиру, на столе записка: «Курочка в духовке. Мусор вынесешь, обещал»

Я ухмыльнулся — обещать не значит жениться, но вынесу. А вообще как баба разогналась, сразу меня взяла в оборот.

Открыл духовку, на противне аппетитные окорочка с ломтиками картошки в янтарном жирке плавают. Чуть слюной не подавился. Ай да Люда….

с удовольствием поужинал, попил чай с бутером с «Рамой». Та еще гадость, но в России продавалась, хотя гораздо в меньших объемах, чем в девяностые, когда по ящику крутили бесконечные рекламные ролики и вещали о сомнительной пользе этого непонятного продукта. Но сейчас я мазал его на хлеб с огромным удовольствием, ведь это был символ моей молодости. Я по этому маргарину (а ныне, его переименовали в спред) соскучился, оказывается.

Плотно поужинав, направился в свою комнату. Проходя мимо двери хозяйки обнаружил, что она забыла прикрыть дверь, а она обычно ее запирала на замок. Одним глазом заглянул внутрь и среди прочего увидел рядом со столом швейную машинку «Чайка». На диване лежала недошитая блузка. Люда оказывается ещё и шьёт…

От наблюдений меня отвлек звонок в дверь. Причём кому-то не терпелось — звонок буквально зажали. Я пошел открывать, по пути заглянув на кухню и прихватив скалку, чтобы при надобности по мордасам дать, так истерично звонить могли только панки. Нет, план мести у меня был поизощреннее обычного мордобоя, но и по роже скалкой тоже неплохо. Особливо если несколько раз.

Я открыл дверь и уже собрался делать шаг назад и бить (лучше в лоб, там череп крепче и не убьешь) но скалка осталась неподнятой. Я чуть не присвистнул, глядя на человека, застывшего на пороге.

Куртка «Аляска» оранжевеет финским подкладом, кепка набекрень, морда чуть отёкшая, чемодан с облезлыми уголками. Рожа ухмыляющаяся, но сытая до нельзя — как у тех, кто на бюрократических дрожжах вырос.

— Здорово, сосед! — ухмыльнулся он и покосился на предмет в моих руках. — Ты всех гостей со скалкой встречаешь?

Я медленно опустил скалку, но не убрал её совсем. Он меня не знал и не мог знать — в этой жизни я с ним не пересекался. А вот я его знал до каждой складки на его самодовольной роже. Хапуга, вор, прирождённый бюрократ. В прошлой жизни выбился в Москву, когда таких вот пройдох ценили. Но сейчас передо мной стоял тип — такой же лоснящийся и самоуверенный, как и тогда, хотя явно ещё не дорвался до больших должностей. И с тем же липким взглядом, каким он всегда оценивал всё, что можно прибрать к рукам.

Интересно, как его сюда занесло? Слишком быстро для простого совета жильцов или районной программы, наверное, спустили из областного центра. И хозяйка ведь предупреждала, что подселят ко мне кого-то. Значит, знала?

— Меня на прорыв культуры направили! — с важностью сообщил Дима, расправляя плечи. — А ты, как я понимаю, пока что тут начальник отдела культуры новый? Временный…

Я только хмыкнул. Вот он — старый Дима, мастер набивать себе цену даже там, где и цены-то нет.

— Что-то я думал, вас с такими прорывами отдельные квартиры дают, а не по комнатам расселяют, — с невинным видом заметил я.

Дима развёл руками.

— Да как-то быстро всё, даже не разобрались толком. Надо было срочно где-то остановиться — вот первый вариант и взяли.

— Взяли? — я поднял бровь. — Мы? Как государь всея района?

— Да не-е! — хохотнул Дима, протягивая мне липкую лживую руку. — Я не один, с чикой на побывку!

Из-за плеча Димы выглянула она. Танька. Всё та же девчонка, хоть и моложе на пару десятков лет сейчас. В прошлой жизни он её любил без памяти, тягал за собой по всем командировкам, мечтал жениться. А она пользовалась этим, строила карьеру и в итоге выскочила за богатенького в Москве. Причём тоже поехала туда за Димой. Сейчас они только в начале своего пути, но её взгляд уже говорил, что она привыкла брать от жизни всё. И если сейчас я её к себе не пущу — через день окажется в моей комнате сама, только без Димы. Мда… Они друг друга стоят.

— Ну, проходите, — кивнул я. — Хозяйка предупреждала, что подселят соседа. А ты, значит, с напарницей сразу?

Дима развёл руками. Он скользнул взглядом по комнате и тут же заглянул в мою, словно уже прикидывая, куда чемодан поставить.

— А других мест разве нет? — я сделал вид, что удивился, хотя прекрасно знал, что Дима всегда любил понты. Ну а комната в квартире это немного про другое.

— Да не, есть, конечно, — поторопился он оправдаться. — Просто пока здесь уютно… ну ты понял. Но здесь, я смотрю, можно неплохо устроиться, — с намёком добавил он. — Комнатка — все что надо в одном месте. Мебель удобная, места много. Мы бы тут с Танюхой… У-ух.

Я шагнул в дверной проём, преграждая путь в свою комнату.

— Занято, — коротко сказал я. — Кто где жить будет, давай сразу решим.

Я покосился на девчонку.

— Ты где хочешь остановиться?

Она сделала вид, что задумалась, хотя глаза тут же скользнули по моим диванам и моим бедрам.

— Наверное, здесь. Тут два дивана, а там одна кровать. Мне так удобнее будет, чтобы никого не стеснять.

Я подмигнул Диме, забрал у девчонки чемоданы, даже не спрашивая. Дима стоял, багровея на глазах, но промолчал. Характер я его знал — когда его сразу ставят перед фактом, он сперва злится, но потом смиряется, выжидая, когда удастся о отыграться и выкрутиться.

Дима постоял, почесал затылок и, не придумав, как выкрутиться, потопал в свою комнату. А я закрыл за нами дверь и посмотрел на девчонку.

— Надолго с ним приехали? — спросил я, укладывая её чемоданы у стены.

Она пожала плечами.

— Как получится.

Ну конечно, как получится. В её глазах уже читалось — если получится, то недолго. Только вот теперь мне было интересно, к кому она это примеряет — к Диме или ко мне.

Посмотрим, Димка старый аппаратный жук. Не самый главный, но тот, кто выжил, не подписав ни одного документа. Всё решал по звонку. В «нулевых» такие в каждом районе были.

— А можно мне переодеться? — хихикнула девушка.

— Раздевайся, — кивнул я.

Сказал без задней мысли, а девушка смутилась.

— Я… я просто займу эту кровать, то есть диван, можно?

— Конечно можно, — кивнул я, — если обещаешь не храпеть.

— Я не храплю, — уже более уверенно надула она пузырь жвачки.

— Вот и славненько… Да ты расслабься, дядя Максим не маньяк. Разве что совсем чуть-чуть…

— Хи-хи, — разулыбалась Танька.

В прошлой жизни она успела на меня поработать в администрации края. Нет, у нас с ней ничего не было, я был увлечен другой — своей женой. А сейчас я свободен, но… Танька, не тот человек с которым бы хотелось связать всю свою жизнь. Разве только ночи связывать. Ха… Ладно, разберемся, дальше видно будет…

* * *

Утро выдалось добрым. А для Димы — не очень. Он остро переживал вчерашний конфликт и Танькино предательство, ведь она ночевала в моей комнате. Судя по всему у них пока ничего нет. У меня с Танькой тоже ничего не случилось ночью, потому что я не делал никаких поползновений, а она, хоть и флиртовала и хихикала, но не была шалавой, чтобы вот так прыгать к первому встречному в постель. Дима дулся на кухне, где демонстративно громко хозяйничал. А Танька еще дрыхла.

Я умылся, почистил зубы, проходя мимо комнаты Дмитрия почувствовал устойчивый запах носков. Те, не стираные какого-то черта кривились на чугунной батарее, источая благовония.

На кухне было тесно, как в кабинете бухгалтерии. Дима стоял прислонившись к холодильнику, в спортивных штанах с вытянутыми коленками и майке с засаленным логотипом «Samsung». На столе застыли остатки завтрака — пустая банка сгущёнки, недокуренная сигарета в блюдце и газетный лист с кроссвордом.

Я зашёл, тихо, без стука. Дима даже не повернулся, остался стоять ко мне спиной и смотреть в окно. Но спина у него была напряжённая, как у старого проворовавшегося завхоза, который знает, что его скоро выгонят, но пока держится.

Я сразу понял, что насвинячил он специально и теперь сидел ждал моей реакции.

— Ты бы хоть мусор за собой убрал, — сказал я спокойно.

— Я не твой слуга, — бросил он через плечо.

— И не мой, и не слуга, — я подавил зевок. — Но кухня у нас общая. Потому будь добр поддерживать порядок!

Дима резко повернулся. На меня смотрело его мятое лицо, с красными глазами — похмелье или просто жизнь такая ночью была.

— Ты чё, самый главный тут? Не на работе указы раздавать! — недовольно прошипел он.

— Пока да, — я сел за стол, достал блокнот. — Люда вон с утра ушла, а так хозяйка она.

Дима скривился, как будто прожевал дольку лимона, на сухую, без текилы.

— Нечего мне её приплетать.

— Да я не приплетаю. Просто факт. Она ушла, а я остался за главного. Предлагаю жить дружно, как Леопольд завещал. Он не депутат, его слушать можно.

— Так живи. Только ко мне не лезь, без твоих подсказок разберусь!

— Так я и не лезу, — я подошел к плите, включил чайник. — В доме порядок поддерживай и будет тебе счастье совместного быта. И с вещами своими разберись. В комнате воняет твоими носками так, будто в коридоре танковую колонну сожгли.

— Тебе какое дело? — буркнул он.

— Большое. Я тут живу. И порядок люблю, а вот бардак — нет.

Я взял пакетик чая «Майский» и бросил в кружку. Дима хотел что-то сказать, но замолчал, снова отвернулся, злой до чертиков. Забавный такой, истинный аппаратный хомячок, который в каждой комнате свою кормушку устраивают, а чуть что сразу в кусты.

Он хлопнул дверцей холодильника, открыл было рот, но я не дал ему слова вставить:

— И ещё, Дим. Ты на меня не обижайся. У меня к тебе личного ничего нет. Просто я порядок люблю и если хочешь жить со мной рядом в мире и согласии — привыкай.

— Да пошёл ты, — всхлипнул он без злости и ушёл в комнату.

С Димой разобрался — значит, можно было двигаться дальше. Панки за стенкой пока молчали, но не потому что совесть проснулась. Просто электричество у них до сих пор не было и шпана сидела второй день без света. Сами они в щиток лезть не стали, хоть на это это мозгов хватило, а вызвали электрика. Ну а электрик в сейчас величина переменная — вот он есть, а вот он ушел в запой. Или его уволили.

У каждого свои проблемы, но война с панками у нас только начиналась.

На лестничной клетке Семёныч клеил очередное объявление. Я подошёл ближе и прочитал:

«Собрание жильцов по вопросу задолженности по электроэнергии состоится 7 марта в 19:00. Явка обязательна. Управдом».

— Опять воюешь? — спросил я.

— А как иначе? — Семёныч распрямился. — Тут без меня всё рухнет. Только тебя я почему-то на собраниях не вижу!

— Приду, как только первая свободная минутка появится, — пообещал я.

— Все вы так говорите, что придете! — Семёныч раздосадована всплеснул руками. — А как до дела доходит, так жильцам на собрании плевать с высокой колокольни. — Должников много? — я покосился на объявление.

— Вагон и кривенькая тележка, каждый третий, почитай! Мне в жэке уже грозят отключениями! Вот полюбуйся!

И управдом вручил мне список с номерами квартир и суммы долга. Я пробежался по нему взглядом.

— А панки наши тоже за свет не платили?

— Спрашиваешь! Они в должниках с прошлого лета.

— Отлично… — прошептал я, идея возмездия сразу родилась в моей голове.

— Чего ж тут отличного, Максим?

— Просто голову пришел отличный способ по их перевоспитанию.

— Это как? — Семёныч прищурился. — Страусы свои на маковке сбреют?

— Вызовем ЖЭК. За неуплату им должны отключить свет официально. А как они начнут бузить, так я вмешаюсь, ну и подключу органы… внутренние…

— Да с них, как с гуся вода! Ну посидят они пару дней в обезьяннике, там потом еще больше бузить начнут — проходили, — отмахнулся Семёныч.

— Не-не. Нам надо, чтобы их не просто посидели, а на исправительные работы пошли.

Я объяснил, что сегодня же подам заявку от администрации в милицию, что мне нужны архаровцы для общественных работ на благоустройство города. Пускай суетятся, жульманов подбирают, а если нет народа — пускай новых закрывают.

— Ты их в ИВС хочешь оформить? — тёр картофельный нос дедок.

— Как получится, в идеале — да. Делаем, Семеныч? Ты бил фашистов?

— Бить не бил, малой я тогда еще был, но снаряды подвозил. На кобылке с поводой…

— Вот и мне подвози. Фашист ведь он в любом обличье может прятаться. Кто против народа — тот считай и фашист.

— Хороша сказал, Максимка, — воодушевленно крякнул дед. — Я с тобой!

Я пожал управдому руку и пошел в администрацию, крайне довольный внезапно возникшие идеей по операции возмездия.

Панки ещё не знали, что их ждёт. Но мне это нравилось — когда противник ещё спит, а ты уже роешь ему могилу. По пути на работу я зашёл в продуктовый магазин и купил шоколадку, облизанный тоннами рекламы Альпен Голд, обещал содержать, как минимум, литров десять молока. Никогда не понимал таких реклам «…в нём так много молока…». Если я захочу молоко, то я и куплю бутылку молока, а не шоколадку.

Как говорят в народе, реклама — это искусство превращать неполную правду в полную ложь.

В администрации я появился без опоздания. Как только я вошёл в кабинет, вязальщица спрятала клубок, маникюрщица спрятала пилку, а любительница сериалов даже глаза отвела. Молодцы, девочки. Значит, сигнал дошёл и был воспринят правильно.

Зашитоботиночный сидел на своём месте, но голову не поднимал и даже демонстративно не поздоровался.

— Добрый день, коллеги, — сказал я с порога. — Напоминаю — все отчёты за прошлый год ко мне на стол до обеда.

Они закивали. Кстати, от работы никто не отлынивал — на столах сотрудников моего отдела лежали высокие стопки папок. Видимо выволокли из шкафов.

Отдел кадров находился в дальнем конце коридора, за дверью с облупленной табличкой’КАДРЫ'. Я зашёл внутрь, оглядываясь, приметил на стене календарь за 2003 год с козлом и подписью «Новый год — новые достижения!». Видимо, новых достижений с тех пор не случилось, хотя уже идёт-гудёт 2005-й вовсю.

За столом сидела наша кадровичка. Лет тридцать пять, волосы в пучке, губы накрашены мазками, с запасом на неделю, взгляд усталый, но цепкий. Она заполняла какие-то бланки, нервно постукивая алым ногтем по бумаге.

Я постучал в дверной косяк.

— Ой, только не говорите, что вам опять нужен обходной лист! — сразу выпалила она, не поднимая головы.

— А если скажу, что нет?

Она вздохнула, наконец подняла глаза и улыбнулась.

— Ну тогда садитесь. Хотя лучше сразу говорите, что вам надо, чтобы я сразу сказала «некогда».

Я приметил у окна стул, взял его и сел напротив кадровички.

— Нужно оформить запрос на начальника милиции, нам нужны люди на общественные работы.

Она приподняла брови, явно не ожидая такой просьбы.

— Ну это только с разрешения Натана Леонидовича, за его визой…

— Само собой, ты сделай документ, я подпишу у него. Вот, — я положил перед ней список. — Валюша, мне не все нужны, а вот эти товарищи.

Она взяла бумагу, пробежалась глазами.

— Ага, то есть вы хотите, чтобы этих граждан к вам в отдел направили на отработку?

— Всё правильно.

— Решение суда по обязательным работам уже имеется?

— Да это мелочи… Суда еще не было, — пояснил я, а о том, что и жулики еще даже не привлечены ни к какой ответственности, я промолчал. — Но как будет — сразу ко мне этих красавчиков. Лады?

— Вы хоть понимаете, какая это морока? — предсказуемо начала возмущаться кадровичка.

Я молча достал из кармана шоколадку и положил перед ней. Она моргнула, будто застеснялась, но румянец вспыхнул на её щеках вовсе не от стеснения.

— Вы серьёзно, Максим Валерьевич?

— Абсолютно, — я кивнул. — И в кино сходим. Но потом…

Она молча посмотрела на шоколадку, потом на меня.

— Максим Валерьевич, вы точно из прошлого века. Кто же сейчас даму в кино зовет. В ресторан, не меньше.

— Из прошлого? Можно и так сказать.

Она вздохнула, но снова улыбнулась.

— Ладно, сдаюсь. Это самый безобидный подкуп, который мне предлагали за всю карьеру.

— То есть можно?

— Можно, — она стала щелкать мышкой, открывая документ на компьютере.

— Спасибо, Валюша.

— Да идите уже, пока я не передумала, — пробормотала она, но с той же улыбкой.

Ну а теперь впереди предстояла главное событие сегодняшнего дня — поход в ДК. Павла Аристарховича я застал за тем, что он метался по коридору с ящиком, забитым доверху документацией. Я подходить не стал, решил понаблюдать со стороны.

Директор пошел к старой «таблетке», открыл задние дверцы и сунул туда ящик с документами. Выдохнул гулко и пошёл обратно в кабинет. Я огляделся, подошел к машине и заглянул в ящик. Интересно бабки пляшут, внутри лежали какие-то документы, в том числе концертная отчётность за последние несколько лет. Что делал Павел Аристархович — понятно, решил почистить архивы, и делал он это явно по отмашке сверху. Вот жук! План действий пришел в голову мгновенно…

Загрузка...