Мраморный меч (СИ)

14

Вереск морщился от ноющей боли в руках, но упрямо собирал травы в небольшом пролеске неподалеку от приюта. Его снова наказали за использование магии, за всего лишь небольшую искру, которую он потушил, чтобы единственный дом, пусть и ненавистный не сгорел. Смотритель теперь относился к нему хуже, наблюдал пристально и три раза в день ставил на колени перед каменной статуей Христа. Они оба молились, целовали серебряный крест в руке статуи и молили о прощении. Вереск не верил в бога, в академии много рассказывали про мир до нашествия Христа и рыцарей, поэтому он уже не верил, да и не желал верить тому, что кто-то решал его судьбу и смел наказывать за поступки. Никто не имел права диктовать ему, что делать и как жить.

Он недолюбливал культ Христа, потому что после появления рыцарей и священников забылись старые традиции. Ему это не нравилось. Однако прошлое не нравилось церкви, поэтому, когда у него впервые появились способности, долгие месяцы смотритель бил деревянной линейкой его по рукам. Потому что магия противоестественно и греховно. Как-то раз из него даже пытались изгнать демона, но ничего не получилось.

Передернув плечами от неприятных воспоминаний, Вереск подрезал нужный цветок. Маленький ножик всегда был с ним, потому что им удобнее всего срезались растения без вырывания корней. Этот ножик хоть и тупой, но это первый подарок в его жизни, сделанный одним из профессоров в академии. Тот всегда хорошо к нему относился и поощрял стремление к управлению природными циклами. На самом деле Вереск уже скучал по обучению, профессорам и людям, которые его там окружали. Никто не называл его странным, не бил за спонтанные всплески, лишь поощрял и направлял. Они давали доступ к знаниям, которые он ни за что не получил без такой возможности.

К сожалению, в приюте их обучали лишь основам грамоты и математике. Еще заставляли учить молитвы, готовить, убираться и делать глиняную посуду. Но не давали знания, лишь по вечерам читали Библию. Вереск знал, что их приют не так плох. Да, они жили все в маленькой церкви по пять человек в комнате, их не очень хорошо кормили и все вместе каждые выходные они ходили в бани. Он слышал, что в других приютах даже такого не было и в комнатах спали по пятнадцать человек на полу, их кормили два раза в день и совсем не учили, а лишь заставляли работать. Поэтому ему повезло. И Вереск радовался бы, если б не узнал про жизнь вне приюта и не дружил бы с Алькором.

Положив несколько одуванчиков в старенькую корзину, Вереск невольно напрягся, когда услышал шуршание листвы. Слишком громкое для зверя, и земля чуть вибрировала, что было лишь, когда ступал по ней человек. Скорее всего имеющий способности, потому что земля вибрировала мелко, а не толчкообразно. Вереск не оборачивался, потому что не чувствовал опасности, да и любил угадывать.

Гадал он недолго.

— Ненавижу, когда ты уходишь до того, как я проснусь.

Вереск на это лишь фыркнул и покачал головой, потому что знал. Он всегда это говорил, когда просыпался один и когда находил его потом. Так было в начале их знакомства и даже сейчас. Срезав мяту, Вереск медленно выпрямился и только после этого оглянулся. Алькор стоял неподалеку, привалившись плечом к дереву и смотрел на него пристально, немного хмуро. Похоже он из постели сразу же отправился на его поиске, потому что стоял в легких, старых брюках и длинной рубахе. В таких на завтрак и утреннюю службу не пускали.

Вереск и сам одет так же, потому что рубаха плотная и ее не жалко испачкать. За нее никогда не ругали, а за порчу более тонких, светлых рубашек, которые они надевали на службы и занятия — всегда наказывали.

— Мне нужно было собрать травы.

— Это не могло подождать немного? — все также недовольно спросил Алькор и, оттолкнувшись, подошел к другу. Осмотрел придирчиво содержимое корзины и убрал золотые, чуть вьющиеся пряди за ухо. Лента их держала плохо, а косу заплетать ему не хотелось.

— Многие нужно срезать именно на рассвете, когда земля еще хранит чистую росу и напитывается холодным солнцем, — пояснил Вереск и убрал короткий ножик в ножны. Она встал и поднял корзину слишком резко, из-за чего на землю упало несколько листьев одуванчика. Обидно.

На его слова Алькор лишь фыркнул, тряхнул головой и, развернувшись, пошел в сторону приюта. Он все еще был недоволен и показывал это всеми доступными способами. Раньше Вереск занервничал бы, но сейчас присутствовала лишь легкая радость от того, что Алькор показывал при нем эмоции. Это почти честь, которой удостаивались не многие, потому что Алькор слишком скрытный и сжимал плотно челюсть, когда получал свое наказание. Слишком тихий, его побаивались, старались подчинить и привить веру, любовь к Христу, что было с их стороны не верным решением.

Алькор слишком свободолюбивый и наблюдательный.

— Они опять наказали тебя? — спросил он, когда увидел тонкую ткань, обмотанную вокруг ладоней и запястий. Сейчас Алькор острее ощутил запах трав, почувствовал едва уловимое движение, словно касание теплого воздуха. Вереск говорил, что так ощущалась магия. Его маленький друг, которому сейчас наверняка было больно. Резко отвернувшись, он тихо, но уверенно сказал. — Когда мы станем сильными — я сотру этот приют и каждого его обитателя с лица земли.

Вереск лишь звонко рассмеялся на это заявление.

— Не будь насколько кровожадным. Нужно еще тебе немного подучиться и рассказать о своих способностях, а потом пройти испытания. Если все получиться, то ты станешь самым младшим, кого когда-либо принимали в академию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И он не врал. Его в академию приняли в девять с половиной, а Алькору несколько месяцев назад исполнилось восемь. То, что в друге просыпалась способность к управлению магией он понимал ее в детстве, когда сам только учился ее ощущать. Главное развить эту способность до того уровня, что можно было бы продемонстрировать его. Тогда они всегда были бы вместе. Времени у них месяц до Серата, потом еще несколько дней, чтобы рассказать нужным людям и подготовка к самому обучению. Жаль, что оно начиналось лишь в последний месяц лета.

— Будь уверен, я справлюсь, — уверенно сказал Алькор и посмотрел куда-то в сторону. Усмехнулся и, немного замедлившись, поравнялся с Вереском. — Как думаешь, дорогой, если мы после службы придем сюда и приготовим кролика на костре, нам сильно попадет?

— Только если нас увидят, — лукаво улыбнулся в ответ Вереск, хотя не желал становиться причиной смерти невинного животного. Это полностью противоречивого его способностям. Но с Алькором легче было согласиться, чем спорить.

***

— Какой он идиот.

Вереск на его слова лишь недовольно скривился. Он ненавидел, когда Алькор ругался, но сейчас был готов согласиться. Ара действительно был человеком, может и одаренный умом, но очень ленивый и падкий на красивых девушек. В оружии ничего не понимал, поэтому, наверное, и продал юному Алькору кинжал, от которого чувствовались отголоски холодной, древней магии. В академии такие артефакты тоже присутствовали, но они тщательно охранялись и всегда находились за толстым стеклом.

Такая магия медленно разрушала. Люди уже давно не управляли настолько сырой энергией, почти первозданной, которая даровала жизнь или смерть. Третьего не дано. Сейчас же энергия уже распространилась по земле, впиталась в деревья и здания, стала более легкой и осязаемой. Не рвала человека на части изнутри, а мягко наполняла и переходила в другие места по чужому велению.

— Но у меня есть этот кинжал! — радостно сказал Алькор и сжал в руках ножны с выпуклыми узорами.

— Зачем он тебе? Ты ведь так и не сказал мне о своей задумке, — обиженно спросил Вереск. Друг от него обычно ничего не скрывал и всегда говорил обо всем прямо. Но в последнее время он что-то недоговаривал, увиливал от ответа или вовсе лишь загадочно улыбался.

Это Вереску не нравилось. Складывалось ощущение, что он что-то натворил или их отношения менялись. Но менять ему ничего не хотелось. Неужели и Алькор его бросит? Как родители после года жизни, просто откажется и переключиться на кого-то более интересного. Неожиданно кто-то с силой потянул его в сторону и притиснул к горячей, но еще костлявой груди.

Они так и замерли посреди тропинки. Вдалеке уже виднелись купола приюта, но Алькор не шел, крепко обнимая, а Вереск наслаждался. Он чувствовал чужое сердцебиение и потоки, такие же холодные, как металл ножен, прижимающихся к его позвоночнику.

— Ненавижу, когда ты что-то себе придумываешь и не оставляешь мне места для объяснения. Дорогой, ты дороже всего на свете для меня, и ты знаешь об этом. Я не могу тебе ничего рассказать, потому что не знаю. Не хочу обнадеживаться. Поэтому пусть пока будет планами.

Вереск недовольно скривился, но тему дальше не развивал. Лишь обнял его в ответ, зарывшись лицом в волосы за ухом. Сейчас он был чуть выше Алькора, что последнего сильно раздражало, поэтому они иногда спорили, но дальше пустых ворчаний и косых взглядов никогда не заходило. Алькор никогда не поднимал на него руку и не направлял оружие. Он всегда охранял спину и защищал, даже когда Вереску это не нужно было. Слишком дороги ему эти отношения, поэтому Вереск почти всегда отступал, доверял и не спрашивал. Все равно рано или поздно расскажет.

Постояв так еще некоторое время, они отошли друг от друга. Алькор спрятал кинжал в сумке Вереска и усмехнулся широко, когда заметил недовольный взгляд в ответ. До приюта они шли медленно и почти не разговаривали. Им сейчас редко требовались слова. Все было сказано еще в самом начале, когда их заперли в одной комнате в качестве наказания, когда представили, как новых сирот. Вереск тогда кричал много, избегал его и сопротивлялся любым проявлениям заинтересованности. Да и сам Алькор сильно не проявлял инициативы, лишь кривился и говорил, что он слишком шумный.

Много было ссор, криков, которые полностью исчезли к новому году. Тогда уже он сам постоянно искал светлую макушку, волновался, когда тот задерживался и выгораживал, если в приюте происходило что-то. Алькор же проявлял свою заботу своеобразно. Они ходили только вместе, всегда садились рядом, он защищал Вереска и прогонял людей, которым тот приглядывался. Поэтому они оба до сих пор жили в приюте.

— Где вы гуляли?!

У воспитательницы очень высокий и противный голос, который превращался в писк, стоило ей разозлиться. Она смотрела хмуро, заправляла волоски в тугую косу за спиной и иногда, когда настроение у нее было очень хорошим, поигрывала в руке линейкой. Поначалу все думали, что она жена смотрителя, но потом выяснилось, что смотритель хранил целибат, а воспитательница просто фанатична.

Алькор долго смеялся, когда узнал об этом.

— Ходили в город, — ответил Алькор и вышел чуть вперед, закрывая собой Вереска. Он улыбался сдержанно и вообще выглядел очень обходительным, опрятным. Любая семья была бы счастлива такому ребенку. Вереск до сих пор не понимал, почему друг отказывался от семьи и жил в этом ужасном месте.

— Что вам могло понадобиться в городе?

— Там сейчас красиво. Все готовятся к Серату, — так же спокойно ответил Алькор, хотя и видел, как с каждым словом воспитательница мрачнела. Дети вокруг сидели тихо, некоторые намеренно уходили из помещения в свои комнаты, чтобы не попасть под горячую руку. Да и место для ссоры воспитательница выбрала неудачное, потому что через эту комнату часто проходил смотритель, который не любил насилие по отношению к детям.

Казалось, воспитательница не нашла больше причин их отругать, поэтому отпустила. Скривилась, когда Алькор поблагодарил ее и, взяв Вереска за руку, пошел в комнату. А может на задний двор к старой липе.

— Ненавижу эту другу, — прошипел Алькор, когда они подошли к своим кроватям. В спальне почти никого не было, все сейчас гуляли на улице или занимались со смотрителем. Может, кто-то молился. Поэтому никто их не слышал, а если и слышал, то наверняка не придавал их словам значение.

Вереска здесь боялись, а Алькора уважали. Поэтому у них никогда ничего не крали, к ним не приставали и не нападали. Но и дружбу не заводили. Одни смотрели с опаской, вторые же понимали, что кроме друг друга им никто не нужен был. Если Вереск поначалу стремился завести новых знакомых, общался со всеми и играл, то после начала этой дружбы, он сократил общение с другими. Да и когда выяснилось, что он маг, многие просто отказались с ним общаться.

— Пойдешь на празднование Серата? — неожиданно спросил Алькор, ложась на кровать Вереска. Тот лишь недовольно скривился, посмотрел пристально на грязные штанины и тяжело вздохнул. В чем-то Алькор очень неосмотрителен.

— Не знаю. Хотелось бы посмотреть на артефакты и сладости, но людей, как всегда, будет много.

Вереск достал из сумки книжку с сухоцветами, небольшой минерал и кинжал. Покрутил его в руках, всмотрелся в вязь рун, но понял лишь малую их часть. Руны изучались на третьем курсе сейчас он поступил на второй. Все это он положил в деревянную шкатулку и провел по ее крышке окровавленным пальцем. Магия крови не нравилась даже преподавателям академии, но служила основой для многих ритуалов.

Алькор смотрел, как Вереск прятал шкатулку под кроватью. Пока он так не умел, потому что чувствовал потоки, а не управлял ими. Наверное, магия крови подчинялась бы ему, ведь там требовалась лишь кровь и умение перенаправлять энергию, но Алькор не пытался. Даже в тайне. Знал, что Вереск злился бы, если б узнал, накричал, сказал, что это опасно. Он готов немного потерпеть, ради своего Вереска.

— Иди сюда, дорогой, — он поднял одну руку и похлопал ей рядом с собой. Усмехнулся, когда Вереск закатил глаза, проворчал что-то для приличия, но все равно лег рядом, смотря в каменный потолок. — Мы ведь завтра сходим на нашу поляну?

Ему Вереск редко отказывал. Почти никогда. И даже сейчас, все это ворчание, тяжелые вдохи и легкие тычки в ребра были лишь прикрытием. Потому что Вереск никогда ему не отказывал.

***

— Опять эта идиотка?

Вереск посмотрел на него раздраженно, но кивнул. Скрывать не было смысла, да и Алькор всегда все узнает. Дети в приюте такие разговорчивые, дашь им конфетку, и они все обо всех расскажут. Некоторым это играло на руку, а Вереска злило. Они все были такими наивными и продажными, хуже, чем все те женщины, что выходили с наступлением ночи.

Он вновь вспомнил растерянное лицо девчонки и скривился. Ее упрямство восхищало, но всему стоит знать меру. К тому же Вереск изначально дал понять, что с соседом по комнате не общался и вообще им не интересовался. Вереск вздохнул свободно, когда она перестала пытаться, но сегодня было сложнее. Сегодня он был в приюте, позади лежал Алькор.

— У нее брат потерялся, — все же ответил он и положил зеркало на тонкой ножке обратно под кровать. Лег и тут же почувствовал руку на своем животе.

— У тебя ведь есть предположения.

— Я думаю этот дурак решил воскресить мать. Он последние полгода учебы только по этой теме книги и брал. Даже спрашивал у кого-то, но даже некроманты редко берутся за подобное. Скорее всего его просто разорвало от силы.

— Как жаль.

Ему было не жаль, и они оба это знали. Как и знали то, что Алькор уже скорее всего забыл об этом, оставляя в памяти лишь информацию про магию. Вереск не так много ему рассказывал. Поначалу, потому что не знал, потом из-за опасения, что он применить знания на практике. Сейчас Алькор был слаб. Настолько слаб и беспомощен, что ненавидел себя за это. Зато восхищался Вереском, своим сильным другом.

— Дорогой, пойдем лучше на поле. Ты вновь мне покажешь тот прием по управлению воздухом.