Мраморный меч (СИ)

19

Герда смотрела на еще один отряд рыцарей, которые несли в руках окровавленные мечи и щиты, а не голову убитого монстра. Вновь вспыхнула надежда, что ее просто уничтожили и оставили там на съедение волкам, но угрюмое выражение лиц и тихое ворчание говорило об обратном. Потому что еще никто не убил Теру. Ранили. Запугивали и поджигали дом на рассвете, но не убили. Возвращалось всегда на одного меньше, из-за чего Герда думала, что они пугались за свою жизнь и бежали.

Сама она в лес больше не ходила и мачехе не позволяла. Туда вообще никто не ходил, потому что лес теперь запретная территория. Иногда мужики охотились в метре от границ, иногда им везло поймать какую-то дичь. Но их всегда гнал обратно сильный страх, хруст ветвей или шелест листвы.

Теру теперь боялись все. Ненавидело столько же, но никто не решался идти и отомстить. У сына старосты была недавно истерика, ведь он делил с ней одну постель. Герда не знала точно, но почему-то была уверена, что Тера порадовалась бы тому, что он рыдал долго и оправдывался в чужих глаза.

Их семью теперь ненавидели, дом обходили стороной и шептались за спиной. Почему проглядели? Но они даже не вспоминали о том, что сами недоглядели. Тоже пригрели змею на груди, потому что никто кроме нее ничего не видел. И это сильно удручало, потому что несправедливость Герда не любила больше, чем ощущение своей беспомощности.

Отец пропадал на работе или выпивал, спал или бормотал извинения в пьяном бреду. Чувствовал себя виноватым, прятал глаза и постоянно извинялся, хоть он и не был виноват. Еще хуже ему становилось от мысли, что по вине Теры, которая долгое время морочила им головы, умер его единственный сын. Герда знала и то, что они расстраивались еще и потому, что Тера предала их доверие. Она сама испытывала эти чувства, когда становилось слишком больно и обидно, тяжело дышалось от того, что отказывался человек, который дарил спокойствие, уют. Ощущение обманутости и полной беспомощности.

Мачеха переносила удары судьбы чуть спокойнее. Она тоже плакала, прижимала к груди спавший платок, который все еще пах монстром, содержал между волокон ее кровь. Плакала и тихо-тихо спрашивала, за что сними так поступили? В ее речи все чаще появлялось упоминание Бога, от ребенка, который остался с ними, она шарахалась. Давала еду и сразу же отходила, прикасалась и вновь мыла руки. Герда беспокоилась из-за состояния мачехи, но и сама чувствовала себя не лучше.

Айасель спала в корзине. Привлекательно спала, вся раскрытая и беспомощная. Как маленький ежонок, повернутый к хищнику незащищенным животом. Иногда Герда порывалась ее убить, даже замахивалась ножом, но сердце каждый раз предательски останавливалось, стоило Айасель открыть глаза. Глаза монстра. Сейчас Герда не старалась убивать, лишь присматривала и ухаживала, когда мачеха вставала в угол дома и молилась.

Сейчас она тоже плакала и вспоминала Бога. Это становилось плохо, потому что Трия верующей никогда не была верующей и больше предпочитала магию, считая церковь странным порождением, отравляющим их мир. Но сейчас она молилась и раз за разом просила прощения, а потом вытирала слезы, готовила еду. Они даже нормально ужинали. Потом разбредались по дому.

Герда вздохнула тяжело и вышла из дома. На улице потеплело, и дракон уже расправил крылья, летал рядом с горами, но далеко от своего места не отлетал. Пускал в небо огонь с дымом, ревел громко, пугая всех. Это многих пугало, но местные жители уже привыкли и понимали, что далеко он не улетит. Вдохнув аромат свежей травы, тепла и свежести, впервые за долгое время запах без гниения, она подошла чуть ближе к отряду рыцарей, с которыми сейчас общался староста.

Слова одного из мужчин, скорее всего главного, потому что стоял он перед остальными, ее расстроили и удивили.

− Нам с ней не справиться. К этому зверю только наемников отправлять, − отозвался он недовольно и повел плечом. С глубокой раной, он дышал поверхностно и потел сильно. Похоже его и остальных сильно ранили. Настолько, что они сбежали, не завершив дело. И это хваленая церковь, которая отрицала насилие и считала убийство грехом.

− Эту женщину только сжигать!

− Добрая, беззащитная на первый взгляд. Ведьма настоящая. Греховница. Исчадье ада, − недовольно буркнул другой мужчина, затянутый тканевыми лоскутами, сквозь которые просачивалась бурая кровь. — Приходишь, смотришь в ее глаза, на страх в них и не понимаешь, зачем нас позвали. А потом она злиться, показывает зубы и нападает, хуже любого шакала.

Герда с ним согласна. Тера действительна хуже любого шакала. Притворялась невинной и беззащитной, а потом нападала со всей жадности, убивала, вырывала позвоночник и ела. С наслаждением.

Она ее презирала.

− Вам бы лучше позвать тех, кто больше разбирается в монстрах.

Староста расстроенно вздохнул. Гильдии слишком дорогие, а наемники еще дороже. Их можно было бы привлечь интересом, но про монстра из леса, Теру, уже все знали. Слухи распространялись слишком быстро, к ним даже торговцы не приехали, а кто приехал, пошел в лес ради интереса и вернулся раненым. Напуганным. Герда считала, что они сами виноваты, ведь только дураки шли в логово к зверю.

Ее немного расстроило то, что рыцари не выполняли свои прямые обязанности и просто уходили. Бежали. Это разочаровывало, потому что рыцарей красного креста хвалили, а сейчас они показывали себя жалкими. Хотя, казалось бы, Герда им никогда не верила, относилась скептически, потому что они проповедовали веру в Бога, который насилие не принимал в любом виде. Но они шли против постулатов, от имени Бога убивали людей, имеющих потенциал к магии. Был бы жив Кайя, его бы тоже убили. Отправили на костер.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Слухи распространялись быстро, но какой от этого толк, если ее маленького братика уже не вернуть. Герда очень плохо это представляла. Понимала, что скорее всего Тера так и будет жить неподалеку, пока ей самой просто не надоест. Алчная, хитрая и совершенно злая женщина, которая одним движением могла заставить их думать и делать то, что хотелось ей. По правде говоря, Герда ее боялась и хотела сбежать.

Еще хуже ей становилось от мысли, что любимый, с которым они планировали пожениться и нарожать детей, создать крепкую и счастливую семью, сейчас избегал ее. Она умом понимала причину подобного поведения, но сердце каждый раз болело, стоило заметить удаляющуюся макушку.

В Яме их теперь недолюбливали. Скорее даже ненавидели.

Герда думала, что это было временное явление, потому что слухи распространялись быстро и уже все знали о том, что у Теры присутствовали способности. Некоторые даже сами рассказывали о том, как она спокойно говорила с ними, а потом туман, непонимание и злость собратьев. Так говорили, но не многие им верили. Однако Герда все же надеялась, что их промах спишут на это. Точнее, надеялась, что они узнают правду и настоящее положение дел.

Рыцари отправились в гостевой дом, откуда они завтра на рассвете уедут. И скорее всего никогда не вернуться. Герда бы, и сама не вернулась, потому что подобное место навевало тоску, а присутствие Теры — неприятные воспоминания.

***

Порой, ночью, когда тяжело засыпалось, она тихо вставала, подходила к окну и смотрела на черную кромку леса. Она не знала точно, что хотела увидеть, но каждый раз неловко вздрагивала, стоило лунному свету скользнуть по листьям чуть резче. Иногда высматривала, всматривалась в чернильную тьму и ждала, почти до самого рассвета ждала выхода монстра. Ведь питаться той нужно было. Ждала, но в Яме никто не пропадал, собаки не лаяли, Тера не выходила из леса. Лишь раз Герда видела что-то странное, почти сразу после трусливого побега, видела, как в лес метнулось что-то светлое и едва заметное. Мама когда-то так описывала призраков. Но Герда не верила и сейчас глазам своим не доверяла. Успокаивала себя, что если в первые дни это непонятное чудо ничего не сделало, то и потом нечего бояться.

За все это время Теру никто почти не ранил. Несколько раз слышала она о том, что Теру описывали как-то странно. Герда не помнила в ее рту множество острых клыков и, если честно, пасть это назвать сложно. Рассказывали рыцари больше об агрессивных нападениях, а Тера агрессивной не была. Явно не как одичавший волк. Но о своих предположениях она умалчивала, потому что никто не слушал, да и пока ничего страшного не происходило. Можно было бы и лучше план придумать.

Мысль с неожиданным поджогом дома ей понравилась. Даже очень. Эта мысль была одной из лучших, пока очевидцы не рассказали о том, как в ночной сорочке Тера бегала у горящей стены и что-то в нее кидала. Пожар прошел не быстро, но значительного урона не принесло. Это лишь раззадорило Теру, которая поставила растяжки неподалеку от дома и ловушки.

Кто-то попадался в капканы, кто-то вис на тонкой леске, а некоторые падали в неглубокие овраги, запинаясь о невидимую нить. Время от времени Герде очень хотелось самой на это посмотреть, но она боялась. Понимала, что вновь может попасть во власть чар.

Наверное, Герда все ж была наивная, если подумала, что вскоре все образуется. Спустя где-то месяц Трия уже накрывала голову платком и говорила только про церковь, цитировала некоторые фрагменты библии, которую хотелось сжечь. Она молилась перед едой, соблюдала строгий пост, чем очень злила отца и говорила только про Маму или Папу, которая должна их всех спасти от бед. Первым не выдержал отец, который все-таки сжег библию. Потом отец стал почти жить в шахтах.

Люди относились к ним теперь сносно, некоторые даже общались как прежде, но косые взгляды не прекратились. Порой Герда тоже плакала. Приходила на их с Сэмом место или на могилу матери и плакала от бессилия, злости и несправедливости. Но никто этого не видел. Герда ненавидела каждый косой взгляд, жалость и ненависть, направленную на них. Особенно жалость, потому что это им не требовалось. Герда хотела справедливости и отмщения. Увидеть собственными глазами смерть той, что разрушила их жизнь. Ее жизнь.

Сэм с ней не общался. По-прежнему избегал и это причиняло боль. Герда несколько раз приходила к ним домой, но ее прогоняли, обзывали и велели больше никогда не показываться на глаза. Ненависть женщины, потерявшей любимого мужа, она понимала, но неприязнь Сэма − нет. Не понимала и причину его молчания. Хотя бы подошел и поговорил, а не бегал от нее как от прокаженной.

Ситуацию не улучшала и Айасель, которая уже не была солнцем. Которую все избегали и ненавидели. Маленький ребенок, который не должен был родиться. Сейчас она лежала на свободной кровати в окружении одеял и ждала своего приговора. Ее давно пора бы отдать в приют или утопить, но Герда не могла, отец к ней не подходил, а Трия устраивала истерику и молилась, называя ее исчадьем ада. На самом деле Айасель именно этим и была.

Сегодня Герда вновь пришла на их место, чтобы побыть в тишине и вновь почувствовать спокойствие и уверенность. Солнце припекало, вокруг пахло нагретой корой, полевыми цветами и ягодами, но все это казалось чем-то чужим. Инородным. Герда не находила в себе силы даже на простую радость и ощущение уверенности в том, что будет завтра. Потому что она не уверена ни в чем.

Шаги за спиной она услышала прежде, чем заметила тень на траве. Сэм пришел. Герде хотелось вскочить на ноги, обернуться и обнять его, поцеловать, но вместо этого она осталась на месте, сцепив зубы. Не спугнуть − это главное. Сэм понял сразу кто сидел под деревом и хотел было уйти. Но уже поздно. Его уход слишком некультурный и не правильный, поэтому он стоял и не двигался. Почти не дышал.

− Ты теперь меня оставишь? − тихо и как-то неуверенно спросила она. Послышался тяжелый вздох, но Сэм не подошел, лишь немного качнулась его тень. Наверное, это был самый главный вопрос из тысячи многих других. Оставит ли он ее? Смогут ли они построить отношения вновь или все потеряно? Она надеялась на лучший исход, потому что Сэма любила и ощущала физическую потребность в поддержке.

Он не отвечал долго и это нервировало. Герда давила в себе желание вскочить, сглатывала ком в горле и невольно супилась от режущей боли в глаза от подступающих слез. На самом деле его молчание намного красноречивее любых слов. И чем больше проходило времени, тем меньше оставалось в ней веры. Слеза все же сорвалась с ресниц, прокатилась по щеке и осела небольшим пятнышком на рубашке, оставляя после себя еле заметный след и холодок. Холод зародился в желудке и распространилось по всему телу, стоило Сэму ответить.

− Прости.

Простое слово. Одно лишь слово, которое перечеркнуло все. Разрушило ее мир, который осел осколками на земле. Герда судорожно выдохнула, какое-то время бесцельно смотря на горизонт. Единственное постоянное, что было в этом мире.

Еще раз судорожно выдохнув, Герда слишком резко встала, отчего кости внутри глухо хрустнули, колени подогнулись, но она устояла. Посмотрела на его лицо и прикусила щеку изнутри от нестерпимого желания разрыдаться, кинуться ему на шею. Потому что он стоял далеко, потому что он смотрел на нее с нескрываемой жалостью и по глазам видно, какие чувства сейчас внутри него боролись. И среди них было отвращение. Сэм, который не так давно любил ее сейчас презирал за то, что Герда не совершала. За то, в чем она не повинна.

Это причиняло почти физическую боль.

− Почему? — совсем тихо спросила она, ощущая сухость во рту. Как слова почти вылетели из горла с судорожным, рваным дыханием. Когда он не ответил, Герда вновь спросила, сипло, надрывно. — Почему?

− Я не могу встречаться с человеком, виновным в смерти отца, − громко ответил он, почти выкрикнул и напрягся всем телом, сжимая руки в кулаки. Его трясло от сдерживаемых эмоций. — Я не буду с убийцей и предателем!

Его слова сродни пощечине. Нож в сердце от самого дорого человека. Герда понимала, что по ее щекам уже бежали слезы, ее тоже трясло, но от внутренней боли и несправедливости. Еще хуже стало, когда Сэм вскинул голову и посмотрел на нее с нескрываемой ненавистью. Он разочаровался в ней, возненавидел. Развернулся спиной и убежал без слов, но они были уже не нужны. Герда все поняла без них, поняла, что больше Сэм не ее. Ненавидел ее за то, что совершила Тера.

Теру в этот момент Герда ненавидела так, что перед глазами потемнело, в ушах зазвенело тонким комариным писком, а потом она обнаружила себя в доме. С занесенным над ребенком кухонным ножом. Неожиданно Айасель открыла свои голубые глаза, посмотрела на нее и улыбнулась беззубо. Сердце дрогнуло, как и нож в ее руке. Всхлипы нарастали, грудная клетка уже болела от спазмов и тяжести, которая шла словно изнутри. Ноги подкосились, и Герда упала на колени, даже не ощущая боли от соприкосновения ног с деревянным полом. Нож с лязгом выпал из ослабевшей руки, отражая плачущую раскрасневшуюся Герду, которая раскрывала рот в беззвучном крике, которая лелеяла и взращивала внутри себя ненависть к Тере, которая разрушила все.

Взращивала с особой теплотой. Подкармливала так, что ее уже трясло от злости.

Нет. Убивать ребенка она точно не будет. Нет, ни за что. Никогда. Это будет прекрасный урок, нож ей в спину. Вытерев слезы кулаками, Герда медленно встала, выдохнула прерывисто, смотря на раскрасневшуюся Айасель, которая почти ревела. Взяв ее на руки, Герда посмотрела в голубые глаза, на большие щеки и беззубую, немного неуверенную улыбку.

Не солнце больше. Адрастея. Ее маленькая месть, ее новое оружие.

***

Они похоронили Кайю. Вырыли могилу рядом с маминой и положили в нее его самые любимые вещи. Отец не плакал, как и Герда. Она равнодушно смотрела на надгробие и даже радовалась, потому что теперь ее брат оставался в памяти не как случайно умерший тихоня. У него была могила рядом с матерью. Ее маленький братик достоин большего.

На похороны пришли не многие и почти сразу же ушли, стоило засыпать могилу землей. Приглашенный священник отпел душу Кайи, неохотно и даже немного скучающе, потому что магов никто не отпевал и церковь их всегда избегала. Но священник согласился и сейчас разговаривал с Трией. Мачеха произвела на него хорошее впечатление, особенно когда она заговорила про женские монастыри и взаимодействие Папы и Мамы. Герда же к ним не прислушивалась, время от времени посматривала на корзину, в которой спала Адрастея. Ее малышка.

Улыбнувшись скупо, Герда кивнула прохожему, который выразил свое сочувствие. Это чувство ей чуждо и ощущать его в свою сторону не хотелось, как и разговаривать с другими. Она даже не посмотрела на Сэма, который с матерью тоже пришел к ним. С предателями Герда не общалась, потому что боль свежа и на глаза наворачивались слезы, стоило подумать о происходящем.

Вечером они поминали брата. Пир был большой и на улице. Стол ломился от еды и выпивки, все подходили, выпивали за успокоение Кайи, ели и приносили свои соболезнования, вспоминали какие-то смешные ситуации. Герда это не поддерживала. Точнее сидела некоторое время за столом, выслушивала слова остальных, а потом тихо ушла, потому что воспоминания давили.

Ирия тоже вскоре ушла, помолилась и легла спать, пока Герда кормила Адрастею. Она смотрела в голубые глаза и предвкушала их маленькое приключение, в результате которого они убьют Акокантеру. Этого монстра, уничтожившего ее мир. Мачеха с отцом не знали о ее планах и это даже хорошо. Потому что они не примут ее выбор и попытаются отговорить.

Завтра уезжал священник и Герда собиралась отправиться вместе с ним. Если с Терой не справлялись рыцари красного креста, то она найдет других, более сильных людей. Если же и они не справятся, то создаст оружие сама и Адрастея стает венцом ее творения. Ее мести. Она заставит Теру пожалеть о том, что та затеяла эту игру и убила Кайю.

Морозным утром, на рассвете, Герда закутала Адрастею в одеяло и положила в корзину. Сама оделась тепло, собрала в небольшой мешок нужные вещи и посмотрела на приехавшую повозку. Чего Герда не ожидала, так это встреть родителей на кухне так рано. Как оказалось Трия кормила отца, который собирался на работу. Они оба посмотрели на нее и ребенка. Отвернулись.

− Куда ты?

− Искать того, кто поможет деревне в борьбе с монстром, − просто и без прикрас ответила Герда. Она посмотрела на недовольно поджавшего губы отца, на мачеху, которая судорожно выдохнула. Они не смотрели на нее, жизнь текла своим чередом и лишь еле заметный запах гнильцы, который появлялся стоило растопить печь, напоминал о пережитом.

− Возвращайся. Даже если на поиски тебе понадобиться не один год. Просто возвращайся, когда найдешь нужного человека.

На рассвете, накрыв Адрастею, Герда упиралась спиной в солому и смотрела на медленно уменьшающуюся Яму. Ее дом, которого уже не существовало.