Глава 17

1 октября 1941 года,

Дмитровск-Орловский


Однажды в прошлой жизни военруку Годунову А Ве с юнармейцами Почётного Караула довелось пережить дружественный набег комиссии из министерства обороны, приехавшей замерять каким-то неведомым точной науке образом уровень военно-патриотической работы в области. Дружественный — потому как юнармейское движение проходило по ведомству образования. Набег — потому как почти неожиданный. Почти. Ибо днем ранее начальнику Поста № 1 позвонили из облвоенкомата и уведомили: через час нагрянет Главный. Сиречь облвоенком. Начался вполне предсказуемый аврал. Главный не приехал — прибыл. На черной «Волге» и с сопровождающими лицами. Его встречали при полном параде, разве что не хлебом-солью и без фанфар. Неадекватной заменой последним стал зелёный попугай Пулечка, прооравший что-то нечленораздельное и не ахти какое возвышенное (и, как следствие, заточённый в кладовке до окончания всей серии визитов — во избежание конфуза). Военком сообщил: к нам-де едет ревизор, но мы, в щедрости нашей безмерной, и с вами поделимся, мало никому не покажется. Далее, по традиции, принялись судить да рядить, каким именно способом метко поразить воображение московских гостей. В завершение Главный ещё раз обозрел караулку — сочетание темных оттенков синего и коричневого, известных в среде профессионалов под названием «что гороно послало», породило выражение сдержанной печали на его лице — и снисходительно, с точно выверенной долей сомнения в голосе, благословил ребят на деяние, коему, бесспорно, предстояло войти в анналы истории… ну, хотя бы истории орловского Поста № 1.

Облвоенком Одинцов прибыл в семь пятьдесят пять по Москве один. На лично пилотируемом самолёте УТ-2, без штурмана. Встречали его более чем официальные лица: командующий Орловским оборонительным районом, первый секретарь районного комитета ВКП(б) и будущий писатель-документалист, однако ж без какой бы то ни было торжественности. Каждому без долгих слов было понятно: если не удастся в полной мере поразить воображение Гудериана, то уж точно — мало никому не покажется.

Да и само зрелище оказалось будничным, лишённым какой бы то ни было внушительности: в мутных предрассветных сумерках возник игрушечный силуэтик самолёта, на несколько мгновений отстав от собственного звука: хорошо слышимое в сыроватом воздухе низкое «ж-ж-ж», будто большой жук, посаженный в коробку, гудит. Годунову сразу вспомнился памятник в сквере возле орловского машиностроительного техникума: в руке у конструктора — модель самолёта. Бочкообразный, обтекаемых очертаний И-16, конечно, ничуть не похож на угловатую этажерку, однако ж родитель один, Орловской губернии уроженец Николай Николаевич Поликарпов. «Уточка» скользила по небесной глади, как будто бы нарочно — по самой границе восходящего солнца, и от этого почему-то ещё больше напоминала детскую игрушку. А потом так же плавно пошла вниз — и побежала навстречу посадочным огням костров, слегка подскакивая и кренясь на неровностях. Мотор сменил своё жужжание на мерное постукивание а затем и вовсе замолк. Самолётик остановился шагах в тридцати от Годунова. Эффектно, ничего не скажешь! Не лишен товарищ военком лётного форсу! Даром что лицо строгое-престрогое, хоть статую в духе античности лепи.

Утвердился на земле. Коротко доложил Годунову о происходящем в Орле. Приличествующей случаю убежденности в том, что он сделал все от него зависящее и даже чуть больше, не продемонстрировал. Уныния, коего следовало было бы ожидать от человека, прекрасно понимающего: что бы ты ни свершил, этого вряд ли будет достаточно для решения всех первостепенных задач, не проявил. Да и всем яснее ясного: больно уж до хрена их, этих первостепенных, хребет сломаешь, лавируя между ними.

Одинцов прошёлся по аэродрому. Громко, конечно, сказано — по аэродрому. Посадочная площадка, подготовленная настолько качественно, насколько позволили силы и сроки. Но «аэродром» звучит куда как короче и оптимистичнее. Однако ж заметить на лице военкома хотя бы тень оптимизма мог только человек, одаренный немалой фантазией. лётчик перехватил вопрошающий взгляд командующего. Казалось, сейчас пожмет плечами, но нет, склонил голову, вроде как одобрительно.

— Только позвонить, поторопить их надо, чтоб до темноты успели.

Переспрашивать-уточнять Годунов не стал: сам, сколько себя помнил, не терпел рядом любопытствующих профанов… не хватало ещё самому на старости лет да в другой жизни к ним примкнуть. Ну, на душе ещё чуть потяжелело… при той тяжести, что и так на ней лежит, почти и незаметно. Почти. Учитывая, сколько сегодня предстоит мотаться, чтобы везде поспеть и все успеть… утрясётся она, эта тяжесть.

Утряслась. Спрессовалась. Залегла глубоко. А потом выпала из темного уголка сознания да и приложила по мозгам. Когда Годунов увидал их, всё ж таки до темноты успевших.

Сели благополучно. Все. Эскадрилья численностью в шестую часть настоящей. Силища!

Вряд ли Годунову послышалось-почудилось: военком вздохнул с облегчением. И доклад командира, бледного сухопарого капитана неопределенного возраста, слушал откровенно одобрительно. Однако ж в сторону новобранцев-летунов глядеть избегал. Почему — ясно, как божий день. Худосочные взъерошенные валькирии в кое-как ушитых комбинезонах-парашютах пытаются принять стойку «смирно», а коленки до сих пор трясутся, и взгляд — у кого в сторону, у кого в землю. И ведь твердо знаешь, что такие вот девчоночки в скором времени заслужат у врагов — как у своих награду заслуживают — прозвание «ночные ведьмы». Но как-то не верится, что вот сейчас, именно сейчас выдюжат, не подведут. Девочки-девчоночки… наверняка им лет по двадцать. Не так уж и мало по нынешним временам, Годунов на примере собственного отца знает, что в войну взрослеют быстро. И всё же в сравнении со старшеклассницами-юнармейцами — и вправду девчонки, женственности у всех у шестерых вместе взятых — как у одной Женьки Селивановой. Та вон, большеглазая, даже малость на Женьку похожа…или нет… фигурка мальчишеская, волосы срезаны некрасиво, будто по линейке, нос курносый, рот большеват. Нет, не похожа. А ощущение, что видит её не впервые.

И разом — другое: а хорошие, всё-таки, у этих девчонок лица. Свои, родные.

— Нам бы вас не подвести, — сказал вслух, вполголоса. Но никто в ответ не глянул — то ли не расслышали, то ли он попросту общую мысль озвучил.

— Экипажам отдыхать, командир — со мной.

Ох, девочки-девчоночки! И самолётики — вам под стать, легонькие лодчонки. Каково ж вам будет в пятом океане посреди огненного шторма?


Из книги Владимира Овсянникова «Так зарождалась Победа» (Орёл: Орёлиздат, 2002)


Роль личности в истории… Сколько бы об этом ни говорилось, сколько бы ни издавалось документально достоверных книг, каким бы почтением ни были окружены ветераны Великой Отечественной и сколь бы бережно ни сохранялась в обществе память о павших, нашему современнику трудно, практически невозможно постичь меру ответственности, которую историческая ситуация возлагала на человека. Когда объективные обстоятельства врываются в твою жизнь в обличье бронированных машин для убийства, нужно твердо помнить о чести и долге, чтобы встать у них на пути. И нужно быть воистину героем, чтобы выстоять и победить.

«Кадры решают все». Эту афористически точную мысль И.В. Сталина, не теряющую своей актуальности и поныне, фронтовики воспринимают по-особому. Как известно, для первых месяцев войны были характерны ситуации острейшей нехватки резервов и ресурсов, условия менялись столь стремительно и угрожающе, что попытки изменить их были равноценны намерению удержать рукой снежную лавину. Но люди — обычные люди, которые только вчера растили хлеб, стояли у станков, сидели за партами — оказались способны на воистину сверхчеловеческие деяния. Легенды об этих людях возникли куда раньше, нежели появились книги мемуаров и научные монографии.

Общеизвестный факт: 1–2 октября 1941 года войска Брянского фронта в течение сорока часов героически сдерживали яростный натиск значительно превосходящего противника на Орловском направлении. Умело нанесенные фланговые удары привели к тяжёлым потерям в 10-й мотопехотной дивизии, а 3-я танковая дивизия вермахта фактически перестала существовать.

Сорок часов. Всего сорок часов. Менее двух суток. Но чувствуешь стальную весомость каждой секунды этих сорока часов, едва открываешь книги участников этих грандиозных событий — будь то мемуары маршала А.И. Ерёменко или документальные повести краеведа и писателя М.М. Мартынова.

Матвей Матвеевич не понаслышке знал о том, что именно эти сорок часов позволили создать новый рубеж на пути механизированных орд незваных гостей. Им стал город Дмитровск-Орловский, тогда — райцентр Курской области.

В истории Великой Отечественной войны Дмитровску отведено особое место. Небольшой город стал, по образному выражению орловского писателя А. Яновского, первым кругом ада для гитлеровцев, первой линией обороны в легендарной Орловской битве.

Сердце и мозг обороны города — старший майор госбезопасности Александр Васильевич Годунов. Он был назначен командующим Орловским оборонительным районом накануне, и прибыл в Дмитровск около полудня 30 сентября. Здесь, в Дмитровске, в полной мере раскрылись его незаурядные организаторские способности и умение принимать быстрые нестандартные решения.

Самый ответственный участок работы — эвакуация мирного населения — был поручен им А.Д. Федосюткину, ныне — орденоносцу, Почётному гражданину городов Орёл и Курск. К своим двадцати восьми годам Андрей Федосюткин прошёл большой трудовой путь — был прорабом, лесничим, директором леспромхоза — и везде проявлял себя как умелый и инициативный руководитель, заботящийся не только о вверенном ему деле, но и о людях. Перед самой войной он получил назначение на должность первого секретаря Дмитровского райкома партии и с честью выполнял свой партийный долг в тяжелейших условиях первых месяцев войны. На его плечи легли и мобилизация в ряды Красной Армии, и эвакуация в тыл части населения, и вывоз материальных ресурсов. В это же время он принимал, расселял, трудоустраивал прибывающих в район беженцев с временно оккупированных территорий. Теперь же перед ним стояла задача небывалой сложности: менее чем за сутки эвакуировать всех мирных жителей Дмитровска.

Люди покидали родной город организованно, со сдержанной скорбью, но не теряя присутствия духа. Уезжали, прощаясь с родными, которым через считанные часы предстояло достойно отразить первый удар неумолимо рвущегося к Москве врага. В этот день завершалось формирование ополчения. Оно пополнилось юношами 1923–1924 годов рождения, среди них было более двадцати человек, сдавших нормы ГТО, и мужчинами моложе шестидесяти лет, многие из которых воевали на фронтах Первой мировой войны и защищали молодую Советскую республику в годы Гражданской. Ополченцы и прибывшие из Орла чекисты под командованием старшего лейтенанта погранвойск НКВД Нефёдова патрулировали город и готовили оборонительные рубежи на ближних подступах. Значительная роль в организации минно-стрелковых засад принадлежит М.М. Мартынову, тогда — младшему лейтенанту НКВД, С.Г. Жарикову, директору леспромхоза, и дмитровскому охотнику, инвалиду гражданской войны П.И. Шевлякову, погибшему при обороне родного города.

Как только город опустел, началась подготовка второго рубежа. Мирный город, только недавно радовавший жителей своей тишиной и просторностью, превратился в тесную ловушку для бронированных фашистских зверей и утративших человечность людей.

И к тому моменту, как 2-я танковая группа Гудериана, используя превосходство в танках, авиации и живой силе, вырвалась на оперативный простор, уже был готов русский — дмитровский — ответ зарвавшимся покорителям Европы…


Из книги Матвея Мартынова «С мечтой о грядущем» (Тула: Приокское книжное издательство, 1965)


На центральной площади возрожденного Дмитровска-Орловского в канун двадцатилетия Великой Победы был установлен памятник работы скульптора А.Н. Бурганова и архитектора Р.К. Топуридзе. На невысоком постаменте розового гранита — бронзовая скульптурная группа: молодой боец-чекист, вооружённый знаменитой трёхлинейкой, пожилой ополченец, стиснувший большими, сильными, крестьянскими руками свою верную «тулку» и женщина, напряженно, с тревожным ожиданием вглядывающаяся вдаль и сжимающая будто бы в объятиях — удивительный, пронзительный символ! — ворох осенних листьев. Старожилы говорят: женщина поразительно похожа на учительницу Ефросинью Степановну Агаркову, одну из героинь этих памятных дней.

А в небольшом сквере на западной окраине несколькими годами ранее появился памятник, созданный дмитровцами братьями Родионовыми. В путеводителе можно прочесть: «Памятник летчицам — защитницам Дмитровска-Орловского». Но памятник сразу же получил неофициальные названия, неизменно удивляющие приезжих, — «Валькирия» и «Маринка». Девушка в летном шлеме держит на высоко поднятой раскрытой ладони голубя мира. В этом случае не остаётся места догадкам: при работе над скульптурой художники-монументалисты пользовались фронтовой фотографией Марины Орловой, в девичестве Полыниной, ныне проживающей в городе-герое Мурманск. Марина Алексеевна не смогла прибыть на открытие памятника, но на митинге было зачитано её письмо с благодарностью создателям памятника и такими словами, обращенными к новому поколению дмитровцев: «В дни праздников принято желать друг другу мирного неба над головой. Мирного голубого неба с ярким солнцем и спокойными облаками, со стремительными птицами и неторопливо проплывающими в далекой вышине самолётами. Самолётами, которые несут на своих бортах только хороших людей и полезные грузы. Даже если небо вспыхивает зарницами или полыхает молнией, оно остаётся мирным. И после дождя снова восходит солнце. Желаю вам никогда не знать другого неба».

Загрузка...