Мраморный меч (СИ)

10

Тера смотрела на обглоданную, грязную кость с презрением и небольшим сожалением. Смотрела на бурую землю под ней, на еще тонкую траву с еле заметными розовыми разводами. Ощущала запах грязи, чего-то кисло-сладкого, мокрого меха и травы. Мир медленно оживал. Запекшаяся кровь пряталась под покровом тьмы, обглоданные кости — единственное, что осталось от нерадивого и вечно пьющего лесника, лежали в кустах и корнях, питали молодую почку.

Она медленно повернулась, поправила корзину на сгибе локтя и пошла в сторону резкого запаха. Шуршала листва от неловких движений крыльев птиц, ломались ветки под лапами зверей, которые смотрели на нее, принюхивались и ждали удобного времени для нападения. А может и не ждали, в просто присматривались к той, кого уже считали равной. Опасной.

Наивные, маленькие зверюшки.

Страха перед ними не было. Не билось заполошно почти мертвое сердце не немели конечности. Присутствовал легкий азарт и интерес. Все так часто говорили про опасных зверей, разодранное тело, части которого до сих пор находили особо смелые путники или охотники. На своем пути Тера тоже увидела несколько костей, ошметок гнилого мяса, вокруг которого летала мошкара. Сделав еще несколько шагов, она остановилась напротив тонкого дерева, укутанного кустами с молодой листвой. Среди листвы и колких ветвей гнила искореженная, с вывернутой челюстью, просвечивающими сквозь гнилое мясо костями голова.

Голова непутевого лесника, по пустым глазницам которого ползли мухи.

Это не было настолько отвратительно, насколько жалко. Потому что голова гнила, источала кисло-сладкий запах, от которого становилось дурно и выделялась слюна одновременно. Кончики пальцев закололо, но в этом теле уже не текла кровь, а мясо осквернили неразумные звери и насекомые. Такое даже при сильном голоде Тера не взяла бы в рот.

Тряхнув головой, она посмотрела по сторонам и заметила мохнатый бок. Усмехнулась, когда услышала тяжелое, свистящее дыхание, как животное впилось в землю своими когтями, но не двинулось. Сейчас как никогда не хватало Мино рядом. Ее верного мальчика, который все знал с самого начала и защищал, а она не понимала. Тоже дурочка, как и все те люди, которые заходили в лес без оружия. Наверное, будь тут кто-то другой, и он был бы уже не жилец, но к ней не подходили. Коровы с овцами сторонились, словно знали о ее набегах. Благо глупые люди сами нашли оправдание пропаже кур и теперь устраивали охоту на диких лисиц. Сожалений Тера не испытывала, потому что была относительно сыта. К тому же это круг жизни и с ним ничего не сделать, более низшие всегда подчинялись и расплачивались за ошибки высших существ.

Повесив корзину удобнее, Тера с сожалением выдохнула и медленно направилась к выходу из леса. Все дальше от кисло-сладкого запаха, холода ущелья и рева проснувшегося дракона. Она ни разу не видела это существо, лишь едва различимый силуэт вблизи гор, потому что дракон не отлетал далеко от своей пещеры.

Люди из Ямы не рассказывали, откуда тот взялся, лишь отмахивались. Некоторые особо болтливые рассказывали ей старые сказки, в которых, на самом деле не было смысла. Тера подозревала, что легенды когда-то и правда рассказывали про сотворение мира, появление магии и основание строя, каким жили раньше, но через многие уста они уже пронеслись и потеряли свой первоначальный смысл. И теперь они больше рассказывали про принцесс или храбрых рыцарей, чем про то, что было до.

Однако Тера дурочкой не была и многие факторы складывала и додумывала. Поэтому она предполагала, что скорее всего дракон появились тогда же, когда и магия, что он был наказан за что-то и поэтому не улетал далеко. Странное эхо в ущелье и то, что по ту сторону него так и оставалось загадкой, но Тера уже готовилась к короткому путешествию. Провести в Яме свою жизнь ей не хотелось, как и уподобляться всем этим женщинам, которые только и думали об удовлетворенности мужчин и детях.

Все эти курицы-наседки были слишком зациклены на детях. На этих шумных созданиях, которые лезли всегда куда не стоило, бегали и крутились под ногами, падали, рыдали и выглядели при этом отвратительно. Красные, с кривыми губами и опухшими глазами, соплями на подбородке, несамостоятельные идиоты, цепляющиеся за юбки. Они не умели жить самостоятельно, всегда следовали хвостом, были балластом и за это Тера ненавидела их больше всего.

Как жаль, ничтожество, что мне не позволили тогда тебя задушить.

Она смотрела на уродца, маленький плачущий комок, который ничего сам не мог. Только смотрел по сторонам и иногда беззубо улыбался ей. На самом деле несколько раз Тера все же прикасалась к ней, гладила мягкую кожу, темный пушок волос и щекотала ногтем огромный животик. Не вырвала палец из захвата и порой засиживалась рядом, после чего болела спина. Великой радостью было то, что молока у нее не вырабатывалось, поэтому уродца кормила Трия молоком козы или коровы. Об уродце заботилась Герда, которая в последнее время была очень нервной.

О ней ничего не хотел слышать сын старосты, даже близко не подходил в их дому и не смотрел. А жаль, уродец был так похож на него, только глаза голубые, как у нее. Единственное, что Тере в ней нравилось. Наверное, эти глаза она бы забрала себе, как воспоминание и главной ошибке и прекрасное украшение. Маленькие глазки ее первенца, ненавистной дочери, которая не умерла в утробе и боролась за свою жизнь тут.

Жаль. Как жаль, что Герда вернулась тогда так рано и не прислушалась. Глупое, глупое дитя. Она пыталась видеть в этом младенце своего брата, но ничего от мальчишки в ней не было, лишь кровь убийцы и насильника.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— О, дорогая, ты вернулась!

Трия как всегда радостно всплеснула руками и подошла к ней, забирая корзину. Она потрогала скорее всего теплыми из-за печи руками щеки и лоб уродца, закутала ее плотнее и пошла обратно к печи. Промыла сразу же ягоды и положила их в несколько ёмкостей с еще не приготовленными пирогами. Сейчас все готовили пироги и украшали дома цветами, девушки шили новые платья, делали венки из подсолнухов или полевых цветов. Когда Тера спросила причину подобного поведения, Трия рассмеялась и ответила, что все готовились к Серату — празднику солнца. День солнца завтра и все готовились, Герда бегала к своему парню, заканчивала вышивку на платье. Даже Тере приходилось помогать.

Тера сняла шаль с плеч и невольно фыркнула, потому что ситуация показалась ей комичной. Уродец, лежащий в плетеной корзине на подоконнике, с которого в сказках волки или дети воровали пироги, и обычно у окна люди не ставили ничего. Но Трия и Герда были настолько уверены в безопасности младенца, что спокойно оставляли ее с Терой.

Наивные, какие они все глупые, да уродец? Ты такая же страшная, как твой непутевый отец и вырастешь такой же наседкой, которая будет думать лишь о замужестве и детях. Но не волнуйся, я избавлю тебя от этого бремени. Совсем скоро.

Тера еще раз провела пальцем по мягкой, нежной щеке и скривилась, когда получила в ответ улыбку.

— С тобой все в порядке? — неожиданно обеспокоенно спросила Герда. Девчонка подошла близко и посмотрела ей в глаза, чем сильно удивила. Такого она не позволяла себе никогда, даже когда Тера была глубоко беременна. Тера интуитивно понимала, почему та так тянулась к ней и больше не смотрела презрительно, почему иной раз прикасалась и так привязалась к уродцу.

Творение всегда любило своего творца.

Ей же это было лишь на руку, поэтому криво улыбнувшись, Тера проглотила раздражение.

— Почему ты так думаешь, милая?

— Ты странно смотришь до Айасель. Неужели тебе так неприятен ее ответ? Она же и часть тебя, тоже, — как-то растерянно сказала Герда, опуская взгляд, и вздрогнула, когда почувствовала холодные, тонкие пальцы, которые коснулись ее виска и убрали прядь волос за ухо. Потянули, заставляя поднять лицо и теперь Герда смотрела в голубые глаза, с наслаждением ощущая привычную легкость.

С наслаждением она прильнула к ладони и прикрыла глаза, отдаваясь этому чувству без остатка. Ей нравилось, когда Тера говорила именно так и только с ней. Нравилось ощущение особенности, какой-то уединенности, потому что Тера с другими не разговаривала. За это ей было простительно все. Однако что-то тревожное, крохотное и почти незаметное все равно появлялось, грызло изнутри. Чужие прикосновения дарили успокоение и ощущение защищенности, правильности происходящего.

Она настолько погрузилась в свою маленькую нирвану, что не сразу услышала слова.

— Ты ведь знаешь, как это тревожно, когда жизнь меняется. Она такая крохотная, что я боюсь ей навредить, но думаю, скоро страх исчезнет. Чтобы я без тебя делала, — ласково сказала она и погладила пальцем по щеке, хваля. Герда улыбнулась шире и быстро кивнула. Если в нее верили, то она поможет! Тера права и Айасель такая крохотная, маленькая, похожая внешне больше на отца чем на мать. Герда ей поможет.

Герда еще раз коротко прижалась к ладони Теры и быстро подошла к малышке. Укрыла ее плотнее, чтобы не заболела, погладила пухлые щечки и широко улыбнулась, когда та открыла глазки. Вновь появилась тревога и чем дольше она смотрела на ребенка, тем больше усиливался страх. Тряхнув головой, Герда взяла Айасель на руки и понесла кормить, не замечаю довольную усмешку Теры.

***

Голод вернулся.

Он преследовал ее пустотой в желудке и легкой слабостью, постоянной жаждой. Взгляд постоянно цеплялся за скот, который бабки выводили на поле. Потом за мясистые тела девок, которые медленно снимали шубы и наряжались, красили щеки и надевали лучшие платья. Она вновь ела почти за двоих, что вызывало подозрение и недовольство со стороны главы семьи, смотрела на ребенка с неприкрытым голодом и отвращением, когда никто не видел. Нет, та была слишком костлява, да и не хотелось такой смерти для пусть и ненавистного, но собственного уродца.

Тера терпела несколько дней, но однажды сорвалась. Обложив уродца, которого всегда клали рядом с ней, потому что спал лучше, подушками и одеялом, она незаметно вышла и передернула плечами, ощутив босыми стопами мокрую землю и колкую траву. Прикоснувшись к животу, Тера переждала тупую боль и медленно побрела к курятнику. После родов тело вернулось в норму быстро, ноги не дрожали, живот через несколько дней сдулся и единственное, что напоминало о прошедшем времени, так это ребенок и тупая боль в животе.

Иногда чуть сильнее, иногда почти незаметная, она преследовала ее так же долго, как и голод. Даже сейчас, ощущая легкую прохладу и слыша чавканье под ногами, смотря по сторонам в поисках людей или свечей в окнах, желудок ныл, словно не ела Тера долгое время. Скорее всего действительно не ела, потому что хорошо после приема пищи было лишь один раз. Тот самый раз на кладбище, где ей подарили второй шанс.

Подойдя к курятнику, Тера замерла, даже дыхание задержала. Вокруг тишина, лишь курицы и петухи сонно хлопали крыльями, а в доме неподалеку храпел мужчина. Идеальный момент, когда луна вышла из-за облаков и стало светло, потянула руку к дверце, через которую обычно доставали яйца. Зашипела от резкой боли.

— Ты, тварь подколодная, которая повадилась воровать наших кур, развернись! — прикрикнул мужчина за спиной и Тера напряглась всем телом. Это ее первый прокол. Она так и замерла на месте от сожаления, легкой боли в желудке и ледяного страха, который циркулировал по телу. Мужик тяжелой поступью подошел и на деревянной стене курятника Тера увидела собственный силуэт. — Это ты, девка. Тварь неблагодарная! Живешь на шее у добрых людей и кур чужих воруешь!

Тера выдохнула и медленно обернулась, смотря на него. Мясистый боров, от которого пахло жиром, чем-то кислым и хмельным. Почему же в доме кто-то храпел? Почему она не услышала чужого приближения и так легко подставилась. Под такого она даже под страхом смерти не легла бы. Оставался лишь один вариант выйти сухой из воды.

Убрав волосы за ухо, Тера посмотрела ему в глаза и неуверенно улыбнулась. Сказала ласково.

— Вы ошиблись. Я не воровала ваши кур. Я мимо проходила и увидела кого-то, вот и хотела отогнать.

Мужчина замолчал, держа на вытянутой руке керосиновую лампу. Смотрел на нее пристально и почти так, как смотрела Герда с Трией. Прямо в глаза, дышал медленно, и морщина между бровей разгладилась. Но ненадолго. Он вновь нахмурился и, казалось, раскраснелся от гнева.

— Что ты мне мозги пудришь, тварь?! Это ты моих кур воровала. Ну ничего, сейчас я накажу тебя. Будешь знать, как красть чужое, — проорал он, чудом не разбудив никого, схватил влажной ладонью ее и резко потянул за собой. Вторая осечка. Страх. Паника.

Она задыхалась от страха, дрожащим голосом уверяла его в своей невиновности, почти плакала и еле поспевала. Пару раз падала на колени, но он не останавливался, тянул за собой и становилось страшно. В голове пустота, в глазах стояли слезы и руки с ногами дрожали так, что Тера сама почти падала на мокрую землю. Вновь уверяла, молила пощадить, пыталась вырваться, брыкалась и шипела сквозь зубы от ноющей боли.

Страшнее стало, когда Тера увидела место, куда ее вели. Невысокий пень неподалеку от деревянного забора, а рядом с ним, как что-то ненужное, валялся топор. Тера вновь попыталась вырваться, но вместо этого ее лишь потянули и бросили на мокрую траву. Даже тут она была всего лишь слабой женщиной, над которой издевались. Ее таскали, как таскают мешки с мусором, обращались как с дворнягой и злились из-за того, что она просто очень хотела есть. По щекам потекли непривычно горячие слезы, а тело охватила дрожь.

— Отпустите, прошу отпустите. Я не крала ваших кур. Не крала. Прошу.

Мино.

Мужчина игнорировал ее просьбы, ударил, когда она рванула в сторону и потянулся за топором. В этот момент паника достигла своего апогея. У нее побелело перед глазами, рука нащупала первый попавшийся камень, а потом раздался глухой хруст и запахло чем-то приторно сладким.

Белая пелена превратилась в кроваво алую, отчаяние и злость на несправедливость мира взяли верх. Слезы смешивались с брызгами теплой крови, что-то булькало, клокотало и хрустело, но она лишь плакала и лелеяла в себе злость. Ненависть к мужчинам, подобным супругу, этому борову и другим таким же.

Осознала Тера себя только когда луна уже приближалась к горному хребту. В страхе она отбросила камень и прижала окровавленные руки, с ужасом смотря на то, что когда-то было человеком. Кровавое месиво их мяса, костей и кожи, оно пахло сладко и немного кисло, оно пульсировало, выпуская кровь. Это оказывало гипнотический эффект. Все еще находясь в прострации, она облизала палец, потом второй, дотронулась до мяса и, немного оторвав его непривычно длинными ногтями, надкусила.

Ничего прекраснее Тера не ела уже давно. Мягкое, пульсирующее и еще живое, оно словно согревало изнутри. Тера глухо застонала и накинулась на бездыханное тело, как величайший деликатес.

Пустота внутри исчезла и впервые появилось чувство, что она немного объелась. Облизав кровь с пальцев, Тера сыто выдохнула и осмотрелась по сторонам. Медленно розовел горизонт, в доме до сих пор кто-то храпел, Яма все еще мертва, как и тот жадный боров. К сожалению, от него слишком много осталось, что она медленно отрубала или срезала топором, прятала в окровавленную сорочку, оставаясь нагой. Кости она бросила собакам, что-то спрятала в яме под курятником, посмотрела на бурое и еще влажное пятно на траве и земле.

Вода из колодца ледяная. Мышцы сводило судорогой от холода, но она смывала с себя кровь, вытаскивала из серебряных волос мелкие кусочки теплой плоти, которую тут же съедала. Вылила воду на место смерти борова, превращая кровь в легкую бледную дымку.

Герда и остальные спали. Тера спрятала под печью оставшееся мясо в ткани, переоделась в шерстяное платье и аккуратно легла обратно на кровать. Уродец в подушках и одеяле приоткрыла голубые глаза, посмотрела словно осмысленно на мать и тут же уснула вновь. Это забавляло. Маленький ребенок спокойно спал рядом с чудовищем.

Наивное создание. Моя главная ошибка, мой уродец.

Тера спать не хотела, хотя небольшая лень все же присутствовала. Думала о произошедшем. От осознания того, что только что она с наслаждением съела живого человека. Убила его и съела. Появился ледяной страх перед той сущностью, которая жила внутри, той сущности, которая прорывалась в такие моменты, как этот. Она сама стала монстром, которым был супруг и чудовища из детских сказок. Задрожали руки, уродец завозился в своем маленьком гнезде, тревожно хныкая, и это ее немного отрезвило. Нельзя выдавать себя. Они не должны узнать о произошедшем.

На рассвете Тера не спала. Все еще думала о том, почему этот боров не повелся, почему не прислушался, как остальные люди? Неужели эта способность влияла выборочно на людей? Скорее всего причина в другом, потому что Трия и Герда верили ей безоговорочно, готовы были лебезить перед ней, и тот боров был готов, но что-то пошло не так. Сорвалось и Тера пока не понимала, почему.

Когда проснулся мужчина и заглянул к ним, Тера сделала вид, что крепко спала. Спать до сих пор не хотелось, поэтому она лежала на кровати с закрытыми глазами, слышала собственное медленное сердцебиение и понимала, что уже была точно не человеком, потому что люди не ели себе подобных. Потому что люди не наслаждались вкусом теплой плоти и крови, не убивали так хладнокровно, как сделала это она.