Москва – город проклятых (СИ)

Глава 64

Они встретились на следующий день, как и договорились на поле для гольфа. Для директора ЦРУ Артура Тёрнера это составило определённую проблему, ибо у его шефа были довольно эксцентричные привычки: Джокерд привык спать лишь четыре часа в сутки. Обычно он поднимался ещё до рассвета, читал утреннюю прессу, пил кофе, а затем каждое утро играл в гольф. Дворецкий, которого Джокерд привёз с собой из своего техасского имения, уже более двадцати лет работал у него и как-то приспособился к такому распорядку. А вот другим приходилось нелегко. При этом всем было известно, если на президенте надета белая бейсбольная кепка, значит у него доброе расположение духа. Если же окружающие видят красную кепку — это верный знак опасности. Ещё издали Тёрнер заметил, что сегодня президент выбрал красный цвет. Однако отступать было поздно.

Джентльмены в белоснежных костюмах поздоровались и сразу взяли в руки клюшки, чтобы сделать первые удары по мячу. Джокерд был заядлым спортсменом и не любил, чтобы разговор мешал игре. Он даже мобильный отключал на это время, и никогда не ездил по полю на голь-каре, только пешком. Нанося сильные точные удары Джек бодрым шагом переходил от лунки к лунке, таскающий за ним сумку с клюшками служитель едва поспевал за ним. Тёрнеру тоже приходилось поддерживать спортивный темп ходьбы, к счастью, благодаря регулярным занятиям джогингом, шеф разведки находился в неплохой физической форме. Так что ни одышка, ни предательская боль в боку не омрачали ему настроения и не помешали возобновить незаконченный накануне разговор:

— Я уже говорил вчера, господин президент, что наши новые русские партнёры в руководстве России разделяют наши базовые ценности на демократию и свободу. В отличие от прежнего президента и его администрации, они…

Джокерд хмыкнул что-то неопределённое и, сделав очередной снайперский удар, отправился дальше. Тёрнеру приходилось очень стараться, чтобы не отстать от собеседника и не послать мяч в пруд или в заросли травы, ибо они играли на площадке для игроков высокой квалификации.

— …Так вот, — всё же догнав шефа возле очередной лунки, вернулся к прерванной беседе шеф ЦРУ, — наши новые друзья в России просят дать им немного времени, чтобы они успели урегулировать свои бизнес-интересы в Москве. А потом мы сможем провести запланированную акцию. А пока, чтобы как-то стабилизировать ситуацию в городе и не быть обвинёнными вашими противниками в преступном бездействии, надо послать оружие тем, кто блокирован в нескольких московских тюрьмах. Собственно в этом вопросе я солидарен с вашим советником по гуманитарным вопросам миссис Элизабет Макфлауэр. — В конце концов я тоже не вижу ничего плохого в том, чтобы уголовники и зомби взаимно истребляли друг друга. — Тёрнер произнёс это с философской с иронией. Джокерд хмуро покоился на него, и шеф ЦРУ немедленно стёр со своего породистого лица тонкую улыбку, снова став абсолютно серьёзным:

— Кроме того в Москве числится без вести пропавшими 16 наших граждан в том числе трое дипломатов. Мы не можем санировать территорию, сперва не выяснив их судьбу.

— Хорошо, что конкретно вы предлагаете? — раздражённо произнёс президент и выругался, но так, будто причина в скверно получившемся у него ударе. Казалось, он вот-вот рассвирепеет. Тёрнер же, словно гроссмейстер, планомерно расставлял свои фигуры по доске в шахматном дебюте, подготавливая решающий миттельшпиль (в этой древней настольной игре, признанной мерилом интеллекта, опытнейший «рыцарь плаща и кинжала» мог бы дать сто очков форы своему помешанному лишь на своём примитивном гольфе визави). Для этого, устремив задумчивый взор на следующую лунку и примериваясь клюшкой по мячу, Тёрнер невозмутимо сообщил:

— Полагаю, пока нам следует продолжать консультации с их военными. Мы уже поставили российской армии по своим каналам три тяжёлые установки экспериментального оружия. Теперь у нас появились портативные переносные образцы, мы и их можем поставить. Конечно, это следует делать неофициально, в обход конгресса, ведь всё ещё действует запрет на поставку русским любых военных технологий и оружия.

— И всё-таки мне не нравится то что происходит, — недовольство президента наконец прорвалось, словно созревший нарыв. — Ваши методы… я плохо их понимаю. Я размышлял о нашем вчерашнем разговоре и вот что я скажу вам, Артур: мне не по вкусу ваш подход. Я техасец на все 100 процентов, на все сто процентов! И предпочитаю честную игру. Даже во времена Дикого Запада, в самые жёсткие времена истории нашей страны, существовал определённый кодекс чести. Я не призываю решать дела по принципу американских дуэлей, когда побеждает тот, кто успевает первым выхватить револьвер из кобуры, но стрелять из-за угла и предательски травить противника мне не по душе. Ведь, если я вас правильно понял, вы говорите о приходе мафии к власти.

Тёрнер не спорил:

— Как экономист по образованию, хочу вам сказать, что иногда разница между мафией и властью — весьма условна: и та и другая легко перетекают друг в друга. Мы должна поддержать ту партию, — и в этом я вижу нашу главную задачу, — которая обеспечит наши интересы в огромном стратегически важном регионе мира. Ваши избиратели выбрали вас как сильного президента, сейчас вы можете вернуть Америке былое величие (Тёрнер умышленно употребил фразу, прозвучавшую очень близко к рекламному слогану, использовавшемуся его визави в период недавней президентской предвыборной гонки).

Тут Тёрнер тонко почувствовал перемену в настроении шефа и заговорил с пафосом:

— Послушайте, Джек, если благодаря нам с вами Америка снова станет оплотом мировой демократии и при этом избежит угрозы ответного удара русских, мы с вами заслужим благодарность всей нации и потомков. Разве было бы лучше, если бы всё осталось так как есть и нам угрожали сотни новейших русских ракет? Вспомните, с каким торжеством их президент Козырев несколько лет назад хвалился, выступая перед своим законодательным собранием, новейшими русскими гиперзвуковыми ракетами?! Это ведь была недвусмысленная угроза нам… Их президент был хитрый засранец. Он только ждал удобного момента, чтобы развязать большую войну и восстановить великую империю. Ему нельзя было верить. Об этом твердили все наши эксперты и писали ведущие аналитики.

— После того как Козырев пожал руку президенту Австралии я не верю экспертам и тем более газетчикам — возразил президент. — А ведь все они дружно называли Козырева неисправимым гомофобом. Я читал все эти статьи: «Подобно тому, как Гитлер отказался пожимать чернокожим атлетам руку на Олимпиаде 1936 года, Козырев, который хочет казаться своему народу новым Сталиным, никогда не пожмёт руку гомосексуалисту». А он оказался прагматик и с ним можно и нужно было договариваться.

— Это было игрой, он притворялся, чтобы усыпить нашу бдительность, — не соглашался директор ЦРУ. — К счастью, судьба решила всё сама — Козырева больше нет. А вам осталось сделать всего пару решающих ходов, чтобы поставить старому врагу мат.

— И всё же я не хочу остаться в памяти людей президентом, развязавшим Третью мировую войну, — жёстко произнёс президент.

Тёрнер не настаивал, он вежливо выслушал возражение главы государства, и ошарашил его принципиально новым предложением:

— Хорошо, — кивнул разведчик, и перешёл к главному, то есть к эндшпилю: — Как бы вы посмотрели, если бы мы вместо ракет послали русским на помощь наших учёных? У нас в закрытых правительственных центрах работают прекрасные вирусологи, мы могли бы их направить в Москву, например, по линии Рокфеллеровского «Института медицинских исследований». Нужна только ваша санкция на организацию такой помощи русским.

Джокерд задумался. Для него, мучившегося необходимостью взять на себя ответственность за варварское уничтожение посредством ядерной бомбардировки целого города, уверения шефа разведки, что есть иной, — цивилизационный путь решения проблемы, прозвучало, как сладкая музыка. Он уже привык к тому, что его толкают к краю пропасти, а тут…

Насладившись смятением президента, директор ЦРУ протянул шефу руку в знак поздравления с принятием мудрого решения. А про себя усмехнулся: «Зачем посылать кавалерию и нести всяческие убытки, если можно пожертвовать индейцам заражённые оспой одеяла?».