Москва – город проклятых (СИ)

Глава 37

Капитан Василий Васильевич Сенин отдавал себе отчёт в том, что у него осталось совсем немного времени на выполнение приказа генерала. Ведь уже через пятнадцать минут он должен доложить начальству, что допущенная им ошибка исправлена. Или отвечать по всей строгости военного времени перед трибуналом. Наверное, будь он настоящим офицером, сумел бы скрутить собственные чувства в бараний рог. Но перед чудовищной необходимостью отнять жизни у почти сотни невинных людей, верх в нём так некстати взял директор музыкальной школы.

Вместо того чтобы отобрать подходящих исполнителей, правильно проинструктировать их, объяснив, что эти прорвавшиеся за периметр граждане — носители опаснейшего вируса, от которого могут пострадать миллионы других людей, в том числе их родные, после чего отправить бойцов исполнить свой долг, он тянул время. Зачем-то пошёл проверить, как разместили раненых, а также тех, кого поместили в карантин.

Наверное на его способность ясно мыслить и принимать быстрые решения влияло плохое самочувствие. С его животом продолжало твориться что-то нехорошее. Отравление консервами было странным: ни газов в животе, ни поноса. Было чувство, что внутри завелась какая-то скверная бяка, и неуклонно увеличивается в размерах. «Смотри, доиграешься! Если не хочешь надолго загреметь на больничную койку, то как только выдастся свободная минутка, надо всё же показаться фельдшеру» — пригрозил сам себе Сенин. Всё-таки надо найти время и прилечь на кушетку в медицинской палатке: позволить Женечке пощупать свой живот, как она настаивала. А он лишь выпил таблетки анальгина и аспирина, запил их водой и побежал дальше по служебным делам. На какое-то время это утихомирило бурю в животе, но ненадолго ли? Судя по скверному самочувствию, так легко с этим уже не справиться. Нет, всё-таки надо отдаться на полчасика в нежные и знающие руки Женечки. Это ведь большая удача, что его роте в последний момент придали медика, ибо по штатному расписанию врач ему не полагался. Да ещё какого врача дали! Женечка хоть и молодая, но по старательному подходу к делу и по знаниям не хуже профессора. А он дурак не пользуется такой привилегией и своим служебным положением. Дав себе твёрдое слово пойти к врачу, Сенин бодро прибавил шагу.

Из карантина Вас Вас направился в столовую. Униженный и подавленный после устроенной ему начальством выволочки, с больным животом, он чувствовал себя хуже некуда. И всё же когда ему на глаза попался потерянный чьим-то ребёнком плюшевый мишка, капитан не смог пройти мимо и поднял его. Несколько минут рассматривал его, болезненно морщась.

Он так и появился в столовой, — держа в руках мягкую игрушку. В столовой, — которая представляла собой огромный брезентовый шатёр, — выстроилась длинная очередь к котлам с едой. На появившегося офицера косились.

От запаха и вида еды Сенина замутило. Ко всему прочему он чувствовал себя неловко перед толпой беженцев. Будто его вина в том, что произошло там на пятачке перед КПП. Впрочем, кажется, на него не смотрели как на убийцу…

Многие бросали на Вас Васа многозначительные взгляды, словно ждали чего-то персонально от него. Вероятно какого-то чуда. Для потерявших всё в своей налаженной жизни и оттого растерянных людей он был олицетворением власти. Для кого-то вероятно полубогом. А что он может?! Ведь в сущности он такой же, как и они обыватель, случайно поставленный на это место. Но с другой стороны, раз на нём форма, нужно совершать подобающие поступки…

— Послушайте, девушка, — наугад обратился Вас Вас к молодой особе, стоящей к нему спиной и в стороне от основной массы беженцев. Девица единственная не стремилась в числе первых к котлам с едой с миской в руках; не ругалась с соседями из-за места в очереди, не крыла власти и всех вокруг, не жаловалась и не ныла. Она выделялась на общем фоне — этакая тонкая аристократка, «белая ворона». Зато фигуристая. Сзади ей можно было дать лет двадцать пять: высокая, спортивная, в маечке молодёжного фасона и в шортиках, на хрупких плечах рюкзачок. На голове романтичной особы была кепи «а-ля Гаврош» с козырьком, сдвинутым набок.

За эти дни перед начальником небольшого блок-поста прошли тысячи лиц, он видел, как ведут себя люди в критической ситуации. Как правило, каждого заботит лишь собственная участь, в чужие проблемы никто вникать не хочет. С биологической точки зрения такое поведение, вероятно, норма. Эгоизм помогает выжить. Но как же необходимы в такие времена неравнодушные бессеребренники!

Вокруг все буквально сходили с ума от ужаса и отчаяния, а эта тургеневская барышня со старомодной косой до попы невозмутимо почитывала стихи. Словно не желая замечать творящегося вокруг уныния и злобы, она держала на уровне глаз раскрытый белый томик с профилем Пушкина на левой страничке. Чудная она, конечно. Зато такая — «не от мира сего» наверняка проникнется чужой бедой.

Девица оглянулась на его обращение с растерянной улыбкой:

— Вы меня?

Капитан стыдливо опустил глаза. Ей оказалось под шестьдесят (если не под семьдесят)! Лицо пожилой «девицы» сохранило лишь остатки былой романтической красоты, сквозь слезящиеся глаза смотрела оставшаяся юной душа, но старческая кожа и морщинистые губы…

— Извините, я вас спутал с одним человеком… — забормотал капитан. И поспешно отошёл.

Она почувствовала его смущение и, кажется, смутилась ещё больше.

Однако чем-то она его зацепила, потому что изображая строгое начальство, нагрянувшее с проверкой столовой, Сенин нет-нет да поглядывал на странную «поэтессу». «Нашла время стихи читать, голодная же останешься!» — сердито думал он. И воспользовавшись своим положением, снова подошёл к девице с железной миской в руках, благоухающей ароматом наваристых мясных щей.

— Возьмите, а то скоро следующую партию запустят и вам ничего не достанется — буркнул он почти сердито.

— Ой, спасибо вам! — без какого-либо заискивания с благодарностью приняла еду «поэтесса». — Я и вправду зачиталась. Читая Александра Сергеевича, как-то забываешься… — В выражении её лица было что-то беззащитно-детское, застенчивое. Всё-таки не зря он подошёл к ней, интуитивно угадав в незнакомке славного изящного человека.

Ела на очень красиво, аккуратно и без спешки, словно действительно не голодна, хотя скорей всего это было не так. Вас Вас стоял рядом и ждал.

— Вы что-то хотели спросить? — приятным чистым голосом догадалась «поэтесса».

— Да в общем-то нет, — капитан смущённо вертел в руках найденного медведя, понимая, что всерьёз говорить о поискать его хозяйки нелепо теперь, когда вокруг тысячи людей теряют своих близких.

«Поэтесса» вдруг оживилась:

— Тут одна девочка… она недавно потеряла отца. Я случайно узнала о её беде из разговора двух женщин. Одна из них по-моему врач, потому что сказала, что у девочки сильнейший шок. Вы могли бы подойти к ней?

— Хм, но…

— Прошу, не отказывайтесь! Все к кому я обращалась, слишком удручены собственными проблемами, а вы человек военный, к тому же командир, а значит, по природе своей защитник.

Сенин грустно усмехнулся. Но женщина настаивала:

— Вот вы подняли брошенного медведя, а ведь другие равнодушно проходили мимо.

— Ну хорошо, где она?

Пока шли, женщина рассказала, что имени девочки она точно не знает, но одна из женщин вроде бы назвала в разговоре её Викой.

— А вот и она, — кивнула моложавая пенсионерка.

Капитан увидел девочку лет семи в голубом платьице, с бантами на косичках, и у него сжалось сердце. Малышка сидела в стороне от всех на старой покрышке от грузовика и потерянно крутила головой, прислушиваясь. Будто воробушек.

— Послушайте, может лучше отвести её к врачу? — робея от свалившейся на него ответственности, оглянулся капитан на свою спутницу. Та покачала головой.

— У вас тут только военный врач, — как на передовой. А ей необходима очень тонкая помощь первоклассного детского психолога и невропатолога. Так что пока это не вариант.

— Откуда вы всё это знаете?! — раздражённо пробормотал Сенин.

— Просто я много читаю, — пожала плечами «поэтесса».

Она первая приблизилась к девочке и ласково погладила по волосам.

— Ты мой ангелочек. — Эй… Эй! Ты слышишь меня? — мягко позвала она. Девочка не отвечала. На её лице отразились полная беспомощность и бессилие. «Поэтесса» отщелкала пальцами налево и направо, но девочка на неё не смотрела, её распахнутые глаза были устремлены куда-то в пространство и никуда больше. И бабушкина одними губами произнесла, повернувшись к капитану: «Видите, она ослепла, вероятно от сильного психологического шока». Сенину показалось величайшей несправедливостью, что эти фиалковые юные глаза не могут видеть окружающего мира и сердце его снова сжалось от сочувствия.

Женщина откинула с детского личика прядь волос, упавшую ей на глаза, и ласково проворковала:

— Не волнуйся, милая, теперь всё будет хорошо. Я привела к тебе кое-кого…

Вас Вас тоже участливо склонился над ребёнком. Она по-прежнему смотрела куда-то в пространство перед собой невидящим взглядом. Мужчина присел рядом на покрышку и очень осторожно коснулся хрупкого плеча. Неожиданно девочка вздрогнула, счастливая улыбка осветила её лицо. Радостно встрепенувшись, она схватила его ручонками за руку. Сенин видел, что трогательное юное создание с готовностью откликнулось на его заботу и готовность помочь. И он почувствовал к ней такую же жалость и сострадание, как бывало к своим собственным детям, когда тем случалось заболеть.

— Всё ясно, — как можно увереннее и одновременно ласково объявил он, — ты испугалась. Не удивительно. Любой бы на твоём месте испугался. Но ты не бойся, папа тебя не бросил, он скоро за тобой вернётся.

Мужчина подхватил ребёнка на руки и отнёс к себе палатку. Там он уложил её на свою койку, укрыл собственной шинелью и сидел рядом, пока она не заснула, продолжая трогательно держать его за руку. Осторожно высвободившись, Вас Вас поднялся с табурета и подошёл к обогревателю, увеличил регулятор температуры, чтобы в палатке стало теплей — ночи нынче прохладные.

Сенин потер ладонью лоб и глаза, ощущая невыносимую усталость от напряжения и страха последних часов. Потом он вышел из палатки. Сощурился на заходящее солнце, его пламенеющие лучи окрашивали всё вокруг в кровавый цвет. Подозвал вестового и велел вызвать к нему старшего сержанта Иванова-Доброхотова.

Как только сержант появился, капитан поставил перед ним задачу:

— Найди Ибрагимова, Коромыслова и командира медицинского взвода прапорщика Нифонтову. Пришли их ко мне. Сам же возьми ещё кого-нибудь потолковей и осмотрите те два автобуса, что стоят возле самого КПП. Если они исправны, заправь их, перегони на нашу сторону, и жди моих приказаний. Задача ясна?

Старший сержант сразу весь подобрался, почувствовав, что предстоит настоящее дело, козырнул и отправился исполнять приказание. А к капитану подбежал его заместитель лейтенант Ляпин. Голос у него дрожал от волнения:

— Василий Васильевич, вам необходимо срочно это видеть!

— В чём дело, Кирилл Петрович?

— Там мёртвые…зашевелились! — доложил ошеломлённый лейтенант и, сняв фуражку, вытер рукавом пот со лба.

— …Не понял, — нахмурился капитан.

— Убитые гражданские, говорю, встают — ну те, которых мы недавно положили при попытке прорыва. У меня чуть глаза на лоб не вылезли! — пожаловался Ляпин, стуча зубами от страха.

— Вы что, пьяны?!

— Никак нет! — Ляпин сделал шаг навстречу и дыхнул на начальника, предлагая убедиться, что он полностью адекватен. — Не дожидаясь вас, я выдвинул за ворота расчёт пулемёта из двух бойцов. И ещё… приказал раздать бойцам спецбоеприпасы.

Об экспансивных пулях — печально-знаменитых «дум дум» Сенин знал, что они обладают повышенным останавливающим эффектом, нанося настолько тяжёлые раны, чтобы остановить самого опасного и непримиримого фанатика. Но перед то ними просто люди!

«Да вы с ума сошли! — хотелось строго прикрикнуть на подчинённого Сенину. — Применять экспансивные пули против гражданских, да и вообще людей — бесчеловечно! Это же современное варварство! Они же такие же как мы, наши соотечественники! Если среди них и есть парочка опасных смутьянов, то это вовсе не даёт нам право устраивать массовую бойню. Вы что хотите сделать из меня военного преступника?!». Однако вместо того, чтобы дать волю праведному гневу, недавний учитель музыки лишь озабоченно заметил:

— Насколько мне известно, такие патроны запрещены всеми возможными конвенциями…

Всё происходящее на вверенном ему КПП всё меньше поддавалось пониманию офицера. Ведь зачем-то прислали ему в роту с последним транспортом аж 16 цинков «живодёрских» патронов. Ящики с особой маркировкой привезли одним транспортом вместе с кабинками биотуалетов и солдатскими одеялами, но каких-то дополнительных разъяснений капитан Сенин по их поводу так и не получил. Неужели командование ждёт от него, что он прикажет стрелять разрывными пулями в гражданских?!

Вялая реакция командира, которую можно было истолковать скорее, как одобрение его действий, чем недовольство, придала Ляпину уверенности, и он заверил, что сам проверил, чтобы бойцы на передовых постах, сменили автоматные рожки на новые со спецмаркировкой.

— Неужели в этом есть такая необходимость? — уже совсем не по-командирски, расстроенно, бросил на ходу Вас Вас. Словно в ответ ему послышался жуткий вой, словно стая голодных зверей подошла к блок-посту.