На Литовской земле

Глава 5 Завтрак в логове Лиса

Проснулся я удивительно отдохнувшим. Правда, подойдя к окну был немного удивлён, потому что солнце едва-едва осветило внутренний двор Гольшанского замка, куда это самое окно выходило. Как будто я и не спал вовсе. Но сонная одурь прошла быстро, и я понял как долго проспал.

Я тут же кликнул слуг, чтобы несли воду умыться и одежду. Есть хотелось зверски и я послал людей на поварню замка с наказом тащить что дадут, пускай даже холодное, если кухонные печи с утра ещё не растоплены. Отправленные Зенбулатовым люди вернулись с водой и чистой одеждой, а вместо еды принесли приглашение на завтрак от хозяина замка. Точнее явился чопорный слуга Сапеги, первым дело заявивший, что он хоть и в услужении, но шляхтич.

— Пан великий канцлер литовский, — сообщил шляхтич-слуга, — приглашает пана князя к себе малую гостиную на завтрак через четверть часа.

— Передай пану канцлеру мою благодарность, — кивнул в ответ я. — Я буду вовремя.

Шляхтич-слуга ушёл, я же без особой спешки умылся и оделся, прицепив к поясу всё тот же палаш. Я знал, что мои люди очистили его клинок от крови и отдали местному кузнецу, чтобы поправил его после схватки. Как бы ни была хороша сталь, но после такой рубки на лезвии остаются серьёзные следы, от которых не избавиться с помощью одного лишь точильного камня. А оставлять царёв подарок в небрежении уж точно нельзя.

Вот так при параде, как и положено князю, да ещё и из Рюриковичей, заявился я к Сапеге. Да и сам канцлер выглядел ничуть не хуже. Он встретил меня в относительно небольшом комнате, которую тут именовали на заграничный манер гостиной. Посреди неё стоял накрытый к завтраку стол, рядом с ним пара стульев с тонкими гнутыми ножками, какие казалось не то что меня, а и Сапегу-то не выдержат. Великий канцлер литовский хотя габаритами до моих не дотягивал, однако человек был достаточно корпулентный.

— Располагайтесь, Михаил Васильич, — радушно пригласил он меня за стол, — позавтракаем чем Господь послал. Да и развлечёмся беседой, как должно уважаемым и уважающим друг друга господам.

Я первым не без опаски опустился на стул. Конечно, Сапега не шестиклассник, чтобы устраивать подначку с подпиленными ножками, однако мебель в гостиной всё равно казалась мне слишком хрупкой для моих габаритов.

— Отдадим же должное моим кухарям, — предложил Сапега, — потому что они сотворили настоящее чудо. Обычно я завтракаю позже.

— Надеюсь, я не наделал шума и не поднял вас с постели, Лев Иваныч? — поинтересовался я, приступая к еде. Аппетит у меня, надо сказать, был просто волчий.

— Я немолод, — пожал плечами Сапега, тоже принимаясь за еду, — и во сне нуждаюсь меньше вас, молодых. Обыкновенно я читаю в это время, пока не растопят печь на поварне и можно будет отведать горячего. Зимой, как вы сами понимаете, это особенно актуально.

Мы отдали должное труду кухарей Гольшанского замка, которые и в самом деле сотворили чудо. Еда была не такой изысканной как на пиру, однако если всё это они сумели приготовить на открытом огне, не растапливая печи, да ещё и так быстро, то кухари сапегины и в самом деле кудесники.

Когда же остатки трапезы унесли, поставив перед нами тарелки с лёгкими закусками и пару бокалов, куда Сапега лично разлил вино, я понял, что пришло время для разговора. Я ждал и опасался его, готовился почти как к Смоленской битве, понимая, что от исхода этого разговора будет зависеть столь же много, как и от самой жестокой битвы. Да и сеча, пускай и словесная, предстоит весьма тяжёлая. Поблажек мне Сапега не даст, продолжив попытки схарчить меня с костями без соли, как верно высказался не так давно Станислав Потоцкий.

— Вы позволите мне дать вам пару советов относительно того, как вести себя в Вильно? — поинтересовался у меня Сапега, как только слуги покинули гостиную и мы с ним пригубили вино из бокалов.

— Добрым советом от старшего пренебрегать грешно, Лев Иваныч, — ответил я. — Тем более хоть мы и воевали по разные стороны, однако о мудрости вашей я наслышан, да и плоды её испробовать мне пришлось, уверен, не единожды.

— Полноте, Михаил Васильевич, — развёл руками Сапега, — так-таки и мудрости. К чему же льстить мне. Да и действия мои к успеху не привели.

— Но в том вашей вины нет, — усмехнулся я. — Победу мы одержали на поле боя, а вы сделали всё, чтобы провести королевскую армию от Смоленска до Коломенского. И всё же вернёмся к вашим советам.

— Не только советам, — заметил Сапега. — но и предупреждениям. К примеру, если у вас с собой письма для меня от вашего царя, не вручайте их покуда вы у меня в гостях. Лучше всего сделать это, когда вы представитесь литовской магнатерии и шляхте в Вильно. Допрежь того, мы можем обращаться лишь как лица сугубо приватные.

— От чего вы ещё хотели бы предостеречь меня? — поинтересовался я, беря бокал и делая маленький глоток вина.

Никогда особо не любил его, однако сейчас надо было не просто сидеть и глядеть на собеседника. Есть мне уже не хотелось, вот и мочил губы в вине, делая вид, что пью.

— От воеводы виленского, Николая Христофора Радзивилла, прозванного Сироткой, — ответил Сапега. — Он хотя и долго противился решениям Люблинского сейма, однако после королю удалось купить его должностями и теперь он скорее поляк нежели литовец.

У меня были письма и к нему, ведь виленский воевода был своего рода наместником короля в Великом княжестве Литовском наравне с гетманом, которому принадлежала военная власть. К тому же, как поведал мне Потоцкий, в отличие от великого гетмана и даже канцлера виленский воевода был сенатором, то есть представлял Литву на сейме, что делало его политический вес весьма и весьма серьёзным.

— У меня есть письма к нему, — не стал отпираться я, — в том числе и те, что должно передать королю польскому. Да и вообще мне не избежать общения с ним, ведь кто кроме воеводы поможет мне и моим людям расположиться в городе.

— О, на этот счёт не беспокойтесь, — махнул рукой Сапега. — Он найдёт вам отличный дом со своим двором, где вы разместите всех своих людей. От прислуги не отказывайтесь, всё равно, кого бы вы ни наняли, все будут наушничать магнатам. Даже если не сразу, так до них доберутся через несколько дней и прикормят.

— И вы в том числе? — поинтересовался я, хитро глянув на Сапегу.

— Конечно, — рассмеялся канцлер, — я же должен быть в курсе того, что происходит у вас на подворье. И если не о чём, так хотя бы с кем вы беседы ведёте.

— И вы так открыто говорите об этом? — удивился я, надо сказать, почти искренне.

— В ином случае вы сочли бы меня либо старым дураком, — спокойно ответил Сапега, — либо циничным лицемером. Прослыть ни тем ни другим я не хочу, потому и откровенен с вами.

— А раз уж вы столь искренни со мной, Лев Иваныч, — продолжил я, — так скажите, для чего пригласили к себе в гости? Это ведь немалый риск для вас. Виленский воевода узнал о моём визите в Гольшанский замок ещё намедни. — Уверен Потоцкий постарается и добьётся встречи с ополячившимся, если верить Сапеге, князем Радзивиллом. — Понятное дело, вам лично, как и мне это ничем серьёзным не грозит, однако на вас станут иметь мнение. В снегопад, который так удачно замёл дорогу к Вильно, никто не поверит ни в самом Вильно, ни тем более в Варшаве.

— До Варшавы эта новость дойдёт, когда переговоры в Вильно уже будут в разгаре, — отмахнулся Сапега. — Ну а что до Радзивилла-Сиротки, от него шила в мешке не утаишь.

— Но вы не ответили на мой вопрос, Лев Иваныч, — усмехнулся я, не давая Сапеге увести разговор в сторону.

— И не отвечу, Михаил Васильич, искренне вам об этом говорю, — ответил Сапега, ничуть не смутившись. Дипломат он был опытный и явно прошёл отменную школу, так что выбить его из колеи неудобным вопросом оказалось попросту невозможно. — Свои мотивы я предпочитаю оставить при себе, как и вас не спрашиваю отчего вы приняли моё предложение. Оно грозит известными неприятностями и вам, примерно такими же, что и мне, собственно говоря.

— Потоцкий, — внезапно, кажется, даже для себя самого, высказался я. — Станислав Потоцкий, которого за страсть к латынскому ещё Реверой кличут. Он прочёл мне ваше письмо, я то латынских букв не понимаю, увы, и так отговаривал ехать к вам в гости, что я понял — надо. Обязательно надо встретиться с вами, Лев Иваныч, прежде чем отправляться в Вильно. Тем более что снег-то всё же пошёл, как по заказу.

— Хорошо, Михаил Васильич, — кивнул Сапега, делая глоток вина и снова наполняя свой бокал из изящного серебряного графина с длинным горлышком. — Очень хорошо, правда. У вас есть задатки неплохого дипломата. В Вильно вас посчитают слишком молодым, кого проще простого обвести вокруг пальца. Вы одержали несколько побед на поле боя, многие уже зовут вас едва ли не Ахиллесом Московским, но в то, что вы на ином поприще сумеете добиться успеха, мало кто верит. Вас постараются обмануть, надавать воз обещаний и отправить обратно в Москву. Вы неугодны и опасны здесь слишком многим.

— Мне ждать новых сюрпризов вроде вчерашнего? — поинтересовался я. — В конце концов всегда найдётся тот, кто владеет саблей лучше меня.

— Не так явно, — покачал головой Сапега. — Ваш родич оказался слишком горяч, он затаил на вас обиду после пленения при Клушине. Вы ведь, верно, не узнали его.

— Отчего же, — пожал плечами я, — узнал. Я травился с ним перед битвой и пленил, ударив саблей по шлему. Тогда я в нём родича не признал, однако вчера вы сами мне его представили, когда пытались прекратить свару.

— Другие не будут столь прямолинейны, — произнёс Сапега, — могут и из-за угла ударить или стрелу пустить или толпой навалиться. Порой, когда паны чуют опасность, в дело идут самые бесчестные методы борьбы.

Уж в этом-то я не сомневался. Память князя подкидывала кое-что из рассказов о политической борьбе среди бояр в Москве, что при Грозном царе, что особенно позже, при сыне его Фёдоре и воссевшем на трон после его смерти Годунове. Сомневаюсь, что методы поляков с литовцами намного чище, особенно когда ставки высоки. Например, как сейчас.

— Со мной достаточно людей, — высказался я. — Но я понимаю, если тот же виленский воевода или кто из магнатов решит взяться за меня всерьёз, то мне придётся туго. Я здесь чужак, за мной никого нет, а Русское царство слабо. Слабее, быть может, Литвы времён Люблинского сейма. Я всё это отлично понимаю. Моему царю нужен мир с Литвой, чтобы король Сигизмунд не смог снова пойти войной на Москву. А ведь он собирает уже войска для нового похода, не так ли?

Ни о чём таком я не знал, когда покидал Москву, однако был уверен, что неугомонный король не остановится ни перед чем, чтобы собрать новое войско и двинуться в поход. Слишком гордым был этот человек, которого я узнал, смею надеяться, достаточно хорошо, хотя ни разу не видел его своими глазами. Он вынужден был бежать из-под самых стен Москвы, поджав хвост, и это удар по его репутации, которого иные короли не переживали. Он уже лишился шведской короны, теперь может и польской лишиться, ведь терпеть битого короля такой гордый народ, как ляхи не станут. А значит, надо успеть зажечь их идеей расплаты за потери и унижения, которым их якобы подвергли, и поскорее направить энергию и злость шляхты на Москву, покуда она не обрушилась на его собственную голову.

— Наше величество отчаянно бьётся с сенатом за каждый грош, — кивнул Сапега. — Сперва, конечно, ему и в самом деле удалось разжечь контрмосковские настроения, шляхтичи тогда вовсю бряцали саблями и кричали «На Москву! На Москву!». Но когда дело дошло до денег, новых налогов, которые нужно ввести, чтобы набрать людей и платить по листам пшиповедным.[1] Вот тогда уже шляхтичей никто не слушал, потому что шёпот одного магната весит вдесятеро больше самых громких криков сотни бедных шляхтичей.

— И каковы шансы Сигизмунда на победу над сенатом в этом вопросе? — поинтересовался я.

— Не так уж и малы на самом деле, — ответил Сапега. — Война — это не только налоги, но и возможная прибыль, в случае победы, конечно. А обогатиться за чужой счёт магнаты никогда не прочь.

— Но моя страна бедна, — покачал головой я. — Разорена сперва Грозным царём, после голодом и войной. Как будто все казни египетские обрушились на неё. У нас просто нечего брать.

— Земля, — рассмеялся Сапега. — Вот чем богата твоя страна, Михаил Васильич. У нас слишком много шляхтичей, живущих одной саблей, они мечтают о своём клочке земли и паре семей крепостных, чтобы пахать там. Многим этого хватит. Вот за что пойдут они сражаться, когда придёт пора записываться в хоругви.

— Речь Посполитая не так уж мала, — покачал головой я. — Разве здесь не хватит земли для собственной шляхты?

— Она уже поделена между королём, магнатами и наиболее удачливыми из шляхтичей, — возразил Сапега. — Никто не отдаст другому даже пустошь, давно поросшую ковылём, а то и лесом.

Справедливо, перераспределять активы внутри своего государства не хочет ни король ни магнаты. Проще забрать у других, нежели отрывать кусок своего.

— Тогда тем более нам нужно, чтобы Литва не отправилась в этот поход вместе с войском польским, — решительно заявил я.

— Это было возможно до Люблина, Михаил Васильич, — тяжко, но как мне казалось всё же с немалым притворством, вздохнул Сапега. — Теперь же, увы, если король выступит в поход, который будет одобрен сенатом, все мы обязаны будем выставить войска либо оплатить их найм. Люблинский сейм не оставил Литве выбора.

— Выходит, мне сразу поворачивать оглобли? — столь же тяжко, но и столь же притворно, вздохнул я. — До весны надо вернуться в Москву и готовить войско к отражению новой угрозы.

— Пока всё же стоит поехать в Вильно, — возразил Сапега. — Вручить письма, которые при вас. А как там всё обернётся — кто же знает. Homo proponit, sed Deus disponit.[2]

Всё же как ни играл Сапега не то литовца, не то русского, а от привычки к латыни, свойственной полякам, избавиться не сумел.

— Но для чего? — спросил я. — Для простой дани вежливости, слишком опасно, не находите, Лев Иваныч?

— Вам ли бояться опасностей, Михаил Васильич, — несерьёзно-отеческим тоном укорил меня Сапега. — Уж после сражения под стенами Москвы, я ничуть не поверю, что можете испугаться.

— Там всё было ясно и просто, — пожал я плечами, вспомнив Шарапова из незабвенного фильма, книгу Вайнеров я тоже читал, но фильм всё равно запомнился лучше, — враг впереди, рядом товарищи, и наше дело правое. — Кажется это из другого фильма, но не могу припомнить какого именно. — Здесь же… — развёл я руками. — Я ведь как младенец, первые шаги делаю, и если ошибусь мне не синяк на лбу грозит.

— В жизни, — тон Сапеги перестал быть шутливым, — лишь младенец синяками отделаться может, после цена ошибки растёт с каждым днём.

Что ж, тут мне с ним не поспорить. Да и не могу я просто так развернуться и отправиться в обратный путь, даже до Вильно не доехав. И дело не только в том, что найдётся среди моих дворян наушник или просто дурак, который проболтается об этом, и князь Дмитрий, если он жив ещё, да и сам царь обо всём узнают. Шила в мешке не утаишь. Мне совесть не позволяет так поступить, как не позволила и в прошлой жизни сбежать о мобилизации, а после уже в этой спокойно уехать в опалу, раз царь после чудесного спасения не желает больше видеть князя Скопина своим воеводой.

Так что дорога мне прямо в Вильно, а там уж будь что будет.

— Кого же вы мне посоветуете держаться, кроме вас, Лев Иваныч? — задал ещё один провокационный вопрос я.

— Вы умеете задавать верные вопросы, Михаил Васильич, — усмехнулся Сапега, как мне показалось, вполне искренне, — вот только ответов на них я давать не стану больше. Мимо виленского воеводы вам не пройти, придётся общаться с ним накоротке, потому что от него зависит, останетесь ли вообще в городе или вам дадут понять, что присутствие ваше в Вильно крайне нежелательно. Потому и предупредил вас, Михаил Васильич, насчёт него. Что же до того кого держаться, думайте сами, только сами. Тут я вам не помощник, да и не поверите вы мне всё равно. Скопа — не глупый петух, чтобы лису верить.

— Но ведь в логово ваше я залез всё же, — усмехнулся в ответ я.

— Так и лис на скопу пасть не разинет, — резонно возразил Сапега, — клюва до когтей её отведать никому не захочется.

Странный вышел диалог, в духе Крылова — кукушка хватил петуха за то, что хвалит он кукушку.

Мне показалось, Сапега потерял ко мне интерес. Он как будто больше думал о своём, нежели пытался поддерживать беседу. Словно узнал уже всё, что ему требовалось и теперь обдумывал результаты, как говорится, с пылу с жару. Мне тоже было о чём подумать, и я поинтересовался у Сапеги успею ли добраться до Вильно затемно, если сейчас же велю закладывать сани.

— За день доберётесь, — ответил Сапега. — Снега нынче не было, путь чист, сани пойдут легко.

— Тогда с вашего позволения, Лев Иваныч, я откланиваюсь, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Весьма признателен вам за гостеприимство и с удовольствием погостил бы ещё, да с делами, как вы верно заметили, надо разбираться, не откладывая их.

— Рад был вам, как гостю, Михаил Васильич, — ответил Сапега. — И хочу извиниться за родича вашего, который повёл себя на пиру недостойным образом.

— Господь ему судья теперь, — пожал плечами я. — Вашей вины, Лев Иваныч, в его поступке нет, и сердца на вас я за это не держу.

Я покинул Сапегу, и уже через час садился в сани. Мы тепло распрощались во дворе замка, однако покидал я его не без облегчения. Всё же в логове лиса неуютно не только какому-нибудь глупому петуху, но и скопе с клювом и всеми когтями.

[1]Лист пшиповедны (пол. list przypowiedni) — грамота, которую посылали ротмистру, который должен был формировать подразделение. В этой грамоте указывались время службы, размер оплаты, условия, которым должны отвечать рекруты, их вооружение и снаряжение

[2] Человек предполагает, Господь располагает (лат.)